Саббатианцы

Саббатианцы

В Цфате, в Палестине, недалеко от Тивериады, где Иосиф Наси попытался создать еврейский территориальный очаг, в ту же эпоху возникло общество каббалистов, в своем большинстве также изгнанных из Испании, которые ставили своей целью приблизить искупление мира с помощью молитвы, ученых разысканий и постов. Их надежды и мистические воззрения получили распространение во всех странах диаспоры. Из поколения в поколение пришествие Мессии казалось евреям все более близким и безусловным. Наконец, все требуемые условия совпали, так что Мессия должен был появиться.

В 1625 или 1626 году у иудейско-испанского торговца из Смирны Мордехая Цеви родился сын. Это произошло девятого ава, – в день, когда по традиции должен родиться Мессия. Молодой Саббатай Цеви /Шабтай Цви /, видимо, страдал различными недугами, своеобразным раздвоением личности подобно доктору Джекилю и мистеру Хайду. В своем втором состоянии он совершал профанации, о которых сожалел и которые не понимал в своем основном состоянии. В 1648 году, т. е. в год, когда по каббалистической книге «Зогар» должны были воскреснуть мертвые и должна была наступить мессианская эпоха, Саббатай совершил в синагоге Смирны самое серьезное нарушение, произнеся вслух священный тетраграмматон, непроизносимое имя Бога. Он был предан анафеме, после чего последовали годы странствий. Наконец, он прибыл в Иерусалим, где другой прорицатель по имени Натан из Газы убедил его провозгласить себя Мессией вместо того, чтобы, по примеру польских раввинов, попытаться изгнать диббука (Диббук по еврейским поверьям – это злой дух, который может вселиться в человека и говорить его устами, но при этом сохранять свою независимость (прим. ред.).), вселившегося в него. Свихнувшийся ум этого человека только и ждал подобных уговоров; кроме того он подходил к этой роли: величественная осанка, хорошие манеры, но похоже, что он прежде всего был марионеткой, нити от которой другие ложные пророки держали в своих руках Вскоре у него появились богатые последователи, а радостная весть постепенно распространялась, овладевая умами множества легковерных, особенно сильное воздействие оказывая на марранов, нестойких в вере. Чем больше Саббатай низвергал Закон Моисея, тем более убежденными они себя чувствовали, поскольку, как утверждал Натан из Газы, «если бы он не был Спасителем, он не пришел бы к этим отклонениям; когда Бог окутывает его блеском Своего Света, он совершает множество поступков, которые выглядят странными в глазах людей, что и является доказательством его истины»… Таким образом, это было «credo quia absurdum» («верю, потому что нелепо») древних теологов. С другой стороны, было замечено, что эксцентрические выходки Саббатая и его последователей, которые грешили во имя своеобразного мистического вызова, приводили к действиям и преступлениям того же сорта, что продолжали терзать совесть марранов.

Таким образом, мессианство Саббатая, которое стало свершившимся фактом для многих евреев из всех стран, возбудило самое большое воодушевление в колониях марранов и бывших марранов. Как правило, все соглашались с тем, что годом спасения должен стать 1666 год, что к тому же совпадало с хилиастическими концепциями христианского происхождения. Фактом было также и то, что многие протестанты, особенно в Англии, разделяли веру в Саббатая. В декабре 1665 года ученый Ольденбург писал из Лондона своему другу Спинозе: «Все люди здесь говорят о слухах по поводу возвращения на свою родину израильтян, рассеянных по миру на протяжении более двух тысяч лет. Мало кто в это верит, но многие этого хотят… Если новость подтвердится, то это приведет ко всеобщим переменам».

Можно полагать, что финансисты по своему обыкновению оказались меньшими скептиками, чем философы, поскольку на лондонской бирже принимали ставки из расчета десять к одному за то, что в течение двух лет Саббатай станет королем Иерусалима. Что же касается наиболее заинтересованных лиц, т. е. будущих еврейских подданных этого короля, то в Гамбурге португальская община запретила им держать пари как за, так и против неминуемости его правления, ибо держать пари означало сомневаться, что уже стало неуместным. Наваждение постепенно распространялось, и многие раввины, за исключением польских, присоединилось к Саббатаю. Скептиков подвергали преследованиям, во многих местах пролилась кровь. По всем областям расселения марранов от Амстердама до Ливорно и от Салоник до Феса богатые и бедные при приближении роковой даты приступали к ликвидации своего добра и готовились к отбытию в Землю обетованную; по всей Европе еврейские мистические страсти заставили замереть международную торговлю.

Что касается самого Саббатая, учредившего несколько новых праздников и приступившего, в соответствии с предсказаниями книги «Зогар» к освобождению своих адептов от запретов иудаизма, то он в начале 1666 года зафрахтовал корабль, чтобы отплыть в Константинополь, и, по его заявлению, заставить султана Ибрагима уступить ему свой трон. Последовавшая за этим трагикомедия хорошо известна: султан приказал его арестовать и, чтобы сразу прекратить все волнения, повелел ему принять ислам под страхом сожжения заживо. Саббатай подчинился и вскоре направил своим последователям в Смирну следующее послание: «Господь сделал меня мусульманином; Он так повелел, и это произошло на девятый день моего нового рождения» (т. е. пришествия).

Это означало, что он отнюдь не отказался от своего мессианства. Диалектические ресурсы Каббалы в самом деле позволяли мистически трактовать его вероотступничество, представлять это высшее предательство как высшее испытание Мессии, как несказанные Страсти Спасителя, который, чтобы лучше искупить грехи своего народа, сам совершил высший грех отречения. Таким образом, ложь становилась его мученичеством и его великим подвигом. Слова пророка Исайи о «человеке печали», чьи страдания принесут мир человечеству, которые христиане считают относящимися к Христу, были применены к Саббатаю Цеви его соратниками. Марран Авраам Кардозу даже учил, что из-за своих грехов все евреи были духовно обречены на то, чтобы стать марранами, но чтобы спасти их от этой ужасной участи, милость Бога возложила эту высшую жертву на Мессию, единственного обладателя достаточно сильной души, чтобы без ущерба вынести подобную участь.

Из всего этого можно сделать вывод, до какой степени историческое положение марранов могло сделать их восприимчивыми к подобным рассуждениям. «Концепция Мессии-вероотступника могла представляться им как прославление того самого акта, который продолжал терзать их собственную совесть» (Гершом Шолем).

Тем не менее, когда известие о вероотступничестве Саббатая Цеви распространилось по миру, мессианистическая лихорадка стала спадать, и большинство евреев, протрезвев, вернулось к своим прежним занятиям. Другие продолжали втайне поклоняться мессии Саббатаю, ведя себя как ортодоксальные евреи. «Эти умеренные направления саббатианства,- писал Шолем, – осуществили чудо существования постоянного парадокса, когда благочестивое исполнение Закона сочеталось с верой в неминуемое наступление новой эры, когда подобное поведение уже не будет иметь никакого значения». В общем, для этих людей ожидаемое время как бы уже наступило, но само ожидание еще не закончилось. Шолем приоткрывает связь между этим великим, наполовину неоправдавшимся ожиданием, временным отходом от Закона Моисея и секуляризацией мессианистических надежд, которая в дальнейшем характеризовала большие идеологические течения еврейской жизни в эпоху эмансипации. Но сейчас нас здесь интересует «радикальное крыло» саббатианства в качестве одного из возможных путей завершения истории марранов.

Радикализм саббатианства состоял в подражании мессии Саббатаю во всем, и в первую очередь, в отказе от соблюдения заповедей иудаизма. Сам Саббатай Цеви, а также те из его последователей, кто, как это было принято говорить, «облачился в тюрбан», после различных перипетий были высланы в Албанию, где ложный мессия скончался в 1678 году. Его мессианская миссия стала вначале чем-то вроде семейного достояния и была возложена на его зятя Иакова Керидо («Возлюбленного»), который объявил себя одновременно его сыном и его перевоплощением. Его проповеди среди саббатианцев города Салоники были достаточно эффективны, чтобы побудить около тысячи человек из их числа коллективно облачиться в тюрбан в 1683 году. Таким образом возникла секта добровольных марранов – дёнме (D?nme по-турецки означает «отступник, ренегат; немусульманин, обращенный в мусульманство»,- прим. ред.). Это были двойные вероотступники, потому что они изменили как исламу, так и иудаизму, а в результате их одинаково презирали и те, и другие. Десять заповедей Моисея в этой секте были заменены восемнадцатью законами Саббатая Цеви. Второй закон предписывал верить в Саббатая («который является истинным Спасителем; нет спасителя кроме него»); шестнадцатый и семнадцатый законы предписывали во всем следовать обычаям ислама («все, что можно видеть снаружи, следует исполнять»), но не следовало заключать ни браков, ни союзов с турками («ибо они отвратительны, а их жены рептилии»).

Второе пришествие Саббатая и конец мира были предсказаны в следующих выражениях: «Вот восемнадцать законов, я предписал их соблюдение, потому что трон еще недостаточно утвердился, чтобы Израиль смог покарать Сатану и его легионы. В эту эпоху все потеряет свое значение; никаких запретных и никаких разрешенных вещей, никакой нечистоты и никакой чистоты, и все меня признают, от самого маленького до самого большого».

Восьмой закон, несколько двусмысленный, предписывал: «Пусть разврат не будет царить среди вас; хотя это предписано смертным, нужно тем не менее быть сдержанным в этом вопросе из-за воров [евреев]». Похоже на то, что из страха перед евреями Салоник Иаков Возлюбленный так и не сделал некоторые выводы, к которым приводит добровольный марранизм. Он умер во время паломничества в Мекку, а его секта раскололась на две, а затем на три части. Секта капанджи, или кавалеров, (kapanci по-турецки означает «весовщик»,- прим, ред.), состоявшая преимущественно из богатых негоциантов, по-видимому, зашла гораздо дальше, учредив мистические сатурналии, чтобы праздновать святость греха через нарушение Закона. На ежегодном празднике Агнца, своеобразной тайной вечере, куда допускались только женатые люди, после того, как тушили свет, мужья обменивались женами; зачатые таким образом дети считались святыми. За этим исключением «кавалеры», так же как и другие секты дёнме, отличались замечательными нравственными правилами, благотворительностью и солидарностью.

Как те, так и другие вели в Турции мирную жизнь, так что их количество даже постоянно возрастало, поскольку в конце XVII века их число оценивали в одну тысячу человек, в середине XIX века – в четыре тысячи, а в начале XX века – более, чем в десять тысяч. Дёнме играли важную роль в жизни Салоник и приняли активное участие в революции младотурков: один из них, Мохамед Джавидбей, стал премьер-министром Турции накануне Первой мировой войны. После ее окончания они перебрались в Турцию вместе с другими мусульманами Фракии в соответствии с лозаннским договором об обмене населением. С этого момента становится затруднительным проследить судьбу секты. Существует ли она еще? Есть ли еще верующие, которые молились бы на пляжах Турции о явлении Саббатая, чтобы обратиться к Мессии с традиционным возгласом: «Саббатай Цеви, мы надеемся на тебя»?

Перед Второй мировой войной в турецкой прессе по этому поводу иногда возникала полемика. Писатель Ала Адхи Говса, опубликовавший книгу о саббатианстве, утверждал, что секта продолжает вести свою подпольную жизнь, в поддержку чего приводил некоторые интригующие сведения. Бывший член секты дёнме публицист Заде Мохаммед Рушди уверял, что ничего подобного не имеет места и приводил доводы в пользу противоположной точки зрения. Таким образом, в кемалистской Турции возобновился древний спор между инквизитором и марраном, в ходе которого обвиняемый всегда проигрывает, потому что его слова, говорит ли он правду как мусульманин или лжет как дёнме, остаются одними и теми же и не могут вызвать доверие слушателей…

В самом деле похоже, что среди ревностных почитателей Саббатая Цеви осталось лишь несколько стариков, но что дёнме, связанные между собой при отсутствии общей веры общими воспоминаниями об этой тайной вере, все еще составляют своеобразную уцелевшую касту. Существование подобного социологического феномена, как показывают некоторые аналогичные случаи, ограничено сроком жизни двух или трех поколений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.