Братство Кирилла и Мефодия: расцвет украинского литературного национализма

Братство Кирилла и Мефодия: расцвет украинского литературного национализма

Еще до начала революции 1848 г. в Киеве в 1845 или 1846 г. было основано Братство Кирилла и Мефодия. В этом тайном обществе состояло около 30 человек; его создателем был студент по имени Гулак, учившийся в Дерптском университете, где он участвовал в работе некоторых польских тайных патриотических обществ (после закрытия университета в Вильно многие молодые поляки учились в Дерпте, ныне — эстонский город Тарту).

Среди членов Кирилло-Мефодиевского общества находились прославившиеся позже люди: историки Николай Костомаров (русский по происхождению) и Кулиш, а также поэт и художник Тарас Шевченко. Членов братства объединял интерес к истории Украины. В то время среди украинцев еще жива была память о событиях XVII–XVIII вв. Народные верования крестьян, их песни и легенды и многое в их повседневной жизни живо напоминало о тех днях. Старики еще хорошо помнили старое время. Именно это вдохновляло Гоголя, украинца по происхождению, но русского по духу. Он прекрасно знал язык Пушкина и создал настоящие шедевры. Любовь к прошлому, которое было еще живо в народной памяти, объединила блестящего эссеиста Костомарова, экциклопедически образованного Кулиша и поэта Шевченко, который «думал стихами». Состояли в этом обществе и другие люди, воспринявшие национальные революционные идеи, столь характерные для того времени. Они, без сомнения, имели связи с Петербургским тайным обществом, где впервые в России Петрашевский заговорил об «утопическом социализме», а молодой Достоевский с огромным вниманием слушал эти речи.

Полиции вскоре стало известно и о кружке Петрашевского, и о Киевском братстве. Члены его подверглись аресту: Костомарова сослали в Саратов, а Кулиша — в Тулу, под полицейский надзор. Обоим тем не менее удалось продолжить свои исторические исследования. Большинству из членов братства нельзя было приписать никаких криминальных намерений. Но всех их подозревали в революционной деятельности. Стихотворения, найденные среди бумаг Шевченко, не оставляли сомнения в том, что молодой поэт ненавидел существовавший порядок. Шевченко наказали гораздо сильнее, чем его более просвещенных товарищей, — он был выслан в крепость Орск в Оренбургской степи, где служил простым рядовым.

Шевченко был революционером по темпераменту, а не по своим идеям. Главным пунктом обвинения против него стало не столько согласие с политической программой братства (освобождение крестьян и создание союза славянских республик, в который должна была войти Украина), сколько те слова, которые он употреблял, говоря о «коронованных особах», и его общее неприязненное отношение к государственной власти. Это отношение и огромный поэтический талант Шевченко объясняют ту огромную значимость, которую придавали его поэзии новые поколения украинских политиков, но он пользовался популярностью среди русской либеральной интеллигенции того времени скорее благодаря своему простому происхождению. Во времена декабристов поэты и революционеры являлись в основном представителями благородного сословия, а Шевченко был выходцем из народа.

Тарас Шевченко родился в 1814 г. в крестьянской семье в Киевской губернии. Его родители были крепостными помещика Энгельгардта. В самом раннем детстве Шевченко потерял родителей, и Энгельгардт взял его в свою семью мальчиком-слугой; он часто сопровождал своего барина в Варшаву, Вильно и Петербург. Заметив, что мальчик хорошо рисует, добродушный Энгельгардт во время своего пребывания в Варшаве отправил его учиться к известному портретисту Лампи-младшему. В Петербурге Тарасом заинтересовался художник Лосенко, украинец по национальности. Лосенко показал рисунки мальчика прославленному художнику Карлу Брюллову, который тут же решил ему помочь. Крепостных в Академию не принимали, но Брюллов нашел выход: он написал портрет поэта Жуковского, который был наставником наследника трона. Императорская семья приобрела портрет за 2800 руб., и за эту сумму в 1838 г. Шевченко был выкуплен на свободу.

Имея таких мудрых и великодушных друзей в столице, Шевченко мог быть спокоен за свое будущее. Петербург гостеприимно открыл двери этому «сыну народа». Под влиянием повестей Гоголя в столице возникла мода на все украинское: и на обычаи и легенды. Жизнь молодого человека была прекрасной, пока скульптор Мартос не узнал о его первых литературных опытах. Вместе с писателем Гребенкой, тоже украинцем, Мартос занялся развитием вновь открытого стихотворного таланта студента Академии художеств. После этого Шевченко чуть было не отказался от живописи. В 1840 г. он опубликовал свою первую книгу стихов под названием «Кобзарь», которая имела огромный и совершенно заслуженный успех.

Шевченко в своих стихах старался сохранить украинский диалект, на котором рассказывались легенды и пелись песни. Это ни в коем случае не означало, что он хотел создать специальный украинский литературный язык в противовес русскому. Русские читатели легко понимали этот диалект и были очарованы его поэтичностью и красотой. Язык Шевченко позволял читателям ощутить себя на Украине гораздо успешнее, чем повести Гоголя, написанные по-русски. Одной из самых привлекательных черт таланта Шевченко стали его живые воспоминания того, что он слышал в детстве на своей родине. Один из его биографов того времени писал: «Неисчерпаемым источником тем и мотивов для поэта служит фольклор. Помимо фантастического мира фольклора Шевченко тревожили воспоминания о славном и трагическом прошлом его родной земли».

В русских литературных кругах того времени ходили фрагменты истории Украины, озаглавленные «История Руси», которую, вероятно, написал украинский политический деятель XVIII в. Григорий Полетика, протестовавший против реформ Екатерины в 1767 г. Полные романтики и живописных описаний страницы этой книги были известны Пушкину, Гоголю и Шевченко. Последний посвятил свои стихотворения восстаниям Наливайко, Тараса Федоровича и запорожским походам на турок. Но самой популярной была поэма «Гайдамаки», в которой описывалось крестьянское восстание Железняка и Гонты, а также взятие Умани. Примерно в то же самое время опубликовал свою поэму о гайдамаках польский поэт Северин Гощинский, который, как и Шевченко, родился в Киевской губернии. Однако Гощинский описывал в ней все ужасы Уманской резни. Обе эти книги представили на суд читателя две точки зрения: украинского крестьянина и польского дворянина, принимавшего участие в восстании 1830–1831 гг.

Конечно, ни Шевченко, ни его друзья из Братства Кирилла и Мефодия не думали о реставрации Речи Посполитой — особенно в тот момент, когда в Галиции снова появились гайдамаки, которые убивали польских помещиков и грабили их поместья.

Когда в 1843 г. молодой, но уже хорошо известный автор «Кобзаря» вернулся на Украину, он нашел много почитателей своего таланта среди помещиков Киевской и Полтавской губерний. Это были хорошо образованные и часто очень богатые люди, такие как украинцы Лизогуб, Тарновский и генерал Кухаренко, но самыми преданными друзьями Шевченко стали члены семьи бывшего киевского генерал-губернатора князя Репнина, граф де Бальмен и графиня Анастасия Толстая. Во время своей ссылки в Оренбургские степи Шевченко переписывался с княгиней Варварой Репниной, которая жила в прекрасном поместье Яготин на Полтавщине. Графиня Анастасия Толстая доказала свою дружбу тем, что сразу же после смерти Николая I добилась для поэта амнистии. В 1857 г. Шевченко вернулся в Петербург, но через четыре года умер. Его друзья привезли его тело на Украину и похоронили на высоком правом берегу Днепра неподалеку от города Канев.

Популярность Шевченко среди русских интеллигентов 1840-х гг. объясняется гуманитарным движением того периода, которое считало своей главной целью отмену крепостного права. Люди пытались понять Шевченко и жалели его не только потому, что он был украинцем, но и потому, что он родился крепостным и получил свободу благодаря своему таланту художника и поэта. В стихах Шевченко было немало социальных мотивов, много красноречивых и горьких слов о крестьянах, обреченных на крепостное рабство, и особенно о беспросветных судьбах женщин. Тяжелая жизнь крепостных не была, конечно, чисто украинской темой, поскольку ее затрагивали многие русские писатели того времени, например Тургенев и Некрасов, которые гораздо лучше Шевченко знали, как пробудить в душе читателя возмущение и сочувствие. Войдя в контакт с членами Братства Кирилла и Мефодия, Шевченко со своей впечатлительной и артистической натурой попал под влияние национальных и революционных идей своих товарищей. Среди его запрещенных стихотворений самым знаменитым был «Сон», где поэт, вспомнив о надписи на памятнике Петру Великому, восклицает: «Первому — Вторая. Це той Первий, що розпинав нашу Україну, а Вторая доконала вдову сиротину». В поэме «Прометей» Шевченко называет Николая I «палачом свободы всей империи — от Финляндии до Молдавии», а государство, по его мнению, «способно лишь строить тюрьмы да ковать цепи». В 1847 г. человек, позволявший себе такой взлет поэтической фантазии, в один прекрасный день мог легко проснуться весьма далеко от столицы.

При жизни Шевченко лишь немногие люди были знакомы с его политическими памфлетами. Но с началом правления Александра II и во время Великих реформ положение «литературных революционеров» стало более благоприятным. В 1860 г. группа украинских историков и писателей создала журнал «Основа». В эту группу входили Кулиш, Костомаров, Белозерский, Кистяковский, Антонович и др. Шевченко, приехав в Петербург, присоединился к ней и опубликовал в «Основе» отрывки из своего дневника. В этом журнале печаталось много ценных исторических материалов; что касается его политической платформы, то он выступал, вслед за Киевским «братством», за федерацию «семьи славянских народов», в которую украинцы должны были входить на тех же основаниях, что и представители других наций.

Освобождение крестьян в 1861 г. вызвало революцию в социальных отношениях по всей империи и оказало очень сильное влияние на украинское движение, которое совпало по времени с началом Польского восстания в 1863 г. Надежды польских патриотов возродились после поражения России в Крымской войне 1854–1855 гг., под влиянием успехов итальянских националистических движений, а также общего брожения наций во всей Европе. Даже в 1863 г. поляки не теряли надежды на то, что их поддержат жители бывших владений Речи Посполитой, пытаясь наладить контакт с украинскими кругами и русскими революционными группами в столице империи.

Тем не менее восстание 1863–1864 гг. потерпело сокрушительное поражение. Польские крестьяне и большая часть горожан отнеслись к нему с безразличием и скептицизмом. Это восстание, с самого начала обреченное на провал, не поддержали даже польские помещики, отличавшиеся крайним национализмом. Плохо организованные, небольшие отряды восставших после первых же стычек с русскими войсками либо разбегались, либо уходили в Австрию. Вскоре растаяли и надежды на помощь Англии и Франции (которые подогревались недобросовестными публицистами и политиками в Лондоне и Париже), а также на поддержку папы римского и Гарибальди. Так «закатилась» польская мечта о возрождении Речи Посполитой.

В местностях, населенных русскими крестьянами, недавно освобожденными царем от крепостного рабства, власти трактовали восстание как попытку части польской знати «снова закабалить» русских православных людей. Поэтому, когда оно было подавлено, правительство Александра II воспользовалось крайней непопулярностью поляков и сильно ограничило польское землевладение в Белоруссии, Литве, Волыни и Подолии. Особенно свирепствовал Муравьев в городе Вильно. Казни и ссылки, осуществлявшиеся по его приказу, вызвали возмущение в Европе, а в русском обществе он получил прозвище Вешатель. Однако главным делом Муравьева стали конфискация поместий у поляков и ограничения, которые он налагал на Римско-католическую церковь. «Западные провинции, — говорил он, — являются частью Древней Руси, и большинство населения составляют здесь русские, превосходя по численности все другие национальности. Поэтому любое польское влияние, национальное или религиозное, должно быть исключено».

Польское восстание наконец-то уничтожило все иллюзии о возможности сотрудничества между украинскими националистами и сторонниками польского возрождения. В реальности идеи украинских интеллектуалов не имели ничего общего с мечтами романтичных поклонников Речи Посполитой времен Адама Чарторыйского, Мицкевича и Лелевела. За редким исключением, никто из украинцев к восстанию не присоединился. В определенных кругах на правом берегу Днепра, где русские и польские семьи успели породниться или крепко подружиться, много спорили о событиях. Эти споры описал польский драматург Савинский в своей драме «На Украине». Дело кончилось тем, что возобладали идеи украинских националистов. И люди, когда-то группировавшиеся вокруг журнала «Основа» в Петербурге, стали теперь собираться в Киевском университете, основав общество под названием «Киевская громада». Когда это общество получило призыв польских восставших присоединиться к ним, член «Громады» Костомаров предложил «послать их всех к черту». Впрочем, Костомаров, хотя и считал себя давним другом украинцев, был по происхождению русским, в создании же идей украинского национализма гораздо большую роль сыграл Антонович. Это была самая выдающаяся фигура в украинском движении 1860–1890 гг.

Антонович, не будучи поляком, принадлежал к местной дворянской семье, которая давным-давно ополячилась; его отец был католиком. Окончив Киевский университет, Антонович со всей энергией и упорством, присущими его натуре, принялся изучать историю Украины. Он работал в основном в Киевском центральном архиве и еще в самом начале своих исследований понял, что романтическая интерпретация поляками истории Речи Посполитой не соответствовала фактам. Материалы, найденные им в архивах, помогли ему доказать, что социальные отношения в Речи Посполитой сильно отличались от того, какими их представляли польские историки первой половины XIX в. Лелевел и Чайноша. Накануне восстания 1863–1864 гг. Антонович написал пылкую статью под названием «Исповедь», которую опубликовал в журнале «Основа». В своей работе он с абсолютной искренностью объяснил причины, по которым отвергает все польские претензии на земли, населенные русскими крестьянами. Он не только указал на ошибки, допущенные польскими историками, но и обвинил их в преднамеренном искажении исторических фактов. Антонович закончил свою «Исповедь» украинской пословицей: «С ложью можно дойти до края земли, но вернуться оттуда невозможно».

Взгляды Антоновича разделяли члены «Киевской громады» (Кистяковский, Житецкий, Губинский, Белозерский), а его пример дал толчок к сбору исторических материалов об Украине. Начал издаваться журнал «Архивы Юго-Западной России»; он выходил в свет долгие годы. В 1860–1890-х гг. университеты Украины выполнили гигантский объем исторических исследований. С 1882 г. начал выходить журнал «Киевская старина», с которым, помимо уже упомянутых историков, сотрудничали Левицкий, Шульгин, Лазаревский, Ефимовский, Скалковский, Душевич, Голубовский, Багалия (Багалей), Стороженко и Владимирский-Буданов.

Основываясь на теориях этих исследователей, украинские политические лидеры второй половины XIX в. выработали идеологию ярко выраженного «демократического» характера, которая в целом соответствовала идеям, царившим в русском образованном обществе того времени. Изучая прошлое своей страны, украинские историки пришли к выводу, что в XV–XVIII вв. национальные черты сохранили лишь представители низших классов Украины, в то время как ее элита стала больше походить на польскую, пока в XVII в. не попала сначала под влияние «московитов», а позже — под «русское имперское» воздействие.

Изучение истории простого украинского народа неизбежно привело к тому, что эти исследователи сделались «демократами», но в весьма специфическом смысле. Антонович и Лазаревский противопоставляли «украинскую демократию» «польской аристократии» или, скорее, шляхетской власти в Польше. Для этих историков украинские казаки стали выразителями «украинской социальной идеи», которая коренным образом отличалась от польской. Казацкие Рады — бурные собрания, на которых непопулярных лидеров часто предавали смерти, — идеализировались. Антонович и Лазаревский считали эти Рады свободно избираемыми собраниями сельского населения, которое состояло из мелких хозяев и не знало разделения на классы. Более того, они были уверены, что Рады проводились горячими энтузиастами своего дела и поэтому не могли считаться продолжением древнего киевского веча.

Разрабатывая такую концепцию, Антонович и его последователи видели выражение «украинской национальной идеи» в полусознательных усилиях нижних слоев казачества и крестьян XVII–XVIII вв. и осуждали антинародные амбиции казачьих старшин и гетманов того периода.

Во взглядах украинских «национальных демократов» было много ошибочного, в особенности в идеализации Запорожской Сечи, которая, по их мнению, боролась за политические свободы и социальную справедливость. Объяснять действия и идеи людей далекого прошлого с точки зрения эмоций и целей политических группировок современности совершенно ненаучно. Кулиш, старый украинский историк, политик и ветеран Братства Кирилла и Мефодия, который первым попытался придать литературную форму украинскому диалекту и украинским народным песням, считал своим долгом бороться с этими идеями. Он показывал в своих работах хаотичную и разрушительную роль, которую играли казаки, и даже доходил до того, что называл польских помещиков людьми, вносившими культуру в степные поселения по обоим берегам Днепра. Кулиш также утверждал, что союз Украины и Москвы был порожден исторической необходимостью. Это подтверждает история всего гетманского периода, когда украинцы оказались неспособными организовать в своей стране стабильную жизнь тогда, когда она была полунезависимым государством. А после того как старый ученый заявил, что идеи Антоновича и Лазаревского — это клад для политических агитаторов, которые считают историю лишь материалом для своей пропаганды, против него поднялась самая настоящая буря оскорбительной критики. Прошло много лет, прежде чем серьезная и обстоятельная работа Кулиша получила заслуженное признание.

Славянский конгресс, проходивший в 1867 г. в Москве, оказал огромное влияние на развитие украинского национализма. На этот конгресс приехали представители всех славянских народов Центральной и Юго-Восточной Европы: кашубы из Пруссии и лузаты из Саксонии, галичане, чехи, словаки, словены и хорваты из габсбургских владений, сербы и болгары с Балканского полуострова. Не было только поляков, которые заявили, что «эта демонстрация славянской солидарности под русской опекой является исторической ложью».

Австро-венгерская пресса назвала этот конгресс «заговором» против Габсбургской империи, и, хотя он не дал немедленных практических результатов, можно считать, что этот конгресс определил направление всей внешней политики Российского государства в 1867–1914 гг. Прощаясь с делегатами славянских народов, Ламанский, один из инициаторов этого съезда, заявил, что «теперь славянский вопрос вынесен из книг и частных исследований на улицы, общественные площади, в церкви и театры». Последующие события показали, что он был вынесен и на поля сражений — 1877–1878, 1912–1913 и 1914–1918 гг.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.