НАЧАЛО ГАЛИЦИЙСКОЙ БИТВЫ[16]

НАЧАЛО ГАЛИЦИЙСКОЙ БИТВЫ[16]

Прошло более двух недель после объявления войны. 14-я кавалерийская дивизия выполняла боевую задачу, поставленную ей еще в мирное время начальником штаба Варшавского военного округа: вела разведку противника, наступающего по левому берегу реки Висла, и прикрывала подступы к Иван-городу, который спешно укреплялся. Остановимся немного на командовании дивизией. Начальник дивизии генерал Новиков, по существу, являлся шефом дивизии и не имел намерения держать в твердых руках управление частями. Он был рад передать эти функции более деятельному, да к тому же с известной долей нахальства, начальнику штаба дивизии полковнику Дрейеру. Сам Новиков всегда соглашался с предложениями своего начальника штаба, а в трудные минуты только молчал и вздыхал. Особенно молчалив был Новиков, когда дело доходило до столкновения с противником или в предвидении такового. Но зато, когда колонны дивизии шли на ночлег, тут заговаривало «кавалерийское» сердце генерала, и он покрикивал на солдат, совершенно не учитывая, что эти солдаты сделали 45-километровый переход, а те из них, которые были еще в разведке или дозорах, сидели в седле чуть ли не полные сутки. В таких случаях я, боясь не сдержаться, всегда уезжал в хвост колонны штаба дивизии, чтобы не слушать окриков Новикова при «наведении порядка». Обстановкой Новиков мало интересовался и даже отдавал свои карты начальникам разъездов. Когда я докладывал, что запас карт в штабе ограничен, то Новиков удивленно смотрел на меня и говорил: «Ну скажи, пожалуйста, на что мне карты, когда у меня два офицера Генерального штаба!» Теперь, может быть, читающему это покажется и анекдотом, а между тем это факт.

Руководство боевыми действиями фактически было в руках штаба дивизии. Обычно по приходе на ночлег Дрейер заходил ко мне в комнату, и мы совещались, что предпринять назавтра. Затем он шел к Новикову, чтобы доложить ему о принятом решении, а я садился писать приказ, отдавая предварительно распоряжение о времени выступления полкам дивизии. Когда я приносил приказ к Новикову, он обычно подписывал его не читая. Организация разведки лежала всецело на мне.

Во время боев Дрейер выезжал вперед, к войскам, забирая с собой часть ординарцев, а я оставался с Новиковым и принимал донесения от полков, на которые нужно было давать указания. Но после первого же боя я стал ездить с Дрейером, так как, собственно говоря, оттуда и нужно было отдавать приказания от имени начальника дивизии. Последний же оставался на командном пункте.

Из командиров бригад полковник Сенча был наиболее подготовленным и мог действовать самостоятельно. Что же касается командира 2-й бригады полковника Дабича, то он был слаб в тактике, поэтому штабу дивизии приходилось всегда быть при этой бригаде, чтобы вовремя устранить все трения. Командир пограничной бригады полковник Балабан также был слабо подготовленным командиром, но так как пограничники придавались то одной, то другой кавалерийской бригаде, значение Балабана сводилось больше к роли администратора, чем тактика.

С самого начала войны, как только дивизия собралась целиком, она ни разу не ходила в одной походной колонне, а, как правило, двигалась двумя колоннами, между которыми в зависимости от обстановки делилась и 23-я конная батарея, и бригадам придавалось по два или по четыре орудия. С 21 июля по 6 августа включительно дивизия прошла около 480 километров, что в среднем без дневок дает по 28 километров в день. Состояние личного состава было хорошим, солдаты и офицеры втянулись в походную жизнь. Довольствие конского состава шло бесперебойно за счет местных средств, и лошади были в крепких телах, спустив лишний жир мирного времени. Кровные и полукровные кони офицеров, несмотря на полевые условия, несли службу хорошо.

К вечеру 6 августа в штабе 14-й дивизии имелись сведения лишь от своих разведывательных частей о том, что противник теснил их от Опатува на Островец и занял Скаржиско конными частями. Неожиданно через телеграфную станцию в Радоме штаб дивизии начал получать сводки от 5-й кавалерийской дивизии, которая находилась к северу от Нове-Място и сообщала о начавшемся наступлении немцев от Серадзя и Ченстохова на восток, разъезды которых приближались к Петркуву и Коньску. Полное молчание штаба 14-го корпуса в Люблине, которому считала себя подчиненной 14-я кавалерийская дивизия, вынудило начальника штаба Дрейера выехать на автомобиле через Иван-город на Люблин. 7 августа, еще до возвращения полковника Дрейера в штаб дивизии, были получены две телеграммы, указывавшие боевую задачу 14-й дивизии. Первая телеграмма от командира 14-го корпуса говорила о переходе 10 августа 4-й русской армии в наступление и о возложенной в связи с этим на 14-ю кавалерийскую дивизию задаче по обеспечению правого фланга армии на левом берегу Вислы и о переправе на правый берег Вислы на участке Сандомир, Баранув для совместных действий с 13-й кавалерийской дивизией.

Вторая телеграмма командира 14-го корпуса сообщала о происшедшем столкновении частей 13-й кавалерийской дивизии и 18-й пехотной дивизии с пехотой противника у Красника, в результате которого австрийцы, понеся значительные потери, отступили. Отмечалось, что артиллерия противника ведет огонь высокими разрывами. Все это было не ново для 14-й дивизии, испытавшей такой артиллерийский огонь 2 августа под Кель- це. Наконец, начальник 13-й кавалерийской дивизии генерал Туманов приветствовал соседнюю 14-ю дивизию с общей задачей — лихим налетом за рекой Сан завершить удар пехоты. Все телеграммы были переданы в Радом без шифра и, конечно, вызвали сенсацию сначала среди телеграфистов, а потом и посетителей одного из ресторанов, откуда эти сведения получил один из офицеров связи штаба, встретив за обедом знакомого ему поляка — помещика. Можно удивляться простоте нравов штаба 14-го корпуса, но что поделаешь, таковы уж были обычаи в старой русской армии! Сомнение вызывало другое: при наличии штаба 4-й армии в Люблине приказ получен из штаба 14-го корпуса — кому же подчинена дивизия? Удивляться было нечему, ибо штаб армии был сформирован из «тылового» Казанского округа, где офицеры Генерального штаба служили для своего удовольствия, а не для дела. Стыдно, конечно, такому начальнику штаба армии, каким был Гутор, забыть, что ему подчинена целая дивизия, и притом единственная, на левом берегу Вислы. Впрочем, Гутор, как неоправдавший себя на должности начальника штаба армии, скоро был смещен.

Задачи определялись целью наступления к югу, переправой через Вислу. Но как быть с западом, где наступали немцы? На чем переправлять дивизию через Вислу? Казалось бы, что переброска 4000 коней через такую реку даже выше Сандомира была операцией нелегкой и требовала переправочных средств. Это должно было быть хорошо известно и штабу корпуса, и штабу армии, но никто об этом не думал.

В ночь на 8 августа в штаб дивизии вернулся полковник Дрейер, и стало известно, что на правом берегу Вислы развертываются 4-я и 5-я русские армии, что 4-я армия состоит из 14-го, 16-го и гренадерского корпусов, 13-й и 14-й кавалерийских дивизий, 3-й Донской казачьей дивизии и Отдельной гвардейской кавалерийской бригады. Дрейер подтвердил задачу 14-й кавалерийской дивизии, полученную через корпус. Он же сообщил, что дивизии подчинен 72-й пехотный Тульский полк с двумя батареями 18-й артиллерийской бригады. Части 14-й кавалерийской дивизии с 20 июля не видели своей пехоты и поэтому с нескрываемым удовольствием смотрели на подход тульцев. Из-за болезни командира 72-м пехотным полком командовал его помощник по строевой части — высокий, пожилой, спокойный полковник.

Итак, 18 августа должно было начаться большое сражение, которое потом в истории получило название Галицийской битвы.

Как же к этому времени слагалась обстановка на фронте 14-й дивизии? Телеграммы начальника 5-й кавалерийской дивизии сообщали, что немцы продолжают свое движение в восточном направлении и 9 августа Петркув был занят тремя полками конницы и до бригады пехотой, передовые разъезды немцев находились на линии Нове-Място, Опочно, Пшисуха. Разведка 14-й кавалерийской дивизии еще не входила в соприкосновение с разъездами немцев. Очевидно, в связи с их продвижением активизировалась и конница австрийцев, стремившаяся войти в связь с немцами. 9 августа до полка конницы австрийцев потеснили разведывательный эскадрон 14-й дивизии от Илжи, отошедший на север к Недарчуву и выяснивший расположение главных сил, видимо, 7-й кавалерийской дивизии австрийцев. На юге наступление пехоты австрийцев развивалось медленно, и ее части были обнаружены только в районе Опатува и к северу от Сандомира. Поставленная дивизии задача требовала, с одной стороны, энергичного движения на юг в направлении на Сандомир, переправы на правый берег Вислы к западу от этого пункта и удара во фланг австрийской армии, задержавшейся за рекой Сан. С другой стороны, на дивизию ложилась задача обеспечить фланг армии на левом берегу Вислы с запада. В действительности на левом берегу Вислы 14-я кавалерийская дивизия при движении на юг имела бы на своем фланге всю 7-ю кавалерийскую дивизию австрийцев, располагавшуюся 9 августа только в 25 верстах от пути движения 14-й дивизии.

Немцы были еще далеко, но очистить свой фланг на западе от конницы австрийцев для 14-й дивизии было необходимо. Таким образом, первоначальный удар по 7-й австрийской кавалерийской дивизии являлся для 14-й русской кавалерийской дивизии необходимым для обеспечения ее действий на юге. Так и было решено на 10 августа.

Однако необходимо было подумать и о прикрытии с запада такого пункта, как Радом, от налетов германской конницы, которая была всего в 35 верстах к западу. Для выполнения этой задачи в Радом с утра 10 августа был направлен отряд в составе одного батальона 72-го пехотного полка и одной сотни пограничников. Радом еще продолжал жить обычной жизнью, администрация была на месте. Донесения командир батальона должен был присылать в господский двор Сыцына по телеграфу через Зволеяв.

К вечеру 9 августа разведывательный эскадрон драгун заметил лишь в общих чертах охранение австрийской конницы по линии Валентынов, Вулька-Мазярска и далее по реке Илжанка; за эскадроном располагались главные силы австрийцев. Не ожидая результатов дальнейшей разведки, штаб 14-й дивизии решил восполнить их внезапностью атаки. Болотистая долина реки Илжанка способствовала обороне противника, да притом по опыту под Кельце штаб 14-й дивизии уже знал, что современный бой двух кавалерийских дивизий не развивается так скоротечно, как это представлялось в мирное время. Между тем необходимо было покончить с 7-й австрийской кавалерийской дивизией, чтобы поскорее обратиться к решению основных задач на юге. Поэтому для атаки 7-й дивизии был привлечен и 72-й пехотный полк в составе трех батальонов с артиллерией. Однако выжидание подхода пехоты дало бы возможность противнику или сильнее укрепиться за рекой Илжанка, или же, не приняв боя, отступить, Как то, так и другое было не в интересах 14-й дивизии. Поэтому было решено, внезапно завязав бой конными частями, дождаться подхода 72-го пехотного полка, направив его в наиболее важном направлении.

В четвертом часу утра 10 августа 14-я кавалерийская дивизия в двух колоннах побригадно выступила из района своего расположения и двинулась на юго-запад для атаки противника. 72-й пехотный полк с двумя полевыми батареями в то же время двинулся от Цепелюва в общем направлении на город Илжа, подходя к нему с востока. Учитывая труднодоступность реки Илжанка к востоку от города, туда направили 1 — ю бригаду 14-й дивизии, которую впоследствии поддержит 72-й пехотный полк. 2-я же бригада с девятью сотнями пограничников имела задачу атаковать центр охранения противника от деревни Хваловыце до Малене и Едлянка и прорвать его оборону.

В девятом часу утра 2-я бригада с пограничниками заняла Хваловыце, а 1-я бригада — Пилатку. Продвинувшись на запад от Пилатки, спешенные части 1-й бригады подошли к Илже с востока. После занятия 2-й бригадой Хваловыце пограничники, не дожидаясь открытия огня 23-й конной батареей, увлекаемые своими командирами, устремились к переправе через Илжанку у деревни Малене. Встреченные ружейным огнем, они были вынуждены спешиться и, усиленные одним эскадроном гусар, повели наступление в пешем строю. Быстро справившись с противником, засевшим в Малене, и захватив переправу, пограничники уже на западном берегу Илжанки продолжали наступление на господский двор Кшижановице. Здесь австрийцы, засев в каменных сараях и доме, оказывали упорное сопротивление. Тем временем 2-я бригада с 23-й конной батареей выдвинулись на переправу у деревни Едлянка. Переправа была плохая и задержала движение казаков, шедших во главе бригады (особенно 23-й конной батареи). Однако с переправой у Едлянки 14-й Донской казачий полк, оставив одну полусотню казаков в прикрытии у батареи, устремился на господский двор Кшижановице для оказания содействия пограничникам. 23-я конная батарея заняла позицию к северу от высоты 203,4[17], готовясь к открытию огня. Гусары также ввязались в бой за Кшижановице.

К 9.30, когда штаб нашей кавдивизии прибыл на высоту 203,4, он нашел уже все части 2-й бригады развернутыми; у командира бригады в резерве не оставалось ни одного эскадрона. Стало ясно, что бой ведут лишь передовые части, а главные силы австрийцев в него еще не втянуты. Командиру 1-й бригады было послано приказание направить сюда же 14-й уланский полк, а с подходом тульцев следовать к Едлянке с 14-м драгунским полком.

К моменту получения приказания полковник Сенча с частями 1-й бригады, заняв высоту 246,3, продолжал наступление на Илжу. Уланы отошли к коноводам и двинулись на рысях к Едлянке…

Когда Дрейер и я вернулись в штаб дивизии, то застали уже прибывший 14-й уланский полк. У Едлянки переправлялся 14-й драгунский полк. Господский двор Кшижановице был взят, пограничники и казаки атаковали деревню Кшижановице.

К часу дня 1-я бригада находилась за высотой 227,0, к востоку от нее, готовая к атаке. Кони эскадронных командиров горячились, а вставшие рано утром драгуны и уланы, сидя верхом на конях, склонились к гривам, спокойно подремывали, ожидая команды для атаки и не обращая внимания на летящие через их головы снаряды. Штаб дивизии стоял на высоте 227,0 и не мог увидеть, куда отходит противник. Высланные вперед боевые разъезды еще не возвращались. 23-я конная батарея к востоку от Староседлице снялась с передков и вела огонь по отходившему далеко на запад обозу противника.

7-я австрийская дивизия, очевидно, не хотела принимать боя и, потеряв до трех эскадронов убитыми, ранеными и пленными, отошла в леса в южном направлении на Вежбник (Стараховице). Полученное донесение от командира гусарского полка подтверждало это. Тульцы же заняли Илжу и выходили к западу от нее. Выслав на юг от Илжи два эскадрона улан для преследования, начальник дивизии решил прервать бой, так как было необходимо идти на восток для выполнения главной задачи — атаковать пехоту противника, выдвигавшуюся к северу от Сандомира. День 10 августа хотя и не принес 14-й кавалерийской дивизии решительного успеха, но изрядно потрепанная 7-я австрийская кавалерийская дивизия была уже не способна к смелым и активным действиям.

Приказав конным частям дивизии занять окрестные деревни, а 72-му пехотному полку — Илжу, выставив сторожевое охранение к югу, штаб дивизии отправился в Илжу.

Нужно было подумать о дальнейшем плане действий, а вернее, о конкретизации его. В телеграмме начальнику 5-й кавалерийской дивизии сообщалось пока о продвижении вперед лишь кавалерийских частей немцев. Разведка нашей сотни пограничников в соприкосновение с конными частями противника к западу от Радома еще не вошла. На юге наш разведывательный эскадрон был потеснен от Островца к Тарнуву, а затем должен был отойти под давлением пехотных частей австрийцев к северу от реки Каменна. Таким образом, на западе пока еще ничего серьезного не грозило. На юге же, вдоль Вислы, от Сандомира продвигалась пехота противника именно в том направлении, в каком 14-я дивизия должна была действовать на юге. Предстояло остановить продвижение пехоты противника, а затем попытаться разбить ее или отбросить. Это и составило основу решения.

11 августа дивизия вместе с тульцами перешла в район Янур-Селецки, Липско, готовясь с утра ударить за рекой Каменна по пехоте противника. Австрийская пехота, видимо, собиралась переправиться на правый берег Вислы и ударить во фланг 4-й русской армии. О положении этой армии мы не имели никаких данных ни от штаба армии, ни от штаба корпуса, ни от своего разъезда, высланного еще 4 августа в штаб 13-й кавалерийской дивизии. Было решено 12 августа завязать бой сначала конницей, а подходившую затем пехоту бросить в том направлении, которое выявится как наиболее важное.

В шестом часу утра 12 августа 14-я дивизия тремя колоннами двинулась к устью реки Каменна: в правой 2-я бригада и пограничники с 23-й конной батареей, в левой — 1-я бригада с 4-й полевой батареей. 72-й Тульский пехотный полк с 5-й батареей следовал через Дзюркув на Садковице для решительной атаки вдоль Вислы по пункту вероятной переправы у Юзефува. Головной батальон полка для более быстрой поддержки спешенных частей 1-й бригады был посажен на подводы, а номера 4-й полевой батареи — на передки, зарядные ящики и лафеты. Для обеспечения правого фланга дивизии в Сенно был выслан эскадрон улан. Быстро вошедшая в соприкосновение с противником ближняя конная разведка дивизии подтвердила все имевшиеся ранее данные, как о расположении противника, так и о местности. Левый фланг австрийской пехоты был определен в районе деревень Зембожин, Косьцельны. К девяти часам утра колонны дивизии, миновав линию Марушув, Слущин, продолжали движение: 1-я бригада на деревню Павловска-Воля и 2-я бригада на деревню Зембожны. Развернувшись за высотой 202,0, части 2-й бригады и пограничники в пешем строю при поддержке 23-й конной батареи, занявшей позицию за высотой 174,3, повели наступление на Чекажевице и Зембожин. К этому времени при отличной поддержке огнем 4-й полевой батареи (8 орудий), спешенные части 1-й бригады уже вели бой за деревню Павловска-Воля и переправы через реку Каменна. Быстро отбросив австрийцев и захватив переправы, уланы и драгуны продолжали наступление на главную позицию противника. Однако атаку замедляли открытая местность и сильный огонь противника. Спешенным частям пришлось закрепиться, потому что противник вводил в действие резервы.

С нетерпением штаб дивизии ждал подхода из Садковице 72-го пехотного Тульского полка с батареей. Около 12 часов дня его головной батальон прибыл на подводах к Павловице и тотчас же получил приказание поддернуть атаку 1-й бригады. Быстро развернувшись, тульцы безостановочно повели наступление через деревню Павловска-Воля на главную позицию противника. С подходом тульцев части 1-й бригады возобновили атаку, направившись на деревни Цишпца, Пшевозова. При содействии огня 23-й батареи 2-я бригада и пограничники, отбив сторожевое охранение, заняли деревни Чекажевице и Зембожин, перешли реку Каменна, развивая наступление на деревню Янув. Энергичная атака головного батальона тульцев и охват с обоих флангов австрийцев вынудили их быстро начать отход на юг, прежде чем были введены в бой подошедшие два батальона 72-го пехотного полка. Заставив противника покинуть Тарнув, части 14-й кавалерийской дивизии остановились, а для преследования на юг были направлены лишь небольшие конные части.

За день боя в штаб дивизии поступали донесения: 1) от охранительного эскадрона улан у Сенно, который около 12 часов дня лихой атакой в конном строю опрокинул у Островца эскадрон 7-й кавалерийской дивизии и захватил в плен офицера, вахмистра и 10 солдат; 2) от офицерского разъезда — о движении до дивизии пехоты противника на Илжу с северо- запада; 3) от разъездов в районе Радома — о том, что в Вежбице сосредоточивается до дивизии пехоты; 4) от начальника 5-й кавалерийской дивизии, которая под Нове-Място разбила до полка конницы противника, поддержанной самокатчиками.

От Вежбице и Илжи было недалеко до Ивангорода.

Всякое движение на юг 14-й кавалерийской дивизии совершенно обнажало направление на Ивангород. Что делалось на правом берегу Вислы, было загадкой. Приходилось решать вопрос: или идти на юг, или вернуться к Ивангороду. Увлекало желание использовать успех первого боя под Тарнувом. Штаб дивизии не без внутреннего колебания решил вести наши части в прежний район (Зволень) и прикрыть подступы к Ивангороду Принять такое решение — значило отказаться от наступательной цели, поставленной армией. Но иного выхода мы не видели. Такое решение принял начальник дивизии.

К полуночи 12 августа конные части нашей дивизии уже находились в районе Зволень, Сыцына. Они захватили в плен 50 австрийцев, а сами в бою под Тарнувом потеряли 15 солдат убитыми и ранеными, 72-й пехотный Тульский полк отошел к вечеру 12 августа в район Липско, а 13 августа перешел в Цепелюв. В районе Тарнува была оставлена разведывательная сотня 14-го Донского казачьего полка.

Итак, наступление на Сандомир откладывалось. Решалась задача, как прикрыть подступы к Ивангороду, которым хотели овладеть немцы.

Посмотрим, что происходило в частях и штабах противника. 7 августа на широком фронте (от Енджеюва до Стопницы) осталась армейская группа генерала Куммера. 7-я дивизия продвигалась от Опатува на север для наблюдения за шоссе от Иван- города на Радом (Конрад не исключал возможности наступления русских на Кельне). 7 августа Конрад получил известие о выходе 8-й германской армии из Гумбиненского сражения. (Сражение 6–7 августа 1914 г. в районе Гумбинен (Восточная Пруссия) между 1-й русской и 8-й германской армиями. Сражение закончилось разгромом четырех немецких дивизий и общим отходом 8-й германской армии в глубь Восточной Пруссии. — Б.Ш.) 8-я армия отошла к Висле. Это вынудило Конрада накопить побольше сил для удара на участке между Вислой и Вепшем. С этой целью 8 августа он снова поторопил Куммера быстрее продвигаться на восток. В телеграмме, посланной Конрадом генералу Куммеру, говорилось: рано утром 8 августа летчиком установлено сосредоточение от трех до четырех пехотных дивизий в районе Люблина, а восточное линии Люблин, Красныстав, Тарнув — от четырех до пяти дивизий; сведения, что часть сил перебрасывается от Крас- ника на запад, маловероятны; на участке Вислы от Завихоста до Варшавы — никаких новых мостов и приготовлений к переправе; армейской группе вместе с 7-й кавалерийской дивизией необходимо возможно быстрее выйти на участок Аннополь, Юзефув. В тот же день Конрад приказал 1 — й и 4-й армиям 9 августа задержаться в достигнутых районах и вести усиленную разведку.

9 августа, около полуночи, Конрад получил от Куммера следующий запрос: «7-я кавалерийская дивизия сегодня (предположительно) находится главными силами в районе Илжи. Командование Краковской армейской группы просит согласия взять общее направление на Островец, Сенно, чтобы сблизиться с левой немецкой колонной, идущей на Радом». Около четырех часов утра Конрад на вопрос Куммера ответил: «Сближение с немецкой южной колонной имеет второстепенное значение, главная и первейшая задача — выход на участок Юзефув, Ан- нополь. Решение лежит на правом берегу. Положение и предположения сообщите».

9 августа Конрад отдал общую директиву о переходе 10 августа в наступление 1-й и 4-й армий и сосредоточении на востоке 3-й армии и группы генерала Кевенга. Куммеру одновременно по радио было послано следующее приказание: 1-я армия 10 августа овладевает высотами севернее Тошевской низменности, восточнее Вислы. Первейшая задача армейской группы — наступление в указанном ей направлении. Связаться со штабом 1-й армии, который находится в Ниско, через готовый мост у Сандомира. Положение и предположения сообщите. Мостовые средства в Тарнобжеге и Иадбжезе приготовлены. В дополнение к этой телеграмме Конрад отправил Куммеру подтверждающую радиограмму: наступление немецкого ландверного корпуса через Радом против Ивангорода и Ново-Александрии (Пулавы) вполне целесообразно, так как оно может отвлечь значительные силы противника. Для армейской группы остается неизменным основное направление, продвижение к Висле и переход через нее. У Сандомира — наш тет-де-пон (предмостное укрепление).

В своих мемуарах Конрад поясняет, что его основная идея — 1-й и 4-й армиями совместно с группой Куммера и корпусом Войрша атаковать русских, прикрываясь против них на востоке 3-й армией, причем часть ее также должна участвовать в наступлении 4-й армии. 10 августа Конрад снова по радио торопит Куммера с продвижением к Висле: «Левый фланг 1-й армии сегодня у Аннополя, где будет строиться мост. Мост у Завихоста готов сегодня. Продвинуть к переправе через Вислу максимально возможное количество сил в направлении Завихоста и Аннополя, оставив главные силы 7-й кавалерийской дивизии и 101-й бригады 10 августа на левом берегу Вислы. 110-я бригада ландштурма на левом берегу Вислы у Лясоцина». Куммер ответил, что может подтянуть к Островцу только 106-ю дивизию, остальные войска нуждаются в отдыхе. Подход к Висле невозможен ранее 15 августа, 7-я кавалерийская дивизия 9 августа находилась в Илже.

1-я армия сообщила о своем наступлении на Красник, о подтягивании 101-й бригады ландштурма через Мнишек на Ксенжомож (на правом берегу Вислы) и 110-й бригады ландштурма южнее реки Каменна (на левом берегу Вислы). 11 августа Конрад от воздушной разведки узнал об отходе русских от Красника и Ужендува в северо-восточном направлении. На левом берегу Вислы, значится у Конрада, 9 августа 7-я кавалерийская дивизия отбросила под Илжей несколько сотен (казаков. — Б.Ш.), но 10 августа эти сотни были усилены и атаковали 7-ю кавалерийскую дивизию, которая должна была отойти на Скаржиско-Косыпельне (к западу от Илжи. — Б.Ш.). 4-я дивизия ландвера немцев 11 августа была на марше из Коньске на Шидловец. Бригада Вейцеховского 106-й дивизии 11 августа достигла Стара-Слупи.

Успешное сражение под Красником Конрад расценил как хорошее начало, но считал, что главные трудности еще впереди. 11 августа Конрад отдал всем армиям приказ о дальнейших наступательных действиях. Армейской группе Куммера было указано: прежде всего, перейти Вислу у Завихоста и наступать левее 1-й армии, войдя в ее подчинение… Ландверный германский корпус держит направление на Ивангород и обеспечивает от удара с севера. В 7 часов вечера 12 августа Куммер донес, что в этот день войска его группы должны достигнуть:

100-я бригада ландштурма — Якубовице;

95-я дивизия ландштурма — Бендзины — Опатува;

106-я дивизия ландштурма — одной бригадой — Островца, второй — Вежбника;

7-я кавалерийская дивизия — Вонцхоцка.

Корпус сильно устал. Немецкая 4-я дивизия ландвера 11 августа находилась (предположительно) в Шядловце. 13 августа Конрад получил донесения, что на левом берегу Вислы 110-я бригада ландштурма генерала Тертена отброшена к югу от Тарнува. Группа Куммера с частью сил еще в ночь на 13 августа пошла на поддержку, достигнув линии Якубовице — Островец.

Так излагает события Конрад — бывший начальник генерального штаба. Историки из австрийских официальных кругов в оценке описываемых событий не расходятся с Конрадом, но приводят ряд следующих, на наш взгляд, интересных дополнений. 12 августа генерал Тертен, командир 110-й бригады ландштурма, прислал донесение командующему 1-й австрийской армией. Из донесения видно, что этот командующий не знал, что 12 августа 110-я бригада под воздействием артиллерийского огня 14-й русской кавалерийской дивизии в значительном беспорядке отступила на Лясоцин… По счастью, армейская группа уже была близко, чтобы устранить последствия, которые могли возникнуть после этой паники.

10 августа 7-я кавалерийская дивизия была оттеснена за реку Каменна нашей 14-й кавалерийской дивизией, усиленной пехотой. Только после того как она получила поддержку бригады 106-й дивизии ландштурма, ей удалось опять вернуться в район Илжи. Армейская группа Куммера намеревалась 13 августа сделать дневку, но это намерение не осуществилось: Куммера напугала неудача 110-й бригады ландштурма, которая не смогла 13 августа перейти Вислу у Завихоста и поспешила в район к северу от Лясоцина. Ночью Куммер поднял 95-ю дивизию и бригаду 106-й дивизии для марша. 14-я русская кавалерийская дивизия «счастливо» почувствовала угрозу «своего старою противника» — 7-й кавалерийской дивизии — со стороны Илжи и отошла от устья Каменны. Только 14 августа Куммер смог дать своим частям дневку. «Старый противник» 14-й русской кавалерийской дивизии (7-я австрийская кавалерийская дивизия) действительно замышляла устроить «Седан» 14-й дивизии под Илжей. По сведениям историка ландверного корпуса Гайе, 7-я кавалерийская дивизия считала, что 12 августа под Илжей находится одна русская кавалерийская дивизия с пехотной бригадой и артиллерией, которые могли бы быть окружены с помощью ландверных частей корпуса Войрша. 4-я дивизия ландвера с полной готовностью поспешно двинулась через Шидловец на Илжу, чтобы атаковать русских с севера, в то время как 7-я кавалерийская дивизия, усиленная бригадой 106-й дивизии ландштурма, должна охватить их с юга. «Так спешили вперед рано утром 13 августа радостные и воодушевленные австро-венгерские и германские бойцы, чтобы в первый раз скрепить братство по оружию в совместных действиях против противника, — в приподнятом настроении пишет Гайе. — Однако к полудню 13 августа выяснилось, что Новиков, как уже часто бывало, своевременно ушел, на этот раз на Зволень. Он хорошо понимал, что войска ландверного корпуса постоянно находятся в готовности к боевым действиям. Все дни и ночи мы должны были ожидать внезапных нападений с фронта — или с флангов, или с тыла — обстрела бивуаков, местечек или походных колони. Как только части корпуса развертывались перед Новиковым для боя, он быстро исчезал, и только устраиваемые его казаками пожары в деревнях или поджог снопов хлеба указывали направление его движения».

Когда 13 августа, продолжает Гайе, положение под Илжей выяснилось, войска Куммера получили приказ идти к Висле для переправы на правый берег, где разыгралось главное сражение с русскими. 4-я же дивизия ландвера направилась в Вежбицу, где и оставалась ближайшие дни, ведя разведку по направлению к Висле. Австрийцы (7-я кавалерийская дивизия с бригадой 106-й дивизии ландштурма) и немцы считали, что 14-я кавалерийская дивизия с 72-м пехотным Тульским полком находятся под Илжей с 10 по 13 августа. Австрийцам и немцам пришлось атаковать пустой город: в Илже 13 августа не было даже офицерского разъезда русских. Тем временем, как отмечено выше, 14-я дивизия вынудила 110-ю бригаду ландвера отступить к Лясоцину. Это и напугало всю армейскую группу Куммера. Гайе признал, что 14-я кавдивизия 13 августа действительно была в районе Зволеня.

Так активные действия 14-й кавалерийской дивизии сковывали австрийцев и немцев. Должен сказать откровенно: в то время я не предполагал, что в Илже сосредоточиваются полторы пехотных дивизии и вся 7-я австрийская кавалерийская дивизия и что 12 августа в бою под Тарнувом противник наносит сильный удар в… пустое место.

Вернемся к ландверному корпусу. Его 3-я дивизия продолжала марш в двух колоннах. 9 августа левой колонной она занимала Жгув, а правой — Петркув. 10 августа был занят Вольбуж. 11 августа одна колонна была в Томашуве, а другая — в Сулеюве. Обозы колонны, владевшей Сулеювом, захватили в плен приземлившегося пилота гвардейского летного отряда. Он подтвердил имевшиеся сведения о выдвижении у Варшавы новой, 9-й армии русских, в которую входил гвардейский корпус. 11 августа командиру корпуса ввиду возможного удара с севера пришлось решать, повернуть ли на северо-восток и сначала расчистить свой левый фланг или же идти на Радом. Войрш решился на последнее. Командующий 8-й армией сообщил, что у Вроцлава для прикрытия тыла корпуса в район Петркува и Радомско выдвигается 21-я бригада ландвера. Гайе пишет, что ежедневные переходы пришлось постепенно увеличить до 25 верст, причем до 13 августа 4-я дивизия ландвера имела только две дневки, а 3-я дивизия до 17 августа — только три дневки. Появились отставшие и больные (например, на 14 августа в 4-й дивизии ландвера на каждый батальон в 1000 человек приходилось около 200 больных). К 13 августа дивизия ландвера достигла Гельнюва, где соединились обе ее колонны (в 45 верстах к западу от Радома), а 4-я дивизия сосредоточилась в местечке Вежбица (в 20 верстах к юго-западу от Радома).

Мы оставили 14-ю кавалерийскую дивизию около полуночи 12 августа вернувшейся в район Зволеня, Сыцына с выставленным сторожевым охранением по линии Янув, Тчов-Выбраньце, Казанув и далее на юго-восток по реке Илжанка до Вислы. На 13 августа решено было дать дневку дивизии и подождать подхода к Цепелюву из Липско 72-го пехотного Тульского полка. Утром 13 августа командирам полков еще раз было письменно приказано потребовать от разъездов принять бой с противником, смело атаковать его. Начальникам разъездов разъяснили, что за всякое уклонение от боя с них будут строго взыскивать. Я уже отмечал, что командиры разведывательных эскадронов и начальники офицерских разъездов являлись ко мне с личным докладом после проведенной разведки. Я их внимательно выслушивал, а затем требовал подтвердить сказанное конкретными доказательствами (взятыми в плен солдатами противника, захваченными документами, погонами убитых нами вражеских солдат, офицеров и т. д.). Если таких доказательств не представляли, то я пояснял начальникам разъездов, что мне неудобно докладывать об их лихой разведке, а значит, они не могут рассчитывать на похвалу и награды. Таким способом я добился, что без конкретных доказательств содеянных подвигов начальники разъездов и командиры эскадронов ко мне уже не являлись.

Должен сказать, что представляло собой сторожевое охранение в коннице. Обычно это была застава силою в один взвод. Если учесть, что у взвода часть людей оставалась коноводами, то для отражения противника на заставе в лучшем случае было 15–16 винтовок. Таким образом, сторожевое охранение особой устойчивости не имело. Оно было скорее величиной морального порядка, нежели существенным огневым барьером. Однако через такое охранение не могли пробиться ни австрийские, ни немецкие разъезды. Объясняется это тоже чисто психологически. Если конный разъезд встречали ружейным огнем, то начальник разъезда в большинстве случаев решал, что он натолкнулся на пехоту, которая сильна огнем, и атаковать ее в конном строю немыслимо. Так на это смотрели в коннице русской, австрийской и немецкой. Приходилось и с этим бороться и проталкивать свои разъезды вперед. С утра 13 августа я пробрал явившегося начальника офицерского разъезда за доклад на основании слухов от местных жителей о появлении пехотной дивизии у Илжи. Как стало известно, на 13 августа там сосредоточились одна кавалерийская и полторы пехотные дивизии. Офицера этого я с ноября 1914 года больше не встречал. Теперь бы я самым искренним образом извинился перед ним за свой разнос и пожал ему с чувством уважения руку. Слухи опережали темпы продвижения немецких и австрийских войск. Вот почему всяким слухам я не верил. Выброшенная на запад разведка от конной сотни пограничников в Радоме вошла в соприкосновение с немецкими конными разъездами. О продвижении последних на восток говорили оперативные сводки и офицеры 5-й кавалерийской дивизии, причем приводилось много различных номеров полков. Высланная разведка на Вежбицу данных еще не давала. Начальник офицерского разъезда от казачьего полка, выехавший 4 августа из Ожарува, прибыл через Ивангород в 13-ю кавалерийскую дивизию. Докладывая о положении на правом берегу Вислы, он сообщил, что был очевидцем боя под Красником и отхода не только 13-й кавалерийской дивизии, но и 14-го корпуса на Люблин. Складывалась новая обстановка. Выяснилось, что 14-я дивизия поступила правильно, когда 12 августа отошла на север, а не преследовала австрийцев на юге, как значилось в задаче 4-й армии. Разведывательная сотня казаков, оставленная у Тарнува, доносила, что австрийская пехота снова наступает от Лясоцина к реке Каменна и теснит сотню, которая вынуждена отойти на северный берег реки. Противник снова строит мост против Юзефува. Из Ивангорода прибыло сообщение, что на левом берегу Вислы, в районе Ивангорода, расположена подвезенная сюда по железной дороге из Кишинева 8-я кавалерийская дивизия, разъезды которой выдвигаются на Радом. Сторожевое охранение в Казануве, ввиду близости Вежбины, было усилено и состояло из двух эскадронов улан, роты 72-го Тульского полка и двух пулеметов от 14-й дивизии (Казанув был узлом лучших в этом районе дорог). Весь день 13 августа телефонный провод штаба дивизии с Радомом работал, но к вечеру был поврежден. Около двух часов ночи на 14 августа дежурный по штабу дивизии офицер разбудил меня и доложил, что один из двух мотоциклистов, приданных конной сотне пограничников в Радоме, привез плохие вести. Я приказал ввести ко мне этого мотоциклиста. Вошел гусар без фуражки, без пояса и без оружия и сразу начал горячо говорить: «Что там было! Ох, что там было! Что там было!» Наконец эта болтовня мне надоела, и я, строго прикрикнув на него, приказал рассказать, как он удрал из Радома. Гусар сразу пришел в себя и рассказал, что батальон 72-го пехотного Тульского полка убежал в панике в Ивангород, а пограничники остались в Радоме. На вопрос, почему он в таком растрепанном виде, мотоциклист доложил, что он, бросив в темноте мотоцикл, прискакал на верховой лошади. Выругав его за то, что он бросил свою машину и второго мотоциклиста, я встал и пошел доложить о случившемся, направив на автомобиле офицера, чтобы выяснить там обстановку. Вернувшись на следующее утро, офицер, со слов командира сотни пограничников, доложил следующее. Разъезды пограничников весь день 13 августа к западу от Радома вступали в схватки с немецкими разъездами и отбрасывали их. В городе еще находился губернатор и вся полиция, но уже ползли слухи о скором приближении немцев, и это тревожило население. Командир батальона 72-го пехотного Тульского полка решил вывести батальон из города и к востоку от него занять позицию, а пограничникам приказал оставаться к западу от города. Узнав о движении батальона, губернатор покинул город, а за ним двинулась на подводах и полиция, оказавшись впереди колонны батальона. Когда полицейские с наступлением темноты въехали в лес, они встретили идущие по сторонам дороги к Рад ому с востока конные разъезды. Приняв их за немцев, полицейские открыли стрельбу и с криком «Немцы!» бросились бежать на восток. Их выстрелы и крики передались и батальону, который подвергся панике и также обратился в бегство в сторону Ивангорода. Пограничники же остались в Радоме, на его западной окраине.

14 августа наши разъезды натолкнулись на сторожевое охранение немцев к востоку от Вежбицы. Таким образом, 14 августа на фронте Волянув (11 км западнее Радома), Вежбица разведка дивизии установила подход конницы и пехоты Войрша.

Из Ивангорода были получены донесения о переходе 8-й кавалерийской дивизии в район Зволеня, куда она и прибыла около трех часов дня.

Штаб дивизии в этот день с утра находился на командном пункте в лесу юго-западнее Сыцына, а бригады — к северу и югу от этого пункта в готовности поддержать сторожевое охранение. Около двух часов дня к лесу, где находился штаб дивизии, подъехала подвода, на которой кроме возчика-крестьянина сидели офицер и унтер-офицер. Я вышел на опушку леса и спросил офицера, кто он такой. «Я офицер 8-го гусарского Лубенского полка… это все, что осталось от моего разъезда», — с мрачным видом ответил мне приехавший офицер. Когда я его расспросил, где же это случилось, он рассказал, что, подходя вечером 13 августа к Радому и остановившись в лесу, он оказался окруженным пехотой и весь разъезд его уничтожен. Поняв, что разъезд был причиной паники нашего батальона, я посоветовал ему ехать в Зволень, где он найдет и свой полк и, по всей видимости, свой разъезд.

К вечеру 14 августа начальник дивизии с начальником штаба были вызваны к начальнику 8-й кавалерийской дивизии генералу Зандеру в Зволень, как старшему по званию. Вечером от коменданта крепости Ивангород, бывшего командира 2-й бригады 78-й пехотной дивизии, в которую входил 72-й пехотный Тульский полк, была получена телеграмма, извещавшая, что в крепость начинают прибывать «ваши беглецы из Радома», разумея под этим батальон 72-го полка. Спрашивали, куда их девать. Начальника дивизии с начальником штаба не было, и я за своей подписью дерзко ответил генералу телеграммой, что беглецы это не «наши», а «ваши» (как командира бригады тульцев), и просил его собрать их и направить в Зволень. К вечеру 15 августа батальон был уже в Зволене и после хорошего внушения направлен в Цепелюв на присоединение к полку.

К ночи вернулись из Зволеня в штаб начальник дивизии и Дрейер. Они сообщили некоторые новости. По указанию Юго-Западного фронта в Ивангороде должен разгружаться 3-й Кавказский корпус генерала Ирманова, которому подчиняются 8-я и 14-я кавалерийские дивизии. Этот усиленный корпус должен наступать к западу и юго-западу от Радома. Впредь же до прибытия генерала Ирманова начальник 8-й кавалерийской дивизии, как старший по званию, вступает в командование обеими кавалерийскими дивизиями. Когда-то Зандер командовал 5-й кавалерийской дивизией, командиром бригады в которой был Новиков. Привыкнув считать Зандера своим командиром, Новиков ничего не имел против, чтобы передать в руки Зандера управление. Иначе на это смотрел Дрейер, который, обрисовав Зандера и его начальника штаба полковника Одноглазкова, довольно резко говорил об их неспособности командовать. Познакомившись через несколько дней с обоими, я должен был признать, что Дрейер прав. Как Зандер, так и его начальник штаба были мало активны и в тактике конницы разбирались слабо. Они, конечно, не смогли самостоятельно справиться с решением задач на левом берегу Вислы. Пешего боя конницы они боялись и все выжидали момента, когда можно будет атаковать в конном строю, а так как такового не наступало, то предпочитали бездействовать, отыгрываясь на артиллерийском огне.

День 15 августа прошел в ожидании подхода войск Войрша и ведении разведки. Число конных немецких разъездов увеличилось, но нигде они не могли проникнуть за линию сторожевого охранения дивизии. Разведывательная сотня на юге, с реки Каменна, доносила о переправе австрийцев у Юзефува на правый берег и о продвижении передовых пехотных частей на левый берег Вислы до линии Глина, Павловице. Что делалось на правом берегу Вислы в районе Люблина, было неясно.

Итак, противник (немцы) был лишь в одном переходе от сторожевого охранения дивизии у Казанува. Около часу дня 16 августа Новиков получил от начальника 8-й кавалерийской дивизии предписание: с 14-й кавалерийской дивизией и 72-м пехотным Тульским полком двинуться к реке Каменна, атаковать и отбросить к югу переправляющиеся части австрийцев на правый берег Вислы. Предстояло совершить 37-километровый переход на юг, а затем вести боевые действия, имея, как указано выше, в одном переходе не менее немецкой пехотной бригады. Возникал вопрос, кто же прикроет фланги и тыл дивизии во время операции на юге (1-я кавалерийская дивизия не брала на себя эту задачу). Было решено оставить сторожевое охранение от 14-й дивизии и 72-го пехотного полка на прежней линии — Янув, Казанув — и 16 августа дойти до района Домбрувка, Воля-Солецка, Катажницу, т. е. сделать переход для пехоты в 10, для конницы в 16 километров, а 17 августа атаковать противника.

В 3 часа дня части дивизии и 72-й пехотный полк двинулись на юг и заночевали в указанном выше районе. По данным разведки, противник занимал ту же позицию за рекой Каменна, что и 12 августа, выслав к северу лишь передовые пехотные части. Оставив тот же план действий, что и в первом бою под Тарнувом, штаб нашей дивизии к 10 часам вечера отдал все распоряжения для второго боя. В 6 часов утра 17 августа части двинулись: 2-я бригада с пограничниками и 23-й конной батареей через Лянско<? > на Слу<? >, 1-я бригада с 4-й полевой батареей — на Садковице и 72-й пехотный полк с 5-й батареей — на Колец и далее на Садковице, причем в авангарде шел батальон, убежавший из Радома (ему приказали кровью смыть свой позор).