Исторические анекдоты о Сократе

Исторические анекдоты о Сократе

* * *

В 469 г. до н. э. в Афинах в семье камнетеса Софроникса и повитухи Фенареты родился мальчик. При первом же взгляде на этого ребенка афинский оракул якобы сказал его отцу: «Пусть сын делает то, что ему заблагорассудится… так как он уже имеет внутри себя на всю жизнь руководителя, который лучше тысячи учителей и воспитателей».

* * *

Как-то раз, беседуя с юношей Ефидемом, который надеялся обрести мудрость изучением философских книг, Сократ спросил:

– Скажи мне, Ефидем, в Дельфы ты когда-нибудь ходил?

– Даже два раза, – отвечал тот.

– Заметил ты на храме где-то надпись: «Познай самого себя»?

– Да.

– Что же, к этой надписи ты отнесся безразлично или обратил на нее внимание и попробовал наблюдать, что ты собою представляешь?

– Конечно, нет, клянусь Зевсом, я воображал, что это-то уж вполне знаю: едва ли я знал бы что-нибудь еще, если бы не знал даже самого себя.

* * *

По рассказу[39] Платона, когда один из друзей привел Сократа в живописную рощу близ Афин, тот радовался как ребенок.

– Клянусь Герой, прекрасный уголок! – восклицал он в восторге. – Этот платан такой развесистый и высокий, а разросшаяся, тенистая верба великолепна: она в полном цвету, все кругом благоухает. И что за славный родник пробивается под платаном: вода в нем совсем холодная, можно попробовать ногой. Судя по изваяниям дев и жертвенным приношениям, видно, здесь святилище каких-то нимф и Ахелоя. Да если хочешь, ветерок здесь прохладный и очень приятный; по-летнему звонко вторит он хору цикад. А самое удачное – это то, что здесь на пологом склоне столько травы – можно прилечь, и голове будет очень удобно. Право, ты, наверное, отличный проводник, милый Федр.

– А ты поразительный человек, – отвечал Федр, – до чего же ты странен! Ты говоришь, словно какой-то чужеземец, нуждающийся в проводнике, а не местный житель. Из нашего города ты не только не ездишь в чужие страны, но, кажется мне, не выходишь даже за городскую стену.

– Извини меня, добрый мой друг, я ведь любознателен, а местности и деревья ничему не хотят меня научить, не то что люди в городе.

* * *

Говорят, еще при жизни Учителя Платон начал записывать некоторые из его бесед. Прочтя одну из таких записей, Сократ в комическом ужасе воскликнул: «Боги! Как много этот юноша наклепал на меня!»

* * *

Сократ искал юношу, который разбирался бы в геометрии. Ему указали на некоего Теэтета, в будущем – знаменитого математика. Сократ заговорил с Теэтетом и заявил ему, что не может разобраться в том, что же такое знание. Тот признался, что не видит удовлетворительного ответа. Тогда Сократ сказал:

– Твои муки происходят оттого, что ты не пуст, милый Теэтет, а скорее тяжел.

– Не знаю, Сократ. Но я рассказываю о том, что испытываю.

– Забавно слушать тебя. А не слыхал ли ты, что я сын повитухи – очень почтенной и строгой повитухи, Фенареты?

– Это я слышал.

– А не слышал ли ты, что и я промышляю тем же ремеслом?

– Нет, никогда.

– Знай же, что это так, но только не выдавай меня никому. Ведь я, друг мой, это свое искусство скрываю… В моем повивальном искусстве почти все так же, как и у них, – отличие, пожалуй, лишь в том, что я принимаю у мужей, а не у жен, и принимаю роды души, а не плоти. Самое же великое в нашем искусстве – то, что мы можем разными способами допытываться, рождает ли мысль юноши ложный призрак или же истинный и полноценный плод.

* * *

Идет Сократ. Вдруг он видит – один мужчина гонится за другим и кричит:

– Держи убийцу! Держи убийцу!

Сократ никак не реагирует, и убегающему удается скрыться. Тут к Сократу подбегает второй и спрашивает:

– Почему ты не задержал убийцу?

– Убийцу? А кто такой убийца?

– Это человек, который убивает.

– Ты хочешь сказать, мясник?

– Нет, человек, который убивает другого человека.

– Воин?

– Да нет же, человек, который убивает другого человека в мирное время.

– Палач?

– Ты что, глупый? Это человек, который убивает другого человека, скажем, в его же доме.

– Ага, понятно, – врач.

* * *

Согласно легенде, дельфийская Пифия заявила, что Сократ превзошел всех своею мудростью. Философ, убежденный в том, что истина пока от него скрыта, был немало удивлен и, дабы утвердиться в своем убеждении, решил поговорить с теми, кого считал умнее себя. К его еще большему изумлению, в ходе этих разговоров обнаружилось, что его собеседники столь же далеки от постижения истины, хоть и полны интеллектуального самодовольства. Сократу приписывают слова: «Я по крайней мере знаю, что ничего не знаю, а они не знают даже этого».

* * *

Однажды во время спора противник Сократа не сдержался и ударил его. Испугавшись того, что произошло, он начал уговаривать философа не подавать на него в суд.

– Если меня лягнул осел, стану ли я подавать на него в суд? – сказал Сократ ударившему.

* * *

Однажды Сократа спросил ученик:

– Объясни мне, почему ты всегда в хорошем настроении?

Сократ ответил:

– Потому что я не обладаю ничем таким, о чем стал бы жалеть, если бы утратил.

* * *

Гетера Каллисто однажды насмешливо заявила Сократу, что если она захочет, то переманит к себе всех его друзей и учеников, а вот ему это сделать с ее друзьями не удастся.

– Конечно, – сказал философ. – Тебе легче: ведь ты зовешь спускаться вниз, а я – подниматься вверх.

* * *

Как-то один знакомый Сократа, известный своей расточительностью, спросил, у кого можно одолжить денег.

– Займи у себя – сократи свои расходы, – сказал ему Сократ.

* * *

После ученой беседы с друзьями Сократ возвращался домой. Его жена Ксантиппа встретила философа бранью, потом окатила его водой.

– Так и должно быть, – невозмутимо сказал Сократ своим ученикам. – Вначале гром, а потом дождь.

* * *

Когда Сократ прочел сочинения философа Гераклита, он сказал:

– То, что я понял, – замечательно. По-видимому, прекрасно и то, что я не смог понять.

* * *

К Сократу обратился один из его учеников:

– Надумал я жениться. Что ты мне посоветуешь?

Философ ответил:

– Смотри не сподобься рыбам, которые, попав в невод, стремятся вырваться на волю, а находясь на воле, стремятся к неводу. Как бы ты ни поступил, все равно потом будешь жалеть.

* * *

Как известно, Сократ многим рассказывал о своем демоне. По его словам, он по воле богов слышит голос. В подтверждение Сократ приводил случай с Хармидом, сыном Главкона. Тот стал рассказывать Сократу, что упражняется для участия в Немейских играх. Но едва он начал рассказывать, Сократ услышал голос и стал отговаривать Хармида от этого. Хармид не послушался, и его старания не увенчались успехом.

Особенную славу демон Сократа получил после поражения афинского войска от беотийцев при Делии в 424 г. до н. э. Тогда разбитое афинское войско бежало с поля битвы, но Сократ немного задумался, а потом заявил, что его демон велит совершить переход у Регисты. Большинство афинян не послушались Сократа, так как предложенный им путь был намного длиннее обычного. Они вскоре попали под удар беотийской конницы и были все уничтожены. Алкивиад, Лахет и еще несколько человек последовали за Сократом и благополучно вернулись в Афины.

* * *

Если Сократу казалось, что ему дается какое-нибудь указание от богов, то уговорить его поступить вопреки этому указанию было труднее, чем уговорить взять проводника слепого и не знающего дороги вместо зрячего и знающего. Да и других бранил он глупцами, кто поступает вопреки указанию богов из опасения дурной славы у людей; сам же он совет от богов ставил выше всех человеческих отношений. Он удивлялся, как они не понимают, что постигнуть человеку это невозможно.

* * *

Одаренный, как говорят, склонностью к вспыльчивости и тою живостью природы, которая позволяла ему воодушевляться, когда он говорил, жестикулировать, сверкать огнем больших своих глаз и даже бить себя и драть за волосы, Сократ с самой молодости пользовался всем, что только могло укрепить его в терпении, умиротворить его душу и в поведении давать руководствоваться одним разумом. Никогда не говорил он меньше и с большей кротостью, как тогда, когда сердился. Тогда видно было, как он волновался, но видно было также и то, как он старался овладеть своею горячностью. Однажды, раздражаясь на раба и полагая без сомнения, что наказывать человека, когда на него сердишься, – значит не учить его, а мстить ему, он только погрозил ему и сказал:

– Я бы поколотил тебя, если бы не был сердит!

* * *

Однажды Сократ поздней ночью возвращался с пира. Несколько юношей, прослышав об этом, решили подшутить над ним. Они запаслись факелами, масками эриний и устроили ему засаду. Сократ не испугался, спокойно остановился и стал задавать молодым людям вопросы, как привык это делать в Ликее или в Академии.

* * *

Однажды Сократ предложил своей жене Ксантиппе свой гиматий[40], чтобы она могла в нем полюбоваться праздничным шествием, но та отказалась. Тогда Сократ сказал: «Видно, ты хочешь не смотреть, а чтобы на тебя смотрели».

* * *

Ксантиппа утверждала, что, несмотря на множество перемен в городе и в их собственной жизни, Сократ всегда выходил из дому или возвращался в него с одним и тем же выражением лица. Так он легко свыкался со всем и никогда не терял присутствия духа.

* * *

Во время одного из праздников в Афинах Алкивиад послал Сократу богатые дары. Ксантиппа была поражена дорогим подарком и просила мужа принять его, но Сократ сказал: «Пусть мы в честолюбии не уступим Алкивиаду и откажемся от всего этого».

* * *

Алкивиад доказывал Сократу, что, благодушно обращаясь с женой и не возмущаясь ее выходками, он только поощряет этим ее крикливое нетерпение.

– Я приучил себя ко всему этому шуму, – отвечал мудрец, – как привыкают люди к скрипу блоков. Впрочем, ты дурно говоришь про мою жену, а сам разве не выносишь криков своих гусей и разве сердишься, что они оглушают тебя?

– Но ведь гуси приносят мне выгоды, – отвечал Алкивиад, – несут яйца и высиживают гусят.

– А жена моя, – возразил Сократ, – разве не дает мне детей?

* * *

Алкивиад недолюбливал сварливую жену Сократа Ксантиппу.

– Почему, – спрашивал он у Сократа, – не прогонишь ты эту женщину?

– Потому что, – сказал Сократ, – имея ее, я упражняюсь в терпении и кротости, с которыми потом выношу дерзости и оскорбления от других. Добрый муж должен исправлять недостатки жены или претерпевать их. Если он их исправит, он создаст себе приятную подругу. Если же он их претерпевает, он работает над усовершенствованием самого себя.

* * *

Алкивиад подарил Сократу большой красиво испеченный пирог. Разозленная Ксантиппа швырнула пирог на пол и растоптала его ногами. Сократ же со смехом сказал: «Ну вот, теперь и тебе он не достанется».

* * *

Однажды Сократ привел к себе в гости юного и прекрасного Эфидема. Ксантиппа не была об этом предупреждена. Она подняла большой шум, стала жаловаться на бесцеремонность чудака-мужа и принялась, брюзжа, готовить обед. Потом, все более и более досадуя на ясную невозмутимость мудреца, она так рассердилась, что ухватилась за стол и опрокинула его. В смущении Эфидем поднялся и хотел уйти. Но Сократ, обращая в смех это непредвиденное недоразумение, удержал его.

– Останься, Эфидем, – сказал он, – разве ты не помнишь, как намедни, когда мы ужинали у тебя, курица случайно вскочила на стол и уронила приборы, которые ты только что поставил? Разве я тогда смутился и собрался уходить от тебя?

* * *

Сократ спрашивает Аристодема, человека, смеявшегося над религией, чтит ли он великих мастеров: поэтов, скульпторов, живописцев. «Разумеется», – отвечает тот. Тогда Сократ подробно описывает некоторые удивительно устроенные организмы, и Аристодем соглашается, что это похоже на «искусную работу кого-то».

– А в самом себе ты признаешь присутствие чего-нибудь разумного?

Собеседник не может с этим не согласиться.

– А в других местах нигде нет ничего разумного? Неужели ты можешь это думать, зная, что в тебе находится лишь малая часть громадной земли и ничтожная доля огромного количества жидкости? Равным образом, от каждого из составных элементов, несомненно великих, ты получил по ничтожной части в состав твоего тела; только ум, стало быть, которого нигде нет, по какому-то счастливому случаю, думаешь, ты весь забрал себе, а этот мир, громадный, беспредельный в своей множественности, думаешь, пребывает в таком стройном порядке благодаря какому-то безумию?

– Да, клянусь Зевсом, думаю так: я не вижу хозяев, как не вижу мастеров здешних работ.

– Да ведь и души своей ты не видишь, а она хозяйка тела.

В конце концов Аристодем соглашается, что есть Некто незримый, кто является причиной всего, но это в его глазах еще не оправдывает религию.

– Нет, Сократ, право, я не презираю Божества, а, напротив, считаю его слишком величественным, чтобы ему нужно было почитание с моей стороны.

– Если так, то чем величественнее Божество, которое, однако, удостаивает тебя своего попечения, тем больше следует чтить его.

* * *

Однажды Алкивиад (по словам Памфилы в VII книге «Записок») предложил ему большой участок земли, чтобы выстроить дом; Сократ ответил: «Если бы мне нужны были сандалии, а ты предложил бы мне для них целую бычью кожу, разве не смешон бы я стал с таким подарком?»

* * *

Посмотрев, как Евклид навострился в словопрениях, он сказал ему: «С софистами, Евклид, ты сумеешь обойтись, а вот с людьми – вряд ли».

* * *

Хармид предлагал Сократу рабов, чтобы жить их оброком, но он не принял. Уже стариком он учился играть на лире: разве неприлично, говорил он, узнавать то, чего не знал? Плясал он тоже с охотою, полагая, что такое упражнение полезно для крепости тела.

* * *

Однажды Сократ позвал к обеду богатых гостей, и Ксантиппе было стыдно за свой обед. «Не бойся, – сказал он, – если они люди порядочные, то останутся довольны, а если пустые, то нам до них дела нет».

* * *

Нестоящую чернь Сократ сравнивал с человеком, который одну поддельную монету отвергнет, а груду их примет за настоящие.

* * *

Сократу сообщили, что кто-то говорит о нем дурно. «Это потому, что его не научили говорить хорошо», – сказал он в ответ.

* * *

Однажды Сократ обратил внимание на то, что Антисфен, его ученик и основатель кинической школы, старается выставить напоказ дыры на своей одежде, и сказал: «Перестань красоваться».

* * *

Аристипп спросил Сократа, знает ли он что-нибудь прекрасное.

– Даже много таких вещей, – отвечал Сократ.

– Все они похожи одна на другую? – спросил Аристипп.

– Нет, так непохожи некоторые, как только возможно, – отвечал Сократ.

– Так как же непохожее на прекрасное может быть прекрасным? – спросил Аристипп.

– А вот как, – сказал Сократ. – На человека, прекрасного в беге, клянусь Зевсом, непохож другой, прекрасный в борьбе; щит, прекрасный для защиты, как нельзя более непохож на метательное копье, прекрасное для того, чтобы с силой быстро лететь.

‹…›

– Так и навозная корзина – прекрасный предмет? – спросил Аристипп.

– Да, клянусь Зевсом, – отвечал Сократ, – и золотой щит – предмет безобразный, если для своего назначения первая сделана прекрасно, а второй дурно.

– Ты хочешь сказать, что одни и те же предметы бывают и прекрасны, и безобразны? – спросил Аристипп.

– Да, клянусь Зевсом, – отвечал Сократ, – равно как и хороши, и дурны: часто то, что хорошо от голода, бывает дурно от лихорадки, и что хорошо от лихорадки, дурно от голода; часто то, что прекрасно для бега, безобразно для борьбы, а то, что прекрасно для борьбы, безобразно для бега: потому что все хорошо и прекрасно по отношению к тому, для чего оно хорошо приспособлено, и, наоборот, дурно и безобразно по отношению к тому, для чего оно дурно приспособлено.

* * *

Если кто возражал Сократу по поводу чего-нибудь и не мог сказать ничего определенного, а без доказательства утверждал, что тот, про кого он сам говорит, или умнее, или искуснее в государственных делах, или храбрее и тому подобное, то Сократ обращал весь спор назад, к основному положению, приблизительно так:

– Ты утверждаешь, что тот, кого ты хвалишь, более достойный гражданин, чем тот, кого я хвалил?

– Да, я так утверждаю.

– Так давай сперва рассмотрим вопрос, в чем состоят обязанности достойного гражданина…

* * *

К Сократу в Афины издалека приехал молодой человек, горящий желанием овладеть искусством красноречия. Проговорив с ним несколько минут, Сократ потребовал с него за обучение ораторскому искусству двойную плату. «Почему?» – задал вопрос удивленный ученик. «Потому, – ответил философ, – что мне придется обучать тебя не только говорить, но и тому, как молчать и слушать».

* * *

Однажды к Сократу пришел человек и сказал:

– Ты знаешь, что говорит о тебе твой друг?

Сократ ответил ему:

– Прежде чем сказать мне эту новость, просей ее через три сита. Первое – это сито правды. Ты уверен, что то, что ты мне сейчас скажешь, является правдой?

– Ну, я слышал это от других.

– Вот видишь, ты не уверен. Второе сито – это сито добра. Эта новость обрадует меня, станет для меня приятной?

– Совсем нет.

– И, наконец, третье сито – сито пользы. Будет ли эта новость полезной?

– Сомневаюсь.

– Вот видишь – ты хочешь рассказать мне новость, в которой нет правды и добра, к тому же она бесполезна. Зачем ее тогда говорить?

* * *

Когда против Сократа было выдвинуто официальное обвинение, друзья стали советовать ему подготовить апологию – защитительную речь на суде. Такие речи – наследие подлинной демократии – еще играли решающую роль на процессах.

– А разве вся моя жизнь не была подготовкой к защите? – спрашивал Сократ.

В ответ на возражения, что речь поможет ему оправдаться от возводимой на него клеветы, Сократ сослался на своего «даймона»: «Клянусь Зевсом, я уже пробовал обдумать защиту перед судьями, но мне противился божественный голос».

* * *

Друзья сделали все, чтобы спасти его от казни; старый товарищ Сократа Критон организовал побег и явился в тюрьму, чтобы помочь философу скрыться.

Когда он вошел, закованный старец спал тихим, безмятежным сном, словно его ожидала не чаша с ядом, а радостное пиршество в кругу друзей. Критона поразило это зрелище, и он долго в молчании сидел у изголовья Сократа.

Дождавшись пробуждения узника, Критон сообщил ему, что скоро прибудет корабль с Делоса и нужно бежать, пока не поздно. Друзья сочтут позором для себя, если не спасут учителя.

Но Сократ только улыбнулся: он был уже как бы за пределами этого мира. Он рассказал Критону, что ему снился вещий сон: прекрасная женщина в белом одеянии произнесла слова из Гомера о скором возвращении на родину.

– Странный сон, Сократ!

– А ведь смысл его как будто ясен, Критон. Оставь же это, Критон, и сделаем так, как указывает Бог.

* * *

«Сидя подле него, – говорит очевидец казни, – я испытывал удивительное чувство. Я был свидетелем кончины близкого друга, а между тем жалости к нему не ощущал – он казался мне счастливцем… я видел поступки и слышал речи счастливого человека! До того бесстрашно и благородно он умирал, что у меня даже являлась мысль, будто и в Аид он отходит не без божественного предопределения и там, в Аиде, будет блаженнее, чем кто-либо иной».

* * *

Один из друзей навестил философа накануне казни и предложил ему свой роскошный плащ.

– Неужели мой плащ годился только для жизни, а для смерти не пригоден? – возразил Сократ.

* * *

Когда ноги отяжелели, Сократ лег и покрылся плащом. Тело его постепенно теряло чувствительность, но он по-прежнему оставался невозмутимым. Вдруг он откинул плащ и обернулся к Критону: «Критон, мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте»…

Это были последние слова Сократа.

Петуха приносили в дар богу Асклепию по выздоровлении; очевидно, умирающий хотел сказать этим, что считает свою гибель выздоровлением для лучшей жизни в вечности.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.