Роксолана: выбор сделан

Роксолана: выбор сделан

Что же происходит с невольницей, подаренной султану? Она попадает в запретное место – так, собственно, слово «гарем» и переводится. Дам в нем уйма, и далеко не все для секса, многие просто по хозяйству. Они носили титул хазинедар – хранительниц, им присваивали ранги от первого до пятого, и работали они не меньше наших женщин. Наши мужчины поваров не нанимают, им жены борщ варят, а султану что, так нельзя? Вот и у султана кахведжи-уста кофе варила, чашнагир-уста пробовала всю приготовленную еду, чтоб ее для любимого султана не приправили какой-нибудь отравой, а килерджи-уста следила за сохранностью запасов в султанском винном погребе (да-да, у султана-мусульманина, он же еще и халиф, верховный владыка правоверных, – кто же ему пить запретит?). Совершенно так же и с прочими хозяйственными обязанностями: белье стирает чамашир-уста, в бане, натопленной кюлханджи-уста, трет султану спинку ибриктар-уста, ставит заболевшим наложницам тогдашние горчичники и выдает им тогдашний аспирин хасталар-уста… В общем, все при деле, как в «Кавказской пленнице»: «Зульфия мой халат гладит у доски, шьет Гюли, а Фатьма штопает носки».

Что ж, они все и не наложницы вообще? Почему же – теоретически любую из них султан может выбрать и востребовать, они же «одалыки», «комнатные женщины», (вот откуда слово «одалиски»), у нас ведь то же самое – кто мужику стирает и варит, ту он и на ложе приглашает, просто у него она одна, а у султана несколько сотен. Ходили всякие сказки, что султан прогуливается мимо кандидаток на редкое счастье и роняет около особо понравившейся платок, а та прячет его за пазуху, что означает ее готовность воспринять оказанную милость. Но гораздо вероятнее версия, изложенная жене французского дипломата одной из фавориток Мустафы I. Согласно ей, султан просто посылал планируемой на сегодняшнюю ночь прелестнице подарок, после чего ее вели в баню и доставляли к дверям опочивальни уже помытой. Там она ждала, пока султан ляжет, а потом ползла к его ложу на коленях, чтоб лучше настроиться на покорное служение своему повелителю. Если султан сочтет, что ему служили хорошо, утром пришлет еще и подарочек. Гарем – это ведь, помимо всего прочего, экономика, всем его обитательницам полагалось питание и вполне приличная зарплата, да и насчет одежды с приличествующими побрякушками султан не жался, поскольку сам пророк Мохаммед повелел: «Давай рабам все то, что ты сам ешь и носишь, и никогда сурово их не наказывай». Правда, последнее выполнялось с оговорками – даже просто за скандальность султан мог приказать подвергнуть строптивицу кроткой каре без пролития крови на турецкий манер, то есть запихнуть ее в кожаный мешок совместно с кошкой и змеей, после чего отправить весь этот зоопарк купаться в Босфоре через специальное окно в стене дворца как раз над обрывом. Говоря языком того же Гайдая: «моментально – в море!».

В гареме султана. Неизвестный художник. XIX в.

Если же красотке фантастически везло и она умудрялась забеременеть, ее ранг сразу повышался (чуть позже таких стали звать «икбал», то есть счастливые). А родившая султану ребенка могла возвыситься даже до титула кадын-эфенди, то есть жены султана. Но в султанском гареме и это не было главным титулом – всеми руководила валиде-султан, мать султана, практически полновластная хозяйка всего гарема, этакое воплощение мечты свекровей всего мира об абсолютной власти над невестками. У кого больше власти, у нее или у султана, – вовсе не такой уж простой вопрос. Гарем – источник огромной власти, которая велика еще и потому, что не прописана ни в каких документах и поэтому не знает пределов. Чтоб понять важность гарема в Блистательной Порте, достаточно знать, что начальник охраны Дома Счастья был третьим чиновником империи после великого визиря и шейх-уль-ислама. Кстати, откуда в гареме начальник охраны? Неужели мужчина? Нет, не совсем – разве что в прошлом. Не забудьте еще об одном могущественном сословии гарема, а значит, и всей Турции – евнухах. Искалеченным мальчикам, привезенным в султанский гарем с невольничьих рынков, в качестве компенсации за вечное исключение из мира полноценных людей предоставлялась не только еда и кров, не худшая, чем у вельмож, но и возможность вершить судьбы практически любого подданного султана, будь он хоть сексуальный гигант. При этом они отнюдь не славились излишней добротой и открытостью, и понятно почему – слишком многое было у них отобрано. При этом в качестве дополнительной компенсации они ухитрялись заниматься относительно безопасным сексом с несчастными обитательницами гарема, настолько ненасытными, что им раз в год с законным повелителем было мало, а друг с другом не так интересно. Причем они это проделывали настолько искусно и энергично, что одалыки в отставке, выданные султаном замуж с небедным приданым за доверенных сановников (такая вот была в гареме форма пенсионного обеспечения для невезучих девушек, которых султан так и не не удостоил внимания в течение девяти лет), жаловались на то, что интимное общение с мужьями по сравнению с настоящей страстной любовью евнухов – просто бледная тень. Немудрено, что султаны постоянно боялись, что отрезанное у евнухов ненароком снова отрастет, и регулярно их проверяли, причем в совершенной уверенности, что ведь бывали случаи…

Сулейман Великолепный. Тициан. 1530 г.

Как же было бедной девочке Насте вообще во всем этом выжить, не говоря уже о том, чтоб занять более-менее безопасное место в этом Доме Счастья, где несчастья подстерегали ее на каждом углу? Для начала нужно было отказаться от веры, в которой она выросла, от веры ее собственного отца – она сделала это не моргнув глазом. Те, кто не отказался от собственной веры под угрозой смерти, имеют право ее осудить. Я промолчу. Практически все так поступали, всех-то делов – сказать: «Нет Бога, кроме Аллаха, Мохаммед посланник Аллаха», – и даже обрезать ничего не надо, нечего там обрезать! Вот и Настя не отказалась молиться Аллаху вместо Иисуса. Но это далеко не все. После отказа от веры нужно отказаться от языка. Сохранить его – не проблема, в гареме славянский язык (его тогда не ахти как делили на русский, польский и прочие) достаточно популярен, а в янычарском войске, которое набирают из полученных в качестве дани из завоеванных славянских стран мальчиков, – он вообще первый. Итальянский разведчик Паоло Джовио так и пишет императору Карлу V: «При султанском дворе разные языки в ходу: турецкий, язык властителя; арабский, на котором написан турецкий закон – Коран; третье место занимает язык славянский – на нём, как известно, говорят янычары». Кстати, и сам султан, несомненно, в определенной мере этим языком владел, мать-сербка явно учила, так что и его внимания можно было бы добиться – но не стать совершенно своей! И тут решение было принято быстро и сразу: Настя очень быстро освоила турецкий на уровне родного, да он и стал для нее родным. А после отказа от веры и языка отказ от родины уже есть чисто техническая процедура. Чтоб надежно покорить сердце турецкого султана, надо быть турчанкой или хотя бы стать ею. Страшное насилие над всем, что в человеке свято, – не затаила ли она в памяти зла на тех, кто ее к этому принудил? Вполне возможно, человеку трудно простить такое. Так что все, что в ней осталось славянского, – это кличка, данная ей, скорее всего, венецианскими дипломатами, старавшимися через своих шпионов быть в курсе всех событий при дворе потенциального противника. Они называли ее роксоланой – нет, тут не опечатка, именно с маленькой буквы. Просто по латинскому названию племени, к которому, по их мнению, Настя Лисовская принадлежала.

Роксолана. Тициан. XVI в.

Кстати, а славянское ли племя они имели в виду, и если да, то какое? Впервые упомянувшие роксоланов Страбон и Тацит совершенно однозначно считали их сарматами, то есть ираноязычным племенем, а Тацит их славянам вообще напрямую противопоставлял. Правда, после их завоевания в IV веке гуннами остатки роксоланов могли принять участие в формировании некоторых славянских племен. Но называть их славянами и отождествлять с Русью впервые стал только автор учебников истории для гимназий XIX века Иловайский – как раз к тому времени, когда к этой науке возник интерес у исторических романистов, которые за эту версию незнамо с чего радостно ухватились. Кстати, средневековые европейцы называли Сарматией как раз Польшу. Помните «Королеву Марго» Дюма? Там Маргарита, готовясь встречать польских послов, предлагающих ее брату Генриху корону своей страны, усердно пишет по-латыни речь именно к послам Сарматии… Польская кровь у Насти вполне вероятна – Казимир Великий захватил Львов и его окрестности еще за полтора века до ее рождения. А была ли она украинкой, в чем вроде бы практически все уверены? Есть пара тонкостей. Вот потомки ее родни, если пережили все войны и кровопролития, затронувшие эти края, и никуда не перебрались, вполне возможно, что и считают себя украинцами. А сама Настя не только родилась польской подданной – после завоевания ее родины тот же Казимир Великий включил в свой титул слова «Король Русской земли», и ее православных жителей обычно русскими сами же поляки и звали. Даже через сто с лишним лет Богдан Хмельницкий на вопрос, к какой национальности он себя относит, ответил, что раз уж живут на Украине два народа, то он относит себя к русским. Тогда с этим все в Польше было просто: католик – значит поляк, православный, как Настин папа, – значит, русский. Полагать, что для Насти в этом вопросе сделали исключение, могли только чрезмерно патриотично настроенные украинские писатели, которые приватизировали знаменитость, даже не подумав, такая ли это хорошая реклама для Украины. Но их русским коллегам отбивать у них Настю не советую – русских она тоже мало украсит, да и турчанка она, самая настоящая, причем по собственному выбору. В наше время к национальному вопросу в Европе подходят именно так: если захотела женщина быть турчанкой, приняла ислам, как турчанкам и положено, да и родным языком для нее стал турецкий, то она турчанка, и все тут. А кто не согласен и ссылается на ее хромосомный набор, пусть отнесет свои соображения на тот свет в расовый отдел гестапо, потому что никто другой слушать их не будет. Даже немножко неудобно перед турками – что же я им подсовываю, они же мне ничего плохого не сделали… Но истина именно такова, и просто некуда от нее деваться. Не писать же, как один украинский журналист, что на читательской конференции в Чемеривцах, ее возможной родине, все «были единодушны, что родилась-таки в Украине, за которую болела всей душой до последних своих дней». Было бы, конечно, хорошо, но какие этим прекрасным словам есть доказательства, кроме горячего желания? Может быть, полностью покорный ей влюбленный супруг-султан по ее просьбе прекратил ужасные набеги на славянские земли подвластных ему людокрадов? Сама же в их лапы попала, знала, что это такое… Да ничего подобного, как бесчинствовали, так и продолжали бесчинствовать, и турчанке Насте было на это наплевать с самого высокого стамбульского минарета! У нее уже шла совершенно другая жизнь, где не было ни городка, где она родилась, ни отца с матерью, ни подруг детства, – страшная и беспощадная. Пусть уж и дальше живет турчанкой, даже роксоланой называть ее не стоит. Скоро у нее появится новое имя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.