Глава 1 КРЕПОСТНОЙ И ЕГО ГОСПОДА. УКРАИНСКОЕ КРЕСТЬЯНСТВО

Глава 1

КРЕПОСТНОЙ И ЕГО ГОСПОДА. УКРАИНСКОЕ КРЕСТЬЯНСТВО

Продолжительная колонизация

Понять особенность менталитета подавляющего большинства польской шляхты Правобережной Украины можно, изучив ее взаимоотношения с местным населением – украинским крестьянством, говорившим на другом языке, исповедовавшим в большинстве своем иную религию и издавна находящимся в полной крепостной зависимости. Обращение к этой теме крайне важно для понимания сути того мира, в котором жила польская шляхта, а также российской политики, постепенно приспосабливаемой к особенностям этой группы. Впрочем, цифры говорят сами за себя. Существующая погрешность, связанная с методикой сбора данных царской администрацией, никоим образом не нарушает основных пропорций. Согласно данным 8-й ревизии 1834 г., на которую ссылаются все губернаторы до 1850 г., этнический состав населения был следующий438:

Как видим, количественно украинские крепостные в 10 раз превосходили польскую шляхту. Правда, в официальной статистике нет данных о количестве русских, ставших официальными хозяевами этих губерний после разделов Польши 1793 и 1795 гг. Несмотря на то что количество правительственных чиновников центральной администрации (канцелярии трех гражданских губернаторов, местная полиция) было незначительным, русское влияние ощущалось повсеместно. В 1840 г. в Киевской губернии было 21 175 солдат царской армии, в Подольской – 15 799, Волынской – 18 824439.

Теперь судьба украинцев была не только в руках польских помещиков, но все в большей степени зависела от этой новой силы. Принимая во внимание постепенное появление малочисленной группы украинской интеллигенции, следует признать: исследуемый период стал прежде всего периодом борьбы между двумя империализмами, где ставкой в игре стали украинские души. Души как с административной точки зрения – исполнители подневольного труда, так и души в прямом смысле слова, которые следовало вырвать из сферы польского влияния и превратить в верноподданных слуг царя.

Имущественное положение поляков почти не претерпело изменений. В результате разделов Речи Посполитой конца XVIII в. и Ноябрьского восстания 1830 – 1831 гг. российские власти, о чем еще пойдет речь, конфисковали часть имений. Тем не менее владение землей с приписанными к ней крепостными продолжало оставаться практически исключительной привилегией поляков. В 1840 г. царское правительство сумело непосредственно подчинить себе лишь следующие группы украинских крепостных440:

В целом 415 100 крестьян было исключено из сферы польского влияния. К ним следует также добавить еще несколько тысяч крепостных, со времен Екатерины II принадлежавших российским частным владельцам (см. 3 главу этой части). Однако их количество было незначительным по сравнению с массой крестьян, все еще находившихся в полной экономической зависимости от традиционных владельцев. С этого времени царское правительство стремилось осуществлять более серьезный контроль за крепостными, настраивая их против польских помещиков. Количество крепостных в трех губерниях было следующим441:

Царские власти внушали крепостным убеждение, что Польша больше не существует и что в их же интересах признать своим истинным благодетелем царя, поскольку их с русскими объединяет общая религия. На этих землях доминирующую позицию занимало православие, а грекокатоличество (униатство), преобладавшее до разделов Речи Посполитой, к этому времени уже лишилось большинства верующих. В 1840 г. генерал-губернатор с удовлетворением сообщал об удачном воплощении в жизнь указа 1839 г., которым, в частности, предписывалось приобщение небольшой группы униатов (130 тыс. душ) к православной церкви. 579 402 крестьянина-католика в трех губерниях (70 061 – в Киевской, 224 353 – в Подольской и 284 988 – в Волынской) было незначительным числом по сравнению с тремя миллионами православных442. Впрочем, властям не потребовалось особых усилий, чтобы разжечь в украинском крестьянстве тлевшую вражду к польской шляхте.

Не все поляки, как было показано в первой части, являлись землевладельцами, хотя, как известно, все они считали себя шляхтичами. Тем не менее, крестьяне с ненавистью относились к безземельной шляхте, поскольку именно ее чаще всего привлекали помещики для службы в качестве управляющих, экономов и т.п. Для воспоминаний всех польских авторов об этом регионе характерно обращение к одной крайне важной дате, а именно к 1768 году – году страшной резни польской шляхты в Умани. Еще в XVIII в. киевский депутат сейма Ян Хоецкий справедливо указывал на экономов как на непосредственных эксплуататоров простонародья: «В уманских и белоцерковских имениях [т.е. в крупных поместьях Потоцких и Браницких. – Д.Б.] на службе состоит тысяча шляхтичей; у них есть имения, свободы, и они всем заправляют»443.

Ненависть к полякам и шляхте в это время достигала неслыханной силы; ее ужасающий образ находим в поэме 1828 г. «Каневский замок» польского поэта-романтика С. Гощинского. Герой поэмы казак Небаба, возглавивший в 1768 г. восставших крестьян, призывает своих товарищей идти за ним на борьбу против польской шляхты:

Тот, у кого кнутом отец засечен,

Тот, у кого похищена жена,

Невеста юная осрамлена,

Тот, кто был лаской панскою отмечен,

Того стенаньем девушек и вдов

И муками погибших заклинаю —

Пускай скорее выйдет из рядов,

Становится ко мне поближе, с краю.

Это обращение перерастает в поэме в призыв к мести:

Кто изнемог под игом панских пут

И кто работал на панов годами,

А сам и мерз, и голодал как пес,

Тот, кто не раз утрату перенес,

Кто совершить задумал дело мести,

Чтоб позже с наслаждением вздохнуть,

Того я заклинаю – будем вместе!

Победа! Вольность! На коней – и в путь!444

(Перевод С. Свяцкого)

Достаточно обратиться к начальному периоду пребывания поляков на Украине, чтобы понять, что их присутствие никогда не было желанным. В опубликованном еще в советское время сборнике документов и материалов представлен перечень крестьянских восстаний, начиная с XVIII в. – непрерывность этой цепи поражает445.

Отношения между поляками и украинцами были не чем иным, как отношениями между помещиками и крепостными. Польский писатель Ю. Крашевский был одним из немногих, возможно даже единственным, кто в упомянутый период решился заклеймить бездумное отношение его единоплеменников к крестьянам и показать, что злоупотребления, которые привели к казацким войнам XVII в. и резне XVIII в., в еще большей степени были усугублены в XIX в. Ссылаясь на сочувственное отношение польских авторов, описывающих войны XVII в. (например, на свидетельства Самуэля Твардовского)446, Крашевский подчеркивал, что уже в те времена «неслыханным было барское притеснение на Руси, которое частично и привело, или, по крайней мере, во многом помогло Хмельницкому в страшном бунте, за который пришлось заплатить такой мерой пролитой крови. Растущее количество налогов, чиншей, разных выплат, к которым вскоре была добавлена тяжесть военного постоя, становилось практически невыносимым. В случае рождения ребенка или свадьбы требовали дань в звонкой монете – еще сейчас на Полесье и Волыни сохранился обычай приносить в дар пану, например, черную курицу, полотно, крупу, водку, пирог, красный кушак и т.д.». Евреи, также эксплуатировавшие крепостных, страдали от взрывов народного гнева вместе с помещиками, однако, по мнению Крашевского, который, впрочем, сам был землевладельцем, основная ответственность лежала на последних: «…действительно, справедливость, должна быть во всем, но я не знаю, как совместить просвещение, к которому стремимся, с нечеловеческим грабежом, который виден почти всюду»447. Как известно, Н.В. Гоголь смог мастерски описать эту трагедию XVII в. в повести «Тарас Бульба».

В 1841 г. другой польский мемуарист так писал о подольских крестьянах: «Татары застали бы мужиков в том же виде, в каком их в начале XIV в. оставили. Те же нужды и промыслы, то же невежество и нищета. Труд их подобен скотскому. Требует присмотра, предоставленные сами себе мужички не работали бы ни на панов, ни на самих себя»448. Рабская атмосфера передана и в живописи тех лет: украинские крестьяне в изображении Каетана Келесинского (1808 – 1849) зачастую лишь пьют или ругаются. Крашевский указывал на то, что множились суеверия и предрассудки, никто не пытался спасать избы во время пожара, поскольку к огню относились как к гостю, которого нужно должным образом встречать. Крестьян было легко держать под контролем, злоупотребляя их простотой и набожностью, требовать, чтобы падали ниц при виде своего господина. По мнению Крашевского, немного более высокий уровень жизни здешних крестьян по сравнению с Царством Польским объяснялся лишь плодородием украинской земли449. В целом же помещики не выделяли больше трети земли под наделы крестьянам, которые после отмены крепостного права в 1861 г. продолжали бесплатно обрабатывать помещичьи земли, как правило более плодородные (такое положение дел будет сохраняться вплоть до 1917 г.)450. Собственно, основной причиной всех бунтов и было рабское угнетение. Однако действия крестьянских банд, таких как отряд Устима Кармелюка, который в количестве 2700 человек терроризировал помещиков Волыни и Подолья с 1812 по 1835 г., пока его предводитель не был пойман и казнен, не следует рассматривать в качестве проявления национального самосознания, которое в этот период было достаточно слабым451.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.