Становление гетманского режима

Становление гетманского режима

Государственный переворот 29 апреля 1918 г. в Киеве состоялся бескровно. Одиночными его жертвами стали несколько офицеров из гетманских отрядов, которые погибли в кратковременной перестрелке с сечевыми стрельцами возле стен Центральной Рады. Стрельцы были единственной военной силой, которая пыталась защищать УЦР. Но и они после встречи их командира Е. Коновальца со П. Скоропадским прекратили сопротивление. В ночь на 30 апреля под контроль гетманцев перешли все важнейшие правительственные учреждения. К тому времени в Киеве была распространена подписанная гетманом Грамота ко всему украинскому народу», в которой раскрывалась идеологическая платформа тех, кто пришел к власти.

Сам П. Скоропадский так определял свое политическое кредо: «Главное же, меня интересовала тогда мысль чисто государственная и социальная. Создать сильное правительство для восстановления, прежде всего, порядка, для чего необходимо создать административный аппарат, который в то время фактически отсутствовал, и провести действительно здоровые демократические реформы, не социалистические, а демократические/…/ Я не сомневаюсь, как не сомневался раньше, что всякие социалистические эксперименты, раз у нас правительство было бы социалистическое, повели бы немедленно к тому, что вся страна в 6 недель стала бы добычей всепожирающего молоха-большевизма»[311].

Аналогичные идеи были сердцевиной гетманской «Грамоты». В ней говорилось о неспособности предыдущего правительства осуществлять государственное строительство, о желании трудовых масс при обстоятельствах, которые угрожали национальной катастрофой, о перспективе иметь государственную власть, способную «обеспечить населению покой, закон и возможность творческой работы». В связи с этим Центральная Рада и все земельные комитеты распускались, увольнялись с должностей министры УНР и их заместители. УНР переименовывалась в Украинскую Державу, вопрос об ее государственно-политическом устройстве в ближайшее время должен был решить Сейм. А пока вся верховная власть, как законодательная, так и исполнительная, должна была принадлежать гетману. Прерогативы его были расписаны в Законе о временном государственном устройстве Украины, оглашенном тогда же, 29 апреля. Гетман назначал атамана (главу) Совета министров, утверждал и отправлял в отставку правительство, выступал высшим должностным лицом во внешнеполитических делах, верховным военачальником, имел право объявлять амнистию, а также военное или особое положение. Все это свидетельствовало о том, что в Украине на смену демократической парламентской форме государственного управления приходил авторитарный режим.

Гетман П. П. Скоропадский

Гетманский переворот был попыткой командования германской и австро-венгерской армий и представителей местных консервативных политических сил ликвидировать последствия революции, положить конец радикальным социальным настроениям, силой государственной власти и умеренных реформ, опираясь на иностранное военное присутствие, направить общественную жизнь в русло правовых норм, обеспечить право частной собственности, свободу торговли и предпринимательства. В гетманской «Грамоте» декларировались задачи новой власти: «Права частной собственности как фундамент культуры и цивилизации восстанавливаются в полной мере […] Восстанавливается полная свобода в разработке купчих по купле-продаже земли. Наряду с этим будут приняты все меры по изъятию земель по их действительной стоимости от крупных собственников для наделения земельными участками малоземельных хлебопашцев.

Одновременно будут твердо обеспечены права рабочего класса. Особое внимание будет обращено на улучшение правового положения и условий работы железнодорожников […] На экономическом и финансовом поле восстанавливается полная свобода торговли и приоткрывается широкое пространство частного предпринимательства и инициативы»[312].

Император Вильгельм II и гетман П. Скоропадский. 1918 г.

Хотя переход власти в руки гетмана состоялся довольно спокойно, трудности, которые возникли в ближайшее время, усложнили дальнейшее становление гетманского режима. Еще накануне, 29 апреля, выявились существенные расхождения между земельными собственниками и хлеборобами-демократами. Последние отказались от участия в перевороте, а 30 апреля съезд партии направил П. Скоропадскому заявление, в котором изложил свое видение государственной власти. Не возражая против создания крепкой власти, съезд УДХП считал, что «власть эта должна быть искренне народной, демократической, искренне украинской» и что партия «не даст править в государстве ни украинской голытьбе, ни большим богатеям». Хлеборобы-демократы требовали созыва полноправной, избранной всем народом Государственной рады не позже чем через полгода с обеспечением широких избирательных прав крестьянству, плюс такой земельной реформы, по которой «большие имения на законном основании были бы разделены в собственность между крестьянами», а покупать землю разрешалось бы лишь украинским крестьянам. Выставлялись и требования относительно формирования правительства. В него должны были входить только те, кто «показал свою преданность украинской национально-государственной идее». Больше того, в нем не могло быть «людей, которые тянут к России или к Польше»[313]. Партия хлеборобов-демократов не участвовала в формировании нового правительства. Казалось, роль правительственной партии могла бы сыграть УПСФ, ведь ее представители в марте-апреле 1918 г. последовательно подвергали критике курс Центральной Рады, а за два дня до государственного переворота объявили, что оставляют правительство УНР. Однако социалисты-федералисты были шокированы переворотом. 29 апреля они отклонили предложение назначенного главой Совета министров Н. Устимовича заполнить своими представителями семь министерских мест, а на следующий день не захотели объясниться с новым главой Совета министров Н. Василенко. 3 мая социалисты-федералисты обратились к начальнику штаба немецких войск генералу В. Тренеру со специальным заявлением, в котором отмечалось, что украинская общественность, находясь на почве украинской государственности и демократических традиций, ощутила себя «глубоко шокированной русофильским монархическим переворотом». Социалисты-федералисты допускали возможным, учитывая факт признания гетмана немецким командованием, признать его временным президентом Украины и принять участие в правительстве с условием, что в основу государственного устройства Украины будут положены не гетманские «Законы о временном государственном устройстве Украины», а одобренная Центральной Радой 29 апреля Конституция УНР[314]. Переговоры с генералом Тренером закончились безрезультатно.

В. Гренер

На съезде УПСФ, состоявшемся 10–13 мая, партия сделала еще одну попытку расставить точки над «і» в отношениях с новой властью. В одной из съездовских резолюций гетманское правительство было названо «недемократическим и во многих случаях реакционным и антигосударственным»; партия объявила, что «становится в решительную оппозицию к нему и запрещает своим членам вступать в его состав»[315].

Откровенно враждебную позицию по отношению к гетману заняли украинские социал-демократы и эсеры. 8-10 мая на окраине Киева, в Голосеевском лесу, по инициативе «Селянської спілки», которая находилась под идейным руководством украинских эсеров, нелегально состоялся украинский крестьянский съезд, который высказался против власти кучки «землевладельцев и капиталистов, враждебных к Украинской Народной Республике и всем достижениям революции». Съезд призвал крестьян к созданию боевых партизанских отрядов и подготовке выступления против гетманского режима: «Встанем все на борьбу с контрреволюцией! Умрем, а земли и воли не отдадим!»[316].

В поддержку гетмана публично высказались кадеты, которые 8-11 мая провели в Киеве областной съезд партии, и Прото-фис — объединение промышленников, торговцев и финансистов Украины. Хотя съезд Протофиса объявил о своем положительном отношении к украинской государственности, его симпатии к новому режиму базировались на гетманских решениях о восстановлении частной собственности на землю, содействии свободе торговли и предпринимательской инициативе. Можно сказать, что в Протофисе гетман нашел не столько идейную, сколько прагматически заинтересованную поддержку.

Б. Бутенко

Невзирая на негативное отношение партии кадетов к идее украинской государственности в 1917 г., кадеты продемонстрировали поддержку гетману. Есть основания думать, что кадеты были посвящены в тайну подготовки переворота. Во всяком случае, член кадетской партии Б. Бутенко получил министерский портфель еще накануне переворота, а Н. Василенко — 29 апреля. На следующий день он был назначен исполняющим обязанности главы правительства. 2 мая образовалось кадетское ядро гетманского правительства, Вряд ли такое было возможно без разрешения руководства партии, хотя Н. Василенко на страницах «Киевской мысли» именно так и пытался представить дело и далее уверял читателей, что не остановился бы перед выходом из партии, если бы она заявила протест против участия своих членов в гетманском правительстве. Но партия таких заявлений не делала. Наоборот, на открывшемся в Киеве 8 мая областном кадетском съезде председатель областного комитета партии. К. Григорович-Барский подчеркнул, что «высочайшие интересы края принуждают нас приспособиться к новым формам государственной жизни». В резолюции съезда о «проблеме власти» говорилось: «Съезд, оставаясь верным идеалам партии и ее программе (как известно, это был лозунг «единой и неделимой России». — Авт.), перед угрозой порабощения и гибели края от анархии и руины признает необходимым участие партии в государственной работе»[317]. Очевидно, что кадеты лукавили, ведь анархия не менее угрожала краю в октябре 1917 г., в тот момент, когда они выходили из состава Центральной Рады. Кадеты изначально почувствовали в гетмане что-то им идейно близкое. В начале мая по Киеву интенсивно распространялись слухи, что кадеты вошли в правительство с единственной целью — использовать Украину для собирания России[318]. Слухи эти целиком подтвердились через несколько месяцев, в октябре, когда министры-кадеты от-крыто призвали к воссозданию небольшевистской России. До этого они вынуждены были смириться с существованием Украинской Державы, стать ей на службу лишь вследствие временных, конъюнктурных обстоятельств.

Все это не могло не отразиться на судьбе гетманского режима. Расчеты П. Скоропадского на то, что ему удастся построить государственную власть на началах равномерного участия всех общественных классов в политической жизни, оказались беспочвенными. Украинское общество, деформированное и политически, и социально за сотни лет существования в имперской системе, было неспособным к солидарным формам политической жизни. Его раздирали разногласия. Именно они не позволили объединить общество на основании демократической платформы. Эти разногласия и подавно дали о себе знать при попытке использовать как объединяющее начало консервативные ценности. Потеряв в конце XVIII столетия последние атрибуты государственности, украинское общество свыше ста лет все свои силы направляло на национально-освободительную борьбу, в ходе которой формировалась революционно-демократическая политическая традиция, тогда как консервативная покрывалась слоем этнографизма и архаичности.

Не случайно П. Скоропадскому и его сторонникам в поисках национального соответствия твердой авторитарной власти пришлось обратиться к более давним временам. Форма гетманата, заимствованная из времен Казацкой державы, в 1918 г. могла быть лишь декоративным обрамлением государства, но отнюдь не реальной традицией государственного строительства.

Гетманский режим со времени его создания имел относительно узкую социальную базу, представители которой усмотрели в Украинской Державе возможность спасения от катаклизмов революции, установления порядка и привычных дореволюционных норм жизни. Украинская демократия, которая на заключительном этапе деятельности Центральной Рады, казалось, совсем потеряла способность к коллективным действиям, в оппозиции гетману нашла беспрецедентное основание для объединения. С переходом к оппозиции она освободилась от не свойственной ей конструктивной деятельности, получила возможность критиковать, вести борьбу, электризовать массы. Во второй половине 1918 г. она пережила настоящий политический ренессанс.

То, что украинская революционная демократия в Украинской Державе признала лишь за национальную бутафорию, у представителей общероссийской демократии и особенно правых политиков вызвало тотально враждебное отношение. В Украинской Державе, как и в ее предшественнице — УНР, они усматривали очередную попытку Украины совершить покушение на «единую и неделимую» Россию. Политика украинофобии в 1918 г. значительно усилилась по сравнению с предыдущим годом, так как много русских либералов и консерваторов, а особенно откровенных монархистов, спасаясь от большевистских преследований, перебрались в Украину, которую старались превратить в своеобразный Пьемонт для борьбы с большевизмом за восстановление России.

В 1918 г. в Украине легально и нелегально действовали десятки русских шовинистических и монархических организаций. Украинофобские настроения распространялись в городах среди средних слоев, государственных служащих и военных. Их откровенно показал М. Булгаков в романе «Дни Турбиных». Эти слабо скрытые настроения бросались в глаза посторонним наблюдателям. Казачий генерал Л. Черячукин, посетив Украину как представитель Дона, отмечал: «Русские партии, начиная от крайних правых и кончая левыми, до болезненности пугаясь отделения Украины от России, с непонятным упрямством, хотя и ценой продажи Украины большевикам, с лозунгом: чем хуже, тем лучше и лишь бы только не существовала самостоятельная Украина — вели наступление на гетмана»[319].

Итак, консервативная идея была использована для свержения Центральной Рады, но для консолидации общества оказалась еще менее пригодной, чем идея демократическая. Как известно, замыслы и их воплощение в жизнь разделяет большая дистанция. «Трещина» между государством и обществом была конструктивным недостатком гетманата. Дилемма заключалась в том, удастся ли гетману ликвидировать эту трещину, или она, стремительно расширяясь, превратится в пропасть, которая поглотит Украинскую Державу.

При таких условиях возможное направление развития событий всецело зависело от позиции оккупационных войск: сыграют ли они роль стабилизационного фактора или вызовут новые революционные сотрясения. Не гетман выступил инициатором приглашения иностранных войск в Украину. Ему, боевому российскому генералу, тяжело было смириться с присутствием вчерашнего врага на родной земле, но он хорошо понимал реальное соотношение сил. Взаимоотношения Центральной Рады с оккупационными войсками и их последствия также послужили уроком.

2 мая П. Скоропадский впервые как глава государства посетил штаб немецких войск в Киеве. В информации штаба в Берлин отмечалось, что гетман вел речь о политическом и экономическом положении Украины и признал, что восстановить нормальный уровень хозяйственной жизни можно лишь при условии ориентации на Германию. Штаб констатировал: «В данный момент Скоропадский находится целиком и полностью под влиянием главного командования»[320].

Определенное время немцы и австрийцы демонстрировали свою непричастность к перевороту и строили официальные отношения с гетманом по принципу de facto, ссылаясь на то, что вопрос юридического признания будет решаться в Вене и Берлине.

В мае 1918 г. события в Украине несколько раз становились предметом обсуждения немецкого парламента. Депутаты социал-демократы подвергали критике политику немецкой власти в Украине, но в конце концов 2 июня Германия официально признала власть гетмана. Это признание, за которым стояла почти полумиллионная оккупационная армия, открывало перед режимом определенные перспективы. Но сразу же возникал вопрос, сможет ли Украинская Держава рассчитаться за такую «помощь».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.