Славянский Текст

Славянский Текст

Во время известного путешествия по Европе Петра Великого произошло одно знаменательное событие, не нашедшее должного понимания своего промыслительного и предупредительного значения ни у современников события, ни у потомков.

В кафедральном соборе города Реймса, где издревле венчались королевской короной французские монархи, Петру I показали таинственное Евангелие, на котором с незапамятных времен давали присягу короли воинственных франков. К величайшему удивлению собравшихся, царь «невежественных» московитов стал легко читать священный текст, написанный, как полагали, на неизвестном и загадочном языке. Евангелие оказалось славянским. Сам промысел Божий указывал царю и его подданным, что суетен их поиск истинных ценностей в странах Заката. Все, что России было необходимо, она уже имела, — Слово Божие на родном и священном языке. Сколько же сакрального смысла в этой встрече царя-реформатора с Евангелием на славянском языке в одной из священных столиц Западного мира, претендовавшей на роль Третьего Рима во времена династий Меровингов и Каролингов!

Сакральный смысл этого события из жизни Петра Великого станет очевидным через столетие. За бездумное чужебесие и попрание родных святынь Русь будет наказана нашествием франков и галлов, которое началось от седых стен древнего собора в Реймсе. Постижение причинно-следственных связей, осознание грозных предупреждений через потаенные символы священных реалий пришло к русскому обществу слишком поздно, когда стало невозможным остановить девятый вал роковой развязки.

В следующее столетие после нашествия Наполеона франко-англо-германомания российского общества перешла в хроническую фазу, что предопределило кошмарный конец исторической России. Страшно осознавать, что столь немыслимая цена была оплачена русским народом для того, чтобы его потомки сумели в исторической ретроспективе отчетливо ясно увидеть, что священные камни, разбросанные тут и там на всех исторических дорожных развилках, указывали нам спасительный прямоезжий путь, которому предки наши, ослепленные блеском Закатного солнца, предпочли левый поворот, с неоднократно предсказанным духоносными отцами Церкви трагическим финалом подобного выбора.

Одним из таких камней на историческом перекрестке и было славянское Евангелие из Реймса, чья судьба таинственным образом переплетена с историей всей христианской Европы. Повод более чем серьезный, чтобы попытаться осознать место этого Евангелия в истории французского королевства и в Священной Русской истории.

Каким же образом славянское Евангелие вдруг стало главной коронационной реликвией французской монархии? На протяжении двух столетий версия была всего одна. Дочь Великого князя Киевского Ярослава Мудрого, Анна Ярославна, в далеком XI веке вышла замуж за французского короля из династии Капетингов — Генриха I. Следовательно, и славянское Евангелие должно принадлежать ей. Однако есть ряд существенных замечаний, которые заставляют усомниться в столь простом решении этой загадки. Во-первых, издревле считалось, что Евангелие написано на таинственном языке. Если бы Евангелие принадлежало Анне Ярославне, то ничего таинственного в нем не было бы. Совершенно очевидно, что Евангелие так бы и осталось в истории Франции, как книга, привезенная русской княжной, ее личная вещь, написанная на ее родном языке. Анна Ярославна наверняка бы не расставалась с такой реликвией, с книгой Священного Писания на родном языке, бывшей, к тому же, напоминанием о Родине, об отце и матери. Есть и еще один вопрос. Каким это образом Евангелие чужеземки из далекой страны, принявшей христианство менее ста лет назад на тот момент, стало вдруг главной святыней церемониала венчания королей в стране, где христианство насчитывало уже пятьсот лет!

Анна Ярославна родилась в Киеве в 1024 году и, по свидетельству современников, была красавицей — с пышными светло-русыми косами, голубыми глазами, статная и высокая. До конца своих дней Анна бережет свой родной язык. На всех документах она подписывалась по-славянски: Анна Регина. Вопреки расхожей легенде Анна никогда не перекрещивалась во Франции и не принимала нового имени Агнесса. Своего первого сына, будущего короля Франции, Анна называет непривычным для Галлии именем Филипп, который станет Филиппом Первым.

Современная исследовательница и публицист Т. Д. Валовая приводит интереснейшие сведения. Оказывается, выбор имени был не случайным. В те времена все короли Европы стремились «облагородить» свое происхождение, ссылаясь на мнимое или действительное происхождение или от Карла Великого, или от Цезаря. Ярослав Мудрый утверждал, что киевские князья происходят от Александра Македонского. В честь его отца Филиппа Анна и называет своего первенца. Интересно, что это убеждение Ярослава согласуется с преданиями южных славян о славянском происхождении Филиппа Македонского и дает ключ к правильному пониманию такого таинственного документа Средних веков, как «Грамота Александра Македонского славянам».

При Иоанне Грозном генеалогия Рюриковичей несколько пересматривается. В «Сказании о князьях Владимирских» Рюрика уже считают потомком Августа Кесаря. Забегая вперед, укажем, что ни один древний источник и такие серьезные, как упомянутые нами выше, ни словом не обмолвились о гипотетическом родстве Рюрика и Меровингов, на чем настаивает наш современный исследователь В. И. Карпец. Но об этом в свой черед. Говоря же об Анне Ярославне, скажем, что ее потомки правили Францией до XIV века, когда один за другим, по непонятным причинам, умрут дети Филиппа Красивого — непримиримого врага тамплиеров, и корона перейдет к их младшим кузенам Валуа.

У Анны и Генриха после первенца Филиппа были еще дети. Роберт умер в детстве, а Хьюго Великий положил начало ветви Вермандуа. Муж Анны Генрих неожиданно умирает в 1060 году. Незадолго до кончины Генрих хотел официально назначить Анну регентшей при восьмилетием Филиппе. Двор не возражал, но Анна отказывается от этой ответственной чести и остается просто воспитательницей своих детей, в том числе и малолетнего короля, пользуясь огромным уважением придворных. Затем у Анны возникает страстный роман с графом Раулем де Крепи. Франция в шоке. Римский Папа велит Раулю покинуть Анну и вернуть прежнюю жену. Влюбленные игнорируют указание папы, и их отлучают от Церкви!

Однако французы через некоторое время смиряются с неизбежным и принимают Рауля и Анну как супругов. Даже сын Филипп не держит на мать обиды и предлагает ей вместе с Раулем вернуться ко двору. Вернувшись, Анна уже не подписывается как королева, а только как «Мать короля». Ее сын Филипп тоже будет не в ладах с Римом. Спустя двадцать лет после женитьбы, при живой супруге, он похищает для сожительства графиню Де Анжу. После этого Папа накладывает на все Французское королевство интердикт, по которому запрещено совершать во всем королевстве любые христианские обряды.

Столь неблагополучные отношения Анны, Филиппа и Римского престола говорят только за то, что личное Евангелие Анны Ярославны не могло стать реликвией французской короны и церкви. Папы и клирики вряд ли бы терпели такое положение вещей при явном пренебрежении к ним со стороны Анны и ее сына. В 1074 году Рауль умирает, а в 1076 году умирает и прекрасная Анна. В соборе Сен-Дени, усыпальнице французских королей, нет надгробия Анны, хотя надгробие ее мужа имеется. Нет ее и в списке захороненных в Сен-Дени. В 1792 году революционная шваль выкинула на улицу кости королей и разбила саркофаги. Только после реставрации при Людовике XVIII кости и уцелевшие саркофаги были возвращены в собор. Останки монархов были собраны вместе и захоронены в крипте. Но костей Анны нет в этой братской королевской могиле. Возможно, она нашла последний приют в одном из аббатств, а может быть, как гласит одна из легенд, отправилась на родину, чтобы там и кончить свой славный земной путь.

Вряд ли будет большой натяжкой допущение, что история славянского Евангелия имеет глубокие исторические и священные корнита не является некой случайностью, как это казалось раньше, когда этой реликвии придавали характер исторического курьеза. На этом Евангелии приносили клятву все короли Франции вплоть до Людовика XVI и Карла X. Поиски этих корней приводят нас в низовья Рейна, где задолго до Рождества Христова жило загадочное племя моринов.

Здесь мы вынуждены сделать небольшое отступление от магистральной темы происхождения славянского Евангелия. Однако многочисленные тропки исторических сопоставлений непременно должны и будут неоднократно приводить нас все в тот же собор в Реймсе, к его сокровищнице.

А начнем мы с того, что отметим еще один примечательный факт французской истории. Дело в том, что славянское Евангелие было не единственной святыней французской монархии подобного рода. В 633 году в гавань города Булонь-сюр-Мер, что на северо-западе Франции, зашел таинственный корабль. На его борту не оказалось не единого человека, только небольшая статуэтка «Черной Мадонны» и рукописное Евангелие на арамейском языке, языке, на котором разговаривал Спаситель!

«Черная Мадонна» стала святыней местного кафедрального собора. Более тысячи лет верующие обращались за помощью к «Богоматери Святого Семейства». Мы не вправе игнорировать также и возможность столь же таинственного появления в Реймсе и Евангелия на славянском языке.

Во времена кровавой Французской революции обе святыни из Булонь-сюр-Мер разделили участь и других христианских священных реликвий. Они были целенаправленно уничтожены, как и многие другие исторические и священные реликвии, имеющие отношение к нашему исследованию, отношение к тому роду, с которым связаны многие загадки французской истории, к роду Меровингов. Например, останки святой Марфы, которые покоились в Тарасконе, подверглись той же участи. А ведь еще в жалованной грамоте Людовика XI, датируемой 1482 годом, упоминается о посещении этого места королем франков Хлодвигом — самым знаменитым из таинственного рода Меровингов. Останки же святой Марии Магдалины (которую современные нехристи пытаются представить супругой Христа и матерью его детей, с чем мы столкнемся, когда будем выяснять возможность «чудесного спасения» мужской линии рода Меровингов) долгое время хранились в аббатстве Сент-Максим, в тридцати милях от Марселя.

В 1279 году по повелению короля Сицилийского и графа Прованского Карла II были отчленены череп и плечевая кость святой. Выставленные для поклонения в оправе из золота и серебра, они чудом сохранились в таком виде до наших дней. Оставшийся прах святой Марии Магдалины был собран в урну и хранился до времен злосчастной бесовской революции. Его, как и святыни Булони, уничтожили предтечи поборников лжемеровингов, объявившихся в Европе в последнее время, вроде бы неожиданно, как экстравагантные исследователи исторических загадок матушки Европы. Не пощадили революционеры и другие исторические реликвии, связанные с Меровингами. Случайно ли это?

Можем ли мы подозревать, что сознательно уничтожалась историческая память об этом роде, чтобы уже в наше время представить оболваненной публике некий проект, ключевая роль в котором отводится самозваным и ложным потомкам Меровингов. Это отчасти так и, одновременно, не совсем так. Уничтожалась не память о Меровингах как таковая, уничтожению подлежали священные скрепы живой государственной ткани христианской Франции. В конце XVII века были найдены две группы меровингских саркофагов — в Бургундии и у церкви святого Мартина в Артонне, севернее Клермона. Обнаружили удивительные предметы: золотую чашу и крест, по преданию, принадлежавший королю Дагоберту (629—639 гг.). И та и другая реликвия были уничтожены паладинами антиклерикализма. Стоит ли удивляться, что мы, в отличие от Петра Великого, лишены возможности воочию лицезреть реликвию французских королей — Святое Евангелие на славянском языке.

Вернемся же к этой славянской реликвии французской Короны и начнем с поиска ее несомненных глубинных корней. В начале нашего исторического исследования нам предстоит разобраться в непростой этнической картине Западной Европы самого раннего Средневековья. Труд, поверьте, не праздный в нашем деле. И первыми, с кем нам предстоит столкнуться, и не где-нибудь, а прямо на берегу Северного моря, как раз в тех местах, где зарождалась династия Меровингов, будут таинственные морины.

Итак, кто же такие морины? И почему они нам так важны в вопросе о славянском Евангелии в Реймсе? Еще А. С. Хомяков в своей удивительной книге «Семирамида» высказал обоснованное мнение, что морины никак не могли быть германским племенем, и мы не можем причислить их и к кельтам. Хомяков считал, что перед нами славянское племя, родственное венедам Балтики, Адриатики и западного атлантического побережья древней Аквитании, далеко ушедшее на Запад во время своего переселения и оторвавшееся от основного массива славянства, что и обусловило его дальнейшую ассимиляцию в германоязычной среде.

Ученые считают, что в древних кельтских языках чередование букв «м» и «в» было вполне частым явлением, а названия древних племен Западной Европы дошли до нас из источников, на которые влияние кельтских языков несомненно. Таким образом, мы с большой долей вероятности можем допустить, что морины — это те же варины Балтийского поморья, известные в Средневековье как племя вагров, входившее в большой племенной союз славян — бодричей (ободритов), или же племя, родственное соседям бодричей, племени лютичей — велетов.

М. Л. Серяков, автор замечательного исследования «Голубиная книга», священного сказания русского народа, пишет: «Поздние голландские летописи неоднократно упоминают о мирном расселении велетов (славянского племени лютичей. — Авт.) между фризами и нижними саксами в северной Голландии и о построении ими около Утрехта славянской крепости Вильтенбург. Достоверность этих известий подкрепляет английский писатель восьмого века Беда Преподобный, отмечавший, что около 700 года франкский майордом Пипин, покоривший и насильно крестивший фризов, назначил св. Виллиброрду местом для епископского престола новообращенной им страны «свою славную крепость, которая называется у тех народов древним именем Вилтабург, т.е. городом Вильтов, а на языке галлов Trajectum (Утрехт)». Это был не единственный славянский топоним в тех местах, поскольку в ходе своей деятельности Виллиброрд освятил церковь «у древнего Славенбурга, что теперь Vlaerdingen».

Первые короли Меровинги. Средневековые портреты. «Тайна Славянского Евангелия».

Все указывает на то, что переселившиеся туда волоты жили в мире с окружающими их фризами и саксами, причем источники отмечают, что все три народа избирали себе общих вождей, и столицей у них был славянский город Вильтенбург... есть все основания полагать, что западные славяне оказали определенное духовное воздействие на своих фризских соседей. Об этом говорит как выбор в качестве столицы именно славянского Вильтенбурга (а политический центр в древности очень часто являлся одновременно и сакральным центром), так и характер верховного фризского бога Фосите: «Этот бог обладал двойственной природой. Он был одновременно богом войны и правосудия, а поэтому и пользовался самым высоким почетом, особенно у фризов».

Итак, еще во времена Пипииа город славян-велетов считался в той области древним. Места эти связаны с деятельностью князя Рорика Ютландского в IX веке, которого многие исследователи считают одним лицом с нашим летописным новгородским князем Рюриком. Город вильтинов располагался как раз там, где древние авторы полагали древних моринов, в которых мы можем видеть родственников балтийским венедам, в чем нас лишний раз убеждает древний город славян-велетов во Фрисландии, рядом с нижним течением Рейна.

Вероятно, морины могли быть от рода венедов — давних хозяев морских пространств Балтики. Пиратов, делавших набеги и по берегам Северного моря, имевших свои военные поселения, как хорошо известно, даже в Британии. Как мы уже сказали выше, родственные балтийским венедам племена, известные как венеты, заселили французскую Арморику. Современные историки склонны рассматривать этих венетов исключительно как отрасль кельтов. Но многочисленные факты говорят пытливому уму прямо о других корнях венетских племен Арморики.

Близ Орлеана во времена Меровингов было местечко под названием Белза и деревня Коломна! А. С. Хомяков в своей гениальной «Семирамиде» выстраивает цепочку этнической преемственности древних венедов Европы следующим образом: «Между поморьем балтийских вендов и вендами иллирийскими венды великие (венды — вильки). Saxo Grammaticus говорит, что вильки, в другом диалекте васцы (Krantzius: Weletabi): явно великий и вящий, большой, величавый. Потом вудины русские, потом венды австрийские (Vindobona). Между вендами иллирийскими и Лигурией вендскою вендилики, то же, что венды, вельки, ретийцы (в чьей земле до сих пор Windischgau), веннонеты, озеро Венетское и пр. Между Лигурией и Вендиею галлийскою связи, кажется, менее, но по Родану находим мы город Vienna и народы нантуаты и верагры, а по Лигеру (помни Лигурию) опять народ верагры и город Vannes и Nantes (племена Анты и Венды), а подле венетов на юг землю Aquitania (я надеюсь, что этого слова не примут за кельтийское: оно есть явный перевод слова венд — от вода, венда). Об аквитанцах, которых Кесарь нисколько не отделяет от венетов, он свидетельствует, что они языком, обычаями и всем отличаются от прочих галлов. Главнейшие же племена их суть: в горах северных бигерроны (ныне Bigorre, погорье, тут же и Perigord, пригорье), гариты, и город Calogorris (кологорье), прославленный в войнах Сертория; в горах южных ореставы и карпетаны (вспомним горушан и карпов далматских), и у них два города Calagurrus и город Sigurrus (Загорье) и Bellogarium, ныне Balaguer, белогорье, иначе Bergusia (паргуша); в долинах припиринейских елузаты и толузаты (лужаты) и город Елуза, реки Гарунья и Савва. Прибавлю еще, что слово Вандея, город Виндана (Vannes, иначе Venetae), остров Виндились явно свидетельствует о том, что венеты есть только испорченные венды. Неужели это все случайно? Или так мелко, что не стоит внимания? Или так темно, что не может быть понято? Неужели и то случаем назовем, что другие два народа того же племени, морины и менапии, находятся опять в болотах Голландии, окруженные белгами и германцами, но совершенно чуждые обоим; что в земле вендов реки и города носят имена Себра, Севра, Савва и пр.; что там, где жили они, кельты сохранили слово «гор» в смысле высокий, — слово, чуждое другим кельтским наречиям; что там еще пятнадцать городов и деревень носят имя Bellegarde, которого нет в остальной Франции и которое переведено словом Albi и Montauban; что от их языка древние нам сохранили два слова, мор и белена, оба славянские? Все это случай, все мелко или темно? Да что же не случай? Что значительно в этнографии древней? Что явно в науке? Что это за народ, который у моря называется вендом и морином, в горах горитом и карпетанином, в долинах лузатом? Спросите у Маврикия, у Прокопия, у всех древних: они вам скажут, что венды и анты». И в другом месте того же труда Алексей Степанович писал: «Простой взгляд на карту древнего мира послужит достаточным доказательством этой истины. На самом крайнем Западе, отличаясь от кельтов обычаями, языком и характером, живут вендские племена (венды, анты, унилы, менапии, морины, нантуаты, верагры, сербы). Тут была земля болот, лесов и рек, земля не радостная и не заманчивая для кельтов; но войны, революции и борьба Вандеи со всеми силами вскипевшей Франции доказали, как надежно было убежище старых славян».

Влияние славянской стихии прослеживается и на исторической судьбе саксонского племени. Даже щепетильные немецкие ученые признавали в древних саксонцах очень сильный славянский элемент. У саксов, как и у славян, по свидетельству А. С. Хомякова, были боги Сива и Чернобог, что кроме как прямым славянским влиянием действительно не объяснить. Важный факт, немецкие расовые теоретики дружно отмечают, что в наибольшей степени нордические расовые черты среди всего немецкого народа чаще всего встречаются у саксонцев и в Бранденбурге, то есть в местах исконного или значительного, по количеству, проживания славян в древности.

Интересно, что в своей знаменитой работе «Опыт о неравенстве человеческих рас» граф Гобино фактически стоит на тех же позициях, что и Хомяков в определении этнической принадлежности древних венетов Западной Европы. Другое дело, что граф не хотел видеть в древнейших славянах Европы индоевропейское племя. Но это оставим на его совести. Граф и кельтам отказывал в изначальном родстве с арийскими первопредками, что, конечно же, было ошибкой в его, в целом, интереснейшей работе.

Современный ученый мир вопреки всем известным свидетельствам почему-то согласно готов в этих венетах Аквитании видеть исключительно кельтов. С легкостью академическая наука обходит тот неудобный факт, что древние римляне четко разделяли хорошо известных им кельтов и венетов Арморики. Северо-восток Адриатики в древности также заселяли венеты. Но этих венетов уже не считают кельтами, а причисляют к соседним с ними иллирийцам. Энетов, известных в Малой Азии, при этом стараются вообще вспоминать пореже.

Так кем же все-таки были эти загадочные племена, разбросанные по всей Европе (не забудем и винделиков в Альпах!), эти славные мореходы, чьими потомками на Балтийском побережье были славные варяги-русь? Для нашей же темы мы должны обратить особое внимание на территорию современной Голландии, откуда и происходит вождь сикамбров Меровей, давший имя целому роду. Опять обращаемся к авторитету А. С. Хомякова: «Рейнское устье представляет последние следы славянства на берегах Северного моря. Предположение о том, что морины (от море, теперь Зеланд) и менапии действительно принадлежали к вендскому поколению и были братьями жителей прилуарских, предположение, основанное на сходстве имен, торговом быте, мореходстве и градостроительстве, обращается в бесспорную истину при подробнейшем исследовании предмета. Нет следов ни помина, чтобы славяне проникли в Голландию во время великого переселения народов европейских после Р.Х. Между тем, кто же не узнает их в названии вильцев, живших и воевавших подле теперешнего Утрехта и оставивших имя свое в названии, общепринятом в средние века, города Вильценбург».

Земли современной Голландии связаны со славянской темой не только через племя вильцев. Самая интересная и загадочная связь славянства и германцев прослеживается через знаменитый род Вольсунгов, из которого происходил легендарный Зигфрид. По древнескандинавским сагам, родоначальник Вольсунгов — Сиги слыл сыном бога Одина. Известно, что Сиги стал в свое время владыкой некой гуннской державы, а жену себе взял силой из семьи двух королевичей, правивших в Гардарике, т.е. на Руси. От этого брака у Сиги был сын Рери (Рерир «Младшей Эдды»). Позднее Сиги был убит братьями жены, но сын Рери отомстил за отца. У самого Рери долго не было наследника. После долгих молений Один послал Рери валькирию, которая принесла, сидевшему на кургане старому королю волшебное яблоко. Подарок Одина помог Рери зачать сына, который и стал родоначальником Вольсунгов, при этом по бабке происходившему от князей Гардарики.

После того, когда в свете накопленных исторической наукой фактов для норманнистов стала очевидной невозможность напрямую выводить варягов-русь из столь дорогой их сердцу Скандинавии и отождествлять их с германцами, «сумрачный германский гений», а вслед за ним и доморощенные «приват-доценты», наследственно страдающие комплексом неполноценности, усугубленным разжижением мозгов, изобрели сразу две новые «блестящие» теории, чтобы разорвать связующую нить генетической преемственности между древними венедами, варягами и Русью.

Первая теория — виртуозна, как быстрые шахматы. Все побережье Южной Балтики «академики» отводят абсолютно неизвестным античной древности «северным иллирийцам» — венетам. Балканы же при этом заселяются теми же умниками также не замеченными античной ученостью праславянами. Затем, как полагают остепененные научными званиями мужи, племена совершили рокировку и поменялись местами. Как понимаете, без взаимной договоренности столь серьезное мероприятие вряд ли бы состоялось.

Чтобы совсем не путать историков древности и современности, «северные иллирийцы» решили сохранить свое самоназвание — венеты, но также с удовольствием представлялись любопытствующим греко-римским исследователям иллирийцами. Праславяне же продолжали играть в кошки-мышки с античными историками и, незаметно исчезнув с Балкан, на Севере вероломно прозвались венедами, при этом ассимилировали всех «северных иллирийцев», кому юг показался жарковатым, ну и всех замешкавшихся с переселением.

Вторая теория призвана была подкрепить первую. Чтобы как-то поддержать виртуальных «северных иллирийцев», на побережье Балтики немецкие ученые подселяют кельтов. Раз ученый немец хочет видеть у себя под боком древних кельтов, то в этом желании ему просто грех отказать. И вот уже и доморощенные историки прозревают во всем населении Южной Балтики ославянившихся кельтов. Отстрелявшись многочисленными монографиями и получив очередные звания и гранты, ученые умники вдруг заметили, что произошла некоторая неувязочка. Ведь ответить на недоуменные вопросы о том, кем же все-таки считать венетов, кельтами или иллирийцами, они как-то не подумали.

И вот тут «сумрачный германским гении» проявляет несвойственную ему виртуозную гуттаперчевость. Венетов объявляют совершенно отдельной языковой группой индоевропейской семьи, благополучно вымершей и не оставившей никаких следов. Нет группы — нет проблемы, похороним славного покойника и забудем. Все чудно, но осадочек какой-то остался. Ах, вот в чем дело, беда-то какая, в I веке до Р.Х. известны какие-то вполне живые венеды Балтики, как-то уж очень плавно ставшие в раннем Средневековье бесспорными славянами. А тут еще эти тугодумы финны с незапамятных времен называют всех соседей славян, по преимуществу восточных, венедами! Они что, не могли догадаться, что перед ними ославянившиеся кельто-иллирийцы? Ну, о чем не догадывались древние угро-финны, быстро догадались немецкие ученые.

Все дело в том, что эти малозаметные, вечно забитые и изначально весьма малочисленные славяне, выходя из своих Припятских болот (или Балканских теснин), злобно и быстро ассимилировали всех и всякого на своем пути. Вот и досталось от них великим и славным венетам. Да еще и имя у них незаконно похитили. И вот этот бред кочует из одной «ученой» книжки в другую.

Нелепость и предвзятость этих построений еще в XIX веке доказал наш светлый ум А. С. Хомяков. Жаль только, что прочесть его никак не удосужатся отечественные исследователи проблемы происхождения и расселения загадочных венедов. В замечательной книге «Семирамида» дан исчерпывающий ответ нашим и не нашим неоиллиристам, неокельтистам, а по сути своей, все тем же убогим неонорманнистам. А. С. Хомяков предельно убедительно, на исторических примерах показал, что славяне в обозримой истории продемонстрировали почти полную неспособность или нежелание к ассимиляции чужих этнических групп и народов. Зато сами были зачастую вполне податливым материалом для ассимиляции.

Конечно, здесь необходимо сделать одну важную оговорку. Дело в том, что в более древние времена, никак не отраженные в античных источниках, предки славян в своем продвижении на запад и юг действительно передали свой язык и самосознание народам, носителям совершенно отличных от первоначального нордического славянского типа расовых признаков. Речь идет о темных и круглоголовых расах древней доиндоевропейской Европы: динарской высокорослой и альпийской (восточной) низкорослой. В XIX веке ученые даже называли эти расы кельто-славянскими, считая, что именно они и были изначально представлены среди древних племен кельтов и славян. Однако скоро расология набрала достаточно научного материала для того, чтобы осознать, что древние кельты и славяне принадлежали в основном к нордическому светлоокрашенному расовому типу.^

Таким образом, в доисторические времена славяне действительно ассимилировали две древние доиндоевропейские расы Европы, сохранив, однако, даже в южнославянских народах расовое ядро первоначального нордического типа. И сейчас, среди македонцев, самых южных славян, нередко встречаются светловолосые люди нордической расы. Но в те времена продвигавшиеся на юг индоевропейцы сталкивались не с сильными племенными объединениями, а с разрозненными родами, чем и объясняется их ассимиляция. Но уже в ранней античности ситуация в Европе меняется. Тем более ассимиляционные процессы текли совершенно иначе, когда почти вся Европа стала индоевропейской. Нужно отметить, что и в среде германских и кельтских народов растворилось большое количество крови рас динарской и альпийской, рас, которые издавна заселяли центр, юг и западную часть Европы.

Впрочем, современная наука придает слишком большое значение этим процессам в древности, механически перенося туда реалии современной действительности. Даже признанные ассимиляторы германцы, несмотря на целенаправленную политику, до сих пор не смогли полностью поглотить славян Южной Балтики. В Германии еще живут племена лужицких сербов! В древности же многие племена не только ассимилировались, но чаще выдавливались с территории или просто уничтожались. Хрестоматийный пример германской ассимиляторской политики балто-славянское племя пруссов, которое было просто уничтожено. Прибалтийские же эсты и летты попали в немецкое и шведское рабство на семьсот лет. Сколько лет или веков потребуется этим беднягам, чтобы выдавить из себя немецкого раба? Думается, очень много, если это состояние вообще не стало наследственно передающимся генетическим кодом этих народов.

Во Франции же произошло нечто иное. Здесь победители-франки без следа почти растворились в галло-романском населении, чему в немалой степени способствовало их полиэтническое происхождение крупного межплеменного союза, объединившего континентальных германцев, венедов Северного моря и кельтов-сикамбров.

Возвращаясь к славянам, заметим, что в России славянские племена за тысячу лет не растворили в своей среде ни одного малого народа. Все они живы и сохраняют свой антропологический тип и язык. В исторически обозримом времени славяне Европы также не ассимилировали ни одного народа. Безусловно, некоторые племена иллирийцев и фракийцев в разное время входили в славянские крупные племенные союзы на Балканах, но говорить о том, что славяне ассимилировали в древности целые языковые индоевропейские общности, поглощая их языки без всякого следа, — это более чем некорректно с научной точки зрения. С критикой беспримерной ассимиляционной потенции славян и с попытками решать все сложные вопросы племенной истории Европы исходя из этого ложного постулата выступил первым А.С. Хомяков. В «Семирамиде» он указывал: «...Многие ученые, догадавшись, что необходимо найти средство примирить многочисленность наличных славян с теориями, по которым у них предков быть не должно, решили, что действительно первоначальных славян было весьма мало, но что в славянстве есть какая-то тайная сила ассимиляции, что-то очень похожее на заразу. На эту бедную попытку примирить современную истину с искаженным понятием о старине отвечать нечего: она падает с теориями, о которых я уже говорил. Прибавлю только, что сила ассимиляции приписана славянам весьма произвольно: нигде не укажут нам ясного примера ославянивания неславянского племени, а все поморье Балтики и земли между Эльбой и Одером представляют нам явление совершенно противное. Чуваши, черемисы, корелы и прочие, окруженные русскими, подвластные русским, подсудные русским, до сих пор сохраняют свою национальность почти в неизменной чистоте. Где же славянская зараза?»

Из исторических источников мы знаем, что и далеко не все славянские племена поддавались ассимиляции со стороны германских соседей. Некоторые на протяжении восьмисотлетней истории отстаивали свою самобытность, даже не имея собственной государственности. Что касается самого сверхгосударственного среди всех славян великорусского племени, то и оно, вопреки расхожему мнению, очень неохотно смешивалось с инородцами Империи. Мы, конечно же, не берем в учет советский период инициированного сверху всесмешения и повальной денационализации. Многие могут припомнить мерю и мурому, канувших в Лету. Здесь надо сказать, что меря, в основном, влилась в состав родственных ей марийцев, а племя мурома вероятнее всего совсем исчезло, не оставив следа. Даже если остатки малочисленной муромы и были поглощены славянами, то это не меняет общей картины — славянам исторически не свойственна ассимиляция соседей.

В этом случае нам необходимо вслед за Хомяковым признать очевидным исторический факт, который все ставит на свои места и снимает неразрешимые исторические противоречия. Венеты (венеды) изначально принадлежали могучему славянскому племени, но, отрываясь от компактной этнической массы славянства, венеты были ассимилированы на Западе соседями-кельтами, а на Балканах иллирийцами. Однако не все венеты Адриатики влились в состав местных племен. Есть неоспоримые исторические свидетельства, что венеты Адриатики и винделики Альп сохранили свою «славянскость» до второй крупной волны славянского переселения в VI—VII веках по Р.Х. Прежде всего речь должна идти о народе словенцев или карантанцев. В отличие от пришлых с Севера и Востока сербов и хорватов эти племена издревле жили на своем исторически зафиксированном месте. О древности этого славянского племени свидетельствуют имена, которыми оно называло окружающую его природу. На всей территории Альп и далеко за ее пределами наука, занимающаяся изучением топонимов, их происхождением и значением, обнаруживает необычайно много территориальных названий, славянское, точнее, словенское значение которых очевидно. Их значение в словенском языке полностью отражает особенности местности или явления, в то время как соответствующие названия на языке теперешнего альпийского населения ничего не выражают либо означают нечто иное. Те же наименования, которые являются явными переводами со словенского языка, выдает содержащаяся в них полная бессмыслица. Славянские названия являются самыми древними на огромной территории Альпийского региона.

Предки словенцев жили около большого озера, которое римляне называли Lacus Venetus — «Венетское озеро». Для венетов это была всего лишь большая вода — «воода», слово, которое позднее германские новопоселенцы переиначили в Боода. Так и стало называться озеро Боденским. Во французских Альпах есть Val d Isere, где второе слово есть не что иное, как славянское Jezero — озеро. И таких примеров очень много. Топонимика Альп, причем самая архаичная, свидетельствует, что винделики и венеты этих мест не могли быть никем иными, кроме как славянами. Вопреки нежеланию немецких историков видеть славян в древней Европе, нам следует признать столь очевидный факт, что они там, несомненно, жили и были известны под своим древнейшим именем венетов, венедов или винделиков. Жили венеды и в Западной Германии, по реке Майну, вдали от территории компактного проживания славянского племени, и были известны под именем Moinzwinidi, говоривших издревле на славянском языке.

Давайте на мгновение притворимся, что принимаем теорию позднейшего ославянивания древних венедов Европы. И что же тогда получается? Для того чтобы полностью ассимилировать древних венетов, славяне гонялись за ними по всем уголкам матушки Европы и где только ни находили, немедленно ославянивали, оставляя, впрочем, в покое других своих соседей, не покушаясь на их язык и самосознание. Более абсурдного предположения и выдумать нельзя. Уж коль разделенные пространством и временем, а также иноязыкими племенами, венеды везде говорили по-славянски, значит, они всегда и были славянами!

Признание этого факта снимает столь многочисленные исторические неувязки и делает излишним паранаучные поиски никогда не существовавших «северных иллирийцев» и вымерших венетов с неизвестным науке языком. Их язык легко реконструируется, и он, несомненно, славянский. А. С. Хомяков справедливо указывает и на устойчивый характер мироосвоения каждым этносом, на связь мироосвоения с мироощущением, и как следствие этой связи — на устойчивый консервативный хозяйственный уклад данного этноса, становящийся его особенным генетическим кодом. И если венеты всегда были славными мореходами от времен разрушения Трои и до пиратства венедов и ругов на Балтике, вплоть до Средиземноморья, то в этом мы обязаны видеть вышеупомянутый генетический код народа, сделавшего с древности мореходство своей визитной карточкой.

Достоверно известно, что древние иллирийцы мореплавателями не были. Другое дело кельты. Еще до эпохи викингов кельты открыли Исландию и, возможно, плавали в Америку. Но военно-морские набеги кельтов нам неизвестны, в то время как венеды Балтики прославились не только торговлей на морях, но и пиратством, и морскими военными набегами на соседей-датчан и тех же кельтов Британии.

Не менее важными для нашего исследования являются и антропологические данные населения южного побережья Балтийского моря. Характеристики черепов разного времени, найденных в регионе, говорят о том, что с эпохи бронзы антропологический состав населения этих мест практически оставался неизменным, существенно по ряду признаков отличаясь от соседей-германцев. Историки Средневековья, в том числе и германские, неоднократно замечают одну и ту же расовую особенность населения Южной Прибалтики. Они пишут, что руги и венеды ростом значительно больше готов и других германских соседей и сильнее духом. Венедов-славян называют народом исключительно крепким их западные соседи германцы, которые, в свою очередь, по тем же показателям превосходили своих соседей — континентальных кельтов.

Со времен Юлия Цезаря римские авторы единодушно считают кельтов народом более низкорослым по сравнению с германцами. В материковой германской мифологии сохранился образ великанов — антов и гуннов. То, что гиганты анты это славяне, можно не сомневаться, хотя в последнее время даже этот четко установленный факт стало модно оспаривать в «академической» среде слабоумных неозападников.

Ну а кто такие великаны-гунны? Конечно, это не хунну, пришедшие из монгольских степей. Речь должна идти о тех «скифах», которые входили в гуннский союз и которых описывал глава византийского посольства к гуннам Приск в V веке. По описаниям ромейского дипломата, эти самые «скифы», несомненно, славяне. К этому мы можем добавить, что глухие западнославянские предания говорят о древнеславянском племени унов, в которых мы можем видеть тех самых великанов гуннов, родственных антам.

В XIX веке даже появлялись работы историков, которые доказывали то, что и сам вождь гуннов Атилла был славянским князем. Этот вопрос остается нерешенным. Но, как бы то ни было, западнославянское племя укрян считало родоначальником династии местных князей именно Атиллу. Германские предания называют Атиллу конунгом фризов и — о чудо! — называют и самих фризов гуннами.

Известный ученый Г. Ф. Голлман обнаружил удивительное сходство древнерусского языка с древнефризским. И не являются ли фризы современности, живущие на исконных своих землях и соседствовавшие в древности с франками, примером успешной германизации древних славян-унов-фризов, таких же высокорослых, как и их родичи — анты Поднепровья? Как знать. Не забудем, что соседями фризов с юга были племена моринов, также изначально не германоязычных. И не здесь ли ключ к загадке личности князя Рорика Ютландского, конунга фризов, вассала франков, князя, которого некоторые отождествляют с Рюриком Новгородским, о котором речь пойдет ниже, и тоже в связи с Меровингами? Впрочем, автор далек от мысли, что Рюрик Новгородский и Рорик Ютландский — это одно и то же историческое лицо, о чем мы поведаем в свой черед. Эта тема, хотя и не магистральная, недаром начинает вплетаться красной ниточкой в ткань нашего исторического исследования. Но об этом в последнем разделе данной главы.

А. С. Хомяков в «Семирамиде» писал: «Наречие приутрехтской области представляет еще и теперь значительную примесь славянства, незаметную в чисто германских землях. Этот факт не подвержен сомнению. Подробное исследование наречия фризского, может быть, приведет к тому же выводу. Имя фризов, название фриш-гаф (вероятно, фризиш-гаф) в помории вендском, даже сходство названия фризов и малоазиатских фригов, все подвергает сомнению их коренное германство. Место их жительства, обычаи и многие обстоятельства, кажется, указывают на признаки славянские. Предание о троянском происхождении не заслуживает внимания, ибо относится к позднейшему времени и похоже на общую трояноманию Запада. Как бы то ни было, но утрехтские вильцы имеют все приметы туземцев-старожилов и явно представляют нам только другое имя семьи, в которой содержались прежние морины и менапии. Самое же слово «вильцы», весьма часто встречаемое нами у летописцев германских для обозначения славян, очень замечательно. Оно есть не что иное, как прозвище вендов (венды-вильцы) — великие».

Итак, логика исторических соответствий убеждает нас в неоспоримом славянстве древних венедов Балтики, венетов Адриатики и Альпийского региона, венетов Арморики, а также, по крайней мере, варинов-моринов Прибалтики и побережья Северного моря. Нам не хотелось бы уподобляться некоторым современным авторам, которые с чувством обиды за славян, которых игнорируют европейские ученые, предаются поискам исторических корней славянства с такой одержимостью, что находят славян всюду, где только захочется — от Древнего Египта до долины Инда, приписывая славянам создание чуть ли не всех древних цивилизаций.

Таким болезненным поискам предаваться нет надобности. Наша история настолько героическая и необыкновенная, что мы можем из вежливости ограничить ее даже последним пятисотлетием, и все равно она будет более величественна, чем история подавляющего большинства современных европейских государств. Предупредив читателя, что я не сумасшедший славяноман, я все же осмелюсь заявить, что в истории франков и их соседей саксов славянский мотив если не ведущий, то очень отчетливый. Филолог XIX века Е. Маевский обнаружил у франков 567 славянских наименований. Историк Л. Нидерле говорил, что он не может принять все доводы Маевского, но количество славянской лексики у франков велико. Да и само существование славян в королевстве франков бесспорно и подтверждается большим количеством сел с характерной славянской планировкой и названиями.

Археологами выявлены крупные массивы сплошного славянского расселения восточнее линии Бамберг — Гайда — Наба и в районах Эрфурта, Готы, Бургленгенфельда на Набе, Ансбаха на Резате и Альтмюля. Эти данные необходимо учитывать как некий исторический контекст таинственного появления в Реймсе славянского Евангелия, без преувеличения, главной святыни французской короны! Но оправдан ли столь обширный исторический фон для исследования происхождения славянского Евангелия? Славянский контекст этноплеменной истории Европы нам необходим, чтобы показать, что появление славянских древностей, а тем более столь значимых святынь, как коронационное Евангелие французских монархов, в истории Западной Европы не может быть простой, ничего не значащей случайностью.

Еще раз вспомним, что именно в низовьях Рейна были исконные владения первого королевского рода франков — Меровингов. Страна эта в древности носила имя «Maurungania». Некоторые переводят это название как земля Меровингов, но это неверно. И здесь мы обязаны вспомнить многочисленные топонимы с корнем «Маур», сопровождающие европейских венедов. Так назывались многочисленные горные вершины в их землях. На Руси самая известная гора Маура расположена рядом с Кирилло-Белозерским монастырем и связана с памятью святого Кирилла Белозерского. Этимология корня «Маур» темна, некоторые и возводят его к темному цвету, но определенную связь со священной горой индусов Меру, находившейся на их прародине, обителью индусских богов, можно констатировать определенно.

Об этом же свидетельствуют и древнеперсидские священные тексты. В иранской Авесте, в первом разделе (фраград) древнего 19 наска Видевдата, Ахура-Мазда говорит Заратустре: «Я третьим Моуру воздвиг — край, что причастен Арте». Речь в этом обращении бога к пророку идет о землях, которые Ахура-Мазда создавал поочередно для жизни древних арьев. Еще один кирпичик в контур нашего объяснения, откуда у франкских королей был такой пиетет перед Евангелием, написанным по-славянски. Итак, приморская родина Меровингов. Согласно древнему преданию, королева, жена короля франков Клодиона, купаясь в море, была подвергнута насилию со стороны морского чудовища с бычьей головой. Через положенный срок королева родила сына, которому дали имя Меровей, или Моровей, морем навеянный? И пусть эта догадка базируется лишь на так называемой народной этимологии, в совокупности с другими данными она заслуживает более чем пристального внимания.