Умелое использование злоупотреблений
Умелое использование злоупотреблений
Февраль 1838 г., время вступления в должность нового киевского генерал-губернатора Дмитрия Гавриловича Бибикова, следует считать поворотным пунктом в царской политике по крестьянскому вопросу на Украине. С этого времени политика Петербурга будет направлена на то, чтобы максимально использовать случаи злоупотреблений польских землевладельцев в отношении крепостных, чтобы теснее связать украинское население с Российской империей. Царские власти, не реформируя крепостные отношения в самой России, пытались добиться их ослабления именно в этом регионе с целью ограничить польское влияние. Отличались ли условия крепостничества в Центральной России по сравнению с Правобережной Украиной? Ситуация была общей в том, что касалось рекрутского набора и телесных наказаний476. Привела ли замена барщины оброком к улучшению положения?477 В данном исследовании не столь важен вопрос о том, насколько консервативная часть российских помещиков была готова к переменам, – куда важнее для нас представить степень ограниченности польских землевладельцев.
Уже в 1837 г. Комитет западных губерний на основании закона 1835 г. потребовал от губернаторов трех юго-западных губерний назначить специального чиновника для принятия жалоб от крестьян, принадлежавших помещикам или католическому духовенству, а также полицейского – для проведения соответствующих расследований478. Становилось ясно, что превышение власти польскими помещиками обернется против них самих, став отличным поводом для антипольской борьбы.
7 января 1838 г. Николай I обратился к Комитету с поручением рассмотреть предложения анонимной докладной записки ярко выраженного антипольского характера. Царь не раз прибегал к такого рода приемам, желая выразить или поддержать интересные, с его точки зрения, идеи. В данном случае высказывалось два предложения: о полной конфискации земельной собственности католической церкви, к чему мы еще вернемся, и об ограничении власти помещиков над крепостными. Комитет был напуган смелостью этих предложений. Они были поддержаны лишь князем Долгоруковым; впрочем, в будущем ко второй идее еще вернутся479. Через десять лет она будет воплощена по инициативе Бибикова в «Инвентарных правилах». В связи с этим можно предположить, что автором анонимной записки царю был не кто иной, как Бибиков, получивший через месяц назначение на должность генерал-губернатора трех губерний. В конечном счете все инициативы этого непримиримого врага поляков вплоть до конца его карьеры в 1852 г. имели одинаковую направленность.
Сделанное предположение подтверждает и одно из первых решений нового генерал-губернатора. 16 апреля 1838 г., едва вступив в должность, Бибиков обратился к уголовным палатам каждой из губерний с требованием предоставить сведения о расследовании дел по злоупотреблениям в отношении крестьян. Это полностью отвечало духу анонимной записки к царю. Если принять во внимание то, что в это время, а также и в дальнейшем суд над крестьянами вершила польская шляхта согласно устоявшейся еще до разделов Речи Посполитой традиции, то не должно вызывать удивления, что обращение Бибикова осталось без ответа. Однако он настойчиво повторил свое требование в письме от 13 января 1839 г. Поскольку он успел зарекомендовать себя как человек крутого нрава, то на этот раз поквартальные данные за 1839 г. были представлены, хотя и не исчерпывающие.
Подольский земский суд сообщал, что в 1-м квартале 1839 г. было рассмотрено три случая злоупотреблений – избиение, ранение, жестокое телесное наказание крепостных. В двух случаях чрезмерная жестокость стала причиной смерти. Не было вынесено ни одного обвинительного приговора, каждый раз виновниками были экономы шляхетского происхождения. Во 2-м квартале было зафиксировано одиннадцать подобных случаев, пять из которых закончились смертью и один – самоубийством крепостного. Не лучше обстояли дела и в Волынской губернии – семь случаев грубого обращения в 1-м квартале (непосильный труд, насилие, выкидыши у женщин после избиения) и еще тринадцать – к концу года; большинство из них стали причиной смертельного исхода. Наказания не последовало. Перечисленные фамилии помещиков, управляющих, а также названия поместий, в которых были зафиксированы эти случаи, являются, несомненно, польскими480.
Генерал-губернатор, заинтересовавшись таким положением вещей, приказал подготовить более подробные списки по каждой губернии за период с 1838 по 1840 г. Эти списки говорят сами за себя: в одной колонке представлены случаи, рассмотренные судом, во второй – решения, вынесенные шляхетским правосудием. Трудно найти более удручающий пример обращения помещиков со своими крепостными, свидетельствующий о духе шляхетского правосудия, остававшегося неизменным со времени Литовского статута. Отмена этого Статута в 1840 г., о чем еще пойдет речь, была неизбежной.
Достаточно сопоставить несколько случаев жестокого отношения к крепостным с откровенным цинизмом вынесенных «судебных приговоров», чтобы понять суть устоявшихся взаимоотношений между помещиком и крепостными. В качестве примера обратимся к подборке, сделанной Киевской уголовной палатой на основании данных земских судов481:
– 16 декабря 1837 г. Эконом Л. Вежбовский избил двух больных крестьян, один из которых умер. Приговор: месяц ареста и наложенное ксендзом церковное покаяние.
– 18 декабря 1837 г. К. Коцубинский, эконом в поместье Мадейского, назначил наказание, которое привело к смерти. Обвиняемый освобожден.
– 2 января 1838 г. После избиения экономом из поместья Давидова у крестьянки произошел выкидыш. Две недели ареста.
– 7 января 1838 г. Сверчевский, помещик из Сквиры, вместе со своим экономом принуждали крестьян к работе в воскресные и праздничные дни. Два месяца ареста.
– 14 января 1838 г. После наказаний эконома Чайковского крепостная скончалась. Месяц ареста за свой счет.
– 14 января 1838 г. Главный управляющий имения Браницких Домбровский, а также экономы Пискорский, Маркевич, Вишневский и Вахновский принуждали к дополнительным работам в воскресные и праздничные дни. Поскольку крестьяне, подавшие жалобу, прекратили отрабатывать барщину, суд не рассматривал данное дело, ограничившись простым замечанием обвиняемым.
– 18 февраля 1838 г. Суд над помещиком К. Добжанским по обвинению в чрезмерно суровом наказании соседских крестьян, один из которых повесился; шляхтич был «временно» посажен под домашний арест. В отношении самоубийства крестьянина принято решение согласно часто встречающейся формулировке – «на то воля Божья».
– 11 марта 1838 г. Землевладелец Т. Тушинский до смерти забил одного из своих крепостных. Оправдан.
– 28 апреля 1838 г. Эконом князя Радзивила Я. Замброшицкий забил крестьянина до смерти. Оправдан.
– 20 мая 1838 г. Эконом Я. Козловский избил до смерти крепостного из поместья княгини Лопухиной. Не был лишен свободы, но было сделано замечание, что впредь наказание будет назначено в соответствии с законом.
– 27 мая 1838 г. Помещица Ружа Гляер забила до смерти одну из своих служанок. Дело вообще не рассматривалось судом.
– 19 июня 1838 г. Такое же преступление совершил эконом Ольшанский, он также был оставлен на свободе, т.к. смерть крестьянина наступила по «Божьей воле». Для того чтобы в будущем эконом не распускал руки, его продержали неделю за свой счет под полицейским арестом.
– 30 сентября 1838 г. Эконом З. Добровольский избил до смерти крепостного. Избежал какой-либо ответственности.
– 10 декабря 1838 г. Эконом А. Массальский избил крестьянку; она умерла через три дня. Его продержали месяц в тюрьме за свой счет (это означало, что он мог заказывать еду и иметь прислугу), затем «для очищения совести, предав его церковному покаянию по назначению духовной власти, взыскать от него прогонные деньги».
– 12 января 1839 г. Эконом Трипольских А. Новицкий ударил беременную, родившую после этого мертвого ребенка. За эту «оплошность» две недели провел под арестом в полиции за свой счет.
– 12 января 1839 г. К. Мировский, эконом помещика В. Бущинского, за избиение, приведшее к смерти, был посажен в тюрьму на три недели за свой счет, к нему была применена исключительная строгость – ему запрещалось занимать данную должность впредь.
– 31 мая 1839 г. Эконом Браницких А. Олехневич избил до смерти крепостного. Суд решил: «Смерть крестьянина почесть естественной и дворянина не обвинять». Приняв во внимание жалобы крестьян на беспричинные наказания, он призвал помещика к большей сдержанности.
– 16 августа 1839 г. Эконом К. Кшижановский482 побил до смерти крепостного. Эту смерть отнесли на счет Божьей воли, виновник, получив предупреждение, был оставлен на свободе.
– 19 августа 1839 г. Эконом С. Бжозовский483 побил беременную женщину, что привело к преждевременным родам. Был под арестом две недели за свой счет.
– 12 октября 1839 г. Служанка Босючкова повесилась после порки, устроенной помещицей Г. Ероминской. Решено: «случай смерти Босючковой признать последовавшим от собственного ее произвола» и не беспокоить землевладелицу.
– 31 декабря 1839 г. Эконом Ивашкевичей Вежемский484 избил до смерти крепостную, за что был лишен места и посажен на хлеб и воду на две недели. Наказание было сильнее, если жертвой оказывалась женщина, это характерно и для следующего случая.
– 5 января 1840 г. За такое же преступление 24 неделями ареста был наказан эконом Браницких, В. Городецкий. Его обязали дать сумму в 80 копеек (!) на сирот.
– 16 января 1840 г. Помещик А. Августинович избил крепостную, родившую в результате этого мертвого ребенка. Его посадили в тюрьму на три месяца за свой счет.
– 24 января 1840 г. Землевладелец Карпицкий избил крестьянина, который после этого повесился. Помещику было вынесено суровое порицание за то, что произвел наказание на Пасху.
– 24 января 1840 г. Гурский, эконом Браницких, убил двух старушек. Три дня его держали в полиции, а затем запретили исполнять обязанности, «за невнимание при наказании на болезненное положение старого человека».
– 27 января 1840 г. М. Франковский, эконом государственных имений Уманского уезда (конфискованных у Потоцкого), за убийство крестьянина был задержан на неделю в полиции и получил серьезное взыскание.
Приведенные примеры вынесенных приговоров сегодня кажутся совершенно возмутительными; они не охватывают даже трех лет и касаются лишь одной губернии. Можно представить себе, какой была жизнь украинских крепостных на протяжении многовековой рабской зависимости. Стоит отметить, что в этих приговорах, преимущественно направленных против экономов шляхетского происхождения, даже не считали нужным указывать фамилии жертв, и эта анонимность жертв усугубляет впечатление пренебрежительного отношения шляхты к крестьянскому миру.
Шляхта, жившая на Правобережной Украине, не могла себе представить, что судебные решения могли быть иными. Хенрик Жевуский в «Воспоминаниях Соплицы» (1839 г.) наивно прославляет тех шляхтичей, которые добровольно, без принуждения со стороны полиции приходили в суд и ради искупления вины определяли себе сами несколько недель покаяния (глава «Пан Лещиц»). Не тем ли самым восхищается в «Пане Тадеуше» Адам Мицкевич, вкладывая в уста Войского такие слова:
То время доброе давно умчалось, паны,
Когда шляхетские разнузданные страсти
Обуздывать могли без полицейской власти,
И свято верили и уважали право,
Порядок с волей был, и шла с богатством слава!
(Перевод С. Мар (Аксеновой))
Именно поэтому ксендз Робак с пониманием отпускает грехи Ключнику, который позволил себе «на беззащитного… поднять оружье»: убийство крепостного вообще не считалось преступлением!
Стоит отметить, что снисходительное отношение к преступлениям такого рода практиковалось только в отношении шляхты. Когда же виновником становился крестьянин, которому повезло (а это, как уже говорилось, было редкостью) стать экономом, то его наказывали по всей строгости. Так, 13 сентября 1839 г. тот же Киевский суд присудил 25 ударов розгами крестьянину-эконому, который с согласия своего помещика С. Ясинского наказал крепостного, покончившего затем жизнь самоубийством. Эконома вскоре выслали, участие помещика не было принято во внимание. Подобная история произошла и с Беньковским, экономом Браницких, чье шляхетское происхождение вызывало сомнения. 26 ноября 1839 г. за принуждение крепостных к работам он был приговорен к трем месяцам тюрьмы и крупному штрафу, ему также было запрещено в дальнейшем занимать должность эконома. Итак, отношение к крепостным хуже, чем к скоту, было исключительной привилегией шляхты и дворянства. Все это осуществлялось при молчаливом согласии внимательно следившей за происходящим судебной власти, которая также состояла из людей шляхетского происхождения.
28 сентября 1839 г. Бибиков, принимая во внимание всю серьезность ситуации, подготовил «Проект предложения уездным предводителям дворянства» и поручил гражданским губернаторам трех губерний распространить его среди заинтересованных лиц. В этом проекте высший представитель царской власти говорит о гнетущем впечатлении, которое на него произвели полученные донесения, и призывал предводителей шляхты проявить здравый смысл, ссылаясь на моральные принципы и благо крепостных. Подобный текст был распространен и среди исправников, уездных полицейских начальников, с призывом следить за порядком485. Разоблачая злоупотребления, Бибиков одним выстрелом убивал двух зайцев: с одной стороны, закладывал фундамент для верховенства центральной российской власти над судебными органами, действовавшими на Украине, а с другой – подрывал среди поляков доверие к возможным сторонникам «друга народа» Ш. Конарского. После ликвидации «заговора» царские власти превратились в единственного защитника крепостных.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.