Падение в Солнце

Падение в Солнце

Следующий необычный случай еще больше раздвигает рамки контекста, заданного предыдущим. Ибо реинкарнацию надо понимать всего лишь как одну сторону более масштабного процесса – процесса, который начинается, а не кончается со смертью.

Этот случай касается мужчины, который в юношеские и молодые годы пережил целый ряд кратких, но ярких эпизодов припоминания прошлых жизней. Ни один из этих эпизодов не длился дольше двух минут, но он нисколько не сомневался в реальности пережитого. Как он объяснял, каждый раз, когда он неожиданно для себя внезапно переживал вновь эти прошлые события, к нему также возвращалась и его память в то время. Он не только помнил жизнь в такие моменты, но и знал также, что в последующем ее забыл. По его словам, это очень походило на то, что испытываешь, когда снова садишься на велосипед, после того как много лет водил машину. Стоит только сесть и начать крутить педали, как мгновенно возвращается память о том, как держать равновесие и рулить; езда на велосипеде становится второй натурой – какой была раньше. Вот так же и с переживанием прошлых жизней: как только они вспоминаются, их реальность делается самоочевидной.

Но было еще одно открытие: впервые вспоминая каждую из предыдущих жизней, впервые «соединясь» с той жизнью, он осознал, что уже делал так либо в тот момент жизни, когда умирал, либо в тот момент, когда испытывал в жизни глубокое переживание.

С одной из жизней он соединился внезапно в тот момент, когда, будучи воином-викингом, он на восходе солнца стоял на носу корабля, который тяжело и медленно, поскрипывая, плыл по волнам Северного моря. По мере того как на небосклоне всходило солнце, его все больше охватывало ощущение, что времени нет. На какое-то мгновение он – в качестве воина-викинга – осознал в той жизни вневременность и единство всего творения: мистическое переживание.

С еще одной жизнью он соприкоснулся в момент сходного мистического озарения, но на этот раз пережитого в качестве кульминации посвящения в какой-то древний таинственный обряд.

С другими жизнями он соединялся в момент смерти: он был рабом на римской галере. И были тут опять вонь, голое тело, пот, цепи, весла, отчаяние и ненависть, которую он чувствовал к римлянам. Затем вражеский таран пробил корпус судна. Следом за ним через пробоину хлынул поток воды. Прикованный к палубе, он вместе с кораблем шел под воду. Все было кончено в считанные минуты.

И еще с одной жизнью он слился перед самой смертью: он находился в кабине грозного немецкого истребителя времен Второй мировой войны, «Мессершмитта». Самолет разбился при столкновении с землей, как это часто бывало с этими небольшими истребителями, в баки которых заливалось легковоспламеняющееся топливо. Он обнаружил, что отлетает прочь от обломков, смотрит вниз на покрытую снегом разоренную землю и спрашивает себя, чувствуя, как улетучивается его память, что же случилось с красотой, любовью и правдой. Эти вопросы доминировали в его следующей жизни, его нынешнем существовании.

Он осознал, что все эти моменты, сколько бы жизней, сколько бы лет их ни разделяло, были одним и тем же временем. В действительности обозначение этого опыта словом «воспоминание» далеко не передавало всей полноты его реальности. Так или иначе, казалось ему, эти жизни по-прежнему существовали; их отделяло от настоящего лишь время. Каждая жизнь казалась вроде спицы колеса, отделенной у обода, но соединенной в центре.

Два или три года спустя после этого наплыва реинкарнационных переживаний, когда он уже регулярно занимался по вечерам медитацией, он испытал переживание, которое задало контекст всем остальным.

Как-то раз вечером он уснул на короткое время после медитации, а потом вдруг неожиданно проснулся: ему казалось, что он безудержно падает в темные глубины космоса; ему нравилось ощущение свободы этого падения.

Затем перед его глазами стала складываться эфемерная картина, словно постепенно сгущался и уплотнялся дым. Когда она оформилась, он узнал одну из своих прежних жизней. Он интуитивно понял, что может принять эту складывающуюся картину, слиться с ней и снова ее пережить. Но вместо любопытства он почувствовал ощущение неимоверной усталости. «Нет, – сказал он. – Нет. У меня больше нет сил, я устал от всех этих жизней. Я лишь хочу увидеть Свет».

Картина рассеялась. Он продолжал на большой скорости падать сквозь мрак пространства. Затем таким же образом перед его глазами начала формироваться еще одна картина. И снова он признал в ней одно из своих прошлых существований. И снова он отверг его, подчеркивая свою усталость. Она тут же рассеялась, и он вновь продолжал стремительно падать во мраке космоса.

И в третий раз его глазам предстала картина. И в третий раз он заявил о своей усталости. И в третий раз она рассеялась, и он снова продолжал падать в бесконечной тьме. Но в этот раз произошла перемена. Вдали на большом расстоянии он увидел яркую звезду, далекое солнце. И теперь, падая, он летел к нему со все возрастающей скоростью. Пока не упал в это солнце.

Внезапно оказалось, что он сидит, а сквозь каждую клетку его существа сочится яркий свет. И с этим светом пришло сильное жжение, мучительное ощущение раскаленности, которое терзало его все то время, что он сидел там, не в силах противиться ему, не в силах сделать что-нибудь, чтобы остановить его.

Совершенно неожиданно боль прекратилась, и солнце, казалось, поднялось внутрь его тела. Теперь, объяснял он, солнце словно бы светило из середины его лба и наполняло его чистейшим светом. И светом этим был Бог.

В тот же миг он понял, что все в действительности есть одно: он позже рассмеялся над тем, что забыл такую самоочевидную истину, ту истину, которую всегда знал, но которую так долго искал. Он понял свою ошибку не нужно было никаких поисков, нужно было только вспомнить.

Смерть виделась как мифический зверь, реинкарнация – как процесс столь же естественный, как падающий дождь или приливы и отливы…

Непросто приложить научные критерии к вышеизложенному опыту. Но означает ли это, что он не заслуживает нашего внимания? Делает ли это его менее значимым для нашей жизни? Пусть, возможно, ему и недостает объективных доказательств, но он оставляет у нас впечатление, что реинкарнация – в том виде, как она переживается в такого рода опытах, – является процессом, который нельзя рассматривать изолированно. Как и в этом случае переживания реинкарнации, в других подобных рассказах подчеркивается, что она составляет важный компонент чего-то более масштабного и значимого.

Само собой разумеется, что переживание прошлых жизней тесно связано с опытом переживания самой смерти. А при переживании смерти мы, как это ни парадоксально, оказываемся во власти величайшей загадки жизни. Загадки, которую никогда не сможет по-настоящему объяснить никакое количество ископаемых останков, реликтов или древних текстов. Ибо всякое объяснение обусловливается перспективой, которая уходит далеко за пределы границ времени и пространства. А здесь, в таком более широком универсуме, наука, как нам известно, несостоятельна. Чтобы выжить, она должна измениться.