Глава третья. Восстание в Киеве в 1068 году
Глава третья. Восстание в Киеве в 1068 году
На покрытых некогда дремучим лесом холмах правого берега Днепра раскинулся Киев - "мати градом русским", стольный город древней Руси. Раскопки древнего Киева обнаружили на территории города три древнейших поселения VIII-IX вв., не представлявшие собой еще единого центра. Эти три поселения, расположенные на Щековице, на горе Киселевке и на Киевской горе, три городища дофеодального Киева, по преданиям, записанным летописцем, связывались с именами Кия, Щека и Хорива. Они не покрывались общим названием "Киев", и только к концу X в. одно из них, расположенное на Киевской (Андреевской) горе, втянуло в орбиту своего влияния все остальные, и только тогда складывается Киев как единый крупный городской центр.
Древнейшее Киевское городище, значительно меньших размеров, чем так называемый "град Владимира", было окружено валом и рвом. Найденная на дне рва лепная керамика, очень грубая и примитивная, позволяет датировать древнее Киевское городище VIII-IX веками, а может быть, даже более ранним временем. Внутри городища VIII-IX вв. обнаружена земляная прямоугольной формы с крышей из досок, покоившейся на балке. Стены были сплетены из прутьев и обмазаны глиной. В землянке стояла прямоугольная глиняная печь со сводчатым верхом. На полу землянки найдены осколки битой лепной посуды и глиняные пряслица, датируемые теми же веками. Таково было жилье обитателя древнего Киевского городища. На древнем Киевском городище были найдены остатки древнего капища, сложенного из серого песчаника в виде Эллипса. Вокруг жертвенника сохранился глиняный пол. При постройке в 989 г. Десятинной церкви (церкви Богородицы) ров, окружавший древнее Киевское городище, был засыпан.
"Град Владимира" был огражден земляным валом с каменными башнями. Развалины одной из таких башен "града Владимира" получили название "Батыевых ворот". На территории густо заселенного "града Владимира", основание которого следует датировать концом X в., стояли Десятинная церковь, церковь Василия, княжеские "хоромы", Янчин монастырь. От "хором" Ольги - Владимира дошел до нас каменный фундамент здания, расположенного у Десятинной церкви. Нижний его этаж был возведен из скрепленного известью красного кварцита, доставленного с Волыни, верхний же этаж был сложен из тонкого кирпича с рядами мелкозернистого песчаника и прослойками цементирующего вещества, смешанного с толченым кирпичом. Кирпич был выкрашен светло-коричневой краской и имел скошенные боковые стенки. Среди остатков дворца найдены куски карнизов, плит, мрамора и других пород камня. Красновато-коричневый дворец киевского князя был богато декорирован и имел роскошный вид. Внутри "хоромы" были расписаны фресками и украшены мозаикой. Потолок и пол были деревянными. Наличники дверей сделаны были из красного шифера и скреплены железными стержнями, залитыми свинцом. Обнаружены оконные стекла круглой формы.
Рядом, к западу, было расположено другое каменное Здание, обмазанное штукатуркой с богатой фресковой живописью. Родовой знак Владимира на одной из плит датирует здание концом X и началом XI в. Тут же стояла Златоверхая Десятинная церковь, от которой дошли до нас фундамент, капители колонн, мраморные и шиферные карнизы, мраморные парапеты, куски фресок и мозаик, остатки мозаичного пола и т. д., что говорит о роскошном оформлении первой русской каменной церкви. Невдалеке от Десятинной церкви и каменных княжеских "хором" находились мастерские для обработки камня, где выделывались мраморные, шиферные и прочие карнизы, плиты, иногда украшенные орнаментом, служащие для изготовления изразцов, политых эмалью. Здесь же располагались ювелирные, стекольные и литейные мастерские, изготавливались предметы из кости и рога и т. д. Продукцию этих мастерских мы находим в остатках церквей и "хором" древнего Киева, в погребениях, кладах и т. д. И, наконец, во времена Ярослава создается огромный "Ярославов город" с "Золотыми" и "Лядскими" воротами.
При Ярославле Мудром, в 1037 г., был заложен Киевский Софийский собор - один из самых замечательных памятников архитектуры древней Руси. Грандиозный храм, полный света, украшенный яркими фресками и мозаикой, монументальный и торжественный, он производил огромное впечатление на современников.
В Киеве во второй половине XI и в XII в. уже немало пышных каменных дворцов, от которых дошли до наших дней нижние части стен, украшенные мозаикой, чаще же всего одни фундаменты. Строятся новые церкви и монастыри, в том числе Михайловский, Дмитриевский и Янчин. Высится по-прежнему Десятинная Златоверхая церковь - усыпальница князей - со своими саркофагами из мрамора, шифера и дерева, где были погребены княгиня Ольга, Ярополк, Олег и Владимир Святославичи и другие князья. Новый город Владимира и Ярослава, разрастаясь, покрыл собой древний могильник IX-X вв. В этом могильнике найдено до 150 погребений "простой чади" в деревянных, сбитых гвоздями ящиках, с бедным погребальным инвентарем (ножи, стрелы, кресла, кремни, перстни, височные кольца и т. п.) я несколько богатых курганов, представляющих собой могилы знати - дружинников, с многообразным и богатым инвентарем (копья, топоры, стрелы, колчаны, седла, удила, стремена, куски богатой одежды и т. п.) и сопроводительными погребениями рабынь. Над древним кладбищем быстро растет новый город и бьет ключом бурная жизнь столицы древней Руси.
В центре Киева высились княжеские дворцы. В древние времена дворец князя представлял собой огромное помещение, где одновременно могло находиться до 400 человек. Это не что иное, как рубленная из огромных бревен гридница, известная нам из летописи и скандинавских саг. Гридница очень велика. Она вмещает не только всех княжеских чад и домочадцев, не только всех ближайших слуг и дружинников, но и много приглашенных гостей. Посреди нее возвышается "отень стол" - почетное место князя. Кровля гридницы покоится на огромных, толстых столбах.
Не менее традиционным для княжеского двора был рубленный из дерева терем - высокая башня со специальными горенками (комнатками) для женщин. Гридница и терем чрезвычайно характерны для зодчества времен Киевской Руси. Почти в каждой былине воспеваются "гридницы светлые" и "терема златоверхие". Внутри гридницы - большие открытые очаги, позднее смененные печами.
Довольно рано на смену гриднице приходят сени. Они составляли второй этаж княжеского дворца и представляли собой огромный зал, помещавшийся между клетями. Заменяя древнейшую одноэтажную гридницу, сени становятся местом собраний и пиров. Здесь, в сенях, стоял и княжеский престол. К сеням вел всход - лестница. По сторонам сени (или сенница) опирались на клети первого этажа, а посредине - на столбы.
Вдоль стен сеней стояли тяжелые, широкие лавки, покрытые парчой и мехами, а перед лавками - длинные столы, за которыми обедали и пировали. На стенах висели доспехи и оружие, а на полках была расставлена посуда: чаши и корцы, ковши и крины, кубки, и рога, ложки и мисы.
Княжеский дворец - "хоромы" - представлял собой совокупность отдельных зданий. Избы и клети стояли отдельными группами, связанными друг с другом переходами и сенцами.
Кроме хором, на княжеском дворе стояли различные хозяйственные постройки: погреба, медовуши (погреб, где хранился вареный мед), бретьяницы (погреб для хранения бортяного меда) и бани.
Двор княжеский был окружен тыном. На дворе творился суд, собирались сходы, сходилась дружина, устраивались игры и забавы.
Такие же дворы и хоромы имели бояре. Те же дома в два этажа, внизу - кладовые и клети, наверху - сени на высоких столбах. К ним ведет лестница. Светлицы и горницы, терема, частокол двора, тяжелые ворота довершали сходство жилища боярина с княжеским дворцом. Избы, клети, погреба и бани занимали двор.
Совсем иначе выглядели жилища киевской "простой чади". Это были бревенчатые избы или полуземлянки, крытые соломой или камышом.
Полуземлянка вырезывалась в материковом грунте. Стены ее облицовывались деревом или обмазывались глиной. Размеры полуземлянки были очень невелики и не превышали 35-40 квадратных аршин. Из земли вырезались ступеньки и лежанки для сиденья и спанья. Наземная часть полуземлянки, на которой покоилась двухскатная или односкатная крыша, делалась из плетня и обмазывалась глиной. Внутри полуземлянки находилась глинобитная печь или очаг, расположенный прямо на земле или на небольшом возвышении.
Наряду с землянками существовали наземные, срубные жилища "простой чади". Основным их элементом была "клеть", т. е. сруб. Срубное наземное жилище нередко состояло из нескольких частей. Одну часть его составляла клеть с печью. Она служила зимним помещением и называлась "истобкой", "избой". Вторая часть, соединенная с первой "сенями", называлась "клетью", и представляла собой летнее жилое помещение ("одрина", "ложница"), служившее и кладовой. Строили такие избы чаще всего без пилы, топором, соединяя бревна "в обло", реже "в лапу". Сруб ставили или непосредственно на землю, или на камни, пни (отражением чего в фольклоре является сказочная изба на "курьих ножках"). Пол был либо земляным, либо деревянным настилом из толстых досок на лагах. Топились и полуземлянки и срубные избы "по-черному". Освещалось жилье простых людей через маленькие волоковые "оконца", "заволакивавшиеся" (задвигавшиеся) доской. Слюда и стекла, в том числе и цветные, встречались лишь в домах знати, дворцах, храмах. Вместо свечей, факелов и светильников в бедных домах горела лучина, укрепленная в светце-подставке. Убранство жилищ "простой чади" составляли деревянные столы и скамьи.
Так рядом с блестящими и пышными церквами и дворцами теснились землянки "простой чади", где ютилась всякого- рода городская беднота: ремесленники, наймиты, холопы и пр.
Имущественное и социальное неравенство жителей Киева находило выражение и во внешнем облике киевлян.
На Горе, как называлась нагорная часть Киева, где жила феодальная знать, по улицам расхаживали богатые бояре в парчовых и шелковых кафтанах, плащах с золотыми застежками, в сафьяновых сапогах, прошитых бронзовой проволокой, в собольих шапках, в шубах на куньем меху с бобровым воротником. В нижней части города, на Подоле, где жила беднота - кузнецы и швецы, плотники и гончары, ходили в широких портах, подпоясанных ремешком рубахах - косоворотках, сапогах или лаптях, овчинных кожухах и долгополых суконных кафтанах.
Стоявший на важнейшей торговой водной магистрали, ведущей из Балтийского в Черное море, на пути "из варяг в греки", город быстро рос. "Соперник Константинополя", "лучшее украшение Востока Европы", как называли его современники, Киев поражал иноземцев своими размерами, богатством, великолепием, многолюдностью.
Киевские купцы бывали в Константинополе (Царьграде) и Скандинавии, в Польше и Чехии, Болгарии и Венгрии, Германии и Хазарии. В свою очередь в Киеве можно было встретить шведов и норвежцев, датчан и немцев, венгров и болгар, евреев и армян, чехов и поляков.
Естественно, что растущее имущественное и социальное неравенство, развитие кабальных сделок, рост эксплуатации обостряли классовые противоречия и это не могло не вызвать вспышки народного гнева. Поводом к восстанию в Киеве послужило поражение князей, нанесенное им кочевниками-половцами.
В сентябре 1068 г. войска трех старших сыновей Ярослава Мудрого - Изяслава, Святослава и Всеволода - были разбиты половцами на реке Альте. Изяслав бежал к себе в Киев. Сюда же, в Киев, сбежались киевляне ("людье кыевстии прибегаша Кыеву") и собрались на вечевой сход на Торгу. Они отправили посланцев к Изяславу и, указав на то, что в результате поражения его дружины половцы рыщут по всей земле, потребовали от него оружия и коней, заявляя, что они сами будут продолжать борьбу с половцами.
Кто были эти киевляне - "людье кыевстии"? Это не могли быть ни киевская боярская знать, ни воины киевского "полка" (городского ополчения), ни тем более княжеские дружинники, так как и те, и другие, и третьи не нуждались ни в оружии, ни в конях.
Нельзя также предположить, что под киевлянами "Повести временных лет" следует подразумевать участников битвы на берегах Альты, потерявших в бою с половцами и все свое военное снаряжение и коней. Пешком и безоружными они не могли бы уйти от быстроногих половецких коней, от половецкой сабли и стрелы. Таких безоружных и безлошадных воинов половцы либо изрубили бы своими саблями, либо связанными угнали в плен в свои кочевья.
Прибежали в Киев жители окрестных сел, спасавшиеся от половцев. Они-то и принесли в Киев весть о том, что половцы рассыпались по всей Киевской земле, жгут, убивают, грабят, уводят в плен. Их-то и имеет в виду "Повесть временных лет", говорящая о киевлянах, бежавших от половцев в Киев.
Встревожились и жители Киева - "кияне", "простая чадь": опасность угрожала самому Киеву. А князь был бессилен предотвратить ее.
У "простой чади" Киева, так же, как и у беглецов из соседних городов и сел, не было ни оружия, ни коней. Так нашли общий язык трудовой люд Киева и спасавшиеся от половцев жители окрестных сел. Они-то и требовали от князя оружия и коней. Но Изяслав "не послушал" и отказал: он боялся дать оружие в руки простого народа. Половцы еще только "росулися по земли", они не угрожали ни Изяславу, ни его боярам и пока еще не представляли опасности для их домов, дворов и вотчин. А вот киевляне были тут же, под боком. Они уже начали обвинять, "корить" воеводу Коснячко, уже отправились с Торговища, где собиралось вече, в аристократическую часть города, на "Гору", уже шумели на дворе у воеводы Коснячко, разыскивая хозяина далеко не с добрыми намерениями.
Изяслав еще раньше испытал на себе недовольство простого люда городов и сел. Его "старый конюх" был убит дорогобуящами, считавшими, очевидно, своими луга и выпасы, которые Изяслав объявил княжеской собственностью. Он знал, что княжой суд является источником его дохода и причиной оскудения и разорения "простой чади". Не случайно перед рассказом о восстании 1068 г. в "Повести временных лет" мы встречаем поучение, направленное против тех, кто лишает наемного работника заработанного, кто обижает сирот и вдов, пользуясь их бедственным положением, кто прибегает к неправому суду, притесняет беззащитных. Совершенно очевидно, что это поучение отражает то, что было в реальной жизни.
Перед самым восстанием имело место какое-то столкновение между киевлянами и Изяславом, и какие-то киевляне по княжескому приказу были заключены в темницу ("поруб"). И когда восставшие, не найдя нигде воеводу Коснячко, отправились дальше и остановились у двора Брячислава, отца полоцкого князя Всеслава, решая вопрос о том, что им делать, кто-то предложил освободить заключенных в темницу киевлян. Половина восставших отправилась к "порубу" освобождать заключенных ("дружину свою"), другая половина пришла на княжеский двор. Изяслав в это время в сенях держал совет со своей дружиной.
Пришедшие к княжескому двору восставшие остановились внизу и начали спорить с князем. В открытое "оконце" князь смотрел на собравшихся внизу киевлян, не зная, что предпринять. Рядом с князем стояли его дружинники. Один из них по имени Тукы, брат видного и влиятельного киевского боярина Чудина, обратился к князю, указав на то, что расшумевшиеся киевляне могут освободить находящегося в заключении в Киеве полоцкого князя Всеслава и советовал постеречь Всеслава. В это время подошли и те восставшие, которые ходили освобождать из темницы заключенных. Выполнив свое намерение, они явились во двор Изяслава и присоединились к стоявшей здесь "простой чади". Тогда княжеские дружинники потребовали от Изяслава решительных действий. Они указывали на серьезность положения и советовали убить Всеслава. Изяслав не послушался. В это время восставшие киевляне направились к темнице, где сидел Всеслав, и освободили его. Изяслав бежал со двора, а через некоторое время ушел в Польшу.
Восстание в Киеве в 1068 г. Миниатюра из Радзивиловской летописи.
Восставшие разгромили княжеский двор и захватили бесчисленное множество золота, серебра (денег и слитков). Из других источников, а именно "Летописца Новгородским церквам" и "Печерского Патерика", известно, что в 1068 г., очевидно, во время восстания, в Киеве был убит своими холопами новгородский епископ Стефан и что какие-то "разбойники", в которых отнюдь нельзя усматривать просто грабителей с большой дороги, пытались овладеть ценностями, хранившимися на хорах монастыря, и перебить монахов.
Так закончился памятный летописцу день 15 сентября 1068 г.
Но как русское крестьянство во времена Болотникова, Разина и Пугачева не представляло себе образа правления без царя, так и "простая чадь" городов и сел древней Руси не представляла себе жизни без князя. Все дело, с их точки зрения, заключалось в том, чтобы выбрать "хорошего" князя. Таким "хорошим" князем казался мятежным киевлянам полоцкий князь Всеслав.
Князь Всеслав Брячиславич был, несомненно, выдающимся политическим деятелем той далекой поры. По преданию, записанному летописцем, он родился "от волхования", слыл чародеем, умевшим оборачиваться и рыскать волком, как воспел его позднее автор "Слова о полку Игореве". Всеслав был храбр, а превратности судьбы заставили его не чуждаться социальной демагогии, использовать в своих целях "простую чадь", заигрывать с родовой религией. Но, как покажут дальнейшие события, хотя Всеслав запомнился народу как выдающийся князь, хотя посадили его на престол в Киеве восставшие киевляне, тем не менее мятежная "простая чадь" была ему социально чуждой.
Через семь месяцев на Русь возвратился бежавший в Польшу Изяслав, а с ним вместе пришел польский король Болеслав со своим войском. Киевские рати вышли навстречу им к Белгороду, но Всеслав, не желая сражаться за чужой ему Киев и за простой киевский люд, ночью бежал к себе в свой родной Полоцк. Оставленные князем киевляне вернулись в Киев. И опять в Киеве собирается вече, которое направляет посланцев к братьям Изяслава - Святополку и Всеволоду. Посланцы говорят этим князьям, что если они не явятся оборонять Киев и отдадут его "ляхам" Болеслава и Изяслава, то киевляне "ступят" (переселятся) в Греческую землю.
Конечно, переселиться в Греческую землю могли не простые люди. Переселиться туда могли только "гости", торговавшие с Византией, те купцы, кто бывал в Царьграде, так называемые "гречники", кто со всякого рода "товаром" (медом, воском и др.) и челядью ездил по великому водному пути "из варяг в греки".
Но почему же "гости" так боялись Изяслава? Ведь они же не "простая чадь", которая разграбила двор князя, разделила его "злато и серебро, куны и бель" и, наверное, расправилась не с одним "княжим мужем". Разве им грозила месть Изяслава, разве они принимали участие в сентябрьском восстании, разве они сажали на киевский стол Всеслава? Да, оказывается "гости", торговавшие с Царьградом, принимали активное участие в киевских событиях 1068 г.
С тех пор как Ярослав Мудрый в грозной битве при Сетомле (1036 г.) разгромил кочевников-печенегов, путь "из варяг в греки" стал безопасным. Уж никто не поджидал у порогов каравана русских послов и купцов, как во времена хозяйничанья в степях печенегов, когда меткая стрела и острая сабля печенега могли каждую секунду прервать жизнь "храброго русича". Спокойно плыли вниз по Днепру русские однодеревки, груженные до верха мехами, медом и воском, и так же спокойно по осени поднимались вверх по течению Днепра, везя в Киев дорогие ткани, украшения, вина, фрукты. А если и появлялась где-либо на горизонте фигура всадника, "гости" были спокойны, так как знали, что малочисленные, слабые, мирные торки чаще всего выступали в роли не врагов, а союзников, даже вассалов русских князей.
Битва на Альте все изменила. Половцы не только "росулися по земле", они вышли к берегам Днепра, перерезав важнейшую торговую артерию. Теперь "торг" по пути "из варяг в греки" зависел от половцев. Мирные отношения с ними - это дело еще далекого будущего. А пока что половец - страшный враг, сильный, неустрашимый и неуловимый. Как же плыть теперь в Царьград, как вести торг с Византией? Князь оказался не в состоянии "боронить" великий водный путь, связывавший Киев с Царьградом. Вот почему в сентябрьские дни 1068 г. вместе с "простой чадью" кричали на вече на Торговище и "гости", вот почему они освободили из заключения ("высекли из поруба") и "дружину свою" и Всеслава. Вот почему они грозились князьям: "ступим в Гречьску землю".
"Гости"-то могли покинуть Киев, которому угрожала жестокая месть, а куда, в какой обетованный край пошел бы простой люд? Ему только и оставалось готовиться к борьбе или с отчаяния зажечь "град".
Опасаясь этого, Святослав и Всеволод заступились перед Изяславом за мятежный Киев: "Не води ляхов Кыеву", - заявили они Изяславу.
Изяслав не послушался братьев. Вместе с польским королем Болеславом, взяв с собой часть польского войска, он двинулся к Киеву. Впереди шел со своим отрядом его сын - Мстислав. Мстислав первым вошел в город и тут же нарушил слово, данное отцом, обещавшим не трогать киевлян. Он перебил 70 жителей Киева, участвовавших в освобождении Всеслава из темницы. Множество киевлян было казнено, ослеплено.
Эта жестокая расправа сделала свое дело: народ был терроризирован, и 2 мая Изяслав спокойно въехал в Киев. Став снова киевским князем, он принимает меры против опасных для него вечевых сходов. Прежде всего он "взгна торг на Гору". Это означало, что отныне вечевые сходы должны были протекать под неусыпным надзором князя и его "мужей".
Но киевский люд продолжал волноваться. Почувствовав свою силу, "простая чадь" еще долго не могла успокоиться и не сгибала спины перед своим "ворогом" (врагом). А "ворогом" "людья" окрестных земель был не только Изяслав и его "мужи" - это был социальный враг; "ворогами" были и приглашенные Изяславом поляки.
Болеслав чувствовал себя в Киеве хозяином. Польский летописец Мартин Галл рассказывает о том, что Болеслав, не сходя с коня, поцеловал Изяслава и потряс его за бороду в знак того, что русский князь становится его вассалом. За этот поцелуй Изяслав, по польскому преданию, должен был заплатить столько марок золота, сколько было шагов от польского лагеря до места встречи. Чувствовали себя хозяевами и польские воины. Изяслав и Болеслав распустили польское войско по городам и селам киевской земли на покорм.
Начались грабежи и произвол в "весях (селах) и городах". Почти десятимесячное хозяйничанье поляков в Киевской земле (поляки зазимовали на Руси) не могло пройти для них безнаказанно. Люди поднялись. Это не было открытое восстание: народ "избиваху ляхы отай", т. е. тайно, сообщает наша летопись. Но это избиение поляков "отай", в котором нетрудно усмотреть выступление народных масс против иноземных захватчиков, приняло такой широкий и массовый характер, что Болеслав поспешно возвратился в Польшу.
Почему же движение киевлян не приняло характера открытого восстания? По-видимому, потому, что наиболее активные элементы из "простой чади", которые могли возглавить движение, были перебиты Мстиславом при его вступлении в Киев. Народное движение, начавшееся 15 сентября 1068 г., уже приходило к концу. Тем не менее даже в этот момент киевский люд, обескровленный террором своих князей, придерживавшихся "ляшской" ориентации, нашел в себе достаточно сил и мужества для того, чтобы "малой" народной войной, тайным истреблением ненавистных захватчиков вынудить их покинуть Русь.
Следует отметить также и то обстоятельство, что застрельщиками борьбы с чужеземцами были народные массы, "людье", "простая чадь".
Каковы же были последствия киевского восстания 1068 г.?
М. Н. Тихомиров справедливо полагает, что события 1068-1071 гг., т. е. восстания смердов, датированные "Повестью временных лет" 1071 г., и Киевское восстание 1068 г., объясняют нам появление нового, более современного феодального законодательства - "Правды Ярославичей".
2 мая 1072 г. в Вышгороде, под Киевом, по случаю перенесения мощей причисленных к лику святых князей Бориса и Глеба съехались три старших Ярославича - Изяслав, Святослав и Всеволод, их "мужи", виднейшие бояре: вышегородец Чудин Микула и киевляне Коснячко, Микифор и Перенег. Результатом их совместной деятельности явилась так называемая Правда Ярославичей ("Правда уставлена Руськой земли").
Восстания смердов и киевские события 60-х годов XI в. показали, что феодальная собственность князей и бояр и сама система организации княжеской власти могут оказаться под ударом. Нужно было принять меры, чтобы и собственность и власть феодалов были ограждены от посягательств со стороны народных масс. ЭТУ задачу и должна была выполнить "Правда Ярославичей".
Она устанавливала высокие виры за убийство огнищан и конюхов, тиунов и кормильцев, сельских и ратайных старост. Ограждая княжескую собственность, она назначала столь же высокие штрафы за "княжь конь" и за вола, за "княже борти" и ладью, жестоко карала тех, кто перепашет межу, срубит межевое дерево или затешет знак на дереве. "Правда Ярославичей" предписывала карать смертью на месте преступления того, кто убьет княжеских слуг, огнищанина или тиуна, защищающих княжеский скот, коней, клеть. Заботясь о своей княжой собственности, Ярославичи не забывали и своих "мужей", они устанавливали столь же высокие виры и за боярских огнищан, тиунов и старост ("тако же и за боярск").
Строгие наказания за покушение на феодальную собственность, на слуг и людей феодалов, установленные "Правдой Ярославичей", явились и средством предупреждения народных движений, имевших место в годы обострения социальных противоречий. "Правда Ярославичей" отражает победу социальных верхов над трудящимися массами.