Тыловое командование восточных сухопутных войск
Тыловое командование восточных сухопутных войск
Между Петлюрой и Винниченко сразу же возникли разногласия, и не только принципиальные: они были личными врагами. Винниченко хотел провозгласить Украину «государством рабочих и крестьян», но не подчинявшимся Москве. Петлюра оказался политиком более практичного склада ума: он достаточно хорошо понимал, что недалек тот день, когда московские Советы проглотят Украину Винниченко. Он также понимал, что Директории необходимо завоевать симпатии Антанты, если украинские националисты хотят выиграть время для создания сколько-нибудь стабильного режима. Петлюра был неплохим организатором, и его твердость сделала его популярным среди солдат. Поэтому он и стал хозяином положения.
Частично после появления петлюровского «универсала» и частично в ответ на расклеенные по всей Украине прокламации Винниченко — даже на улицах гетманской столицы, но в большей степени из-за горячего желания крестьян «избавиться от немцев» — повсюду начали возникать вооруженные группы. Они не обращали особого внимания на самопровозглашенную власть Директории, а подчинялись своим атаманам и «полковникам».
Скоропадский прекрасно понимал, что его положение вдруг сделалось отчаянным. Его кабинет был совершенно бессилен, и единственное, что ему оставалось, — это с помощью командования Белой Добровольческой армии, которой он оказывал поддержку, установить связь с победителями. Генерал Деникин уже издал приказ по Добровольческой армии, в котором сообщил, что принял на себя командование «всеми войсками на Юге России». Этот приказ конечно же касался и «вооруженных сил» в Крыму и на Украине. Это предполагало, что тысячи русских офицеров в Киеве и Одессе теперь попали под командование неофициального представителя генерала Деникина в Киеве генерала Ломновского. В Киеве был создан Южно-Русский центр, состоявший из нескольких консервативных профессоров и беглых политиков, которые надеялись на восстановление единой России и работали ради этой идеи. Однако проблема заключалась в том, что ни офицеры, ни политики не способны были защитить гетмана от растущего гнева вооруженного крестьянства. Добровольческая армия находилась далеко — в Ростове-на-Дону, а Северный Кавказ и союзные войска в Румынии были очень далеко от трусливых остатков режима Скоропадского в Киеве. Правда, в Одессе вскоре появился французский консул Энно в качестве представителя победоносной Антанты. Он вступил в контакт с князем Долгоруким, главнокомандующим войсками гетмана, и обещал ему скорую интервенцию французских войск на Украину. В то же самое время Энно предупредил немецкое командование в Киеве, что «не потерпит никаких поблажек со стороны немцев по отношению к мятежным украинским элементам и в особенности каких-либо соглашений с ними». Энно угрожал немцам строгими карами, «если в руки украинцев будет передано оружие или боеприпасы или если им сдадут Киев». Однако в распоряжении французского консула не было никаких войск, и он угрожал и сыпал обещаниями по собственной инициативе и по совету своих русских друзей, а не согласно инструкциям французского правительства.
Скоропадский и все русские в Киеве, как и раньше, оказались под защитой одних лишь немецких штыков. Еще более парадоксальной эту ситуацию делало то, что сами эти штыки фактически находились в распоряжении немецких Советов солдатских депутатов, которые были созданы в Киеве и открыто симпатизировали большевикам. Наконец 28 ноября 1918 г. Скоропадский, играя на обещаниях Энно и на взаимопонимании между Антантой и Добровольческой армией, издал прокламацию, в которой объявил Украину частью «великого Российского государства». Но было уже слишком поздно — спасти самого себя и киевских консерваторов он не смог.
Украинские отряды приближались к Киеву со всех сторон. Еще 15–20 ноября атаманы и «полковники» всех мастей заняли Харьков, Полтаву и даже город Ровно, расположенный на западе от Киева. 19 ноября остатки армии, верной гетману, петлюровцы разгромили у Василькова. И Киев бы взяли, если бы немцы не были готовы защитить его.
Несмотря на полное падение дисциплины в оккупационных войсках Германии, немецкое командование и Советы солдатских депутатов сумели-таки найти основу для сотрудничества. «Только один порыв царил в войсках, каждый солдат думал только об одном: „Домой, домой, домой! Любой ценой!“» Пришла зима, выпал снег, и немецкие солдаты вспомнили об ужасах наполеоновского отступления. Офицерам не составило труда убедить солдат отстоять Киев, поскольку отсюда было удобнее всего организовать эвакуацию.
Но организованную немцами оборону Киева и других больших городов, а также крупных железнодорожных узлов население расценило как поддержку гетмана. Распространяя пропагандистские материалы против Скоропадского, Директория настраивала народ и против немцев; опираясь на ненависть украинцев к гетману и оккупантам, Петлюра заполучил максимальное количество сторонников. Крестьяне хотели свести счеты с немцами — их материальные претензии были весьма красноречивы. Прошел слух, что покидавшие Украину оккупанты увозили с собой огромное количество награбленного. Всех украинцев охватило желание не позволить им сделать этого и отобрать все, что те успели награбить. Логическим развитием этих настроений стало решение обезоружить немцев: отнять артиллерию, пулеметы, винтовки, грузовики, телеги, лошадей — даже теплую одежду и деньги.
Во многих районах были совершены нападения на железнодорожные станции с целью помешать эвакуации немецких войск. Германское командование вскоре осознало, что в таких условиях совершенно невозможно организовать эвакуацию даже по тем направлениям, которые были еще доступны после событий в Польше, а именно: Киев — Ковель — Брест-Литовск (для XX армейского и XXII и XXVII резервных корпусов); Бахмач — Пинск — Брест-Литовск (для I армейского и IV резервного корпусов). Возникла настоятельная необходимость достичь соглашения с Петлюрой, и 2 декабря в Киеве такое соглашение было подписано. Объявлялось «перемирие», во время которого Директория брала на себя ответственность за решение транспортных вопросов. Но, несмотря на все свои благие намерения, Петлюра и члены Директории почти ничего не смогли сделать в этом направлении. То немногое, что им удалось, касалось лишь окрестностей Киева. В других частях Украины борьба против уходивших войск принимала все более жестокий характер. В Харькове пришлось даже арестовать атамана Барбашева и его штаб, чтобы немцы смогли сесть в обещанный поезд. На крупных железнодорожных узлах — в Бахмаче и Казатине — банды отказывались пропускать поезда, следовавшие на Ковель и Гомель. «Это просто чудо, что до 12 декабря мы смогли отправить 126 поездов». К этому времени по всей Украине вспыхивали стычки между немецкими отрядами и местными жителями.
Настоящей проблемой для немцев стали многочисленные украинские банды на Волыни. В Бердичеве «с переменным успехом» шли бои; здесь Баварская бригада отбивалась от сильных петлюровских отрядов. На станции Жмеринка петлюровцы разбили два кавалерийских полка ландвера (200 человек убитыми и ранеными). Дезорганизованные немцы были обезоружены и отброшены от железнодорожной ветки к границе Галиции. 7–8 декабря жестокие стычки происходили на станциях Сарны, Искорость и Бирзула. Немцы захватили несколько тысяч пленных, но никто не знал, что с ними делать: если их отпустить, то через несколько дней они присоединятся к новым бандам и опять появятся здесь.
6 декабря возобновились переговоры с Петлюрой, а 11 декабря на станции Казатин было достигнуто соглашение. Петлюра, не без основания, настаивал, что, если немцы хотят, чтобы войска подчинились, Директория должна вернуться в Киев. Безопасную эвакуацию немецких войск можно было обеспечить только немедленной сдачей Киева украинцам.
Первым следствием Казатинского соглашения стала отставка гетмана и его правительства. 14 декабря, после короткой стычки с остатками гетманских войск, в Киев вошли оборванные банды Директории под командованием полковника Коновальца. Вслед за ними 19 декабря прибыла Директория с Петлюрой и Винниченко во главе.
Во время переговоров в Казатине немецкое командование посчитало делом чести добиться того, чтобы русские офицеры и солдаты, служившие гетману, сдав оружие, были отпущены на свободу. Это условие выполнили лишь частично. Нескольких офицеров (среди них находился генерал граф Келлер), попытавшихся организовать сопротивление в самом городе, расстреляли на месте. Еще 500 офицеров были арестованы и содержались в качестве пленников в Киевском музее. Затем их разделили на группы и вывезли в разные тюрьмы; многих из них под предлогом попытки к бегству тоже расстреляли; после 29 декабря оставшихся в живых отправили в Германию.
Сдача Киева изменила к лучшему условия немецкой эвакуации. Германцам пришлось принять определенные ограничения, касавшиеся вывоза оружия: войскам разрешили взять с собой только пулеметы для одной роты в полку, пушки на три батареи в каждом артиллерийском полку и т. д. Оставшееся вооружение должно было быть «передано Украинской армии».
К концу декабря командование бывшей группы армий «Киев» переехало сначала в Ковель, затем в Брест-Литовск. Эвакуация проходила относительно спокойно, хотя в нескольких районах составы с войсками были атакованы и обезоружены, и зачастую немцы могли обеспечить себе беспрепятственный проезд, только заплатив крупную сумму денег. К середине января основная часть оккупационной армии покинула территорию Украины и сконцентрировалась в железнодорожном треугольнике: Брест-Литовск — Пинск — Ковель. Но войска, находившиеся на Левобережной Украине, все еще испытывали трудности, поскольку большевики выступили здесь как соперники Директории.
9 ноября, когда пришли первые известия о революции в Германии, Ленин отменил Брест-Литовский договор. В результате гетманская Украина и Украина Директории оказались в состоянии войны с Советами. У большевиков оказалось достаточно сторонников на Левобережной Украине и в промышленных центрах Новороссии: уже в ноябре они попытались захватить Полтаву; в Екатеринославе после ухода австрийцев провозгласили Красную республику. После ухода немцев Советы были учреждены и в шахтерских городах Донбасса. В Харькове оставались штаб I армейского корпуса и некоторое количество немецких войск, но они не смогли защитить чиновников Директории, когда 3 января 1919 г. в город вошли 8 тысяч вооруженных красных бойцов. Немцы в Харькове оказались в сложном положении — они не могли двигаться на запад из-за войны Советов с украинцами, которая шла вдоль всех железнодорожных линий. Пошли даже разговоры о том, чтобы двинуться на юго-восток и добраться до области войска Донского. В конце концов Советы разрешили немцам возвратиться домой кружным путем — через Курск, Орел и Полоцк. Советские власти и население красных городов, через которые проезжали немцы, подвергали солдат пропагандистской обработке и организовывали «братания». Боевой дух немецких солдат страдал от этого гораздо сильнее, чем от анархических атак петлюровцев. Падение дисциплины и общая деморализация в полках, которым пришлось пробивать себе путь через огромную враждебную страну, достигли невиданного размаха.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.