«Пражская весна» и «Доктрина Брежнева»

«Пражская весна» и «Доктрина Брежнева»

Известно, что сталинский террор в 1948–1952 годах захватил и Чехословакию. Тысячи граждан ЧССР были арестованы, многие из них умерли в заключении или были расстреляны. В тюрьмах и лагерях сравнительно небольшой страны оказалось более 100 тысяч человек, в том числе и такие видные деятели КПЧ, как И. Смрковский, Вл. Клементис, Г. Гусак, Э. Гольдштюккер, М. Швермова и другие. Репрессии проводились с ведома и одобрения Президента ЧССР К. Готвальда и Первого секретаря ЦК КПЧ Р. Сланского. Однако в 1951 году сам Сланский и большая группа его сторонников стали жертвами репрессий, и в 1952 году в Праге прошел большой «открытый» процесс по делу Сланского. На основании фальсифицированных и клеветнических обвинений большая часть подсудимых была осуждена на смертную казнь.

Конечно, после смерти Сталина положение в Чехословакии начало изменяться. В 1957 году Первый секретарь ЦК КПЧ А. Новотный стал и Президентом ЧССР. Хотя он принимал участие в репрессиях начала 50-х годов, однако именно Новотный санкционировал в 1957–1959 годах реабилитацию и освобождение большинства политических заключенных. Были отменены и приговоры по сфальсифицированному процессу Р. Сланского. Существенно изменилось и руководство КПЧ. С 1962 года членами Президиума стали А. Дубчек, И. Ленарт и М. Вацулик. В политическую деятельность в Чехословакии активно включились недавние политические заключенные. Все это изменяло общественную атмосферу в стране, где постепенно нарастало движение против сталинизма в культуре, политике, экономике, в жизни партии и т. п. К сожалению, именно в это время в СССР происходил консервативный поворот в идеологии, и направления общественно-политического развития в ЧССР и СССР не только не совпадали, но в некоторых существенных областях оказались совершенно различными. В 1967 году в ЧССР и КПЧ наибольшим влиянием стала пользоваться группа коммунистов-реформаторов во главе с А. Дубчеком, И. Смрковским, Ч. Цисаржем, О. Шиком, И. Гаеком, 3. Млынаржем и другими. К осени 1967 года брожение внутри всего чехословацкого общества настолько усилилось, что руководство А. Новотного оказалось неспособным овладеть положением. Визит Л. И. Брежнева в ЧССР не изменил ситуации в стране, так как Брежнев не оказал явной поддержки Новотному, но и, не сумев разобраться в сложной ситуации в ЧССР, не выразил какого-либо явного предпочтения ни одной из иных группировок, образовавшихся в партийном руководстве. На вопрос, кого бы СССР рекомендовал на пост главы КПЧ, Брежнев ответил: «Это ваше дело»[54]. Эти слова решили участь Новотного.

В январе 1968 года Первым секретарем ЦК КПЧ стал А. Дубчек. Через несколько месяцев А. Новотный потерял и пост Президента ЧССР. На этот пост был избран популярный в стране генерал Л. Свобода. Избрание Дубчека вызвало большой энтузиазм не только среди все более влиятельной группы коммунистов-реформаторов, но и в широких слоях населения страны. В ЧССР ширилась кампания по разоблачению сталинизма и реабилитации тех жертв незаконных репрессий, о которых еще не было принято решения до 1968 года. Печать была полна подробностей о деятельности чехословацких карательных органов времен Сталина, коррупции в аппарате партии и государства, фактически в стране прекратила деятельность цензура, и в органах массовой информации шел свободный обмен мнениями и полемика. Широко обсуждались проблемы коренной экономической реформы.

Падение Новотного и ряд других событий в ЧССР вызвали обеспокоенность в Москве. Брежнев и Косыгин собрали совещание глав партий и правительств стран Варшавского Договора в Дрездене. На этом совещании не только Брежнев, но также В. Гомулка и В. Ульбрихт выражали свою тревогу за развитие событий в ЧССР. Однако Дубчек попытался успокоить присутствующих, разъяснить им конкретную обстановку и заверить в том, что партия прочно контролирует положение в Чехословакии.

Апрель 1968 года был во многих отношениях решающим месяцем «пражской весны». Руководство ЦК КПЧ приняло решение возглавить процесс возрождения и демократизации страны и партии, которых требовал народ. Дубчек объявил, что партия вступает в новый этап социалистической революции и что она должна придать сознательность и планомерность уже идущему в стране процессу обновления, чтобы избежать крайностей, угрожающих этому движению, и возродить авторитет КПЧ, подорванный в прежние годы. Мартовско-апрельский Пленум ЦК КПЧ утвердил обширную «Программу действий КПЧ», в которой давался краткий анализ переживаемого страной и партией глубокого кризиса и намечались пути демократической перестройки во всех областях общественной и экономической жизни. В соответствии с решениями Пленума ЦК, в ЧССР было сформировано новое правительство во главе с О. Черником. Его заместителями стали, в частности, Г. Гусак, О. Шик и А. Штроугал. А. Новотный был снят и с поста председателя Национального фронта ЧССР. На этот пост был избран старейший и один из наиболее уважаемых деятелей партии, член Президиума ЦК КПЧ Ф. Кригель.

«Программа действий» во многих отношениях лишь легализовала и одобрила те процессы, которые происходили в чехословацком обществе. В стране шли непрерывные собрания, обсуждения, здесь действительно царил дух обновления и критики. Начала издаваться новая литературная газета-еженедельник под руководством Э. Гольдштюккера. Стала возрождаться деятельность партий Национального фронта, существовавших ранее лишь формально. Однако все это бурное возрождение общественной активности и общественной критики шло не во вред, а на пользу новому партийному руководству. В партию вступали десятки тысяч новых членов, преимущественно из молодежи. Опросы общественного мнения показывали, что авторитет партии в целом и обновленного партийного руководства в частности быстро растет. При этом особенно стремительно возрастал авторитет Александра Дубчека, который в течение нескольких месяцев превратился в национального героя.

В апреле в ЧССР продолжалась реабилитация многих тысяч людей, которые не были реабилитированы раньше (хотя многие из них уже были освобождены). Большое число реабилитированных коммунистов сразу же включалось в активную политическую деятельность. Этот сдвиг партии «влево» происходил не без проблем и противоречий. Покинули свои посты в ЦК КПЧ «колеблющиеся» И. Гендрих и В. Коуцкий. Один из видных членов Верховного суда ЧССР, ответственный за массовые репрессии прошлых лет, покончил жизнь самоубийством.

Хотя официальная советская печать очень мало писала о событиях в ЧССР, определенная часть московской интеллигенции была достаточно хорошо осведомлена об этих событиях. В Москву продолжали регулярно приходить чехословатрсие газеты. Некоторые из известных мне людей срочно подписались на орган ЦК КПЧ газету «Руде право» и усиленно изучали чешский язык. Распространялись переводы статей из этих газет, в Государственной библиотеке имени Ленина можно было без труда получить бюллетени посольства ЧССР в Москве с основными документами КПЧ. Популярность А. Дубчека как коммунистического лидера нового типа стремительно росла и в Москве, в том числе и среди части партийного актива.

События 1968 года в ЧССР выявили, однако, не только многие достоинства, но и недостатки Дубчека. Его близкий соратник 3. Млынарж позднее писал:

«…Авторитет Александра Дубчека в эти месяцы укреплялся с космической скоростью. Это было неожиданностью не только для окружавших его в Праге людей, но и для Москвы. И действительно, было чему поражаться: первый секретарь компартии после того, как эта партия диктаторски правит в стране, становится героем всенародного движения за демократию и человечность. Такого еще не было в истории коммунистического движения…

У Дубчека были не только положительные качества, но и недостатки. Прежде всего он был нерешительным. Он оттягивал принятие решений даже тогда, когда необходимо было реагировать немедленно. Эта черта была оборотной стороной стремления Дубчека “убедить товарищей”. В ряде ситуаций, когда уже были известны все “за” и “против” и когда решение зависело только от него, Дубчек все еще колебался. Поэтому решения часто принимались без него и не те, которым он отдал бы предпочтение. В таких случаях ему не оставалось ничего другого, как принять эти решения к сведению и подчиниться новым обстоятельствам.

В период «пражской весны» народ видел в Дубчеке символ великих идеалов демократического социализма. В действительности он был прежде всего главой могучего политического аппарата, в рамках которого он старыми методами проводил свою личную политику, нерешительно лавируя не только между различными группами в КПЧ, но и в конфликтах между Москвой и КПЧ. И все же ореол Дубчека оказался решающим фактором, так что даже противники реформы не только не осмеливались выступить против Дубчека, а напротив, всячески старались перетянуть его на свою сторону»[55].

В мае 1968 года отношения между КПЧ и КПСС, а также между КПЧ и партийным руководством ГДР и ПНР еще более обострились. Усилилась полемика между печатью ЧССР и советской печатью, несколько статей, направленных против популярных чешских писателей, опубликовала «Литературная газета». Крайнее неудовольствие в Москве вызвала не только фактическая, но и формальная отмена цензуры в ЧССР. Это привело к появлению в Чехословакии некоторых новых газет и журналов и публикации в них ряда статей, критикующих внешнюю и внутреннюю политику не только чехословацкого, но и советского правительства. Это была очень резкая, но часто справедливая критика.

В конце мая 1968 года Пленум ЦК КПЧ постановил созвать в сентябре чрезвычайный XIV съезд партии. И именно с мая 1968 года в советских политических и военных кругах стал отрабатываться план вооруженного вмешательства во внутренние дела ЧССР. Возможность такого хода событий тогда не приходила в голову Дубчеку и большинству его коллег. Поэтому чрезвычайный съезд партии и был намечен только на сентябрь. Но если уж возникла необходимость созыва чрезвычайного съезда, то надо было спешить, и такой съезд нужно было собирать как можно быстрее, не позже июня. После съезда какое-либо вооруженное вмешательство извне стало бы во всех отношениях гораздо менее вероятным. Другой способ избежать вооруженного вмешательства состоял как раз в обратном – в более медленном проведении всех реформ и демократизации. Но этот путь не отвечал тогда настроениям большей части народа ЧССР.

В июне 1968 года по всем партийным организациям ЧССР уже прошли выборы делегатов на съезд партии. В это время в обществе, да и в партии ускорился процесс дифференциации. Большинство рядовых коммунистов активно поддерживало Дубчека и «Программу действий», однако значительная часть партийного аппарата вместе с консерваторами из ЦК выступала против этой программы. Часть членов ЦК КПЧ уже тогда образовала конспиративную фракцию, которая поддерживала через посольство СССР в Праге связи с ЦК КПСС. От этих людей и от работников посольства, возглавляемого С. В. Червоненко и его политическим заместителем И. И. Удальцовым, постоянно текла в Москву лживая и тенденциозная информация о положении в стране. Группа Дубчека представлялась как «правая», «оппортунистическая» или «ревизионистская», а многочисленные инициативы вне партии – как рост «контрреволюционных» организаций в стране.

Разумеется, положение в ЧССР привлекало пристальное внимание и всех западных стран. В Чехословакии увеличилось число дипломатов, корреспондентов западных газет, туристов, наблюдателей и бизнесменов. В докладах посольства СССР в Праге все это рисовалось как «наплыв агентов империализма» в ЧССР.

Политическая активность стала проявляться и вне партии. В Чехословакии и ранее имелось несколько мелких партий, а также множество организаций, входивших в Национальный фронт, который стал как бы наследником существовавшего в годы войны Антифашистского фронта. Часть этих организаций, а также образовавшихся в стране новых групп и клубов начинала выступать с антикоммунистических позиций, расширяя свою критику всей прежней политики КПЧ, критику, для которой, к сожалению, имелось немало веских поводов и оснований. В политическую деятельность включались и освобожденные из тюрем и лагерей политические заключенные, и далеко не все они выступали с поддержкой КПЧ и ее «Программы действий». Это было неизбежно; такую дифференциацию политической жизни страны можно было предвидеть, однако все опросы общественного мнения показывали, что подавляющее большинство чехословацкого народа поддерживает и КПЧ, и дубчековское руководство. Оживилась и деятельность чехословацкой эмиграции, образовавшейся после 1939-го, а затем и после 1948 года. В этих условиях именно быстрый созыв нового съезда партии и создание обновленного партийного руководства позволили бы укрепить руководящую роль КПЧ в обществе. События развивались слишком быстро, и сентябрь поэтому был не лучшим временем для съезда.

В июне специальным решением Национального собрания, во главе которого стоял Й. Смрковский, была отменена цензура. Мы уже говорили об этом. Фактически она не существовала еще с марта, но теперь в стране вводилась почти полная свобода печати. Советское посольство в Праге тщательно коллекционировало статьи и карикатуры, которые рассматривались как антисоветские и антикоммунистические, все эти подборки отправлялись в Москву. Немало имелось карикатур на Брежнева и Косыгина. Так, например, когда в Прагу приехал Косыгин, «Литерарни листы» изобразила Косыгина в виде большого волка, а Дубчека в виде девочки в красной шапочке. Подпись гласила: «Вот и кончилась твоя сказочка, Красная Шапочка».

В июле 1968 года советская печать продолжала полемику с рядом чехословацких деятелей, иногда полностью публикуя возражения оппонентов. Однако тон и характер статей в нашей печати становились все более резкими и даже угрожающими. В конце месяца, находясь у брата в Обнинске, я с удивлением наблюдал непрерывно идущие на запад военные эшелоны с солдатами и танками. Осведомленные люди говорили мне, что вопрос о военном вмешательстве уже предрешен. Чехословацкие лидеры предвидели такую возможность, но все же считали ее маловероятной, так как, проводя внутренние реформы, они многократно и искренне подтверждали свою преданность Варшавскому Договору, лояльность к СССР и верность всем советско-чехословацким соглашениям.

Главным событием в жизни ЧССР в июле стал манифест «Две тысячи слов», опубликованный в нескольких газетах и подписанный 70 представителями интеллигенции, среди которых было много членов партии, а также известных всей стране писателей, художников, композиторов, путешественников, спортсменов. Цель манифеста состояла в том, чтобы ускорить демократизацию страны и оказать давление на партийное руководство. Он отражал мнение большей части творческой интеллигенции страны, и поэтому с этим документом нельзя было не считаться. Сколь ни резкой была в нем критика в адрес КПЧ, в основном она была справедливой.

В целом это был правдивый и искренний документ, в котором содержались многие из требований и положений «Программы действий КПЧ». Однако в тех условиях, в которых находилась в июле 1968 года Чехословакия, публикация манифеста не являлась разумным решением, так как его немедленно использовали в своих целях консервативные силы и в самой Чехословакии, и за ее пределами. Они объявили «Две тысячи слов» контрреволюционным документом, в котором якобы содержится призыв к свержению коммунистического правительства в ЧССР и уничтожению всех завоеваний социализма. Авторы манифеста не учитывали, что программа действий КПЧ еще не выполнена и никакая параллельная и «более радикальная» программа действий не сможет помочь – просто необходимо время. Кроме того, в Манифесте слишком драматизировалось положение в ЧССР, что тоже было неразумно. В стране уже существовала свобода печати, и каждая группа людей могла и имела право высказывать свою точку зрения. Поэтому манифест, составленный М. Вацуликом, следовало также обсудить и подвергнуть критике. Именно так и поступило руководство КПЧ. Оно резко раскритиковало «Две тысячи слов». Президиум ЦК КПЧ оценил данный документ как анархический, призывающий к непозволительным и незаконным действиям – забастовкам, бойкоту и т. д. Осудило этот манифест и Национальное собрание. Казалось бы, этого было достаточно.

Однако в печати СССР «Две тысячи слов» вызвали приступ хорошо оркестрованной политической истерии. Читатели «Правды» или «Литературной газеты» могли подумать, что враги социализма в ЧССР уже не только «рвутся к власти», но и близки к осуществлению своих целей. Все люди, подписавшие «Две тысячи слов», объявлялись контрреволюционерами, реакционерами, «подрывными элементами», а ведь под манифестом стояли подписи людей, которых хорошо знала и уважала вся Чехословакия.

Хотя военная акция против ЧССР и была уже подготовлена, Брежнев продолжал испытывать неуверенность и колебался. Сомнения на этот счет высказывал и Косыгин. Однако наиболее жесткую линию проводили такие члены Политбюро, как Шелест и Мазуров, а также многие влиятельные члены ЦК КПСС. «Если понадобится, то мы и Дубчека расстреляем», – сказал в беседе с академиком А. Д. Сахаровым министр среднего машиностроения Е. П. Славский. Он явно намекал на судьбу Имре Надя, расстрелянного после подавления восстания в Венгрии. Академик Сахаров продолжал еще работать на ответственном посту в этом министерстве и хотел поделиться своими сомнениями и опасениями с министром.

В такой ситуации КПЧ выступила с инициативой начать двухсторонние переговоры. Отказаться от таких переговоров было трудно, и Брежнев согласился. Вначале было предложено провести их на советской территории, что не устраивало КПЧ, потом – на территории Чехословакии, что не устраивало КПСС. Было решено организовать встречу в пограничном местечке Чиерне-над-Тиссой, причем во встрече должны были участвовать полные составы Политбюро ЦК КПСС и Президиума ЦК КПЧ. В промежутках между заседаниями советская делегация могла отдыхать на советской территории, а чехословацкая – на словацкой. В коммюнике об этой встрече, которая продолжалась пять дней – с 28 июля по 1 августа 1968 года, говорилось, что между Президиумом ЦК КПЧ и Политбюро ЦК КПСС «состоялся широкий товарищеский обмен мнениями по вопросам, интересующим обе стороны». Согласно коммюнике, встреча происходила «в обстановке полной откровенности и взаимопонимания и была направлена на поиски путей дальнейшего развития и укрепления традиционных дружеских отношений между нашими народами и партиями». Но, как стало известно позднее от чехословацких участников, переговоры в Чиерне-над-Тиссой шли в атмосфере жестокой полемики и даже угроз. Одно из совещаний было прервано, так как член Политбюро и Первый секретарь ЦК КП Украины П. Е. Шелест выступил с ничем не обоснованными нападками на руководство КПЧ. После выступления Шелеста вся чехословацкая делегация покинула Чиерну и вернулась на заседания лишь после того, как советские участники встречи принесли свои извинения. В самый последний день заседаний во время личной встречи между Брежневым и Дубчеком было решено продолжить переговоры, но уже с представителями других коммунистических партий. Встреча была назначена на 3 августа в Братиславе. У чешских и словацких руководителей сложилось впечатление, что Брежнев действительно хочет мирного разрешения возникшего конфликта.

Братиславская встреча продолжалась три дня и завершилась подписанием заявления, в котором говорилось о «творческом решении» каждой партией проблем социалистического развития, «дальнейшем развитии социалистической демократии», а также «об уважении суверенитета и национальной независимости всех социалистических стран». Это заявление подписали также Ульбрихт и Гомулка, которые еще за несколько дней до этого решительно требовали погасить «очаг ревизионистской заразы» в ЧССР и грозили в противном случае снять с себя ответственность за положение в ГДР и ПНР.

После Братиславы многие люди и в СССР, и в ЧССР вздохнули с облегчением. Казалось, что кризис миновал. Все западноевропейские компартии также приветствовали заявление шести компартий (включая БКП и ВСРП).

Август – время отпусков для советских руководителей. Л. И. Брежнев был болен еще во время встречи в Чиерне-над-Тиссой и не мог поэтому участвовать в некоторых заседаниях. Теперь, после Братиславы, Брежнев сразу же отправился в Крым на отдых и лечение. Выехал на лечение и Косыгин. В такие дни общее руководство страной и партией поручается одному из членов Политбюро. По некоторым признакам в Москве стало известно, что эти обязанности в середине августа исполнял П. Е. Шелест.

Только десять дней прошли в Москве и в Праге спокойно. Вероятно, 15 или 16 августа я узнал, что Брежнев и Косыгин возвратились в Москву, прервав свой отпуск. Затем начали поступать сведения, что в Москве происходит то ли секретный Пленум ЦК, то ли расширенное заседание Политбюро с участием некоторых членов ЦК КПСС и видных военных лидеров. Эти сообщения косвенно подтвердились тем фактом, что в советской печати, которая с 5 по 15 августа заметно смягчила тон своих статей о положении в Чехословакии, неожиданно началась новая античехословацкая кампания. И «Правда», и «Известия», и «Литературная газета» снова начали публиковать тенденциозные, а то и просто клеветнические материалы о «разгуле реакции» в Чехословакии.

Что же случилось за эти десять дней? Это остается неясным до сих пор. Во всяком случае в Чехословакии не произошло никаких изменений, которые требовали бы иных оценок и решений, чем только что принятые в Братиславе. Ничего существенного не произошло за это время и в СССР. Никаких новых, а тем более провокационных шагов не предпринимали и страны Запада. Тем не менее вся ситуация вокруг Чехословакии заметно ухудшилась.

Можно предположить, что изменение позиции СССР было вызвано новой расстановкой политических сил в руководстве СССР. К советским лидерам, придерживающимся наиболее жесткой политики, относили Шелеста, Полянского, Мазурова, Кириленко и Пельше, из секретарей ЦК – Устинова, Катушева и Демичева, а также почти всех маршалов – членов ЦК. В качестве повода для созыва чрезвычайного заседания Политбюро или даже Пленума ЦК КПСС они избрали какое-то новое «обобщенное» послание из советского посольства в ЧССР, составленное все теми же Червоненко и Удальцовым. Кроме того в ЦК КПСС поступило письмо-обращение от членов ЦК КПЧ – противников Дубчека и его реформ. Эти люди имели все основания бояться, что на сентябрьском съезде КПЧ они будут исключены из состава ЦК. Свое политическое поражение они представляли как поражение социализма в Чехословакии и, извращая ситуацию в стране, призывали СССР к военному вмешательству, так как могли остаться у власти, лишь опираясь на советские штыки. В Москве с 17 по 20 августа непрерывно происходили заседания и совещания на самых высоких уровнях, и это обстоятельство не предвещало ничего хорошего. Мысль о вторжении витала в воздухе.

Вечером 20 августа я был в гостях у известного режиссера М. И. Ромма. Мы говорили только о Чехословакии. Ромм ждал вторжения. Я говорил ему, что это решение было бы настолько губительным и позорным, что я все же надеюсь на мирное разрешение конфликта. К сожалению, очень скоро выяснилось, что прав оказался именно Ромм.

Рано утром 21 августа Москва узнала из сообщений радио о вступлении советских войск, а также воинских подразделений Польши, Болгарии, ГДР и Венгрии на территорию Чехословакии. В сообщении ТАСС говорилось, что эта акция предпринята «по просьбе партийных и государственных деятелей ЧССР». Не было, однако, сказано, что это за «деятели» и какое они имеют право обращаться с просьбой об оккупации собственной страны.

Только вечером 21 августа было обнародовано «Обращение группы членов ЦК КПЧ, правительства и Национального собрания ЧССР к странам Варшавского Договора и к гражданам Чехословакии», в котором говорилось о вторжении войск Варшавского Договора как о свершившемся факте. Никаких имен под этим документом не было.

По чехословацкому времени вторжение войск Варшавского Договора началось в 23 часа 20 августа. Войска были готовы к сопротивлению, орудия заряжены, все солдаты и офицеры предупреждены о необходимости подавлять все очаги вооруженного сопротивления. Но сопротивления нигде не было. Утром в некоторых местах раздалось несколько выстрелов, но это были или просто отчаявшиеся люди, или провокаторы. Население провожало идущие по дорогам войска с удивлением и гневом. Солдатам не давали пить и есть, с ними почти не вступали в контакт во время привалов, только чтобы выразить свое возмущение. К полудню 21 августа почти на всех перекрестках дорог были сняты указатели, снимались даже названия улиц и номера домов. Пограничники получили приказ – оставаться на границе и не мешать продвижению войск. Армия ЧССР была поднята по тревоге, но, согласно приказу, не должна была покидать мест своей дислокации, а солдаты и офицеры – казарм. Войска шли от всех границ, особое возмущение населения вызвало вступление на территорию страны немецких подразделений, которые через несколько дней пришлось отозвать.

Одновременно с движением наземных сил началась высадка специальных подразделений советских войск на Рузиском аэродроме близ Праги. Вскоре мощная колонна бронетанковых сил двинулась в направлении столицы. С чисто военной точки зрения, как отмечали позднее западные специалисты, операция была проведена четко, быстро, точно и эффективно. В Праге советские войска не встретили никакого сопротивления.

В здании ЦК КПЧ еще днем 20 августа началось заседание ЦК, так как члены партийного руководства уже не могли не видеть готовящегося вторжения. Когда вторжение началось, Президиум ЦК КПЧ имел лишь несколько часов для принятия каких-то решений. Одно из решений, о котором Президент ЧССР Л. Свобода немедленно сообщил войскам, – не оказывать вторгшимся военным частям никакого вооруженного сопротивления.

К 4 часам утра здание ЦК было окружено плотным кольцом советских солдат, бронемашин и танков. Отряд парашютистов и группа офицеров вошли в здание ЦК. Дубчек и его ближайшие соратники были окружены, телефонная связь прервана. На руководителей КПЧ направили дула восьми автоматов. Одновременно на площади перед ЦК собралась громадная толпа негодующих жителей Праги. Только через несколько часов кое-что начало проясняться.

Негодование жителей Праги было настолько ярко выраженным, что даже те, кто подписал призыв к интервенции, не решились создать то, что они планировали, – некое «революционное правительство». Это смешивало все карты организаторов вторжения.

Как стало известно только недавно, в Прагу вместе с войсками тайно прибыл член Политбюро и Первый заместитель Председателя Совета Министров СССР К. Т. Мазуров. Он находился здесь под именем «генерала Трофимова», хотя на нем была форма полковника. Он руководил действиями армии, подразделениями КГБ, гражданскими лицами и два-три раза в день разговаривал по специальному телефону с Брежневым и Косыгиным. Однако не только в Праге, но и в Москве плохо знали, что нужно делать, так как складывавшаяся обстановка совсем не соответствовала плану, разработанному ранее совместно с авторами «Обращения». В конце концов было решено арестовать лишь тех, кого считали главными фигурами «пражской весны». Из здания ЦК в сопровождении советских военных и нескольких работников чехословацкой службы безопасности, объявивших себя представителями «революционного трибунала», возглавляемого А. Индрой, вывели и увезли в неизвестном направлении Дубчека, Смрковского, Кригеля и Шпачека. Был арестован находившийся вне здания ЦК премьер Черник. Остальные руководители партии были освобождены и смогли покинуть здание ЦК. Вскоре арестовали также и Цисаржа. Всех арестованных доставили на аэродром и увезли, а затем разместили в разных местах заключения в СССР и Польше. С Дубчеком обращались особенно грубо; когда его толкнули на пол военного самолета, то рассекли ему лоб.

Утром 21 августа Чехословакия представляла собой бушующее море негодующих людей, в кольце которых оказались танки и войска интервентов. Они не могли, да и не имели права разгонять манифестации. Войска предназначались для военных действий, но повода для этого не было. Радио и специальные выпуски утренних газет призывали население к спокойствию, людей просили не строить баррикад и без нужды не выходить из дому. С призывом к спокойствию обратился к гражданам ЧССР и Президент Л. Свобода, к которому фактически перешла власть в стране. К концу дня вся Чехословакия была оккупирована, воздушные десанты захватили Братиславу, Брно и другие крупные города, дивизии «союзников» вошли в страну. Чехословацкая армия не оказывала сопротивления, но и не сдавала оружия.

Ночью 21 августа в Праге были снова предприняты лихорадочные усилия по созданию нового правительства. В одной из гостиниц собрались представители советского военного командования, посольства СССР и ряд просоветски настроенных лидеров КПЧ. Но дискуссия ничем не кончилась, было очевидно, что народ отвергнет любое антидубчековское правительство.

Между тем оставшиеся на свободе министры также собрались вечером и, избрав временное руководство, заявили о том, что берут управление страной в свои руки. И правительство, и Национальное собрание призывали народ к сплоченности и единству действий. Хотя редакции главных газет были заняты войсками, почти все газеты сумели наладить свою работу на базе других типографий. В городе появились миллионы листовок. Начал работать новый телевизионный центр и множество новых радиостанций. Москва не знала, что делать.

Советские войска в Праге оказались в полной изоляции, среди солдат и офицеров росло недовольство и недоумение. Они все время были окружены враждебной толпой. Население городов и сел не давало солдатам воды и пищи, не разрешало пользоваться туалетами, что создавало трудности при 30-градусной жаре. При этом войска имели приказ – не применять силу в отношении гражданского населения. Радиолюбители забивали передачи военных радиостанций. Некоторые чехи и словаки бросались под танки. С обеих сторон росло озлобление, но никакого политического решения кризиса в Москве найдено еще не было. По сообщениям чехословацких газет, одно из советских воинских подразделений заняло здание Академии наук ЧССР, а президенту Академии было вручено предписание:

«Я, представитель войск Варшавского Договора, старший лейтенант Орлов Ю. А., приказываю прекратить работу с 13 часов 22 августа всем работникам и членам Президиума Чехословацкой Академии наук и освободить все помещения Академии наук ЧССР».

Академия, разумеется, продолжала работать в других помещениях и обратилась за поддержкой к ученым всего мира.

Главным лицом в ЧССР оказался генерал армии И. Г. Павловский, заместитель министра обороны СССР и командующий сухопутными войсками СССР, которому было поручено командовать всей военной акцией в ЧССР. 22 августа Павловский издал приказ войскам Варшавского Договора покинуть небольшие поселки и прекратить блокаду правительственных зданий, сосредоточившись в парках и на площадях больших городов. Руководство различными подразделениями было частично утрачено, так как население разрушало дороги и связь, а электростанции перестали подавать электричество в советское посольство и в аэропорт. Хотя все подпольные чехословацкие радиостанции продолжали призывать народ к спокойствию, в случае какого-либо крупного инцидента могли начаться неконтролируемые столкновения, и тогда окруженные со всех сторон войска «союзников» оказались бы в крайне затруднительном положении. В Москве стало известно, что генерал Павловский и другие генералы требуют от Политбюро ЦК КПСС найти незамедлительно какое-то политическое решение.

Инициативу проявила чехословацкая сторона. 23 августа здесь было объявлено, что в Праге функционирует правительство в составе 22 прежних министров под руководством Л. Штроугала, заместителя О. Черника. Президент Л. Свобода вылетел в Москву. Но в Кремле по-прежнему не было решения, и Брежнев находился в растерянности. Для встречи Свободы на Внуковский аэродром выехали Брежнев и Косыгин.

Прибыв в Кремль, Свобода отказался вести переговоры с Брежневым и ультимативно потребовал освобождения Дубчека, Смрковского и других руководителей Чехословакии и включения их в чехословацкую делегацию. Брежнев вначале отказался выполнить это требование, но Свобода, в свою очередь, заявил, что он не вернется в свою страну без ее законных руководителей и что ему, как офицеру, остается только одно – покончить жизнь самоубийством в своей кремлевской резиденции. Брежнев достаточно хорошо знал Свободу, чтобы понимать, что это не пустая угроза. После бурных обсуждений сложившейся ситуации Политбюро ЦК КПСС было вынуждено принять решение об освобождении Дубчека и его коллег и согласиться с включением их в чехословацкую делегацию. Из разных мест заключения срочно доставили в Кремль Дубчека, Смрковского, Крителя, Черника и других. Дубчек был ранен, его голова перевязана, с ним часто происходили обмороки. Тем не менее переговоры в конце дня 23 августа начались, и в них участвовали, как и недавно в Чиерне-над-Тиссой, практически полные составы Политбюро ЦК КПСС и Президиума ЦК КПЧ. Я не буду останавливаться здесь на деталях этих переговоров; отмечу лишь, что они проходили трудно. Брежнев и Суслов вначале были крайне грубы, но затем вынуждены были сменить тон. В сущности, именно они потерпели крупнейшее политическое поражение и должны были теперь идти на уступки. Весь спор сводился только к размеру этих уступок. Но должны ли были идти на уступки Дубчек или Смрковский?

Советскому Союзу пришлось отказаться от своих планов создать новое правительство ЧССР и новое руководство КПЧ и позволить всем арестованным чехословацким коммунистам вернуться к исполнению своих прежних обязанностей. При этом СССР и КПСС брали на себя обязательство не вмешиваться во внутренние дела ЧССР и КПЧ. От чехословацкой стороны требовалось признать законным пребывание на ее территории определенного контингента советских войск. Кроме того, следовало аннулировать решения XIV (Высочанского) съезда КПЧ[56] и сохранить в новом составе ЦК КПЧ таких деятелей, как В. Биляк, А. Индра, Б. Швестка и некоторых других, которые считались «искренними друзьями» Советского Союза. Другие, менее существенные детали соглашения я опускаю.

Часть чехословацкой делегации приняла эти условия сразу. Конечно, такие условия были вполне приемлемы для Биляка, но их считал приемлемыми и Свобода. В то же время Кригель сразу же заявил, что такое соглашение унизительно для Чехословакии и что он ни при каких условиях его не подпишет. Дубчек и Смрковский колебались, и, в сущности, именно от их позиции зависела судьба соглашения. Оно было несправедливо, в этом трудно сомневаться.

И Дубчек, и Смрковский не хотели раскола коммунистического движения. Поскольку худшее, т. е. интервенция, уже стало фактом, то они были заинтересованы в каком-то компромиссе. Идти на полный разрыв с Советским Союзом они, видимо, боялись. Им казалось, что и при наличии в стране войск Варшавского Договора они смогут продолжить – хотя, может быть, и медленнее – программу реформ, как это удалось сделать Яношу Кадару в Венгрии. Они опасались, что в случае их отказа от компромисса реальное положение чехословацкого народа ухудшится. И в конечном счете Дубчек и Смрковский подписали соглашение. Не подписал его один лишь Кригель, однако единогласия в данном случае и не требовалось.

Итак, переговоры в Кремле были завершены компромиссным соглашением, текст которого был передан днем по радио. Это произошло только 27 августа 1968 года. Москва признала все решения КПЧ, кроме решений «подпольного» XIV съезда. Все руководители КПЧ и ЧССР, интернированные 21 августа, были освобождены и могли приступить к выполнению своих обязанностей. С другой стороны, сообщалось, что войска Варшавского Договора, вступившие на территорию ЧССР, временно останутся в Чехословакии, но не будут вмешиваться во внутренние дела этой страны. Чехословацкие руководители подтверждали свое желание развивать дружбу и сотрудничество с Советским Союзом и другими социалистическими странами.

Хотя соглашение и вызвало у многих чехов и словаков чувство неудовлетворенности, народ восторженно встретил Дубчека, Черника, Смрковского и Свободу. По чехословацкому радио Дубчек, Черник и Свобода выступали дважды. Повсеместно принимались резолюции с выражением доверия к руководителям страны, не было лишь резолюций с одобрением «московского коммюнике». На многих собраниях его отвергали как неравноправное соглашение, заключенное под давлением и в условиях оккупации. Особенно решительные резолюции были приняты на заводах и фабриках. В них выдвигались требования о немедленном выводе из ЧССР всех войск интервентов.

Несмотря на то что законные органы власти в ЧССР приступили к работе, а часть войск Варшавского Договора начала выходить из Праги и других городов, положение в стране продолжало оставаться сложным. Правительство ввело частичную цензуру и запретило деятельность таких явно антикоммунистических клубов, как «Клуб-231» или «Клуб беспартийных активистов». Прошел съезд партии в Словакии, который избрал Первым секретарем ЦК КП Словакии Г. Гусака. Руководители Словакии отказались от своих постов в ЦК КПЧ, избранном на XIV съезде в Праге. С краткой, но очень впечатляющей речью перед Национальным собранием выступил И. Смрковский. Он осудил оккупацию Чехословакии, но призвал народ к терпению и выдержке.

Я не буду в деталях описывать дальнейший процесс «нормализации» в Чехословакии. Он был сложным и противоречивым. С одной стороны, А. Дубчек и его единомышленники стремились в той или иной форме закрепить достигнутые «пражской весной» успехи и продолжить процесс демократизации и формирования «социализма с человеческим лицом». С другой стороны, советское руководство путем сложных политических маневров и интриг стремилось найти в КПЧ такую «центристскую» группу, которая не была скомпрометирована в августе 1968 года, но которая смогла бы принять советскую программу «нормализации».

Советская печать продолжала, однако, полемизировать с большинством чешских и словацких газет и оправдывать действия войск Варшавского Договора. Для оправдания советского вмешательства во внутренние дела Чехословакии начали создаваться различного рода фальшивые концепции.

26 сентября в «Правде» была опубликована статья С. Ковалева «Суверенитет и интернациональные обязанности социалистических стран». Эта статья вызвала осуждение и резкую критику во всем мире, включая и многие органы коммунистической печати. Изложенная в этой статье доктрина и получила вскоре название «доктрины Брежнева», или «доктрины ограниченного суверенитета социалистических стран». В статье С. Ковалева можно было прочесть:

«Народы социалистических стран безусловно имеют и должны иметь свободу для определения путей развития своей страны. Однако любое их решение не должно наносить ущерб как социализму в своей стране, так и коренным интересам других социалистических стран, всему мировому рабочему движению, ведущему борьбу за социализм… В конкретной своей форме социалистический строй существует в отдельных странах, имеющих свои определенные государственные границы, и он развивается с учетом особенностей каждой такой страны. И никто не вмешивается в конкретные меры по совершенствованию социалистического строя в различных странах социализма. Но дело коренным образом меняется, когда возникает опасность самому социализму в той или иной стране. Мировой социализм как социальная система является общим завоеванием трудящихся всех стран, он неделим, и его защита – общее дело всех коммунистов, всех прогрессивных людей земли, в первую очередь трудящихся социалистических стран… Коммунисты братских стран, естественно, не могли допустить, чтобы во имя абстрактно понимаемого суверенитета социалистические государства оставались в бездействии, видя, как страна (т. е. ЧССР. – Р. М.) подвергается опасности антисоциалистического перерождения».

Эта очень опасная доктрина стала затем развиваться и в других публикациях в газетах, журналах и книгах. Граждан социалистических стран пытались убедить, что они не имеют права относиться с безразличием к событиям в других социалистических странах. Но кто может определить сам факт и размеры антисоциалистического перерождения? Китай, например, считал в 1968 году, что такое перерождение происходит или уже произошло в СССР, а мы обвиняли в этом же сам Китай. Так что же, надо было нанести «упреждающий» удар по Китаю? Или Китай должен был направить свой воздушный десант на Москву, чтобы предотвратить «капиталистическое перерождение» нашей страны?

В Чехословакии активно происходил процесс «нормализации», однако под «нормализацией» разные круги в стране и вне ее понимали разные вещи. Восстанавливалась работа предприятий, транспорта, снабжение населения. Опросы общественного мнения показали, что популярность Дубчека и его ближайших союзников в руководстве КПЧ еще более возросла. Газеты свободно обсуждали ситуацию в стране, критикуя тех деятелей, которые, по всеобщему мнению, обращались к СССР с просьбой о введении войск в ЧССР.

В середине октября СССР и ЧССР подписали и быстро ратифицировали Договор о временном размещении в стране советских войск. Из ЧССР выводились все воинские подразделения Польши, Венгрии, ГДР и Болгарии и оставались лишь советские войска численностью 60–70 тысяч человек. Они размещались в основном на западных границах республики в казармах чехословацкой армии.

Давление со стороны брежневского руководства продолжалось, и Дубчек, хотя и медленно, но уступал одну позицию за другой. Часть народа явно устала от противостояния, и в среде интеллигенции появились признаки апатии. В то же время среди молодежи усиливались радикальные настроения. С одной стороны, 7 ноября 1968 года перед советским посольством в Праге состоялись немногочисленные демонстрации, были случаи сожжения советских флагов, сидячих забастовок. С другой стороны, в Праге было проведено большое собрание рабочих и служащих, на котором одобрялось присутствие советских войск в ЧССР и критиковалась политика Дубчека и руководства КПЧ.

В середине ноября 1968 года в Праге состоялся расширенный Пленум ЦК КПЧ, на котором произошел ряд изменений в высших органах партии. Так как состав Президиума ЦК КПЧ оказался слишком большим, Пленум образовал Исполком Президиума ЦК КПЧ во главе с Дубчеком.

В начале января 1969 года политическое положение в Чехословакии вновь обострилось. В четверг, 16 января, в Праге на Вацлавской площади произошло трагическое событие, всколыхнувшее всю страну. Покончил с собой путем самосожжения студент Ян Палах. В оставленной им записке говорилось, что у народов Чехии и Словакии нет надежды и, чтобы пробудить народ, группа добровольцев решила себя сжечь. «Я имел честь, – писал Палах, – вытащить по жребию первый номер, получить возможность написать первые письма и стать первым факелом».

ЦК КПЧ опубликовал по поводу этой трагедии специальное обращение, в котором обещал народу проводить политику демократизации и просил молодежь поддержать эту политику, а не прибегать к самоубийствам. Дубчек, Свобода, Черник и Смрковский направили матери Палаха телеграмму соболезнования.

Хотя опросы общественного мнения и показывали, что популярность Дубчека остается очень высокой во всех слоях населения, Брежнев и другие советские руководители явно искали пути для устранения от власти в партии главных деятелей «пражской весны». Но и народ также не хотел стоять на полпути. Напряжение возрастало, и опять каждый случайный повод мог стать причиной политического кризиса. В конце марта 1969 года таким поводом стала победа чехословацкой сборной в хоккейном чемпионате над советской командой. После первой победы демонстрация болельщиков была сравнительно мирной, но вторая демонстрация, вечером 28 марта, была уже более бурной. Однако дальше события развивались действительно под руководством «одной опытной руки». В ночь на 29 марта в некоторых городах ЧССР, в том числе и в Праге, были разгромлены помещения «Интуриста», «Аэрофлота» и нескольких других советских учреждений. Демонстрации болельщиков прекратились поздно вечером, а разгром советских учреждений произошел уже под утро. Никто из погромщиков не был задержан и арестован. Полиция бездействовала. Неудивительно, что у многих чехов возникла мысль о заранее спланированной провокации. Брежнев направил Дубчеку резкое послание, напоминающее ультиматум; министр обороны СССР Гречко вылетел в Чехословакию. Он угрожал вновь ввести советские войска в Прагу и другие города и предъявил Президенту ЧССР ряд требований, которые Свобода отклонил. Чрезвычайное заседание Президиума ЦК КПЧ осудило хулиганские акции, имевшие место в ночь на 29 марта. Было решено еще более усилить контроль за печатью, в частности, закрыть еженедельник «Политика» из-за «ошибок политического характера». Однако продолжавшийся нажим Советского Союза с одной стороны и политика постоянных мелких и крупных уступок чехословацких лидеров с другой не могли не привести к серьезным изменениям в руководстве КПЧ. 17–20 апреля 1969 года в Праге состоялся новый Пленум ЦК КПЧ.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.