Глава 2. «НИКОМУ НЕ ПОДЧИНЯЮЩИЙСЯ…»: ИЗ ВОЕННОГО ВЕДОМСТВА В ВЧК

Глава 2. «НИКОМУ НЕ ПОДЧИНЯЮЩИЙСЯ…»: ИЗ ВОЕННОГО ВЕДОМСТВА В ВЧК

В конце 1918 — начале 1919 г. решался вопрос о ведомственной подчиненности военной контрразведки. Аралов вспоминал впоследствии: в первый период военного строительства (бывший зав. Оперативного отдела МВО — Наркомвоена датировал этот период январем — летом 1918 г.) «функции Оперод были обширны и касались многих вопросов военной работы. Эти функции впоследствии отходили к другим, вновь создаваемым военным учреждениям (Особый отдел, Военный трибунал и т. д.)»[621]. Все в принципе правильно, только вот функции отходили не совсем безболезненно…

Военный отдел ВЧК, фронтовые, флотские и армейские ЧК

Еще 31 марта 1918 г. коллегия ВЧК признала «необходимым, чтобы борьба со шпионажем и контрразведка проводились под наблюдением ВЧК»[622], т. е. ВЧК изначально была настроена на подавление возможных конкурентов. 9 апреля Президиум ВЧК постановил взять работу по военной контрразведке в свое ведение. В ВЧК было создано соответствующее отделение[623].

Летом 1918 г. положение на Восточном фронте, на котором, по выражению Владимира Ленина, «решалась судьба Революции», усугублялось и преступлениями первого начальника фронтового Военного контроля Фраермана, ранее находившегося под следствием в ПВРК по обвинению во взяточничестве и расхищении народного имущества. После подавления 13 июля 1918 г. попытки военного переворота, предпринятой М.А. Муравьевым, Фраерман сбежал с казенными деньгами. Два сотрудника Фраермана оказались контрреволюционерами. Но это мелочи в сравнении с бегством его преемника и нескольких сотрудников ВК перед захватом Казани Чехословацким корпусом. Белогвардейская контрразведка получила все документы Военного контроля Восточного фронта и, естественно, арестовала и уничтожила агентов, оставленных в тылу белых.

Уже 16 июля постановлением Совнаркома была создана Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией на Восточном фронте во главе с Мартыном Лацисом — до революции бывшего участника латвийского революционного подполья.

Ленин поручил Лацису докладывать «о положении дел и о состоянии нашего государственного аппарата и военном положении». Создание комиссии положило начало существованию чекистских органов в РККА. Первый успех был достигнут практически сразу: фронтовые контрразведчики раскрыли шпионско-заговорщическую группу в военном руководстве Северо-Кавказского военного округа — буквально за несколько дней до вооруженного выступления[624].

Центральный орган военной контрразведки в ВЧК формально появился уже 29 июля — в составе отдела ВЧК по борьбе с контрреволюцией создали военный подотдел, реорганизованный позднее в Военный отдел ВЧК. Возглавил отдел Михаил Сергеевич Кедров.

31 августа — на следующий день после ранения В.И. Ленина — военные чекисты начали ликвидацию заговора, организованного руководителем английской дипломатической миссии Робертом Брюсом Локкартом (этот сюжет обстоятельно проанализирован в исследовании С.З. Острякова и дополнен разделом сборника документов «Архив ВЧК»[625]). После заключения сепаратного Брестского мира представители военных миссий Антанты финансировали антибольшевистские силы в расчете на переворот. Локкарт и его сотрудники предприняли безуспешную попытку путем подкупа и провокации заставить арестовать большевистское правительство латышских стрелков. Первые сведения о заговоре предоставили бывшие офицеры — молодые чекисты Ян Буйкис и Ян Спрогис. Руководство ВЧК отправило их в Петроград под видом контрреволюционеров для установления связи с антибольшевистским подпольем. На удочку клюнул английский военно-морской атташе Кроуми, рекомендовавший чекистов Локкарту. Последний попросил Буйкиса представить его кому-либо из своих друзей — командиров латышских стрелков для вовлечения в заговор. Таким «другом» стал командир латышского дивизиона Э. Берзинь, ведавший охраной Кремля. В августе он несколько раз встречался не только с Локкартом, но и с главным резидентом английской разведки в России Сиднеем Рейли. Ранение Ленина ускорило события. Чекисты арестовали более 60 шпионов, активных участников и главарей заговора, среди которых — Локкарт, скрывшийся под фиктивными документами руководитель шпионского центра заговорщиков Каламантино, сотрудник Управления военных сообщений А. Фриде, сотрудник Главного управления военно-учебных заведений Е. Голицын. Около 40 участников заговора арестовали в Петрограде. При этом главари заговора Локкарт и французский консул Тренер отделались высылкой. Рейли бежал[626].

Естественно, ликвидация масштабного заговора способствовала укреплению авторитета военных чекистов и повышала их вес в предстоящей борьбе с Военным контролем.

Военный отдел ВЧК versus Военный контроль

К осени 1918 г. началось строительство фронтовых и армейских (особенно сильных на Восточном фронте, где «решалась судьба революции»), а также местных органов военного контроля (отделения ВК Беломорского и Ярославского военных округов) [627]. При этом известен ряд случаев перехода работников Военного контроля на сторону белых на Восточном и Южном фронтах, в Москве, Петрограде, Казани, Вологде, Тамбове, Брянске и др. городах[628].

Военный контроль на Южном фронте оказался «засорен» агентами белых, которые сдали агентов советской разведки, направленных для разведовательной и диверсионной работы в тылу противника. В начале ноября создали ЧК на Южном фронте, разоблачившую шпионскую группу штаба фронта.

К концу 1918 г. фронтовые, флоткие и армейские ЧК были созданы почти во всей действующей армии[629].

19 декабря, обсудив вопрос об объединении деятельности Военного отдела ВЧК и ОВК РУ, ЦК РКП(б) назначил заведующим Военным контролем М.С. Кедрова, оговорив — «если не встретится возражений» со стороны РВСР. Вопрос о ведомственной принадлежности создаваемого объединенного органа остался нерешенным. В постановлении Бюро ЦК читается согласие с выработанным при Реввоенсовете положением. Однако положений было два — выработанное чекистами (М.Я. Лацисом) и Военным контролем (В.Х. Штейнгардом и его консультантом генштабистом И.Д. Чинтуловым). На заседании Бюро ЦК партии 19 декабря предпринималась попытка синтезировать оба варианта, но в основу лег проект ОВК. ОВК не был признан бесполезной, а тем более наносящей вред Красной армии организацией, чего добивался Лацис. Но об Особом или другом отделе ВЧК в постановлении нет ни слова; Кедров, представитель ВЧК, рекомендовался на должность заведующего именно Военным контролем[630]. Но при этом Кедров не хотел работать под руководством Троцкого — человека, которого старые соратники Ленина считали меньшевиком, «вчера только вступившим в партию».

Начальник 1-го отделения Агентурного отдела РУ В.А. Срывалин доложил руководству РУ, что в Петрограде военком Петроградского ВО С.П. Нацаренус рассказал ему и военному комиссару Е.В. Гиршфельду о своих переговорах с М.С. Кедровым. Тот сообщил якобы: «Военный контроль и агентура переходят в ведение Всероссийской чрезвычайной комиссии. Официального приказа об этом еще не было, но, насколько понял он, т. Нацаренус, вопрос этот уже предрешен и, по всей вероятности, на днях пройдет в жизнь. Причины подобного соединения заключаются якобы во вреде “специалистов”, близко стоящих к контролю и агентуре». 29 декабря однокурсник Срывалина Теодори, получивший информацию о планах Кедрова, пометил: «Т. Аралову. Итак, я был прав, когда докладывал, как на местах поймут “реформы” и как сам Кедров к этому относится. Снять, конечно, для отправки Троцкому и Свердлову»[631].

29 декабря 1918 г. Теодори подал рапорт Аралову (в копиях Л.Д. Троцкому и Я.М. Свердлову) с обоснованием необходимости добиться оставления контрразведывательной службы в ведении РВСР и просьбой доложить вопрос лично В.И. Ленину. Кедров отреагировал незамедлительно. Не позднее 31 декабря он имел длительную беседу с Теодори, Штейнгардом и Чинтуловым, в ходе которой назвал утвержденное РВСР «Положение об Особом отделе» (незначительно измененное Положение о Военном контроле) условным и подлежащим изменению односторонним решением Коллегии ВЧК; местные органы Особого отдела, по мнению Кедрова, следовало полностью подчинить чрезвычайным комиссиям. Присутствовавшие на встрече, естественно, не согласились с Кедровым и для окончательного решения телеграфировали 31 декабря Аралову о необходимости прибытия из Серпухова (место дислокации Полевого штаба) в Москву на совместное совещание. В тот же день Аралов получил приглашение и от Дзержинского. Текст телеграммы подтвердил, что вопрос о ведомственной принадлежности Особого отдела окончательно к этому дню не был решен[632]. 2 января 1919 г. состоялось совместное заседание руководства Регистрационного управления (С.И. Аралов и Г.И. Теодори) и ОВК (В.Х. Штейнгард), с одной стороны, и ВЧК (Ф.Э. Дзержинский и М.С. Кедров), с другой. Председательствовал, естественно, Дзержинский. Обсуждался вопрос об объединении двух органов военной контрразведки. ОВК подвергся мощной критике Кедрова[633], но по итогам вопрос о принадлежности Особых отделов к системе РВСР или ВЧК остался открытым. Это предопределило продолжение межведомственной драки за военную контрразведку.

30 декабря 1918 г. Президиум ВЧК, заслушав вопрос о Военном контроле, ему не подчиненном (!), поручил М.Я. Лацису, В.В. Фомину и М.С. Кедрову «выяснить, какова инструкция на местах; вопрос… обсудить специально»[634].

Кедров не терял времени даром. 4 января 1919 г. он телеграфировал предписание о порядке слияния органов военной контрразведки на местах, даже не отправив копии Реввоенсовету Республики (Президиум ВЧК при этом значился в списке адресатов). В телеграмме указано, что в Регистрационном управлении остается руководство разведкой и военной цензурой, а ОВК выделялся из состава РУ. На первый взгляд, телеграммой предусматривался наименее острый порядок объединения — во главе Особых отделов на фронте временно ставились начальники военно-контрольных органов, хотя слово «временно» настораживает; в тыловом аппарате начальники Особых отделов избирались по соглашению местных ЧК и партийных комитетов с утверждением «Особотделами Республики» (вероятно, имелся в виду Особый отдел при РВСР, но текст телеграммы должен был вызвать путаницу на местах — он допускает возможность толкования), причем в исполнение обязанностей избранные начальники вступали не дожидаясь утверждения в Центре. Однако все объяснял 6-й пункт: начальники вновь создаваемых органов — «полноправные члены ЧК». Подбору кадров в особые отделы посвящен 11-й пункт, в начале которого декларировано, что на работу в 00 должны привлекаться «лучшие силы» коммунистов и военных специалистов (т. е. сотрудников и ЧК, и ОВК), однако оговорка «с особой осторожностью привлекая непартийных» отражает установку автора предписания. При Особых отделах приказывалось не создавать самостоятельной следственной части, а передавать все дела в следственные части ЧК после производства предварительного опроса; опрос задержанных возложить на начальников активных отделений и их помощников. На фронтах производство следствий передавалось Реввоентрибуналам. Таким образом, фактически Особые отделы на фронте в большей степени подчинялись военным органам, в тылу — чекистским. Сроком окончания реорганизации Кедров поставил 15 января 1919 г. — на исполнение и доклад об этом отводилось всего 11 дней. Очевидно, для слияния фронтовых органов военной контрразведки этого было вполне достаточно, но, принимая во внимание противостояние местных ЧК с партийными организациями, для проведения предписания в военных округах времени было явно недостаточно. В телеграмме четко прописывалась система местных органов военной контрразведки[635].

Однако нерешенность вопроса, по крайней мере, на уровне ведомств (военного и государственной безопасности), имела крайне негативные последствия. В докладной записке С.И. Аралову от 31 января 1919 г. консультант Особого отдела И.Д. Чинтулов констатировал «полное отсутствие положения, утвержденного и обязательного для Реввоенсоветов фронтов и армий и других органов государственного управления, приводит к постоянным недоразумениям», которые «в большинстве своем сводятся к стремлению местных Реввоенсоветов подчинить себе Особые отделы». «Отсутствие положения или, по крайней мере, плана (хотя бы плохого, но твердо проводимого), — подытожил Чинтулов, — способствует полному крушению работы, выпавшей на долю Особых отделов». Теодори, естественно, присоединился к мнению своего однокурсника, пометив: «И в Латвии (где я недавно был), и в 3-й армии (официальное] донесение]) уже создались затруднения, выразившиеся в захватах и арестах наших агентов разведки. Начались недоразумения на этой почве и в 9-й армии»[636].

6 января 1919 г. В.Х. Штейнгард сложил с себя исполнение обязанностей начальника Военного контроля, передав дальнейшее руководство отделом М.С. Кедрову[637]. Вероятно, в этот день ОВК и был изъят из ведомства Льва Троцкого. 17 января в ответ на запрос Троцкого о причинах прокола военной цензуры Теодори доложил: «Военного контроля нет, а есть никому не подчиняющийся Особый отдел»[638].

18 или 19 января руководство ВЧК, рассмотрев вопрос «Об Особом отделе при ВЧК», поручило Кедрову и Лацису в 3-дневный срок разработать проект об организации особых отделов и представить его на рассмотрение и утверждение ВЧК[639].

К концу января даже РВСР согласился уступить военную контрразведку ВЧК: соответствующее постановление было подписано правой рукой Троцкого Эфраимом Склянским, Араловым и Дзержинским и направлено во ВЦИК на утверждение (Троцкий был на Южном фронте и не смог вовремя вмешаться), которое и состоялось 6 февраля. Формально, как установил А.А. Зданович, влияние РВСР на армейские контрразведывательные органы теперь ограничивалось «лишь контролем за исполнением особистами его заданий»[640]. 3 февраля Троцкий, Аралов и Дзержинский подписали постановление, по которому Особый отдел закреплялся за ВЧК, с оговоркой — он будет выполнять все задания РВСР и работать под его непосредственным контролем[641]. Возникает вопрос — с чем связано согласие главы военного ведомства? Ведь речь шла о получении информации, которая, как известно, «правит миром». Уже после решения ЦК о создании Особого отдела — пока при РВСР — 22 января 1919 г. Троцкий характеризовал работу ОВК как «в высшей степени малосодержательную, чтобы не сказать — никуда не годную»:

Л.Д. Троцкий — Полевому штабу РВСР

22 января 1919 г.

[В] ПОЛЕВОЙ ШТАБ[642], СЕРПУХОВ

Работа Военного контроля представляется мне в высшей степени малосодержательной, чтобы не сказать — никуда не годной. Недельные сводки поражают своим убожеством. Возьмем для примера № 654 [от] 31 декабря [1918 г.].

Прежде всего, поражает полная безграмотность этого документа. Почти каждая фраза так искажена, что трудно добраться до ее смысла. Вина ли это составителя, или переписчика, или их обоих — не знаю, но ясно, что нужно прежде всего удалить редактора недельных сводок с опубликованием в печати причин увольнения, дабы другим неряхам, ротозеям, бездельникам неповадно было.

Если от формы перейти к существу, то дело представится еще плачевнее. На первом месте читаю о расколе партии меньшевиков: «По полученным агентурным сведениям среди меньшевиков раскол. Часть (Мартов, Дан, т. е. интернационалисты и центр) вошли в Центральный] исполнительный] комит[ет] и соединились с большевиками. Остальные, более правые (Потресов, Розанов, т. е. плехановцы, оборонцы) образовали новую партию «активистов», т. е. сторонников…» Очевидно, весь этот обзор мог писать только полицейский шпик, перекрасившийся в советского разведчика. ЦИК кажется этому разведчику подпольной организацией, у которой нужно справку наводить агентурным путем, тогда как из списка членов он мог бы узнать, вошли или не вошли туда Мартов и Дан. О меньшевиках-активистах Советская власть сообщала уже несколько месяцев тому назад, и от агентуры военного контроля надлежало бы требовать не безграмотного пересказа общеизвестных фактов, а справки о том, где и когда Потресов, Розанов и др. вели и ведут агитацию среди призванных.

Еще лучше в своем роде сведения о международном положении. «Из собеседования сотрудника отдела с одним из представителей находящейся в Петрограде миссии, — так повествует сводка, — выяснилось, что современное международное положение в настоящее время (слушайте, слушайте, слушайте) всецело определяется решениями правительства держав Согласия, почему приходится считаться лишь с фактами, исходящими со стороны противогерманской коалиции». Поразительное дело! Неслыханное разоблачение! Потрясающая разведка! Собственный сотрудник отдела из беседы с дипломатом выяснил, наконец, что союзники победили и что они играют решающую международную роль.

Далее говорится о том, что совещания союзников имеют большое значение, ибо на этих совещаниях «как принципиальные, так и второстепенные вопросы получили то или иное решение» (принципиальные, так и второстепенные вопросы получили то или иное решение). Разведка сообщает нам, что союзники совещаются, что на этих совещаниях они обсуждают разные вопросы и что эти разные вопросы получают то или иное решение. В какую сумму обходятся нам эти откровения?

Далее мы узнаем, что в беседе со шведским дипломатом сотрудником отдела выяснено, что Швеция претендует на Аландские острова. Остается только дать сотруднику отдела поручение разузнать строго-агентурным путем, как называется главный город Швеции.

Предлагаю установить, кто этот сотрудник. С каким дипломатом какой миссии он беседовал. Существует ли он вообще в природе. Если существует и беседовал, то прогнать его, как глупца или шарлатана.

На последнем месте находим справку о пожаре на фабрике изделий военного обмундирования в Петрограде. Здесь тот же самый торжественный жреческий тон: «По полученным агентурным сведениям произошел пожар фабрики изделий военного обмундирования на углу Коломенской и Разъезжей улиц». Контроль агентурным путем узнает о том, что возвещают с пожарной каланчи. Далее сообщается о слухах, что фабрика была подожжена с целью скрыть растрату сукна, а по другой версии — поджог был произведен «партией эсеров» и все. Казалось, тут-то и должна начаться работа разведки. Сообщать нужно не о пожарах и действительных и мнимых слухах, а о результатах своего расследования, кто произвел пожар.

Предлагаю установить, кто этот глубокомысленный агент, и удалить его за глупость и неспособность.

Совершенно ясно, что оставлять дело в таком положении далее нет возможности. Действительные или мнимые агенты пытаются дурачить нас совершенно так, как дурачили своих доверителей при старом режиме сказками про большевиков, с той только разницей, что в старых сказках было больше изобретательности.

Предлагаю тов. Окулову расследовать хотя бы только указанные в данном письме обстоятельства, чтобы таким путем начать перетряску и упорядочение Военного контроля. О результатах расследования и принятых мерах прошу уведомить меня в недельный срок.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ РЕВОЛЮЦИОННОГО ВОЕННОГО СОВЕТА РЕСПУБЛИКИ[643].

Проведение приказа о регистрации семей военных специалистов показало Троцкому работу ОВК, что называется «во всей красе». Однако о том, что военную контрразведку чекисты изъяли из военного ведомства, Льва Давидовича Кедров даже не проинформировал:

«Г.И. Теодори — Л.Д. Троцкому

№ 774/РУ на № 145, г. Москва, 17 января 1919 г.

Секретно, В собственные] руки

ПРЕДРЕВВОЕНСОВЕТА ТОВ. ТРОЦКОМУ

ДОКЛАД

Военный контроль превращен в Особый отдел и изъят из моего ведения. Справка о сводке, указанной в № 145, наводится, но тов. КЕДРОВ считает себя самостоятельным и подчиненным лишь ВЧК, почему никаким воздействием с нашей стороны не подлежит. Тов. КЕДРОВУ только на днях Реввоенсовет телеграммой от 13 января за № 0119 разрешил пользоваться всеми проводами. Вообще через меня никакие сводки Контроля не проходили.

Телеграфно Вами сообщено в [Полевой] штаб, что “цензура чудит”, не пропуская сообщений о Перми. Виновата не цензура, а Полевой штаб, не сказавший ни слова о взятии Перми. Иначе говоря, ни в одной сводке, данной штабом в печать, о взятии Перми не было. Цензура сама добавлять права не имеет, тем более она не запрещает того, что отдается в печать штабом.

Тов. АРАЛОВУ все это известно; и известно также, что Военного контроля нет, а есть никому не подчиняющийся Особый отдел.

Прошу не отказать в распоряжении прислать указанные телеграммой № 145 сводки, дабы узнать, о каких сводках с чьей подписью идет речь.

Прилагая единственную с упоминанием Перми сводку, отпечатанную 27 декабря, докладываю, что коммунист ГРЕЙЕР ничего не запрещал.

Этот доклад подал, дабы снять тяжелое, ничем не заслуженное обвинение, прошедшее через Ваш приказ от 9 января сего года[644]. Это происходит от того, что на бумаге Регистрационное управление с отделами подчинено одному лицу, а на деле в него все вмешиваются и даже неверно Вам докладывают. […]

Консультант Генштаба ГИ. Теодоры»[645].

С докладом Теодори Троцкий ознакомился, поставив на нем синим карандашом жирную помету…

Старейший чекист России Борис Игнатьевич Гудзь уточнил впоследствии: «Аппарат военного контроля подчинялся наркому Троцкому. Это было подобие царской контрразведки, тем более что ее сотрудники не разбежались, а перешли туда. Возглавил Военный контроль Михаил Сергеевич Кедров. Вместе со своими помощниками он должен был ознакомиться с работой аппарата, его сотрудниками и сделать соответствующее представление наркому (Троцкому. — С. В.) как он себе мыслит дальнейшую деятельность этого органа»[646]. Вероятно, именно так были поданы рядовым сотрудникам Особого отдела ВЧК изменения в руководстве военной контрразведки.

13 февраля Троцкий телеграммой в РВСР поручил Семену Аралову «наблюдение над работой Особого отдела»[647]. Причем распоряжение председателя РВСР подтвердило уже сложившийся порядок. Более того, Аралов уже давал прямые указания Кедрову[648]. Даже назначения в местные органы согласовывались — вернее, РВСР использовал право отвода[649]. В ряде случаев ВЧК сама предлагала поставить во главе Особых отделов на фронте представителей военного ведомства: 26 мая 1919 г. Кедров телеграфировал в РВСР Аралову: «Особый отдел ВЧК считает желательным утверждение подчинения Особых отделов: 3-й армии — товарищу Муралову, 10-й армии — Сомову, 13-й армии — Александрин, также не возражает: Восточного фронта — Юреневу, Южфронта — Сокольникову»[650].

К весне 1919 г. новый глава Особого отдела уже твердо проводил свою линию. Приход Кедрова неизбежно влек за собой смену кадров военных контрразведчиков. По наблюдениям сотрудника Военного контроля И. Зорина, все старые работники выжимались из Особого отдела, насаждались новые — «со взглядами ВЧК»; результат — «полная дезорганизация». Партийные работники, сохранившиеся со времен Военного контроля, высказывали недовольство поведением нового председателя Особого отдела и работой его ближайших сотрудников. Так, И. Зорин в марте 1919 г. характеризовал начальника активной части А.Х. Фраучи как человека «малоспособного»[651]. Стоит заметить, что Фраучи — настоящая фамилия легенды советской военной разведки Артура Христиановича Артузова. Родился 18 февраля 1891 г. в селе Устиново Кашинского уезда Тверской губернии в семье сыровара. По окончании Кашинской гимназии поступил на металлургический факультет Петербургского политехнического института, принял участие в студенческом движении. По завершении учебы в институте с дипломом инженера-металлурга отправился работать на Урал. В 1917 г. А.Х. Артузов вступает в ряды РСДРП(б) и посвящает себя революционной деятельности. В 1918 г. работает в комиссии под руководством М.С. Кедрова, занимавшейся установлением советской власти на севере России. По официальной информации с сайта Службы внешней разведки, «в мае 1919 г. направляется на работу в ВЧК». Как видим, это не так. В 1920 г. А.Х. Артузов назначается заместителем начальника Особого отдела, затем — начальником Контрразведывательного отдела, заместителем начальника Секретно-оперативного управления ОПТУ С августа 1931 по май 1935 г. — начальник ИНО ОГПУ — НКВД (внешней разведки); одновременно — член коллегии ОГПУ и по совместительству — заместитель начальника Разведывательного управления РККА (военной разведки). «За время работы в органах государственной безопасности А.Х. Артузов руководил и принимал активное участие в проведении многих операций по борьбе с белогвардейским движением и шпионажем, в том числе по ликвидации заговора великого князя Николая Николаевича, по делам “Трест”, “Синдикат” и др. По воспоминаниям разведчиков, работавших вместе с А.Х. Артузовым позднее, он был мягким в общении, весьма интеллигентным человеком, заботливым товарищем; очень скромным в быту и в работе. За заслуги перед государством А.Х. Артузов, много сделавший для становления внешней разведки, был награжден ордером Красного Знамени и двумя знаками “Почетный чекист”. В 1937 г. в связи с т. н. “заговором генералов” А.Х. Артузова вместе с Тухачевским, Уборевичем и другими военачальниками репрессировали. Реабилитировали посмертно»[652]. Это официальная информация. В документах отделения военного контроля Оперативного отдела Военного комиссариата Петроградской трудовой коммуны — другие сведения. В феврале — апреле 1918 г. петроградская военная контрразведка проводила, невзирая на недостаток финансирования и кадровый голод, отнюдь не безуспешно агентурно-наблюдательную разработку «Дела военнопленных». Организацию, имевшую как шпионские, так и заговорщические цели, покрывала Королевская швейцарская миссия, в только известных (шести из двадцати восьми) «военным контролерам» убежищах которой содержалось в то время 612 человек[653]. Более того, по информации военных контрразведчиков, «ввиду секретной службы в Шведском посольстве все служащие негерманского происхождения уволены и вместо них приняты на службу военнопленные немцы. Шведы, проживающие в Петрограде и его окрестностях, помогают военнопленным деньгами, продуктами и пр.»[654] И в данном контексте отнюдь не безынтересны документы о лицах, посещавших шведскую миссию на Мойке, 94: «27 марта 1918 г. ФРАУЧЕ Августа Августовна, швейцарская гражданка, 60 лет, состоит на службе экономкой при столовой Комиссариата по демобилизации армии. По виду удостоверение от 31 декабря 1917 года, подписанное народным комиссаром по военным делам ПОДВОЙСКИМ. 12 марта выбыла в Москву. Сын ее Артур Христианович ФРАУЧЕ, швейцарский гражданин, 27 лет, состоит на службе секретарем при Комиссаре по демобилизации Михаиле Сергеевиче КЕДРОВЕ. По виду паспорт-книжка за № 11/208 из швейцарской миссии от 4/17 сентября 1917 года. В настоящее время находится в Петрограде. Антания Христиановна ФРАУЧЕ, швейцарская гражданка, 21 года, девица, служила в Комиссариате по демобилизации армии. По виду паспорт-книжка за № 255, выданная Ярославским губернским комиссариатом от 4 августа 1917 года. 12 марта 1918 года выбыла в Москву. Сделан запрос швейцарскому посланнику, кому выдан паспорт от 4/17 сентября 1917 года за № 11/208»[655]. Дальше — больше: 29 марта «по дополнительному выяснению личности женщины, посетившей проживающую в “Европейской гостинице” германскую делегацию и назвавшуюся “Товарищ ФРАУЧЕ” установлено, что, действительно, в доме № 10 по Адмиралтейской набережной проживала швейцарская гражданка Августа Августовна ФРАУЧЕ, выбывшая 12 марта, вместе с дочерью, в город Москву, как о том имеется отметка в домовой книге. Имея в виду несомненность посещения германской делегации одной из выбывших в Москву женщин ФРАУЧЕ, можно прийти к выводу, что отъезд этот в действительности места не имел, а по каким-то соображениям женщины эти сказались выбывшими и переехали неизвестно по какому адресу, где и проживают под другой, вымышленной фамилией. Меры к розыску посетившей делегацию женщины и выяснению ее места жительства и фамилии, под которой она проживает, приняты. Заведующий агентурой военного контроля»[656]. 30 марта, в «Сведениях о лицах, посещавших делегацию Германского Красного Креста, остановившуюся в “Европейской гостинице”», находим: «Августа Фрауче, экономка Комиссариата по демобилизации, родная сестра жены [народного] комиссара Подвойского, значащаяся выбывшей 12 марта в Москву. По-видимому, проживает в Петрограде под чужой фамилией»[657]. Таким образом, по данным старой военной контрразведки, Артур Христианович был агентом шведской (германской?) разведки. Правда, о влиянии дореволюционной биографии Артузова на его деятельность в Особом отделе ВЧК данных нет, и сам Дзержинский говорил о нем: «Тов. Артузов (Фраучи) — партийный товарищ, и я не могу ему не верить, как себе»[658]. В особисты Кедров и Артузов подбирали соратников по революционному движению (та же установка проводилась и в ВЧК Дзержинским). По воспоминаниям Б.И. Гудзя, «не все люди были у нас такого уровня, но во всяком случае около Феликса Эдмундовича Дзержинского был круг очень интеллектуальных, грамотных людей с большим стажем профессиональной подпольной партийной работы. Они прекрасно знали условия политической борьбы, понимали, какие классы, какие конкретно личности из этих классов могут быть замешаны в антисоветской деятельности. Богатый опыт своей революционной работы и борьбы, сведения о возможных противниках и методах их работы они передавали основной массе чекистов, среди которых были солдаты, крестьяне, рабочие…»[659].

На работу в военную контрразведку, по воспоминаниям Б.И. Гудзя, Артузов пришел еще в 1918 г.; он «хотел пригласить [Б.И. Гудзя] к себе на работу, когда мне было еще 16 [лет] (отец Гудзя был соратником Артузова по революционной работе, сам Борис Игнатьевич имел стаж в революционном движении с весны 1917 г. — С.В.). Тогда существовала такая служба — “Военный контроль” — нечто вроде контрразведки при Реввоенсовете Республики. Была она в ведении Троцкого. Но соратник Ленина Михаил Сергеевич Кедров, начальник “Военного контроля”, сказал, что мне надо “потереться” в этой жизни, набраться жизненного опыта. И вскоре я добровольно вступил в Красную армию»[660]. Любопытный штрих кадровой политики М.С. Кедрова.

Надо сказать, что и работа служащих центрального аппарата военной контрразведки была окутана ореолом чекистской «романтики»: Кедров носил кожаную куртку, Артузов — суконную черную гимнастерку, сапоги, маузер сбоку[661].

17 марта Феликс Дзержинский лично вмешался в дела Михаила Кедрова, затребовав от Артура Артузова «доклад об организации Ос[обого] от[дела] ВЧК»[662]. Но из переписки Дзержинского складывается впечатление, что до осени 1919 г. он считал ВЧК и ее Особый отдел совершенно разными организациями: подписывая, к примеру, рекомендацию «в ВЧК» Вениамину Герсону, Железный Феликс указал — «знаю его по совместной работе в ВЧК с конца 1919 года на должности секретаря Ос[обого] от[дела] ВЧК и проявившего себя как работника очень хорошего»[663]. Герсон Вениамин Леонардович (1891–1940) был одним из немногих видных работников ВЧК, начавших свою деятельность еще в Военном контроле — секретарем. Майор ГБ (1935). Родился в г. Тууркум Курляндской губернии — что характерно для отдела Макса Тракмана — прибалт. Член партии с1917 г. В1918 г. секретарь Отдела военного контроля РВС Республики. С 1919 г. — секретарь Особого отдела (Управления особого отдела) ВЧК. С февраля 1920 по июль 1926 г. — секретарь Ф.Э. Дзержинского (впоследствии много сделал для сбора документов для биографии Феликса Эдмундовича, работая в Комиссии по увековечению его памяти); одновременно с 1922 г. — помощник управляющего делами ГПУ — ОГПУ, с 1936 г. — помощник начальника секретариата НКВД СССР. С 1938 г. начальник управления Центрального совета спортивного общества «Динамо». Награжден 2 знаками «Почетный работник ВЧК — ГПУ». Арестован 3 марта 1938 г. Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда 26 января 1940 г. Реабилитирован в 1955 г.[664]

К весне 1919 г. закончилось слияние фронтовых и армейских ЧК с местными органами Военного контроля. Как заметил Ю.Б. Долгополов, «с образованием особых отделов чрезвычайные комиссии в армии и органы Военного контроля свое существование прекратили. Они выполнили свою функцию и сошли с исторической сцены. Им на смену пришли качественно новые органы военной контрразведки». При этом из фронтовых и армейских ЧК и органов Военного контроля в особые отделы пришло большое количество коммунистов[665].

VIII Съезд РКП(б) нанес чувствительный удар по амбициям Михаила Кедрова: военные делегаты поставили вопрос о подчинении особых отделов Реввоенсоветам фронтов и армий через одного из членов РВС. По итогам в постановлениях съезда появился пункт: «Признать необходимым подчинение особых отделов армий и фронтов соответственно комиссарам армий и фронтов, оставив Особым отделам Республики функции общего руководства и контроля за их деятельностью». Среди военных делегатов не было ни одного чекиста и тем более особиста, а потому их интересы просто-напросто некому было отстаивать[666].

24 апреля Аралов предложил Кедрову утвердить для представления в Совет Обороны следующую редакцию о взаимоотношениях органов военной контрразведки на фронте: «В развитие резолюции Восьмого съезда РКП(б) по военному вопросу (пункт 11 об Особых отделах) и во изменение “Положения об Особых отделах”, принятого в заседании ВЦИК 1 февраля 1919 года, Совет Обороны постановил: 1) Пункт 8-й… “Положения” изменить следующим образом: Особые отделы фронтов и армий непосредственно подчинить одному из членов соответствующего Реввоенсовета; 2).. пункт 9-й “Положения” дополнить следующим: Реввоенсоветам фронтов и армий предоставляется право отвода соответствующего заведующего Особым отделом. Во исполнение означенного постановления Реввоенсоветам фронтов и армий надлежит срочно назначить одного из своих членов для несения указанных в пункте 8-м обязанностей, известив немедленно о назначении в Особый отдел ВЧК и Реввоенсовет Республики». Это позволит, по заявлению Аралова, избежать «коренной ломки в деле организации Особых отделов фронтов и армий»[667]. 17 мая Совет Обороны в развитие «Положения об Особых отделах ВЧК» постановил: «1) Особый отдел фронта или армии непосредственно подчиняется одному из членов соответствующего Реввоенсовета по назначению последнего. Примечание: Указанное назначение сообщается Особотделу ВЧК и Реввоенсовету Республики на утверждение; 2) Особому отделу ВЧК принадлежит общее руководство работой особых отделов фронтов и армий и контроля над деятельностью их; 3) Настоящее постановление ввести в действие по телеграфу»[668].

В мае 1919 г. остро встал вопрос о руководителе военной контрразведки на Южном фронте. Первоначально заведующим ОО фронта назначили члена РВС Южного фронта А.Г. Калегаева. Кедров его кандидатуру отвел, опасаясь вверять судьбу фронтовой спецслужбы человеку, в недавнем прошлом бывшему одним из лидеров Партии левых социалистов-революционеров. 25 мая Калегаев сообщил Аралову и в копии Кедрову: в отсутствие члена РВС Г.Я. Сокольникова Особый отдел фронта «фактически никому не будет подчинен». Аралов предложил Кедрову согласовать вопрос о подчинении особых отделов членам Реввоенсоветов и оформить договор обеих сторон постановлением Реввоенсовета Республики. 29 мая Аралов запросил Кедрова, достигнуто ли соглашение с Реввоенсоветами фронтов и армий и, в частности, удалось ли договориться с РВС Южфронта. Аралов также запросил согласия Кедрова на подчинение особых отделов армий: 7-й — члену РВС И.И. Лепсе, 2-й — А.К. Сафонову и 13-й. — С.В. Косиору[669]. Путем взаимных уступок вопрос о назначении руководителей военной контрразведки на фронтах был улажен.

Лев Троцкий и вовсе обвинял Особый отдел в том, что он не считается с Реввоенсоветом Республики — 23 июня 1919 г. Троцкий, критикуя Особый отдел Южного фронта, «приложил» Кедрова. Председатель РВСР обратил внимание ЦК через своего заместителя Э.М. Склянского (тот должен был передать сообщение членам ЦК В.И. Ленину, Л.П. Серебрякову и Е.Д. Стасовой) «на полную и безусловную негодность и даже вредность особ[ых] отделов в нынешнем составе. Во главе их стоят лица безусловно непригодные. В качестве агентов фигурируют сомнительные элементы, карьеристы, бездельники, невежи. Поскольку Особый отдел считает себя независимым от столь авторитетных органов, как Реввоенсоветы (курсив мой. — С.В.), особые отделы впадают в оппозицию, занимаются мелким интриганством. Мне неизвестны случаи раскрытия изменников, шпионов, заговорщиков особыми отделами, зато они занимаются усиленной слежкой за членами Реввоенсовета, старыми партийными работниками»[670].

Единственная линия, по которой Особый отдел работал совершенно независимо от Реввоенсовета Республики (в силу персональных качеств Михаила Кедрова и от руководства ВЧК), была «активная». В 1919 г. из «никуда не годного», но в целом подконтрольного военному ведомству ОВК получился грозный Особый отдел ВЧК, не только боровшийся со шпионажем в армии, но и следивший за Троцким и его соратниками.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.