IX. ПОХОДЫ МИНИХА, ЛАССИ, ДОЛГОРУКОГО

IX. ПОХОДЫ МИНИХА, ЛАССИ, ДОЛГОРУКОГО

КРЫМ НАКАНУНЕ ВТОРЖЕНИЯ

Еще в 1711 — 1712 гг., когда после катастрофы на Пруте шли переговоры о новом русско-турецком мирном пакте (действие Прутского договора было недолгим, он был аннулирован турками), хан всячески этот диалог тормозил. Тем не менее в 1712 г. был подписан трактат, согласно которому в течение 25 лет (срок его действия) Азов по-прежнему оставался во владении татар и турок; Каменный Затон и другие крепости у татарских границ восстанавливать после разрушения запрещалось. Вопрос о возобновлении "поминков" поднимался, но, очевидно, их анахронизм был настолько явен, что проблема этого средневекового рудимента безвозвратно утонула среди других, более актуальных, и никогда больше не поднималась.

В 1712 — 1714 гг. Турцией были заключены иные договоры, отразившие совершенно изменившуюся ее ориентацию — теперь направленную на мирное сосуществование с Россией и Польшей. Но с другой стороны, начались ее войны с Венецией и Австрией; это было новое, более актуальное направление внешней политики дряхлевшей империи, чем старый и бесплодный конфликт с Москвой. Сказалась эта перемена и на внешней политике Крыма.

В 1710 — 1720 гг. не отмечено ни одного большого похода татар на север. И дело здесь было не только в запретах султана. По самой своей сути набеги типологически всецело принадлежали средним векам. Теперь же и феодалы и ханы все более становились продуктом Нового времени, хотя и с некоторым опозданием. В ханский дворец и бейские резиденции вошла новая идеология, ранее не свойственная феодалам ни одной из европейских стран. Появились, хоть и робко вначале, новые модели социального поведения, структур экономического развития, культур[247]ных феноменов. За полвека, прошедшие с эпохи больших набегов совместно с Б. Хмельницким и другими казацкими лидерами, в Крыму многое изменилось. Полностью исчезли остатки кочевого скотоводства, среди татар преобладающим стал удельный вес земледельцев, ремесленников, рыбаков — слоев, и ранее не помышлявших о неверной и опасной прибыли от продажи угнанного "полона". Уже были безвозвратно утрачены сложные навыки многодневных конных походов. Абсолютное большинство крымцев свыклось с мирным трудом, а заперекопские орды, главная опора ханов в набеге, вышли из подчинения Бахчисараю.

Социально-экономическая по своей сути, эта эволюция неуклонно меняла и внешнюю политику ханства. Ни один из Гиреев, сменивших Девлета II, не помышлял более о том, чтобы диктовать, как ранее, свою волю Москве — цель эта не оправдывала средств. Да и опасными были новые конфликты до того, что ни разу более хан не идет в поход даже на Украину, не заручившись поддержкой Польши или иного врага России или казаков. И в Москве 1720-х гг. Крым рассматривают уже не как постоянную угрозу, но как обычное соседнее государство, представляющее не субъект, но объект агрессии. И чем более грозной становилась мощь Москвы для ее северных и западных соседей, чем обеспеченнее — ее граница с Польшей, Литвой и Скандинавией, тем чаще взоры Петербурга останавливались на бескрайних просторах цветущего Юга.

Удобный для экспансии момент наступил в начале 1720-х гг. Турки потерпели ряд поражений в войне с Австрией и Венгрией, и Петр воспользовался этим, чтобы усилить свое влияние в соседних с Турцией кавказских землях. В результате краткой войны с Персией к России в 1723 г. отошли Баку и Дербент с прилегающими территориями. В ответ Турция вторглась в Грузию, захватив Тбилиси. А еще через год в Стамбуле был подписан договор о разделе кавказских земель; России достались прикаспийские, области: Грузия, Ширван, Ереван, Карабах, часть Азербайджана.

В Крыму этих лет царил полный хаос, источником которого были обострения отношений между бейскими и ханскими родами. Дошло до смещения не[248]скольких Гиреев, прокатилась волна свирепых казней (Смирнов В.Д., 1889, 28 — 39). Именно поэтому ханы не могли (или не захотели) воспользоваться ослаблением турок в собственных, крымских целях. И когда к власти пришел Менгли-Гирей II (1724 — 1730), он вновь присягнул на верность султану, обязавшись слать крымцев в Трапезунд и далее, на Персидский театр военных действий Турции. Год за годом тянулись эти чуждые интересам Крыма, губительные для его народа войны за морем, а хан боялся ослушаться султана: то тут, то там вспыхивали искры едва погасших бейских мятежей, в которые всегда могли вмешаться турки. И даже когда в 1724 г. в Бахчисарай прибыли казацкие "командиры", чтобы в очередной раз просить о переходе в крымское подданство, хан отказался их принять.

Очередная вспышка антитурецкой активности России снова совпала с ухудшением положения Порты. Когда в 1730 г. там вспыхнуло восстание янычар, в Петербурге ощутилось явное "стремление освободиться от пут, наложенных Адрианопольским и Константинопольским договорами, вызванными неудачей Прутского похода, и получить выход к Черному морю" (Новицкий А.Д., 1963). На сей раз Россия решила привлечь к войне Персию, вернув ей Дербент, Баку и другие завоевания. Но не успели страны подписать договор, как турки бросились на едва освобожденные русскими земли Персии. Точнее, заняли их не турки, а посланные ими войска хана.

Новый крымский властитель Каплан-Гирей (1730 — 1736) обладал, очевидно, известной степенью самостоятельности от Порты, так как, получив указ о походе, он собрал диван, где поставил вопрос о необходимости такого выступления: ведь надо было "иметь в виду союз московов с персами: война против одних необходимо вызовет войну с другими, надо быть готовыми иметь дело с обеими сторонами" (Смирнов В.Д., 1889, 53).

Было решено все же войско готовить: реальная угроза турецких репрессий страшила хана и его совет больше, чем проблематичная со стороны России. Положение осложнялось тем, что конница под началом сыновей хана должна была проследовать через Кубань, т. е. территории, которые к тому времени русские считали своими. В 1735 г. к Дербенту дви[249]нулся и сам Каплан-Гирей с 80-тысячной армией. И вот, когда он удалился в кавказские предгорья, на Крым напали русские.

Зная о беззащитности полуострова, проводившего своих сыновей в далекий поход, на срочном возвращении хана теперь настаивал и сам султан, тем более что война с персами утихала. Вообще война эта была явлением достаточно сложным в русско-турецких отношениях и потому, что на протяжении нескольких лет и те и другие ревниво следили, чтобы не был заключен отдельный мир: война уравнивала силы Петербурга и Стамбула, а мир мог резко усилить любую из воевавших сторон. Столь же опасной была бы и решительная победа над персами, если плоды ее достанутся лишь одной из сторон. Именно поэтому, очевидно, Россия не решалась пока объявлять Турции или Крыму войну — для победы над персами или мира у нее было меньше шансов, чем у турок. И первый поход на Крым был как бы набегом: хотя в нем участвовало 40 тыс. солдат, он не удался.