«Дом в стиле барок», или «фанталочный» дом

«Дом в стиле барок», или «фанталочный» дом

Неподалеку от Сенной площади С. Яковлев в 1780-е годы выстроил себе два дома: один на Садовой улице, а другой недалеко от пересечения Обуховского проспекта и Фонтанки. Дом на углу Садовой и Гороховой улиц (Садовая ул., 38) был «громадный и до ныне (до 1866 года. – Прим. авт.) ни на один этаж противу первой постройки не поднятый». Дом сохранил свою классицистическую архитектуру и этажность и до наших дней. Больше столетия он находился в собственности Яковлевых и только в 1880-х годах был продан купцу А. Д. Воденникову, одному из жертвователей Успенской церкви. Он выделяется среди рядовой застройки Садовой улицы и Сенной площади огромной протяженностью вдоль двух пересекающихся улиц, а также своей классической мощью, несмотря на то что имеет всего три этажа и скупой декор. Дом эффектно поворачивает с Садовой на Гороховую улицу скругленным углом, от второго этажа оформленным колоннами. Автор его до сих пор так и остается неизвестным.

Дом С. Я. Яковлева. Садовая ул., д. 38

Паспорт здания-памятника «Дом С. Я. Яковлева» за 1935 год, хранящийся в архиве Комитета по госконтролю, охране и использованию памятников, содержит информацию о кинозале, оформленном пилястрами ионического ордера и лепным карнизом, о фойе со скульптурным панно и лепным карнизом и об арендаторах – ЖАКТе и Доме партийного актива Октябрьского района. Состояние здания фиксируется как хорошее. Опись внутреннего архитектурного убранства от 1950 года сообщает о принадлежности помещений второго этажа ТАСС (Телеграфное агентство Советского Союза) – большой зал перегорожен на четыре комнаты, в которых стены завершены лепным карнизом и сохраняются пилястры с ионическими капителями. В одной из торцовых стен зала фиксируется ниша с женскими маскаронами в верхних углах, окруженными растительным орнаментом. Имеются сильно забеленные барельефы в прямоугольных рамах, изображающие группы путти. В другом помещении возникла новая лепнина в виде медальонов с женскими головками лентами и гирляндами, парные пилястры и выступающие балки перекрытия, они соответствовали парным пилястрам. В подъезде со стороны Гороховой улицы сохранилась лестница на четыре марша на квадратных столбах с перекрытиями на крестовых сводах и со ступенями из лещадной плиты. Имеются и другие каменные лестницы. В одной из квартир до недавнего времени существовали двухъярусный мраморный камин, верхняя часть которого была окрашена масляной краской (!), и двухъярусная печь коричневого поливного изразца с завершением в виде двух путти и акротериев по углам. Вот и все немногое, оставшееся от убранства дома одного из самых богатых людей страны.

Другой богатый дом Яковлева – дача на Фонтанке – как считается, был возведен «по плану знаменитого архитектора Растрелли» в 1766 году. Ее главное здание «изящной архитектуры» стояло лицом на Фонтанку, за ним был разбит сад. В. В. Крестовский описывает его местоположение прямо на набережной Фонтанки. Но это предположение больше подходит к одному из трех домов, принадлежащих Полторацким, а именно к дому 97, через боковую двойную арку которого ныне исчезнувший Полторацкий переулок выходил на Фонтанку. Дом же в «стиле барок», действительно принадлежавший Яковлеву, находился на другом месте – практически у «красной линии» Московского проспекта, на участке домов № 10–12 и гораздо дальше от Фонтанки, чем «Полторацкие» дома №№ 97, 99, 101.

Б. Патерсен. Обуховский мост. Фрагмент.

На втором плане дом С. Я. Яковлева (Собакина). На дальнем плане церковь Успения Божией Матери (Спас на Сенной). 1800 г.

Фонтанка в прежние времена именовалась Фантанной речкой, поэтому и возникло название «Фанталочный дом». Метаморфоза старинной орфографии превратила дом в нашем современном восприятии в нечто фантастическое, в фантом. И действительно, тайной и мистикой наполнена картина «Фанталочного дома» в романе В. В. Крестовского – запустение и тлен царят в еще недостроенном, наполненном богатейшими коллекциями и раритетами, но покинутом и уже разрушающемся особняке – вероятно, эта картина разорения «родовых гнезд» характерна для середины XIX века.

«Если вы пройдете по правой набережной Фонтанки, направляясь от Семеновского моста к Обуховскому, то на правой же стороне непременно заметите дом изящной архитектуры во вкусе барок. Он красноватого цвета, карнизы и окна украшены лепной работой; крытый подъезд с двумя большими фонарями с бронзовыми скобками и зеркальными стеклами ведет во внутренность этого изящного дома. Большие зеркальные же стекла в дубовых рамах украшают все окна. В одном из них торчит чучело попугая, в другом, на третьем этаже, виднеются два изящных мраморных кувшинчика.

В какую пору вечера и ночи не бросили вы взгляд на эти окна, вам никогда не придется заметить их освещенными: все глухо и пусто, словно бы дом этот вымер. Одно только крайнее к стороне Обуховского моста окно нижнего этажа составляет исключение. В нем виднеются белые занавески, да листья каких-то растений, и об вечернюю пору брезжится огонечек. Тут живет единственный обитатель пустого дома – швейцар.

Если бы какими-нибудь судьбами вам удалось переступить порог этого изящного на вид, пустого дома – странное и несколько жуткое чувство закралось бы в душу. Вы увидели бы богатые сени, с колоннами и статуями. Налево – дверь к швейцару, направо – изящный кабинет, ненарушимую тишину которого охраняют четыре человеческие фигуры, поставленные по сторонам входной двери и напротив по бокам камина. Неподвижные фигуры эти облечены в полные, тяжелые рыцарские доспехи и держат в чешуйчато-стальных руках огромные средневековые мечи и алебарды. Налево завешенная драпировкой дверь ведет в темную комнату, с заколоченными окнами, которые пропускают в щели свои две-три полоски света, и при помощи его глаз может разглядеть женскую фигуру – картину хорошего письма. Отсюда – новая дверь выводит в ванную, где винтообразная лестница поднимается в средний этаж. А около нее устроен темный потайной ход в зимний сад и под внутренние ворота, куда спускается он высокими ступенями.

Вернитесь опять в парадные сени, бросьте взгляд наверх перед собой, где представится вам легкая, роскошная и широкая лестница, которая прямо приведет к довольно широкому зимнему саду. Этот сад – высокая, во все три этажа зала, с двух сторон обильно залитая дневным светом. Легкие, узенькие воздушные лестницы и галерейки вьются по разным направлениям, опоясывают ее со всех сторон и ведут в средний и верхний этажи. Откуда смело выдаются сюда легкие балкончики, крытые ложи с дорогими хрустально-узорчатыми стеклами. Но все это уже приходит в ветхость и с каждым днем все больше да больше подтачивается временем, так что ходить по всем этим лестницам вполне твердой самоуверенной поступью может быть и не совсем безопасным: вы ясно чувствуете, как они местами трещат и подаются под вашей ступней. Направо от входа с парадной лестницы – ряд беломраморных колонок и кариатид, под которыми внизу сквозит почтенной работы каменная решетка с выточенными из камня же мелкими украшениями и гербами, и эта решетка маскирует собой темный потайной ход из ванны. По белым стенам разбросаны там и сям лепные консоли, на которых некогда помещались газоны. Во многих местах этих стен доселе еще грустно висят и спускаются высокие сухие, длинные стебли ползучих, вьющихся лиан, павоев, плюща и винограда, кудрявые и резвые побеги которых когда-то сплошь и покрывали эти стены обильно листвою и цветами. Тут красовались целый лес драгоценных тропических деревьев, блистали роскошные клумбы редкостных цветов; и до сих пор еще можно видеть обломки обрамлявших эти клумбы бордюров из целого дуба, решетчато выточенного искусным художественным резцом в виде виноградных гроздьев, листьев и сучьев. Посредине мозаичного пола вделан мраморный бассейн, где когда-то были прохладные фонтаны и отражались, вместе с обильной зеленью, в больших зеркалах, которые теперь с каждым годом все большее тускнеют и портятся – летом от пыли, зимою от сырости.

Поднимитесь на три-четыре ступени, и вы из сада с одной стороны очутитесь в полусумрачной бильярдной, стены и потолок которой сплошь поделаны из резного дуба. Отсюда – новая обширная комната. С закрытыми окнами на улицу. Она вся завалена разным хламом, и рядом же с этим хламом валяются предметы самой изысканной роскоши. На полу кое-как сброшена богатейшая коллекция древнего оружия. Тут спокойно ржавеют себе панцири, шлемы, чешуйчатые рукавицы; стоит в углу большая группа самых разнообразных копий, алебард, бердышей и кистеней-головоломок с игольчатыми, ежевидными чугунными шарами на стальных цепях; а на полу – несколько десятков различных мечей, между которыми особенно обращает на себя внимание один экземпляр, клинком которому служит длинный нос пилы-рыбы и который наверняка пришелся бы по руке Илье Муромцу. У противоположной стены, рядом с нагроможденной роскошной мебелью, прислонены несколько больших, полуторасаженных картин, новой, но весьма хорошей работы, которыми, как слышно, предполагалось украсить в виде обоев стены большой концертной и театральной залы. Тут же валяются и недоконченные половинки дверей, с самой тонкой, изящной лепной работой и позолотою. И на все это уже несколько лет садится, слой за слоем, обильная пыль и грязь. Так что и прикоснуться боязно.

Вернувшись опять в зимний сад и поднявшись по лесенке направо, за мраморные колонки и кариатиды, вы очутитесь перед большим зеркалом, которое служит дверью, потайным образом ведущую в роскошную, уютную библиотеку, где вся отделка, при удивительной роскоши, дышит самым строгим стилем. Большие стекла, прозрачно расписанные пестрыми арабесками, пейзажиками и гербами, маскируют собою вид на отвратительный Полторацкий переулок и заполняют весь этот приют таинственным и ровным полусветом, так располагающим вас к уединенному и серьезному спокойствию, потребным для занятия чтением. В среднем окне возвышается на пьедестале высокая мраморная урна. Очень тонкой и, кажется, очень старой работы. В простенках – массивные дубовые шкафы, которыми сплошь занята вся стена, обращенная к саду, где одна отодвижная половинка служит потайной дверью, ведущею в этот сад. Шкафы эти полны книгами, большей частью старой печати, на немецком, латинском, итальянском, французском и иных языках в старинных, корешковых прочных переплетах, между которыми значительную долю занимают пожелтелые пергаментные, и все это богатство, покрытое обильной пылью и паутиной, преимущественно относится к литературам восемнадцатого и семнадцатого столетий. Очевидно, оно составляло старое фамильное достояние.

После библиотеки ваше внимание непременно остановилось бы на двух парадных гостиных. Обе они обиты штофом. Одна голубая, почти вполне отделанная; по стенам ее, как принадлежность обоев, расположены медальоны с прекрасной акварельной живописью цветов и растений. Другая необыкновенно эффектна. Представьте себе комнату, блестящую беломраморными стенами, широкий нижний карниз которых, отороченный позолотой, обит нежной пунцовой материей. Беломраморная арка с колоннами разделяет эту комнату на две половины, и в боковых пролетах арки устроены помещения для цветов, которые в данный момент дополняются одним воображением.

Дом С. Я. Яковлева. Рисунок А. В. Позднухова

Но тут же, в этой самой гостиной, как и во всем доме, вы видите начатую и недовершенную работу: пол представляет печальную картину разрушения, которая особенно ярко выдается в большой зале, где предполагался домашний театр; рядом с начатой великолепной отделкой стен, где должны были сочетаться между собой мозаика, скульптура и живопись, вы видите кучи мусора, подпольные балки, кирпичи и всякий хлам. Пройдите далее, и вам представятся уже положительные развалины. То будет начатая и незаконченная каменная постройка над Полторацким переулком, возвышающаяся над пролетом второй арки этого переулка. Эти развалины – приют голубей, воробьев и летучих мышей; последние с наступлением сумерек начинают здесь свою оживленную деятельность».

План участка домов № 10–12 по Забалканскому проспекту с проектом Ново-рыбного рынка. Штриховкой отмечена существующая застройка, справа – дом С. Я. Яковлева. 1900-е гг.

Постепенно обрастая пристройками, дом, «несмотря на все позднейшие искажения, дошел до нашего времени (начало XX века. – Прим. авт.) со всеми особенностями своей чудесной архитектуры». Еще в 1830-е годы он принадлежал одному из наследников Яковлева и сохранял роскошную отделку некоторых интерьеров, станковую живопись. М. И. Пыляев писал, что «тогда еще были видны следы великолепия, роскоши и блеска первого владельца. В большой зале стены были обтянуты кожаными обоями, расписанными масляными красками по золотому полю, зало было украшено большими портретами высочайших особ в рост; кроме того, здесь было несколько картин итальянской школы, в числе которых были две превосходные: одна усекновение главы Иоанна Предтечи и другая – Архимед в раздумье над геометрическими фигурами». В 1840-е годы особняк Яковлева стал приютом для сирот под патронажем вел. кн. Ольги Николаевны. В 1865 году дом ремонтировался: по проекту архитектора Реймерса исправлялась крыша – перекрывалась новым железом по новой обрешетке. Затем в нем размещалась фабрика бронзовых вещей Шопена. На ней, в частности, изготавливались большие паникадила для Успенской церкви во время ее реконструкции. В 1867–1872 годах, в доме находились залы для народных благотворительных «увеселений», то есть отдыха, работал часовых дел мастер. В конце концов дом был разобран в 1901 году для строительства на его месте нового рынка «полезного и красивого <…>, но таких зданий в Петербурге сотни, построек же Растрелли не наберется и десятка. <…> Тяжело было на него смотреть – опозоренный вывесками и изуродованный разными пристройками, клетушками и тому подобной нечистью гордо хранил каменный бедняк <…> следы своего былого великолепия», – так писал о растреллиевской постройке архитектор, преподаватель Института гражданских инженеров (современный Санкт-Петербургский архитектурно-строительный университет) Н. В. Султанов – увы! – после сноса дома Саввы Яковлева.

Сенной рынок на площади, Рыбный рынок на улице Горсткина (ул. Ефимова), Ново-рыбный рынок на Забалканском проспекте 1880– 1890-е гг.

Участок на Забалканском проспекте был куплен Обществом торговцев рыбного дела для строительства Рыбного рынка. Проект разработал архитектор Г. Г. фон Голи (?), и 5 мая 1898 года его одобрила Городская управа, разрешившая снос бывшего яковлевского дома.

Эти здания бывшего рынка на месте «дома в стиле барок» существуют и по сей день на Московском пр., 10–12. Лицевой дом был выстроен в три этажа, два дворовых корпуса двухэтажные. Это добротные постройки суховатого классического стиля поставлены на хорошие погреба. В советское время лицевое здание было надстроено одним этажом в стилистике первоначальной архитектуры.

С каждой из его сторон сделаны две встройки, выделяющиеся на общем фронте проспекта двумя огромными арками. В них вставлены металлические ворота – орнаментальные композиции, через них можно войти на территорию бывшего рыбного рынка. Во время деления и распродажи яковлевского владения этот участок приобрел необычную форму в виде «W», сохраняющуюся до настоящего времени. Теперь под снос должны пойти и корпуса бывшего Рыбного рынка для застройки участка еще более утилитарным, лишенным индивидуальности зданием нового торгового центра.

После смерти Саввы Яковлева гигантское землевладение постепенно распродается по частям наследниками. Участок на месте будущей Горсткиной улицы в 1820-х годах числился за купцом Икорниковым, одним из потомков С. Я. Яковлева.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.