ЛОДЗИНСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

ЛОДЗИНСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

Только военная история дает боевым операциям должное наименование, сортируя их по известным полкам. Для войск же, участвовавших в этих операциях, таких названий не существует. Войсковые части и соединения повседневно несут боевую службу, цель которой — выполнить задачу, возложенную на них высшим командованием.

Ни русская, ни германская стороны после отхода армии Гинденбурга от Варшавы не предполагали, что военные историки назовут их боевые действия Лодзинской операцией. Германское главное командование на востоке рассчитывало, что ему удастся смять правое крыло 2-й русской армии и, может быть, выйти на Лодзь. У русского высшего командования была своя цель — обеспечить вторжение в Германию. О Лодзинской операции, конечно, никто не думал.

Неудачное наступление на Калиш и паника в 8-й кавалерийской дивизии вызывали чувство горечи у всех, кто до сих пор победоносно продвигался на запад. Начальник дивизии и его штаб были убеждены, что сделать что-либо большее без поддержки пехоты они не в состоянии. Разведка, которую вела дивизия в районе Калиш, Козминек, обнаруживала те же части противника (бригада Дуссена — в районе Калиша и 7-я австрийская кавалерийская дивизия с пехотой не менее полка — в районе Козминека).

Если в начале войны 14-я кавалерийская дивизия была усилена пограничниками, то ныне и этой поддержки ее лишили: командующий 2-й армией выделил из состава дивизии пограничные конные сотни, оставив их на отдых в районе Кутно.

В начале ноября эти пограничные сотни, попав под удар немцев, отошли на Лович. Позже из них сформировалась пограничная дивизия.

Около месяца дивизия не имела никаких сведений о своих двух разведывательных эскадронах, оставленных в Лысогурских лесах, южнее Кельце. В штабе дивизии еще теплилась надежда, что кто-нибудь из этих эскадронов прорвется и сообщит об их судьбе. Новые эскадроны для уланского и гусарского полков еще не формировались.

Только в конце октября оба разведывательных эскадрона вышли из вражеского тыла. К ним присоединился эскадрон 5-го гусарского полка 5-й кавдивизии. Все три эскадрона прибыли в район расположения нашей 14-й дивизии, и мы узнали, что эскадроны, отрезанные пехотой противника, укрывались в лесах. Хлебом, мясом и фуражом их снабжали местные крестьяне. Они не раскрывали противнику место нахождения эскадронов. Долго на одном месте эскадроны не задерживались, ночами передвигаясь в новые районы. Крупных ударов по тылам немцев они не наносили, но одиночные повозки и автомобили уничтожали.

Хотя немцы и выделили конный полк для того, чтобы обнаружить и разгромить оба наши эскадрона, но это им не удалось: крестьяне вовремя предупреждали русских, и они уходили, заметая следы. И все же командование по достоинству не оценило заслугу эскадронов, считая, что действовали они пассивно. Личный состав эскадронов не представили к наградам.

С 29 октября по 1 ноября 1-й конный корпус оставался в районе Варта, Михалкув, Хваленцице, Калинова, Волень, Блашки. Дивизии корпуса вели разведку на фронте Калиш, Козминек, Турек. Они обнаружили части бригады Дуссена, 7-й австрийской и 8-й немецкой кавалерийских дивизий.

Сведения, поступавшие из наших тыловых органов, подтверждали, что корпуса немецкой армии начали передвижение вдоль правого берега Вислы, меняя свой фронт на север.

2 ноября левофланговые дивизии 1-го конного корпуса (5-я и 14-я) вновь перешли в наступление в общем направлении на поселок Козминек. В этом районе и завязался бой. В ночь на 3 ноября поступило приказание командира корпуса приостановить наступление на запад и северо-запад. 14-я дивизия должна была принять участок у 5-й дивизии, которая ночью спешно выходила из состава корпуса и форсированным маршем должна была достигнуть населенного пункта Згежа Таким образом, 1-й конный корпус оставался в составе двух кавалерийских дивизий (8-й и 14-й) с 18 орудиями. Противник вел себя пассивно.

Утром 4 ноября было получено приказание дивизиям корпуса перейти на восточный берег Варты и расположиться: 8-й кавдивизии — в районе Сквятковице, Добрузов, а 14-й дивизии — в районе Вилямув, Шадек. Совершив 45-километровый марш с переправой через Варту, 14-я дивизия достигла указанного района с наступлением темноты. 2-я бригада со штабом дивизии должна была расположиться в Вилямуве, а 1-я бригада — юго- восточнее Шадека.

Ожидалось, что с рассветом пехота противника поведет наступление в направлении на Ласк. В связи с этим на 2-ю бригаду возлагалась задача — занять деревню Вжещевице, а на 1-ю бригаду — обороняться у Балуча.

Около восьми часов утра штаб дивизии переместился на высоту у Каршева. Оставшийся в фольварке штаб корпуса, вскоре попав под артиллерийский огонь противника, быстро перемещался на юго-восток. Около девяти часов огонь артиллерии противника усилился, пехота и спешенная конница немцев перешли в наступление, стремясь с фронта охватить левый фланг нашей дивизии. 8 орудий дивизии с трудом сдерживали их наступление.

Около десяти часов утра в деревне Каршев появилась наша пехота. Посланный в деревню офицер выяснил, что это подходил авангард 17-й дивизии 19-го армейского корпуса (68-й Бородинский пехотный полк, совершивший форсированный 50-километровый ночной переход).

Начальник дивизии Эрдели пригласил меня в Каршев. Здесь от командира 68-го полка полковника Тумского мы узнали, что 19-й армейский и 1-й Сибирский корпуса 5-й армии генерала Плеве подходят на усиление левого фланга 2-й армии. Полк устал. Обрисовав Тумскому обстановку, мы попросили его дать нам хотя бы один батальон для поддержки наших слабых спешенных частей, гарантировав, что в течение трех часов сдержим немцев, а за это время полк сможет отдохнуть. Тумский согласился и выделил нам головной батальон. Остальные три батальона с легкой батареей он расположил в Каршеве на отдых.

В первом часу дня противник, усилив артиллерийский огонь, начал стремительное наступление. Его отразили части нашей дивизии и батальон бородинцев. Противник залег. Можно было немного и нам отдохнуть. В 2 часа дня Эрдели получил категорическое приказание командира 1-го конного корпуса — сдать свой участок частям 19-го корпуса, немедленно выйти из боя и отойти к югу от Ласка. Выходить из боя днем было, конечно, нелегко. Пришлось снова ехать к командиру полка бородинцев и упрашивать его развернуть свои батальоны. В четвертом часу 68-й полк начал развертывать два батальона и батарею для смены частей 14-й дивизии. Один батальон командир полка оставил резервным в Каршеве.

Уже темнело, когда бойцы спешенных частей нашей дивизии выходили к своим коноводам. Бородинцы своевременно вступили в жаркий бой. Около пяти с половиной часов дня штаб 14-й дивизии покинул Каршев. Командиру 68-го полка с резервным батальоном пришлось самому идти в контратаку против немцев.

Оценивая итоги дня 5 ноября, командир 19-го корпуса в своем донесении писал: «К 10 часам вечера фронт корпуса был таков: 17-я дивизия — Бабенец, Кики, 38-я дивизия — Стрые, Паскове, Балуч, Млыниско. Наиболее упорный бой сегодня вели бородинцы, которые под сильным огнем тяжелой артиллерии, заставившей замолчать нашу батарею, отбивали атаки значительно превосходящих сил противника, но они все-таки были оттеснены к Каршеву от деревни Кики, которой они овладели. Московский полк (65-й пехотный. — Б.Ш.), наступая, выбил противника из Кики и занял эту деревню. В Бородинском полку потери огромные, в остальных — невелики, а в 38-й дивизии — весьма незначительны. Бородинцы из боевой линии отведены в корпусный резерв. В районе корпуса сегодня ночуют 8-я и 14-я кавдивизии. Завтра с утра предстоит наступление»[28].

Удерживая Калиш ландштурменной бригадой Дуссена, командир 3-го немецкого кавалерийского корпуса направил свои части на север, к Туреку, чтобы прикрыть правый фланг наступающей 9-й армии Макензена.

Наступление 2 ноября корпуса Новикова на Козминек заставило Фроммеля предпринять контрманевр от Турека на юг. Но ввиду отхода русской конницы Фроммель со своими конными дивизиями снова направился на север, Продолжая вести артиллерийский огонь по восточному берегу Варты, по которому двигались пехотные колонны русских.

4 ноября в районе Калиша сформировался корпус «Познань». В его состав вошли эрзацбригады ландштурманов. Он должен был достигнуть реки Варта и совместно с 3-м кавкорпусом нанести удар по левому флангу и тылу 2-й русской армии. На следующий день этот корпус, поддержанный огнем тяжелой артиллерии, сначала атаковал 14-ю и 8-ю кавдивизии корпуса Новикова с фронта Шадек, Вилямув. Затем корпус «Познань» атаковали подошедшие части 19-го армейского и 1-го Сибирского корпусов. Корпус «Познань» был вынужден отойти на линию Шадек, Вилямув. К вечеру того же дня к Шадеку приблизилась бригада Дуссена.

В следующие дни, когда были подтянуты Познаньский и Бреславльский корпуса, немцы все равно здесь не добились успеха.

6 ноября наш 1-й кавкорпус устремился к Здуньска-Воле. Здесь завязал бой с пехотой и спешенной конницей противника, занимавшего опушки лесов к северу от деревни Здуньска-Воля. Вскоре к этой деревне подошла 5-я Донская дивизия. Она приняла участок 1-го кавкорпуса. Его дивизии снова оттягивались на ночлег в район Ласка. Из штаба корпуса поступило приказание: 7 ноября 8-й и 14-й кавдивизиям усиленным маршем перейти в район станции Рокицаны, юго-западнее станции Колюшки. Штаб корпуса не ориентировал дивизии в сложившейся обстановке. Становилось ясным только одно: придется проходить по тылам двух неприятельских армий.

Получив приказание от командира дивизии, я набросал два маршрута движения бригад с придачей каждой по батарее. Явился к Эрдели для подписи приказа. Ознакомившись с маршрутами, он сказал:

— Зачем, Борис Михайлович, мы будем тащить по копоти за собой артиллерию? Не лучше ли направить ее по шоссе вслед за 8-й кавдивизией? Тогда она скорее дойдет, и нам будет легче.

На это я возразил: обстановка в том районе, куда нас передвигают, неясная, и артиллерия может бригадам понадобиться на пути движения.

— Ну какая там неясная обстановка — будем двигаться по тылам! Нужно сохранить силы наших коней…

Действительно, я и сам не знал, зачем нас передвигают и что делается в районе станции Рокицаны… Не хотелось настаивать. Но в приказе я все же оставил указание: бригадам выслать на 15 километров вперед ближнюю разведку.

С утра 7 ноября 1-й кавкорпус двинулся на восток. Погода была скверная. Штаб дивизии ехал с левой колонной, направлявшейся через Длутув. Желание выяснить обстановку вынудило меня пойти на превышение моих полномочий: я вызвал из 14-го казачьего полка молодого и толкового хорунжего с шестью казаками, отправил его как делегата связи прямо в штаб 2-й армии в Лодзь с приказанием выяснить и доложить мне, что делается на фронте армии. Я сказал хорунжему, что он обязан оставаться при штабе 2-й армии. Пронырливый казачок отлично исполнил поручение. В дальнейшем он держал меня в курсе всех событий на фронте 2-й армии.

Насколько войска не были ориентированы в обстановке, показывает следующий факт. В одной из деревень, к западу от Длутува, мы натолкнулись на начальника штаба 7-й пехотной дивизии. Ею командовал полковник Довбор-Мусницкий. Эта дивизия находилась в армейском резерве. Мы рассказали полковнику, что совершаем марш в район станции Рокицаны. «Вот мудрое начальство, — с иронией заметил Довбор- Мусницкий, — прорвались какие-то два эскадрона немцев, а мы гоним туда целый конный корпус!» Эрдели был убежден, что эта мысль полковника не противоречит истине.

День клонился к вечеру. Командиры наших бригад получили донесения от своих разъездов: не только район Рокицаны, но и деревни к западу от Тушина заняты пехотой противника, она ведет по нашим разъездам сильный ружейный огонь. Не оставалось сомнения, что противник располагает более чем двумя эскадронами. Эрдели спросил меня, где находится наша артиллерия. «Видимо, прошла Ласк», — ответил я (свежих донесений от командира артдивизиона не было).

С наступлением темноты обе бригады 14-й дивизии вынуждены были остановиться в районе Буды-Длутовске, Рокицаны и в пяти — семи километрах к западу и юго-западу от Тушина, который был занят пехотой немцев. Юго-восточнее района, где располагалась дивизия, наша разведка обнаружила пехотное охранение противника.

Где была 8-я кавдивизия, наша артиллерия и штаб корпуса, пока было неизвестно. Я немедленно направил на Пабяницу разведку, чтобы она установила связь с нашими частями. Эрдели начал беспокоиться за участь нашей артиллерии: с утра 8 ноября предстоят боевые действия, а артиллерии у дивизии нет. Через каждый час меня вызывал начальник дивизии и спрашивал, не пришла ли артиллерия. Я ничего не мог доложить — донесения от артиллеристов не поступали. Эрдели, наверное, вспомнил мое предостережение — не выпускать из своих рук артиллерии. Но дело, конечно, не в оправданиях. Следовало принять энергичные меры, чтобы разыскать артиллерию. С этой целью я послал еще один специальный разъезд в направлении от Пабянице на Жгув.

Между тем около 12 часов ночи из штаба корпуса мы получили два распоряжения: 1) 8 ноября, во что бы то ни стало взять Тушин и 2) передать приказ командующего 2-й армией 10-й пехотной дивизии наступать на Тушин и далее на Вискитно. 10-я дивизия в это время находилась севернее населенного пункта Петркув.

Я доложил Эрдели оба распоряжения. Первое из них мы могли выполнить при условии, если прибудет наша артиллерия. Решили выполнять второе распоряжение. Для связи с 10-й пехотной дивизией я вызвал от каждого полка по одному офицерскому разъезду, проинструктировал их. Начальникам разъездов указал по двухверстной карте расположение нашей дивизии и предположительное местонахождение 10-й пехотной дивизии…

Фамилии всех начальников разъездов я не помню. Запомнилась только одна фамилия — хорошо известного еще по маневрам 1913 года хорунжего 14-го Донского казачьего полка Лестьева, скромного, отличного, по-настоящему боевого офицера.

Отправив разъезды, я прилег, но неожиданно в мою избу ввалился командир артиллерийского дивизиона подполковник Арцишевский. Я употребил далеко не лестные слова, укоряя его за то, что столько времени он где-то пропадал. «Чего ты ругаешься? — возразил Арцишевский. — Пока вы тут спите, я уже воевал!»

— Как, где воевал? — невольно задал я вопрос.

Арцишевский рассказал, что он двигался за 8-й кавдивизи- ей и в населенном пункте Пабянице оказался в потоке обозов, отступавших по шоссе с востока на запад.

В этом потоке Арцишевского встретил командир 1-го Сибирского корпуса генерал Плешков, направлявшийся на автомобиле на восток. Плешков приказал Арцишевскому идти по направлению на Жгув и поддержать 8-ю кавдивизию. Выдвинув артдивизион к востоку от Пабянице к Жгуву, Арцишевский установил связь с начальником 8-й кавдивизии, занял огневую позицию и до вечера обстреливал немцев, отражая их атаки из Жгува. Кроме спешенных частей 8-й кавдивизии на позиции к западу от Жгува находились разрозненные подразделения пехотных частей 2-го Сибирского корпуса.

Ход событий показал, что противник действовал не двумя эскадронами, как утверждал полковник Довбор-Мусницкий, а крупными силами.

Уложив спать Арцишевского, я пошел к Эрдели, чтобы доложить о прибытии артиллерии и получить указания, как будем действовать завтра. Начальник дивизии решил с юга атаковать Тушин спешенными частями.

Вернувшись к себе на квартиру, я застал двух начальников разъездов, устанавливавших связи с 10-й пехотной дивизией. Они доложили, что к югу в направлении на Петркув фронтом на север встретили пехотное сторожевое охранение немцев, через которое пробиться не могли. Минут через 40 явился и третий начальник разъезда. Он доложил о том же. Не было пока четвертого начальника разъезда — хорунжего Лестье- ва. Я мог предположить только одно: этот храбрый офицер наверняка прорвался в расположение нашей 10-й пехотной дивизии.

…Рассвело. Наступило 8 ноября. Только что я собирался идти с докладом к Эрдели, как перед крыльцом моей квартиры появился разъезд Лестьева. Хорунжий сообщил, что ему удалось прорваться в расположение 10-й пехотной дивизии, разыскать ее штаб и передать приказ командующего 2-й армией. Сомнений в справедливости сообщения Лестьева у меня не возникло.

Расспрашивая хорунжего, как он добрался до штаба 10-й дивизии, я выяснил, что его разъезду пришлось дважды прорываться через пехотное сторожевое охранение немцев.

К югу от нас, разделяя 14-ю кавдивизию от 10-й пехотной дивизии, находились сильные пехотные части немцев, но их нумерацию установить пока не удалось.

Положение под Тушином и на всем правом фланге 2-й армии было чрезвычайно тяжелым. Если удалось найти 10-ю пехотную, то совершенно ничего не было известно о 5-й кавалерийской дивизии, в задачу которой входило обеспечение стыка между 2-й и 1-й русскими армиями.

Нацелив бригады для наступления на Тушин с юго-запада и юга, мы всем штабом выехали на высоты к западу от деревни Тыхув. На поле боя была тишина. Нашу разведку противник встретил ружейным огнем с кладбища, расположенного на южной окраине Тушина.

Вскоре обе наши батареи (8 орудий) открыли огонь по кладбищу и Тушину. Через полчаса со стороны Модлицы немцы ответили огнем не менее трех тяжелых батарей. Наступление наших спешенных частей замедлилось. С кладбища и из Тушина противник усилил пулеметный огонь. Около четырех часов дня на высотах у Тыхува мы обнаружили части 10-й пехотной дивизии. К нам в штаб прибыли начальник этой дивизии и его начальник штаба. Ознакомившись с обстановкой, они решили взять Тушин ночным штурмом, а мы передвинулись на ночь к востоку, став к югу от мельницы Рута.

На следующий день предстояло форсировать реку Воль- барка и наступать на север по открытой местности. Вместе с 10-й пехотной дивизией прибыла и 5-я кавдивизия, войдя снова в состав 1-го кавкорпуса.

Противник медленно отходил на север к железной дороге Жгув — Бруйце — Карпин<? >.

На 10 ноября 14-я дивизия получила приказание: действуя совместно с 10-й пехотной дивизией, которая штурмом взяла Тушин, продолжать наступление на Куровице.

Остальные дивизии 1-го кавкорпуса должны были наступать восточнее с целью не дать противнику продвинуться на восток от железной дороги.

Как стало известно штабу 14-й кавалерийской дивизии, войска 2-й армии понесли большие потери и еле удерживали фронт вокруг Лодзи; в 5-й армии дела шли лучше. Со стороны Скерневице в направлении на Колюшки действовали части 1-го Сибирского корпуса и Кавказской кавалерийской дивизии. Управление 2-й и 5-й армиями объединил командующий 5-й армией Плеве. Командующему 2-й армией запрещалось выезжать из Лодзи.

Артиллерийский гул орудий не прекращался целые сутки. Ночью особенно яркими казались отблески орудийных выстрелов. Горели деревни. Бой под Лодзью усиливался. А вскоре разгорелся бой и на северо-востоке — в направлении железнодорожной станции Колюшки. Между двумя этими фронтами был небольшой неосвещенный промежуток в 3–4 километра. Через него могли ускользнуть немцы. 1-й кавкорпус являлся как бы дном мешка, в котором сидели немцы и который затянуть должна была русская пехота.

10 ноября 14-я кавдивизия спешенными частями повела наступление на Куровице, а обе наши батареи открыли огонь по дороге Бруйце — Куровице, по которой двигались обозы противника. Вскоре к югу от дороги Бруйце — Куровице появилась пехота с артиллерией противника. Завязался бой с нашей дивизией. Наступление соседей тогда развивалось медленно. Существенных результатов в бою 14-я дивизия не добилась и отошла на ночлег в деревню Далькув.

11 ноября предстояло вести наступление на деревню Лазновска-Воля. 8-я кавдивизия наступала вдоль железной дороги на станцию Рокицаны. 5-я кавдивизия, двигаясь на Колюшки, должна была войти в связь с нашей пехотой, наступающей от Скерневице на Колюшки. Наступление соседей слева — 10-й пехотной дивизии — шло медленно.

Штаб корпуса сообщил о том, что немцы обрушились на 6-ю Сибирскую дивизию вблизи станции Колюшки и что эскадрон 17-го драгунского Нижегородского полка атаковал тяжелую немецкую батарею у Хрусты-Старо. Эта лихая атака, предпринятая в конном строю драгунами-нижегородцами, была частичным эпизодом. Она не оказала никакого влияния на ход боя 6-й Сибирской дивизии. Корольков же в своей книге «Лодзинская операция»[29] явно преувеличил значение этой атаки.

11 ноября в бою за деревню Лазновска-Воля наша 14-я дивизия столкнулась не только со спешенными частями немецкой конницы, но и с арьергардом пехоты, усиленной артиллерией. Лишь с подходом частей 10-й пехотной дивизии удалось очистить от немцев Лазновску-Волю.

На 12 ноября 14-я кавдивизия получила приказ преследовать противника через Колюшки в общем направлении на Бжезины. 5-я кавдивизия двигалась справа. 8-я кавдивизия задерживалась в тылу, потому что дошли слухи о появлении немцев в тыловом районе Томашува.

Разведка не давала достоверных данных о положении противника. Его пехотные и кавалерийские части были перемешаны. Отдельные мелкие разъезды противника бродили в тылу наступающих дивизий нашего 1-го конного корпуса. Командование 14-й дивизии стремилось быстрее выйти к станции Колюшки и войти в связь с нашей дерущейся здесь пехотой, чтобы восстановить общий фронт, разорванный немцами. Слово «окружение» немецких частей не было произнесено никем из участников этой операции.

12 ноября части 14-й дивизии пересекли железную дорогу Колюшки — Петркув и впервые встретили небольшие группы пехотинцев-сибиряков в характерных папахах. Пехотинцы бродили в разных направлениях. Когда я остановил одну из таких групп, приняв их за пехотную разведку, и поинтересовался, какую задачу они выполняют, то получил ответ: «Мы стрелки 6-й Сибирской дивизии. Ищем свой полк».

— Где же находится ваш полк? — спросил я.

— Да вот мы и не знаем… Кажется, наша группа единственной осталась из полка, — бойко ответил один солдат.

И действительно, рассказ солдат-сибиряков подтверждался: на поле боя, в районе Галкувека, лежали убитые русские и немцы. Здесь мы обнаружили винтовки, пулеметы, орудия, брошенные русскими и немецкими солдатами. Плакать, конечно, не приходилось, да и некогда было. Требовалось извлечь урок из этого боя…

Небольшим спешенным частям немецкой конницы не удавалось задержать наше движение. С подходом наших цепей на прямой выстрел немецкие кавалеристы мгновенно садились на коней и отступали в северо-западном направлении. Параллельное преследование противника пришлось вести при низкой облачности и в тумане. Мы шли по пятам немцев. Вскоре наши конники оказались в тылу нашей пехоты, занявшей Бжезины.

Итак, немецкая группа войск, которой командовал Шеффер, благополучно выскочила из «окружения», хотя целью такого «окружения» никто, собственно говоря, и не задавался.

Следует отметить, что Лодзинская операция имела для русской армии и два положительных результата: во-первых, был отстранен от должности командующего армией Ренненкампф — представитель «авантюризма»; во-вторых, был смещен с поста командующего армией и Шейдеман, оказавшийся бездарным начальником.

С отходом на Бжезины группы войск Шеффера для немцев важно было организовать фронт, для русских же — сорвать этот замысел противника.

После окончания боев на Ипре Фалькенгайн начал перебрасывать с Западного фронта на Восточный подкрепления уже не конницей, а целыми пехотными корпусами. Из истории мы теперь знаем, что было переброшено четыре корпуса (2, 3, 13 и 24-й резервный). Два из этих корпусов усилили левый фланг 9-й армии, а остальные наступали от Калиша и Серадзя на Пабянице.

Обескровленные боями, русские армии в конце концов все же задержались на левом берегу Вислы. Создалось бы другое положение, если бы все четыре корпуса были брошены в одном направлении. Об этом никто из немецких и русских исследователей истории Первой мировой войны не говорил. Нам думается, что германская армия могла добиться успеха, если бы ее военачальники, оперировавшие на Востоке, не потеряли веру в стойкость своих частей и если бы им не приходилось затыкать дыры, образовавшиеся на их фронте. Следует учесть, что противник понес большие потери: только 1-й немецкий кавалерийский корпус в ходе операции потерял 39 офицеров и более 1660 солдат (около 25 процентов штатной численности корпуса). Понятно, что после таких потерь этот корпус вывели в тыл на отдых.

Следуя к северо-востоку от Колюшки и отбрасывая спешенные части немецкой конницы, дивизии нашего 1 — го конного корпуса вскоре снова вошли в соприкосновение с пехотой противника.

В поисках прохода в боевом расположении противника дивизии 1-го корпуса оказались не только за крайним правым флангом группы войск генерала Плешкова, но и к 16 ноября вышли за левый фланг 1-й русской армии (в 15 километрах юго-западнее Ловича). К этому дню части 1-й русской армии вели наступление на запад с целью выхода на линию Осмолин, Собота, Пентек. Командир корпуса Новиков полагал, что на этом участке будет возможно выйти в тыл противнику, действуя через Белявы и далее на Осмолин.

16 ноября наша 14-я дивизия вышла за боевой фронт 67-й пехотной дивизии (эта дивизия — второочередная), только что переброшенной из Петербургского военного округа; там она охраняла побережье. 67-ю пехотную дивизию включили в 6-й армейский корпус, и она повела наступление на Белявы.

17 ноября все дивизии 1-го конного корпуса спустились несколько к югу, встав уступом за правым флангом группы войск генерала Плешкова, входившей в состав 2-й армии. Между тем немцы усилили нажим на Лович, введя в действие тяжелую артиллерию. 55-я пехотная дивизия (тоже второочередная) занимала позицию за рекой Бзура, к западу от Ловича. 18 или 19 ноября начальник 14-й кавдивизии получил срочный приказ командира 1-го корпуса: по тревоге выступить на север и занять фронт 55-й пехотной дивизии, отошедшей на юг.

Вскоре мы заметили толпы солдат, офицеров, они беспорядочно отходили назад, в южном направлении. Это отступала 55-я пехотная дивизия, хотя на фронте царила тишина. Бригады нашей дивизии в спешном порядке заняли окопы 55-й пехотной дивизии, выслав вперед пешую разведку. Противник вел себя пассивно: по нашим разведчикам, приближавшимся к его позициям, открывал слабый ружейный огонь.

Около пяти часов утра к нам приехал начальник штаба 55-й пехотной дивизии и заявил, что она подходит к прежнему своему участку, чтобы занять его. Только от этого начальника нам удалось узнать причину отхода 55-й дивизии. Днем немцы сильно обстреливали дивизию 152-мм снарядами — «чемоданами», так тогда называли тяжелые снаряды. Просидев день под сильным артобстрелом, дивизия с наступлением темноты не выдержала и, несмотря на то, что противник прекратил огонь, начала уходить на юг. Одним словом, в дивизии возникла паника.

Отойдя километров на шесть в тыл, полки остановились. Офицеры собирали свои разрозненные подразделения и части. Людей накормили, и дивизия пошла в обратном направлении — на свои прежние позиции. К рассвету 14-я кавдивизия была сменена. Побригадно она уходила в свой старый район расположения.

Я уже отмечал, как важно уметь осторожно вводить в бой резервные части. Без этого не достигнешь успеха. Мы убедились, что 55-ю пехотную дивизию перебрасывали из Петербурга под Скерпевице без надлежащей подготовки ее к боевым действиям. Вот почему она понесла крупные потери. Это привело к тому, что 1-й кавкорпус спешно передвигали на юг, на левый фланг Северо-Западного фронта, — здесь противник угрожал прорывом между Северо-Западным и Юго-Западным фронтами. Корпус поступал в распоряжение командира 19-го армейского корпуса. При поддержке одной бригады 63-й пехотной дивизии (она сосредоточивалась к северу от Тушина) корпусу предстояло нанести фланговый удар на левом участке Северо- Западного фронта.

Переночевав в районе деревень Воля-Ракова, Карпин, 14-я кавдивизия утром 22 ноября двинулась через Тушин на Глухув. 8-я кавдивизия шла восточнее, ее задача — атаковать противника южнее Глухува. Когда штаб нашей дивизии выехал к югу от Тушина, то мы увидели следующую картину: левый фланг Северо-Западного фронта (7-я пехотная и 5-я Донская казачья дивизии) вел бой фронтом на север. Противник с юга не прекращал артиллерийского огня по 5-й Донской казачьей дивизии, которая отвечала немцам тем же. Ближняя разведка на юг не обнаружила противника. Таким образом, казалось целесообразным конницей выйти во фланг деревни Ютрошев, а затем совместно с пехотой произвести фланговый контрудар. Начальник 14-й кавдивизии приказал выслать от каждой бригады по два эскадрона лавой в юго-западном направлении с тем, чтобы окончательно парализовать разведку и наблюдение противника за нашим флангом. За эскадронами двигались бригады. Они не открывали артиллерийского огня. Маневр вполне удался. Немцы, отвлеченные огнем на север, не только не обеспечили своего фланга, но и продолжали упорно обстреливать 5-ю Донскую казачью дивизию. Они ослабили внимание участку, расположенному на востоке.

Во втором часу дня из Тушина началось развертывание бригады 63-й пехотной дивизии, она повела наступление в юго-западном направлении. Цепь за цепью шла наша пехота по открытой местности. Немцы ее не обстреливали. Передовые эскадроны 14-й кавдивизии находились уже в лесу и шали перед собой разведку и наблюдателей противника, а наши бригады расположились в Глухуве.

Около четырех часов дня первые пехотные цепи беспрепятственно достигли леса. Тогда и бригады 14-й кавдивизии двинулись юго-западнее Глухува, к лесу. Вскоре в лесу раздалось «ура». Это бригада 63-й пехотной дивизии внезапно атаковала немцев. Завязалась рукопашная схватка. Батареи 14-й кавдивизии из района южнее Глухува открыли по немцам огонь, а бригады в конном строю устремились в восточную часть леса.

Фланговый удар был, очевидно, настолько неожиданным для противника, что его артиллерия в темноте посылала отдельные снаряды по местам на востоке, где уже не было нашей конницы. Успех, достигнутый внезапным ударом, позволил нашим войскам в ту же ночь ускорить отход на позиции к востоку от Лодзи.

25 ноября 14-я кавдивизия отошла на восток, к железной дороге Колюшки — Петркув. На следующий день ей приказали выдвинуться вперед, овладеть деревней Ренкорай, ранее очищенной нашими частями, а потом снова занятой немецким пехотным батальоном, поддержанным одной или двумя артбатареями.

Спешив всех солдат и выдвинув в цепь станковые пулеметы, 14-я дивизия успешно выполнила задачу — взяла Ренкорай, захватив в плен до 20 немцев. Этот бой 14-я кавдивизия вела чисто по-пехотному, к чему она была приучена всем предыдущим периодом войны. Через день дивизия получила задачу — вновь отойти к железной дороге Колюшки — Петркув. Бесцельное движение конницы взад и вперед вызывало в наших частях справедливое нарекание. В шутку за атаку Ренкорая наши кавалеристы окрестили дивизию «Ренкорайским резервным батальоном».

В начале декабря 1-й кавкорпус сменила пехота, а его конницу спешно направили на север, чтобы она прикрыла отход 2-й армии за реку Равка.

В ночь на 4 декабря дивизии 1-го корпуса заняли окопы 2-й армии, начавшей отход.

Лишь около одиннадцати утра противнику удалось обнаружить, что пехотные части 2-й армии отходят. Отдельными группами, а затем и цепями немцы начали наступление против наших дивизий. Наши главные силы сумели отойти за реку Равка без соприкосновения с противником. И все же еще немало наших солдат и отдельных обозов плелось в тылу отходивших колонн.

Наши пехотинцы, особенно сибиряки, не боялись немецкой конницы. Встречая ружейный огонь даже небольших подразделений русской пехоты, немецкие конные разъезды быстро спешивались. Пока начальник немецкого разъезда писал донесение о встрече с русскими пехотинцами, они усиливали огонь, продолжая свой марш на восток.

Отойдя за пехотные части 2-й армии, наш конный корпус простоял не более суток на месте, а затем его через Нове-Място снова перебросили на левый фланг фронта к югу от реки Пилица. В районе Пшисталовицы корпус вошел в соприкосновение с 19-м армейским корпусом, сражавшимся фронтом на северо-запад.

Немцы упорно стремились развить наступление по северному берегу Пилицы, тесня левый фланг 5-й армии. 8-я и 14-я кавдивизии, расположившись к юго-западу от Нове-Място, обороняли южный берег Пилицы, не позволяя противнику организовать переправу. Дальним артиллерийским огнем обе дивизии фланкировали немцев, наступавших по северному берегу Пилицы на восток.

Дни были короткие. Пехота обеих воюющих сторон все глубже зарывалась в землю.

После 21 декабря 1914 года 14-я кавалерийская дивизия была отведена в тыл на десять дней. Личный состав эскадронов успел вымыться, постирать белье, произвести дезинфекцию одежды. Мне разрешили использовать десятидневный перерыв в Петербурге и Варшаве. В Петербурге я прожил только три дня. Здесь повидался со знакомыми, вдохнул столичного воздуха, узнал, как столица переживала дни войны. Курьерский поезд доставил меня в Варшаву, а затем в дивизию. Конечно, за три дня пребывания в Петербурге много впечатлений накопить не удалось. И все же я почувствовал, что официальный Петербург остро не испытывал всего того, что происходило на войне.

Возвратился в дивизию в начале января. Она уже приготовилась к походу на север. Ее включили в состав новой 12-й армии, которой командовал генерал Плеве.

Сев на коня и тронувшись с дивизией в путь, я не подозревал, что колесо моей судьбы уже поворачивается в другом направлении. Служба в войсковом штабе, в котором я пробыл два года, закончилась. Меня ждала работа в высших (армейском и фронтовом) штабах.

С болью в сердце расставался я со штабом 14-й кавалерийской дивизии. Среди ее многих офицеров, доброжелательно настроенных к честным военным кадрам, и среди солдат и в мирное время, и в период войны я встречал самое дружеское и товарищеское отношение. Хочется особо отметить, что с 14-й кавалерийской дивизией меня связывали самые добрые воспоминания о службе в строю.