Г. А. Елисеев. Ложь, вымысел, великая степь
Г. А. Елисеев. Ложь, вымысел, великая степь
Знакомясь с очередным трудом М. Э. Аджи «Европа, тюрки, Великая Степь» (М., 1998), невольно поражаешься непоколебимому упорству автора, которого уже не раз «хватали за руку», уличали в элементарном историческом невежестве, в незнании фактов из школьного учебника… Реакция – ноль. Но даже на фоне остальных «новохронологов» поведение Мурада Аджи выглядит вызывающе. Вспоминается знаменитое бабелевское: «Среди биндюжников слыл грубияном».
Аргументы «со стороны», как я мог убедиться, Аджи не воспринимает. Когда на одной из встреч Мурада Эскендеровича спросили о критике его концепции, он, нисколько не изменившись в лице, ответил, что ни одного (!) серьезного довода «против» никто не смог привести. Как часто повторял доктор Геббельс: «Ложь должна быть наглой. Тогда люди скорее ей поверят».
Внешне перед нами вроде бы новая работа, но по сути – повторение старой националистической идеи – «всем великим в своей истории и культуре мир обязан тюркам». Критики Мурада Эскендеровича уже достаточно показали, как уверенно оскорбляет он другие народы, доходя почти до нецензурной брани в адрес тех, кто не «тюрки» или не желает себя таковыми признать. Я же хотел бы обратить внимание читателей на нечто иное – на последовательное оскорбление христианства и особенно Православия, на прямое и явное кощунство, творящееся защитником «исконной тюркской религии – тенгрианства». И это вовсе не ошибки, происходящие от полуграмотности, а четкая и хорошо выраженная позиция. Ненависть создателей «новых хронологий» к христианству не меньше, чем их желание подменить русскую и мировую историю.
Пассажам на христианскую тему Мурад Эскендерович отводит третью часть своей книги. (Заранее прошу прощения у читателей за обширные цитаты. В отличие от «знатока сокровенной истории тюрок» я хочу, чтобы каждый мог проверить обоснованность моих суждений.)
Главная идея Аджи, как обычно, проста – некогда существовала великая тюркская религия – тенгрианство. От нее и произошли все остальные мировые религии, значительно более примитивные. Правда, позже злодеи-церковники сумели уничтожить даже память о тенгрианстве.
Реальная вера в бога Тенгри и других тюркских богов действительно существовала. Но вот следов ее влияния все же ни в одной мировой религии найти нельзя. Смести с дороги человеческой памяти все следы, как известно, нельзя. Что-нибудь обязательно останется. Здесь же нет ничего, и поэтому доказательства приходится придумывать.
Не знаю, что тому виной – чисто советское воспитание или личная духовная глухота «тюрколога», но в религиозной жизни Аджи не видит ничего, кроме политики и идеологии. Вот пример: «Религия – часть идеологии, а идеология – элемент политики, вернее, власти, которая у людей утверждалась и утверждается только силой» (С. 147).
Фразы Ажди напоминают отрывки из советских учебников по научному атеизму 30-х годов, где авторы, не стесняясь ни откровенных ошибок, ни высокомерно-хамского тона, оскорбляли вероисповедные чувства целых народов. При подобных взглядах Аджи вполне понятно, почему он с такой легкостью изобретает никогда не существовавшую, чисто «аджиевскую» версию тенгрианства. Согласитесь, что Мурад Эскендерович выбрал себе не лучший образец для подражания и следует ему, Иногда даже превосходя своих предшественников.
Вот, например, как описывает М. Аджи первые века существования христианской Церкви:
«Действительно, сомнительно не только главенство самой католической доктрины, но и известные данные о раннем христианстве. И они больше похожи на сказку – уж слишком много в них розовых красок. Иные христианские легенды и предания, как выяснили историки, появлялись через века после якобы случившегося. Потом тексты многократно редактировались. Пример тому – Новый Завет или любая другая книга Библии. Их по политическим причинам не раз «правили» редакторы в черных сутанах… Ведь христианская Церковь изначально задумывалась и создавалась именно как институт власти, стоящий над колониями бывшей Римской империи. Легенды о ее божественном истоке возникли много позже – с приходом образа Бога Небесного. До этого религии как таковой не было, у раннего христианства отсутствовал канон, то есть свой обряд! Оно было небольшой сектой иудаизма. Например, в 300-тысячном Риме насчитали бы от силы несколько десятков христиан. Но их все знали и сторонились, полагая, будто те совершают ритуальные детоубийства. Находились даже свидетели, видевшие, как христиане ели плоть и пили кровь человеческую. А их знаменитые "вечери любви" Горожане называли оргиями, складывая о них легенды. Религиозным обрядом все это можно назвать с очень большой натяжкой… Людей восстанавливало против ранних христиан и то, что христиане отрицали существование богов и отвергали любую мораль! Они называли себя атеистами, прятались в катакомбах, их считали дном общества… Так продолжалось до IV века. Рим терпел безбожников, устраивая порой на них гонения. В 380 году в Риме все изменилось. После неудачных попыток навязать языческому обществу новую религию (митраизм) император Феодосии вынужденно признал главу христианской общины Дамасия» (С. 145—146).
Ничтоже сумняшеся, Мурад Эскендерович пересказывает сотни раз опровергнутую в научной литературе клевету на общины первых христиан, которую даже в глухо атеистические советские годы ни один пропагандист не воспринимал всерьез. Да еще и утверждает, что это якобы действительно были раннехристианские обряды! Хотелось бы знать, в каком тексте Нового Завета говорится, что христиане называют себя атеистами? Процитируйте, пожалуйста. Или это сокровенное место тоже вычеркнули «редакторы в черных сутанах»?
Аджи любит пользоваться еще одним неотразимым приемом – если нет сведений, которые бы подтверждали его теорию, то он заявляет, что их уничтожали. Если же налицо обратная ситуация – есть исторические источники, опровергающие излюбленную Мурадом Эскендеровичем концепцию, то они объявляются ложью, поздней фальсификацией, или об их существовании вообще замалчивается.
Так и в данном случае – Аджи сообщает, что у ранних христиан отсутствовал «канон, то есть свой обряд». (К сведению людей нецерковных: «канон» и «обряд» – разные вещи, но для нашего «тюрковеда» такие мелочи неважны, они только утяжеляют конструкцию. Замечательно и то, что религию Аджи, по сути дела, отождествляет с обрядностью. Еще один рудимент научно-атеистического мировоззрения.) Интересно, а разве об обрядах ничего не сказано в книгах Нового Завета? Например, о крещении говорит Сам Иисус: «Кто будет веровать и креститься, спасен будет» (Мк. 16, 16). Или о крещении, покаянии и других обрядах рассказывается в самом начале Деяний святых апостолов: «Петр же сказал им: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа… Итак охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч. И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах» (Деян. 2; 38, 41-42).
Конечно, для Аджи новозаветные книги никакой не исторический источник, потому что их «придумали» «римские и византийские писатели» при папе Дамасии (конец IV в.) (С. 146). Такое, опять-таки, не снилось даже советским «научным атеистам», которые максимум на что решались, так это на то, чтобы признавать самой поздней книгой Нового Завета Евангелие от Луки и датировать его концом II века н. э. (Настольная книга атеиста. М., 1985. С. 312). Поздней все равно не получалось, потому что существует самый первый из известных списков новозаветных книг («канон Муратори») и датируется он примерно 200 годом н. э. (Козаржевский А,Ч. Источниковедческие проблемы раннехристианской литературы. М., 1985. С. 14).
Что же получается? И обряды были, и священная литература, и богослужебный канон тоже был, иначе нечего было бы утверждать на I Вселенском. Соборе. На Никейском Соборе 325 года было установлено аж 20 канонов.
Но может быть, эти обряды являлись чисто иудейскими? Ведь Мурад Эскендерович не раз повторяет, что в первые века новой эры христиане – это только маленькая иудейская секта. Данная мысль противоречит историческим данным. Христиан в Риме даже в эпоху гонений насчитывалось десятки тысяч. Известный немецкий религиовед А. Гарнак указывал, что в это время число членов общины превышало 30000 человек (Христианство: энциклопедический словарь. М., 1993. Т. 3. С. 425). Для того, чтобы управлять такой большой паствой, в 250 году Вечному Городу понадобилось 46 пресвитеров. Не мало.
Ажди не замечает даже противоречия в собственном тексте. Сначала он рассказывает о горстке опустившихся люмпенов, а затем утверждает, что «император Феодосии вынужденно признал главу христианской общины Дамасия» причем «после неудачных попыток навязать языческому обществу новую религию (митраизм)». Вера в бога Митру – заметное явление религиозной жизни Рима времен поздней империи, у митраизма имелось множество поклонников. Однако его римскому обществу навязать не удалось. А вот христианство император вынужден был признать. Как можно вынудить цезаря признать главу религиозной общины, если она не пользуется в государстве значительным влиянием?
Чтобы разобраться с обрядностью, вновь обратимся к тексту Библии. Среди обрядов иудаизма одним из важнейших является обрезание. Это был знак «завета», установленного Богом с Авраамом, прародителем иудеев: «Сей есть завет Мой, который вы должны соблюдать между Мною и между вами и между потомками твоими после тебя: да будет у вас обрезан весь мужеский пол. Обрезывайте крайнюю плоть вашу: и сие будет знамением завета между Мною и вами… Необрезанный же мужеского пола, который не обрежет крайней плоти своей, истребится душа та из народа своего; ибо он нарушил завет Мой» (Быт. 17; 10-11, 14). Через «ворота обрезания» человек вступает в иудейскую общину. Если в религиозном объединении этот обряд не практикуется, то перед нами, мягко говоря, уже не «иудейская секта».
Мурад же Эскендерович, верный своим идеям, специально подчеркивает обязательность обрезания для христиан: «В далеком Риме, столице империи, Павел увидел последователей учения Христа. Четвертая глава этого «Послания» посвящена обрезанию, обязательному для христиан. Там есть, например, такие слова: "И знак обрезания он получил как печать праведную через веру". Или: "Блаженство это относится к обрезанию". На восьмой день от рождения совершался сей священный обряд посвящения, через который прошел сам Христос. Обрезание считалось крещением, то есть приобщением к христианству» (С. 148). Что на это можно сказать, кроме бессмертных слов Коровьева из «Мастера и Маргариты»: «Поздравляем вас, гражданин, соврамши!»
Открываем четвертую главу Послания к Римлянам апостола Павла, из которой Аджи выбирает отдельные предложения, не заботясь о контексте, и цитирует их с искажениями, без общепринятых ссылок. Вот как текст выглядит в оригинале: «Так и Давид называет блаженным человека, которому Бог вменяет праведность независимо от дел: "Блаженны, чьи беззакония прощены и чьи грехи покрыты. Блажен человек, которому Господь не вменит греха" (Пс. 31, 1-2). Блаженство сие относится к обрезанию, или к необрезанию? Мы говорим, что Аврааму вера вменилась в праведность. Когда вменилась? по обрезании или до обрезания? Не по обрезании, а до обрезания. И знак обрезания он получил, как печать праведности через веру, которую имел в необрезании, так что он стал отцом всех верующих в необрезании, чтобы и им вменилась праведность» (Рим. 4, 6-11).
Как видим, фразы заимствованы таким образом, что смысл их меняется на прямо противоположный. И Апостол не единожды еще подчеркнет ненужность обрезания для христиан. Например, в его Послании к Галатам четко и ясно сказано: «Вот я, Павел, говорю вам: если вы обрезываетесь, не будет вам никакой пользы от Христа» (Гал. 5, 2). Или в Послании к Колоссянам: «В Нем вы и обрезаны обрезанием нерукотворенным, совлечением греховного тела плоти, обрезанием Христовым» (Кол. 2, 11).
Но Аджи идет еще дальше. Он утверждает, что обнаружил «истинных христиан»: «Первое (или самое раннее) христианство, которое якобы возникло при Христе, как форма верования, сохранилось поныне! И это, может быть, самое поразительное в истории религий… Реликт веры! Следы его идут из Палестины и Малой Азии, а не из Рима. И они единственные от Христа на дороге христианства» (С. 148). Ура! Мы ожидаем, что сейчас нам поведают о «следах», идущих из Палестины. И что же? Вместо этого Мурад Эскендерович начинает длинный рассказ о. российской секте жидовствующих (или субботников, как было бы правильней), уверяя, что это и есть истинные христиане. Причем ни о какой связи с Палестиной в дальнейшем тексте нет ни слова.
Аджи приводит цитату из неназванной книги, где жидовствующие XIX века отождествляются с жидовствующими конца XV – начала XVI века. Но даже если это и так, то связи между средневековыми жидовствующими и Палестиной времен Христа все равно не прослеживается. (Прозвище же свое они получили не за исполнение иудейских обрядов, а за отрицание троичности Божества.)
Про субботников как Церкви, так и науке, что бы не утверждал Аджи, достаточно много известно. В их происхождении нет никаких тайн. Это просто отдельные молоканские общины, которые после смерти основателя этого протестантского движения С. М. Уклеина стали постепенно вводить все новые обрядовые предписания, заимствуя их из Ветхого Завета.
Часть российских субботников ограничилась принятием только некоторых предписаний иудаизма, часть полностью стала исповедовать иудейскую религию. Но к раннему христианству ни те, ни другие не имеют никакого отношения. Равно как и исповедуемый ими иудаизм имеет весьма малое отношение к иудаизму времен Христа, что бы ни думал по этому поводу Мурад Эскендерович.
Аджи все не унимается: «Имя "Иисус Христос" появилось во II веке, до этого героя звали Йешуа. Многое о нем стало известно благодаря стараниям апостола Павла, который жил после Христа. Но… он, как утверждает Церковь, якобы "видел и слышал" Христа, даже разговаривал с ним, находясь в неком экстатическом переживании… Позже число «собеседников» и «очевидцев» Христа выросло в десятки раз. И каждый старался сообщить о своей "встрече"… Были написаны книги и не признанные позже (апокрифические) Евангелия» (С. 149).
Один вопрос с ходу: а что – Евангелия это не книги? И насчет имени Иисус тоже замечательно. Или знаменитый «лингвист-тюрколог» Мурад Эскендерович не знает о традиции изменения имен собственных в иноязы-ковой среде для более легкого их восприятия? Не читал Ветхого и Нового Заветов, но может быть читал Коран? Разве упоминающийся там Муса – это не Моисей (в еврейском варианте – Моше), Ибрахим – не Авраам, а Иса – не Иисус? (И кстати, если уж приводить иудейский вариант этого имени, то писать стоит «Йегошуа», что означает «Господь (Яхве) спасает».) А Христос вовсе не имя и не фамилия, а дословный перевод на греческий еврейского «Машиах» (Мессия) – слова, означающего «помазанник».
И о земной жизни Иисуса Христа мы знаем не по свидетельствам апостола Павла, а по книгам апостолов-евангелистов, среди которых двое (Матфей и Иоанн) были ближайшими учениками и участниками евангельских событий, а двое других (Марк и Лука) входили в число так называемых «апостолов от 70». Евангелие от Матфея датируется 42 годом н. э., самое раннее послание апостола Павла – 53 годом н. э.
И вот, наконец, вывод. Совершив уже обычную подмену понятий («субботники» = «ранние христиане», хотя доказать этого ни в коей мере не удалось), Мурад Эскендерович пишет: «Ранние христиане не признают божественной природы Христа и Троицы. Иначе говоря, они отвергают важнейшие догматы официального христианства. О чем это говорит? Очевидно, о том, что эти догматы появились позже Христа. Значит, они пришли в религию от лукавого, полагают субботники…» (С. 150). Чудесно. Значит, не было при Христе таких догматов. Только интересно, кто именно сказал: «Я и Отец – одно» (Ин. 10, 30), «Я знаю Его, потому что Я от Него, и Он послал Меня» (Ин. 7, 29), а также: «Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28, 19). Апостол же Иоанн Богослов, любимый ученик Христа, выражает троичный догмат четко и однозначно: «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино» (1 Ин. 5, 7).
Но, как мы уже говорили, для Аджи ссылки на Евангелия – это, конечно, не доказательство. Ведь все книги Нового Завета – поздняя фальсификация. Что ж, давайте поинтересуемся именем автора этой фальсификации.
Виновник всех зол – римский папа Дамасий I (366—384 гг.). Аджи пишет:
«Почувствовав свою власть и силу, папа Дамасий собственноручно составил перечень книг Священного Писания, повелел церковному писателю Иерониму «поработать» с текстами Нового Завета, которых к тому времени насчитывалось более сотни. Из-под перьев римских и византийских писателей вышли и другие библейские книги.
Папа Дамасий окружал себя людьми, прекрасно знавшими новые церковные обряды (позднее они стали докторами Церкви): Василий, Григорий Назианзин, Иоанн Златоуст, Иероним, Амвросий, Августин и другие… Но где они могли получить знания по теологии, о которой ни в Европе, ни в Палестине не знали? На каком языке говорили новые духовные деятели? Откуда были родом? К сожалению, эти важнейшие детали историки оставили без внимания.
А нелишне напомнить, что только в 312 г. перед европейской аудиторией впервые была прочитана молитва во имя Бога Небесного. О Христе в ней не упоминалось… Прозвучала эта святая молитва на тюркском языке. Следовательно, теологическими знаниями в то время владели только тюрки, почитавшие Бога Небесного. Они одни. Европа была языческой! А христиане – атеистами. Тогда, в IV веке, и началась нынешняя Европа – оплот христианского мира» (С. 145—146).
Вот ведь злодей Дамасий! Сумел даже более сотни текстов Нового Завета найти. (Вообще-то новозаветных книг всего 27. Или Аджи имеет в виду число списков?) И команду себе составил неплохую, видимо, таких же хитрецов, как и он. И тюрок несчастных опять сумел обобрать, украв у них все теологические труды, да так что даже следов до сих пор не нашлось. Но, как обычно, при более внимательном рассмотрении ситуации становится ясно, что и папа Дамасий не слишком уж виноват, и Мурад Аджи, по обыкновению, завышает наклонности тюрок к теологии.
Блаженный Иероним (Евсевий) не «работал» с текстами Нового Завета, а отредактировал имеющийся латинский перевод, основываясь на греческих оригиналах. Это первое. Во-вторых, не мог окружить себя папа Дамасий всеми вышеперечисленными церковными авторами. Хотя бы потому, что блаженный Августин только в 387 году принял крещение, через три года после смерти «великого фальсификатора». А святитель Иоанн Златоуст только в 381 году получает низший церковный сан – диакона и даже в последние годы понтификата Дамасия мирно живет в родной Антиохии. То же касается и других Отцов, которые (за исключением святителя Амвросия Медиоланского) были епископами не Римской, а других поместных Церквей. И в-третьих, не «становились» они «докторами Церкви». Этот почетный титул был присужден им столетия спустя Римско-католической церковью – в 1298 и 1568 годах.
Но ведь главный пафос выступления Мурада Эскендеровича не в этом. Главное – не было ни в Европе, ни в Палестине знаний по теологии. К сожалению, из этого вовсе не следует, что такие знания были у тюрок. Не следует хотя бы потому, что тюркских теологических трудов так до сих пор и не найдено, а вот богословских книг, написанных задолго до папы Дамасия в Антиохии, Александрии, Риме, Афинах, Константинополе, Карфагене и т. д. – предостаточно. (И это не упоминая об апостольских сочинениях, вошедших в Новый Завет.) Неужели Мурад Эскендерович ничего не слышал об апологетической литературе раннего христианства? Ведь многие труды апологетов дошли до нас. Христианское богословие развивали Аристид (умер в 124 г.), Иустин-мученик (умер в 166 г.), Татиан (умер в 175 г.), Климент Александрийский (умер в 211 г.) и многие другие. А у Тертуллиана (160—220 гг.) и Оригена (185—253 гг.) были уже развитые и подробнейшие теологические системы, в том числе касавшиеся и Святой Троицы. Может быть, они – тюрки? Да нет, Ориген – александрийский грек, Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан тоже явно не кипчак.
И с местом рождения у Отцов Церкви IV веке тоже все ясно – Иоанн Златоуст родился в Антиохии, Василий Великий – в Кесарии Каппадокийской, Григорий Богослов – в имении отца, Арианзе, близ Назианза, в юго-западной Каппадокии. Области, мягко говоря, не совсем тюркские.
Но самой загадочной оказалась фраза о «молитве во имя Бога Небесного», которая впервые была прочитана перед европейцами в 312 году н. э. на тюркском языке. (Интересно, как эти недалекие язычники ее поняли?) Что Мурад Эскендерович имеет в виду? Я-то, из-за профессиональной дикости, считал, что эта молитва была прочитана Иисусом Христом на арамейском языке и сильно раньше. Та самая – «Отче наш, иже еси на небесех», – что приводится в 6-ой главе Евангелия от Матфея, записанного в 42 году н. э.
Немного понапрягавшись и еще раз изучив бессмертный труд Аджи, я наконец понял, в чем дело. Согласно «аджиевской» версии истории, в борьбе за императорский престол решающую помощь Константину оказали тюрки, а поскольку только они умели молиться Богу, то, следовательно, первая молитва в Европе могла быть прочитана не ранее 312 года н. э. Уф! Все вроде бы выяснилось, но опять-таки непонятно – откуда Мурад Эскендерович взял все эти интересные сведения?
Но этого наш автор не объясняет, а продолжает все дальше и дальше удивлять заинтересованного читателя:
«В начале IV века на I Вселенском соборе 325 года византийский император Константин приказал христианам считать Христа равным – Богу-Отцу… Примечательно, идея Константина не была новой, в 268 году ее уже высказывали, обсуждали и… отвергли на Антиохийском соборе, признав абсолютно еретической. Предложение Константина было скорее не догматом, а блестящей политической находкой Византии, перед которой троянский конь древних греков – жалкая детская игрушка. Греки мастерски тогда запрятали яд замедленного действия: он убил религию тюрков» (С. 150).
Очередной злодей в христианской истории. Но только, как бы ни хотелось Аджи обратного, не Константин высказал идею равенства Христа Богу Отцу. Употребляя тот же, что и на Соборе, термин – «единосущие», – об этой богословской проблеме писали Тертуллиан, Новациан, Дионисий Римский. Что же касается Антиохийского Собора 269 (а не 268!) года, то на нем были осуждены конкретные воззрения Павла Самосатского, который использовал это слово неверно, «утверждая строгую единичность божества при номинальном только различии лиц» (Флоровский Г. В. Восточные Отцы IV в. М., 1992. С. 14). (Любопытна непоследовательность Мурада Эскендеровича – когда нужно, он утверждает, что у христиан Римской империи до IV века не было никаких богословских познаний, когда нужно, вспоминает о Соборах предшествующих веков, обсуждавших сложнейшие теологические вопросы.)
И вовсе не так уж единодушен был Вселенский Собор в Никее, чтобы говорить, что он покорно исполнил приказания императора. На Соборе, продолжавшемся с 19 июня по 25 августа, шли ожесточенные споры, в которых принимал участие даже пресвитер Арий, главный противник православного понимания Троицы. «Никейский» же Символ веры был результатом соборного решения, и не зря получил название «догмата 318 Отцов».
Но история об императоре-«богослове» и «безграмотных» Отцах Церкви нужна Аджи не для рассказа об истинных событиях, а для оправдания и восхваления арианства, которое он четко отождествляет с тенгрианством (С. 190). И рисуется новая карикатура на христианство и христианское богословие:
«"Бог вечен, ибо Он есть Мир и Создатель Мира", – говорили в древности тюрки. Следовательно, Христос не равен Богу уже потому, что Христос рожден, а рождение предусматривает начало. Не мог он и умереть по той же причине, потому что смерть предусматривает конец. Если он умер на кресте, получается, и Бог умер вместе с ним. А это абсурд, ибо Бог вечен… Причем абсурд двойной. В Евангелии от Матфея в самой первой строке сказано: "Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова…" Как понимать эту фразу? А как же Бог-Отец?
Невежество Константина-язычника привело Церковь к бессмысленности. Против нее первыми и выступили субботники как несогласные. Потом – некоторые церковные деятели и даже отдельные Церкви. Тщетно. Их не слышали.
Например, епископ Арий пытался объяснить и Константину, и другим, что сын не может быть своим же отцом. Однако голос разума утонул в крике противников, которые в этом догмате видели совсем иное – расширение власти греков на другие территории. На те, где верят в Бога Небесного. Иначе говоря, на тюркские земли! Туда готовили греки своего нового троянского коня. Они возмечтали с лавровой ветвью, на правах братьев по духу проникнуть в храмы тюрков и, присвоив их культуру, подчинить себе. Почти так и случилось» (С. 150—151).
Задумайтесь на минутку: злобные бескультурные греки, к этому времени даже по признанию Аджи уже имевшие «троянского коня», следовательно, эпосы Гомера, позавидовали и украли высокую культуру тюрков.
Но ведь культура – не вещь, ее нельзя вынести из дома под покровом ночи, а главное, ее нельзя присвоить. Можно научиться, перенять многие элементы, но не украсть – так, чтоб у создателя культуры ничего не осталось. Представьте себе ученика-первоклассника, который позавидовал и украл у учителя умение читать. Вот где абсурд-то!
Продолжим рассматривать новые бесценные сведения по истории христианства. Их «бесценность» обусловлена, как мне кажется, тем, что «пророк тенгрианства» Аджи совершенно неверующий человек. «Смерть предусматривает конец». О бессмертии души Мурад Эскендерович, вероятно, никогда не слышал. Мы далеки от желания навязать Аджи веру в жизнь вечную, но знать об этой ключевой идее любой религии он обязан, раз взялся трактовать богословские тексты. По христианскому учению не только Бог бессмертен, но и каждый человек, и за хулу на Создателя каждому придется рано или поздно отвечать.
Также не понимает Аджи и смысла слова «Богочеловек», раскрытого в Халкидонском оросе (обязательном определении): «Последуя святым Отцам, все согласно поучаем исповедывать одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенного в Божестве и совершенного в человечестве, истинного Бога и притом истинного человека, с разумной душой и телом, единосущного Отцу по Божеству и притом единосущного нам по человечеству, во всем нам подобного, кроме греха». Богочеловечество Христа объясняет и существование родословия Христа, которое, между прочим, кончается так: «Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос» (Мф. 1, 16). Надеюсь, даже Мурад Аджи не будет опровергать, что в Евангелии есть прямое свидетельство, говорящее об Иосифе только как о приемном отце Иисуса: «Рождество Иисуса Христа было так: по обручении Матери Его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святаго» (Мф. 1, 18).
На недоуменный вопрос Аджи: «А как же Бог-Отец?» ясный ответ дал апостол Иоанн, причем задолго до рождения «тюрколога»: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца» (Ин. 1; 1, 14). Пресвитер Арий, на которого ссылается Аджи, вовсе не пытался объяснить, что «сын не может быть своим же отцом», а прямо противореча свидетельству Апостола, утверждал, что Бог Сын не рожден Богом Отцом, а сотворен. И в этой идее – все арианство, не имеющее, как видим, ничего общего с тенгрианством.
Однако все вышеперечисленные примеры безграмотности Мурада Эскендеровича меркнут перед следующим:
«В 430 году епископ Нестор усомнился еще в одном догмате христианства, так называемом "единстве божественной Троицы".
Вновь теологические споры стали ширмой для простаков. На деле же вопрос решался очень приземленный: кому главенствовать на Средиземноморье – Византии или Египту. Та и другая сторона искали себе союзников через Церковь…
Стороны сходились долго, их схватка получилась жаркой. На II Эфесском соборе 449 года победили египтяне. Они жестоко избили греков, причем сам руководитель Собора топтал ногами одного из несогласных. Но в 451 году византийцы взяли реванш… Тогда на Халкидонском соборе приняли Деяние, по которому "божеству полагается скорее быть троичным, чем двоичным".
Очередной троянский конь!
В религии тюрков присутствовала святейшая Троица. Теперь к ней греки обратили свои взоры… Тогда на Халкидонском соборе спор до конца не решился, "учение о божественной Троице" приняли не все Церкви. Дискуссия о Троице продолжается поныне – несториане (противники Троицы) в христианстве сохранились… Целые общины и поместные Церкви.
Можно ли не устоявшееся за полторы тысячи лет мнение очередного византийского политика (или кого-то еще) считать существеннейшим догматом мировой религии? Опять-таки решать теологам, это внутренний вопрос Церкви.
Но понятие Троицы и троичности у тюрков было совершенно иным. Греки опять же заимствовали только внешнюю форму. И вновь довели сложную философскую категорию до абсурда» (С. 151—152).
Дикари-греки уже в который раз обобрали интеллектуально более развитых тюрков, но по безграмотности и убогости эллинистическая мысль не смогла освоить «сложных философских категорий», перед которыми наследники Сократа, Платона и Аристотеля – просто дети, умеющие перенять форму, но не содержание. Где же, на дне каких архивохранилищ, покоятся труды великих тюркских мыслителей? Хотелось бы почитать.
Вновь приступим к подробному разбору тезисов Аджи. Первое: в 430 году Константинопольский патриарх (а не просто епископ) Несторий (а не Нестор) предложил более не называть Деву Марию Богородицей, так как она родила не Бога, а человека, с которым только затем соединилось Слово Божие. С этого и началась история несторианства. И ни в коей мере не сомневался Несторий, а также его последователи в основополагающем догмате христианства – в догмате о Святой Троице.
Стал бы кто-нибудь слушать патриарха, не признающего Символ веры? (Тем же, кто хочет подробней ознакомиться с реальными взглядами несториан, вполне верующих в Троицу, я порекомендую обстоятельные исследования А. Лопухина и епископа Софонии (Лопухин А. Несториане или сирохалдейцы. СПб., 1898; Софония, епископ. Современный быт и литургия христиан инославных – иаковитов и несториан. СПб., 1876. Можно почитать и самого Нестория, его «Книгу Гераклида», сохранившуюся в сирийском списке.)
Второе: никакого спора о главенстве между Египтом и Византией в V веке не шло и идти не могло, так как в те времена эти две страны составляли одно государство – все египетские земли входили в Византийскую империю. Аджи, как обычно и без всякого основания, отождествляет политику и богословие, пытаясь представить борьбу между александрийской и антиохийской теологическими школами в качестве борьбы за власть.
Более того, споры, о которых пишет Мурад Эскендерович, происходили не по вопросу о Троице, а по вопросу о смысле Богочеловечества Иисуса Христа. И православным во время этих споров противостояли не несториане, а монофизиты, доказывавшие, что человеческая природа Христа была полностью поглощена Божественной («моно физис» – «одна природа», «одна сущность»). Возглавляли же монофизитское движение константинопольский архимандрит Евтихий и александрийский патриарх Диоскор. Как видим, они были представителями двух разных кафедр. Где же тут борьба за власть между Египтом и Византией?
Чтобы оградить православных и от несторианской, и от монофизитской ереси и был принят уже упоминавшийся Халкидонский орос, в котором четко говорилось, что все христиане почитают Иисуса Христа, «рожденного прежде веков от Отца по Божеству, а в последние дни и нас ради и нашего ради спасения, от Девы Марии Богородицы по человечеству; Одного и того же Христа, Сына, Господа, Единородного, в двух природах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого, так что соединением нисколько не нарушается различие природ, но сохраняется особенность каждой и они соединяются в одно Лицо и одну Ипостась».
Мураду Эскендеровичу везде мерещится антитюркский заговор, и в определении Халкидонского Собора 451 года ему видится «троянский конь». Никаких доказательств существования у тюрок понятия Троицы Аджи не приводит. Самое смешное в данной ситуации – это то, что христианам в V веке вообще незачем было «обращать взоры» к несуществующей тюркской «Троице». Потому что (повторюсь еще раз) все триадологические споры отгремели еще в IV веке н. э.
Но Аджи нужен враг! Иначе кто бы обобрал тюрок до такой степени, что от развитой теологии и сложных философских категорий не осталось и следа? И он продолжает свой увлекательный бред:
«В IV веке Европа обратилась к Богу Небесному – Тенгри-хану. Европейцы отвергли все другие религии – и новые, и старые, потому что им стало ясно, что кипчаки побеждали не оружием, не неведомой тактикой боя – все это проходящее. Главная сила тюрков таилась в их духе! Они побеждали силой Бога Небесного.
Украсть чужого Бога, вот что вознамерился византийский император, мечтавший о всемирном господстве. Вот почему он придумал «новое» христианство, в котором присутствовал бы и всесильный Бог, Создатель мира сего. Из-за этого кипели страсти на церковных Соборах, из-за этого произошел раскол в раннехристианских общинах. Все делалось незаметно и постепенно.
Воровство Бога. Оно захватило умы правителей Византии, а потом и Рима» (С. 152).
Итак, Константин Великий задумал украсть «всесильного Бога, Создателя мира сего». Но закономерный вопрос – зачем воровать Создателя у тюрок, если в христианстве эта идея присутствовала изначально? Неужели Мурад Эскендерович не знает, как начинается Библия: «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт. 1, 1)?…
Ну не знает Мурад Эскендерович ничего о христианстве! Символа веры, например, ни разу не читал, поэтому, наверно, и позволяет себе высказывания типа: «Христиане, не знавшие основ теологии (а может быть, сознательно!), исказили тенгрианскую Троицу. Поначалу они сделали ее «двоицей», приравняв Христа к Богу. Потом появилась их «Троица». А позже ее дополнили четвертым элементом, полностью исключив саму мысль о единобожии… (С. 156). Что за четвертый элемент? Откуда он взялся? Или это в сознании Аджи так «творчески» преобразовались краем уха услышанные сведения о русской «софиологии»? Кто же знает? Кто разберется в глубинных извивах тюркской души? Как всегда, наш автор бросил фразу, ничего не пояснил и, как свойственно вольному кипчаку, помчался дальше.
Постоянная ложь автора утомительна для читателей. И не надо бы Мураду Эскендеровичу врать, ни к чему, а все равно сбивается «тюрковед» на неправду. Например, никто не спорит, что сказание о Гесер-хане – действительно великое фольклорное произведение. Но зачем же при этом писать такое:
«"Гэсэриада" популярна на Востоке, она своими корнями восходит к добуддийским традициям… А в Европе о ней подозрительно не знают. Иначе даже неспециалисты бы поинтересовались, почему деяния Христа будто
списаны с этих древних книг? Порой совпадения почти текстуальные. Гэсэр жил намного раньше Христа, о чем свидетельствует мощный религиозно-мифологический пласт культуры Востока.
Выходит, греки писали «биографию» своего Христа не с чистого листа. Возможно, перед ними лежала «Гэсэриада» или биография Будды, из которых они что-то позаимствовали, а что-то придумали сами» (С. 160).
Что тут возразить? Да только на одном русском языке существует три перевода сказаний о Гесер-хане (Гесериада. М. – Л., 1935; Абай Гэсэр. Улан-Удэ, 1960; Абай Гэсэр-хубун. Улан-Удэ, 1961—1964. Ч. 1-2). И о сходстве с деяниями Христа тоже нехорошо получается. Достаточно вспомнить начало истории Гесера. Он воплощается в царстве Лин «в семье одного из князей безобразным, сопливым ребенком по имени Джору… В детстве мальчик проявляет чудесные способности, уничтожает различных демонов, одерживает победу в конном состязании за обладание красавицей Другмо, троном и сокровищами Лина. Затем он получает с неба чудесного скакуна, обретает свой истинный облик и имя Гесер» (Мифы народов мира. М., 1992. Т. 1. С. 297—298). И что же здесь, интересно, общего с детством приемного сына плотника из Назарета? А где обещанные текстуальные совпадения? Почему вы их не приведете, Мурад Эскендерович? И про биографию Будды Аджи написал разве что в расчете на безграмотного читателя, не видящего, например, разницы между казнью Христа на Голгофе и мирной смертью Будды Гаутамы в Кузинаре, окруженного учениками и в возрасте 80 лет.
На протяжении всей книги не меняется у М. Аджи главный прием – заявить, что нечто является «наследием тюрок» и не привести никаких доказательств, кроме пары истерических воплей. Скажем, вот так: «Но остались следы минувшего! Иконы, иконостасы, храмы с их неповторимой архитектурой, лампады, ладан, парчовые одежды священников, молитвы с земными поклонами – все это атрибуты тенгрианства. Они и ведут в христианскую Церковь.
Они единственное и самое надежное доказательство принятия христианами именно тюркского канона. Других доказательств и быть не может» (С. 162). После чего никаких доказательств и не приводится. А ведь следовало бы. Где тюркские иконостасы и иконы, где образцы лампад и священнических облачений? Хорошо известно, что облачения священников восходят к одеждам когенов и левитов Иерусалимского храма, что ладан был принесен Младенцу Христу волхвами (Мф. 2, 11) и что его использовали ранние христиане при погребении мертвых, о чем писал Тертуллиан. И так далее.
Я мог бы еще много распространяться о незнании, ошибках и выдумках Аджи в области истории христианства, приводить пример за примером, но понимаю, что уже надоел читателям. Вообще, книга Мурада Эскендеровича Аджи – настоящий «кладезь». В «изучении» нелепостей, которыми она переполнена, могут поупражняться специалисты самых разных гуманитарных специальностей.
А уж о русской истории я и не говорю. Не знаешь, что лучше и выбрать. Можно брать почти с любой страницы, наугад. Скажем вот:
«Что сегодня известно о кипчакской иконной живописи? Абсолютно ничего! А это, между прочим, бесценные шедевры Андрея Рублева, это работы десятков и сотен безвестных иконописцев-степняков, которых в России всех скопом назвали древнерусскими.
А между тем, русская школа иконописи появилась только в XVII веке, после раскола Церкви. О ней русский же протопоп Аввакум сказал так: "Пишут Спасов образа Еммануила: лицо одутловатое, уста червонные, руки и мышцы холстыя… Старые добрые изографы писали не так подобие святых, лицо, руки и все чувства отончали".
Эти старые добрые изографы и были тюрки! Икона служила в тенгрианском храме, была его важнейшим атрибутом: "открой душу", "говори истинно" – так переводится слово с древнетюркского. Именно за эту уникальную способность икона вошла в I веке в буддийский обряд, стала священным произведением искусства Востока.
Это абсолютно не христианское изобретение. Не было древнерусской иконы, была только кипчакская икона в Европе (как бы ее ни называли!)» (С. 171).
И снова никаких доказательств. Хочется спросить: а Пизанскую башню или пирамиды случайно не тюрки строили? Логика Ажди строится как бы «от обратного» попробуйте-ка докажите, что Андрей Рублев не тюрок.
Икон нет, мастеров нет, поэтому давайте объявим, что русские живописцы – это, на самом деле, тюрки Тот же Андрей Рублев, о месте рождения которого, правда, идут споры, но это либо село Рублево, недалеко от Москвы, либо город Старица в Тверской области. Какие в Твери степняки? Или, несомненно, «тюркским изографом» был Феофан Грек, византийский мастер, учитель Андрея Рублева, расписавший до приезда на Русь более сорока церквей в Халкидоне, Галате и Крыму. А также «степняками» были Даниил Черный, Дионисий, Феодосии, Прохор с Городца, другие мастера средневековой Руси.
И не стоило бы ссылаться на протопопа Аввакума, потому что в данном случае он противопоставлял старую русскую школу иконописи западноевропейским влияниям. Вот что в реальности писал Аввакум (бросая при этом несправедливое обвинение патриарху Никону, который на самом деле тоже был противником «латинства» в иконописании): «Есть же дело настоящее: пишут Спасов образ Еммануила; лице одутловато, уста червонная, власы кудрявые, руки и мышцы толстыя, персты надутые, тако же и у ног бедры толстыя, и весь яко немчин брюхат и толст учинен, лишо сабли той при бедре не писано… А все то кобель борзой Никон, враг, умыслил, будто живыя писать, устрояет все по-фряжьскому, сиречь по-неметцкому» (Пустозерская проза. М., 1989. С. 102).
И здесь же уточняющее примечание М. Аджи, показательное в своей дикости:
«"Древнерусская икона" в принципе неправомерный термин хотя бы потому, что Русская церковь официально зарегистрирована в 1589 году, то есть в период позднего средневековья. А школа иконописи открылась в Москве только в XVII веке, после церковного раскола. Можно говорить об украинской иконе, новгородской, но не о древнерусской» (С. 171).
Интересно, где это «регистрировали» Русскую Церковь? В Министерстве юстиции Московской Руси? А кто, интересно, расписывал храмы в Москве до XVII века? «Изографы-тюрки», о творчестве которых, как совершенно справедливо отмечает сам Мурад Эскендерович, неизвестно «абсолютно ничего»?
Мурад Аджи позволяет себе говорить о русских буквально следующее: «И сто раз прав маркиз де Кюстин, написавший после поездки в Россию: "При виде их и при мысли о том, что для этих несчастных называется существованием, я спрашивал себя, что человек сделал Богу, за что же (они) осуждены на житье в России?" За измену Богу! Чтобы другим в назидание…» (С. 257).
Такие пассажи во всех нормальных странах называются расизмом, а в послевоенной Европе влекут еще и уголовную ответственность. Хочется спросить, какому Богу, Мурад Эскендерович? Если Тенгри, то мы его никогда не знали. Если Иисусу Христу, то позвольте Ему Самому с нами разобраться. Мы грешны, но Он добр. И еще. Что же сделали Богу тюрки, если, по вашим же заявлениям, Он позволил христианам, иудеям, мусульманам украсть Себя у тенгриан. А вместе с Собой их уникальную культуру, философию, богословие?
В своем националистическом пафосе Аджи не замечает простой вещи: оскорбляя другие народы, он оскорбляет и тюрок. Разве обладатели самобытной степной цивилизации, очень отличной от европейской, нуждаются в искусственном присвоении чужих культурных ценностей? Разве они сами духовно бедны? Только незнание и неуважение к собственной культуре заставляет «апостола нового тенгрианства», отворачиваясь от ее реальных достижений, приписывать тюркам отобранные у других народов обрывки знаний, обычаев и верований.
Национальная ненависть всегда политизирована. Ее легко использовать в политических играх, постепенно накаляя страсти. А соответствующим образом препарированные и интерпретированные исторические факты – это самый подходящий материал для политических спекуляций. Современная история Югославии, где все начиналось с дискуссий об историческом прошлом, – «прекрасный» пример, к чему в конце концов приводят подобные спекуляции.
Я хочу верить, что Мурад Аджи не злонамеренно раздувает костер славяно-тюркской неприязни, что он слишком уж увлекся своими идеями и просто не замечает, к чему они ведут. Но, может быть, все-таки хватит? Стоит ли работать над очередным обострением межнациональных отношений в стране, где и так с подобными проблемами явный перебор? М. Аджи пишет и издает сочинение, которое фактически является не только антирусским, антиславянским, антихристианским, но и антитюркским! После его прочтения иной читатель, не поддавшийся почти «геббельсовской» пропаганде, начнет с сомнением относиться и к рассказам о реальном вкладе тюркских народов в мировую культуру.
И все же, неужели нет в книге М. Аджи ничего полезного? Отнюдь. Есть. На с. 162 я наткнулся на следующий пассаж: «Любопытная все-таки вещь – история. В ней можно спорить, кричать, что-то доказывать, но споры и доказательства – это пустые слова, когда есть факты, которые нельзя опровергнуть». Золотые слова. Но, Мурад Эскендерович, «не лучше ль на себя оборотиться»? А?