В годы кризиса Империи

В годы кризиса Империи

На рубеже VII/VIII вв. Византия вновь оказалась в глубоком упадке — более длительном и едва ли не более тяжком, чем в начале минующего века. Виной тому стало тираническое правление императора Юстиниана II, последнего в Ираклейской династии. Пожалуй, со времен Фоки византийский престол не знал столь жестокого и сумасбродного деспота. Жестокость императора обращалась отнюдь не только на подвластных и соседних «варваров». Еще в большей мере познали ее, разумеется, сами ромеи. Наконец, прямое столкновения императора с патриархом вызвало восстание в столице. В 695 г. Юстиниан был низложен. Свергнутому императору отсекли нос и сослали его в Херсон.

Но мира и покоя не наступило. Новый император Леонтий продержался лишь три года. В 698 г. короткая вспышка гражданской войны вознесла на престол командующего византийским флотом Апсимара — под именем Тиверия III. Между тем Юстиниан искал возможности вернуть власть. Женившись на дочери хазарского кагана, он рассчитывал на его помощь. Но жестоко просчитался. Каган был готов выдать его ромеям. Юстиниану пришлось бежать из Причерноморья. По морю в 705 г. он прибыл в Болгарию.

К тому времени Аспаруха уже не было в живых. Создатель балканской Болгарии погиб в 702 г. в битве с хазарами на Дунае. Власть унаследовал его сын Тервель.[1585] Юстиниан сначала обратился не к нему, а к кочевавшему в Македонии Куверу или к его наследникам. Македонские болгары, однако, не поверили воевавшему с ними прежде Юстиниану. Не желая участвовать в византийской смуте, они откочевали на север. Иначе повел себя Тервель. Встретившись с Юстинианом, он согласился оказать ему помощь. Изгнанник пообещал щедро одарить хана, в том числе имперскими землями. Тервель собрал все свои силы, в том числе и воинов с подвластных славиний. Осенью 705 г. болгаро-славянская рать с Тервелем и Юстинианом во главе подступила к Константинополю.[1586]

Впрочем, жители столицы, уставшие от смут и напуганные болгарским нашествием, предпочли покориться Юстиниану. Тот вступил в город со своими приближенными ромеями, не встретив сопротивления. Тервель получил обещанную награду. Первым из сопредельных варварских вождей — случай поистине невиданный в истории Империи — он получил титул кесаря. Этот щедрый дар, впрочем, лишь скрывал лицемерие Юстиниана. Вскоре он попытался возобновить войну с болгарами — и сразу потерпел очередное поражение. Главным итогом событий стало распространение власти болгарских ханов на юг от Балканского хребта, в болгарское Загорье, Загору. Эти земли, где уже жило немало славян, теперь заселялись ими еще плотнее. Славянское население Болгарского ханства значительно увеличилось.

Второе правление Юстиниана продлилось еще меньше первого. Военные неудачи и жестокие расправы над врагами навлекли на вернувшегося тирана общую ненависть. Роковой оказалась попытка Юстиниана вернуть Херсон, отложившийся к хазарам. Серия экспедиций против мятежного города кончилась в итоге только разрастанием мятежа. Последним посланным из Константинополя флотом командовал Мавр Бесс — и он, оправдывая давнюю свою репутацию, перешел на сторону мятежников. Восставшие провозгласили императором Вардана Филиппика — прямого ставленника хазарского кагана. Несмотря на вновь оказанную помощь Тервеля, Юстиниан потерпел поражение. 7 декабря 711 г. он, попавший в руки к Вардану, был казнен.[1587]

И вновь падение Ираклейского дома — теперь окончательное — не привело к миру и порядку. Перевороты следовали один за другим. В 713 г. Вардана свергли и ослепили, на престол вступил придворный секретарь Артемий под именем Анастасия II. В 715 г. страна вновь была ввергнута в гражданскую войну. Восставший флот провозгласил императором известного своей честностью сборщика налогов Феодосия, а фема Анатолик — своего стратига Льва Исавра. Артемий был свергнут сторонниками Феодосия и выслан в Фессалонику. Армия Льва Исавра двинулась на Константинополь. Все это происходило на фоне непрекращающегося натиска арабов. В 717 г., по следам армии Льва, они прорвались к самому Константинополю и осадили его, в том числе и с европейского берега. Чудом столица Империи смогла устоять. Но новому императору Льву III потребовалось время, чтобы завершить гражданскую войну и оттеснить мусульман от Мраморного моря.

Воцарившийся в центре Империи хаос, разумеется, использовали славяне. Зависимость славиний Македонии и тем более Греции от Империи стала в эти годы пустым звуком. Славяне свободно расселялись на имперских землях, занимая новые. Во времена Льва III они владели уже всей Македонией. Этому способствовало и усиление Болгарского ханства, стремившегося распространить свою власть на Македонию и поощрявшего расселение здесь славян.[1588]

Расселение славян по Македонии являлось теперь мирным и постепенным. Оставшаяся островом в славянском море Фессалоника совсем иначе теперь строила отношения с «варварами». В начале VIII в. славяне уже оседали в самом городе. Местная знать, давно склонная к соглашательству, теперь почти что приняла славянских вождей в свои ряды. Некоторые из славян крестились, перешли на имперскую службу и достигли высокого положения — как Сисинний Рендаки. Гавань Фессалоники стала пристанью для некогда наводивших ужас на ее обитателей славянских боевых ладей-однодеревок.[1589]

Приобщение славян к городской жизни происходило не только в Фессалонике. То же самое имело место и в Вифинии. Здесь славяне, освобожденные от чиновного надзора ромейской смутой, также чувствовали себя теперь гораздо вольнее. Местами они превращались в основное население — даже в городах. Какой-то «город славян» в Малой Азии захватил около 715 г. наступавший на Константинополь арабский полководец Маслама.[1590]

Неудивительно, что в конечном счете кое-кто из славянских вождей решился принять участие в борьбе за власть над Византией. Возможность для этого появилась в 718 г., когда константинопольская знать составила заговор против Льва III. Глава заговорщиков Никита Ксилинит поддержал вожделения пребывавшего в Фессалонике Артемия. За Артемия стояли знатные люди этого города во главе с архиепископом — и тесно связанные с местными ромеями славянские вожди. Сисинний Рендаки находился в ту пору с миссией у болгар, которых Лев склонял к союзу против Халифата. Заговорщики попросили Сисинния привлечь хана на свою сторону — и Сисиннию это удалось. Тервель предоставил лично прибывшему к нему Артемию болгарскую конницу и золото. С болгарами и Сисиннием Артемий вернулся в Фессалонику, где по его призыву уже собрался славянский флот. Славяне на своих однодеревках должны были прикрывать армию мятежников с моря. Артемий и Сисинний по суше, а славянский флот по морю двинулись к столице.

Но Никите и его сообщникам не удалось впустить Артемия в город. Только что отстоявший столицу Лев пользовался у горожан гораздо большей популярностью, чем прежний незадачливый правитель. Войско дошло до Ираклии на северном берегу Мраморного моря, флот встал близ берега — но дальше продвинуться оказалось не суждено. В Болгарии побывало новое посольство от Льва, убедившее Тервеля сохранить верность прежнему миру. Тервель, оценив ситуацию, решил поставить на победителя. По его приказу Артемия и архиепископа выдали Льву, а Сисиннию отрубили голову на месте. После этого болгарское войско покинуло славян и солунцев. Впрочем, и для тех война теперь стала бессмысленной. Они и не пытались ее продолжить. Артемия, Никиту и архиепископа Фессалоники по приказу Льва предали публичной казни.[1591]

Однако провал заговора Артемия, завершивший гражданскую войну в Византии, не означал еще прекращения славянского давления на Империю. Для самих славян это, конечно, был мелкий эпизод, дерзкое, но вовсе не этапное предприятие. Несмотря на энергичные меры Льва — а в чем-то и благодаря ним — смута в Империи утихла не вполне. Лев положил начало иконоборчеству Исаврийской династии. Церковный раскол вызывал и политические неурядицы. Дважды еще выливались они в гражданские войны — при Льве в 726–727 гг. и при сыне его Константине V в 742–743. Главными заботами для Империи являлись сдерживание арабов на востоке и замирение болгар на севере. Славинии Македонии, Эпира и Греции могли чувствовать себя совершенно свободно.

Неудивительно, что первые годы царствования Исаврийцев оказались временем новых славянских набегов и расселений. Установление прочного мира, даже союза с Фессалоникой открыло для славян полуостров Халкидику, простершийся к востоку от города. Константинополю судьба внутренней Македонии и Халкидики, кажется, была совершенно безразлична. Местное же чиновничество срасталось со славянской знатью. Заселяли Халкидику влахоринхины и сагудаты. Более близкие к ней струмляне все еще были ослаблены после похода Юстиниана. К тому же теперь им приходилось отстаивать свою независимость от надвинувшихся с севера болгар. В правление первых Исаврийцев, еще в пределах первой половины VIII в., ринхины и сагудаты целыми семьями расселились в окрестностях горы Афон — знаменитого центра православного монашества. Расположена гора на крайнем юге Халкидики, у оконечности ее восточного мыса Нимфеон. В эту местность ринхины и сагудаты пришли с северо-запада, заняв уже почти весь большой полуостров. Никто не помешал язычникам обосноваться близ монашеских келий. Вообще, их расселение никакого сопротивления не встречало.[1592]

Одновременно с широким расселением славян возобновилось и морское пиратство. Вновь ушло из жизни поколение, помнившее победы имперских армий. Молодежи требовались не только жизненное пространство, — его теперь хватало, — но и воинская добыча. Причем целями разбойничьих рейдов теперь все чаще становились ромейские прибрежные земли. Набеги могли возглавлять и сами славянские «архонты». Примерно в 730-х гг. или немногим позже славяне опустошили Имврос, Тенедос и Самофракию — острова в северо-восточной Эгеиде, близ входа в Дарданеллы. В набеге или серии набегов участвовал флот нескольких племенных княжеств. Тысячи ромеев увезли в рабство.[1593] Расположение островов определенно указывает на славян Македонии. Это могли быть и обосновавшиеся теперь на Халкидике ринхины с сагудатами, и струмляне.

Созданное примерно в то же время, в 730-е гг., «Житие святого Панкратия» описывает «авар», живших по Адриатике, в округе Диррахия. Они вели войну с сицилийскими ромеями, временами подвергаясь и набегам с их стороны.[1594] Владения этих славян-«авар» вплотную смыкались с землями берзичей у Охридского озера, а на севере — с дуклянами. Они находились в союзе со своей родней, расселившейся до Афин. От Эгеиды до Адриатики протянулся пояс свободных славиний, в те годы противостоявших если не самой Империи, то местным ромейским властям.

Крайний юг Греции, Пелопоннес, в этих условиях оказался совершенно отрезан от Константинополя. Похоже, что в столице предпочли просто забыть о его существовании. Здесь также славяне вольно расселялись по недавней еще Элладе, проникали в последние ромейские города. Англосакс и немецкий епископ Виллибальд, побывавший в 723 г. в Монемвасии, последнем убежище спартанских беженцев, был уверен, что расположен город «в земле Славинии».[1595] Значит, город находился в плотном славянском окружении. Более того, славяне находились в каких-то сношениях с ним — селились в нем, собирали с горожан дань. Знать Монемвасии еще в большей степени, чем знать не менее неприступной Фессалоники, была заинтересована в добрососедстве.

В правление Константина V (741–775) на Пелопоннесе разразилась эпидемия. Жертвами мора стали в основном проживавшие в сообщавшихся между собой городах греки. Славяне в своих разбросанных весях пострадали намного меньше. В итоге эпидемия ускорила и так шедшую полным ходом славянизацию полуострова. «Ославянилась вся земля, — писал об этом позднее Константин Багрянородный, — и стала варварской».[1596] Отдельные города, подобны Монемвасии, остались — но у их жителей не имелось никаких сил, да и желания, противостоять расселению независимых ни от кого славян. Предпринять отвоевание земель — теперь возможное только как подчинение славиний — могла лишь императорская власть.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.