Глава 5 От Нарвы до Полтавы

Глава 5

От Нарвы до Полтавы

На исходе XVII века Швеция представляла собой региональную державу, которая в результате многочисленных войн на протяжении ста лет присоединила к себе территории современных Финляндии, Латвии, Эстонии, восточной Померании (Германия), восточной Норвегии, Карелии и Ленинградской области. При населении в три миллиона человек[40] Швеция могла выставить армию в сто тысяч солдат, ее флот насчитывал тридцать восемь линейных кораблей и восемь фрегатов. В отличие от многих европейских преимущественно наемных армий, шведская была в основном регулярная и национальная, полки формировались по принципу землячества, что придавало ей сплоченность и стойкость. При поступлении на службу шведский солдат получал землю, дом, инвентарь – ему было за что сражаться. В середине XVII века шведская армия считалась одной из лучшей в Европе. Но после ее громких побед прошло сорок лет, в течение которых Швеция, удовлетворившись завоеваниями, придерживалась мирной внешней политики и не вела войн. Ее армия была хорошо обучена и вооружена, но не имела боевого опыта.

Правил скандинавской державой король Карл XII, вступивший на престол в возрасте 15 лет три года назад. Юный шведский государь отличался высоким ростом, благородной внешностью, силой, безрассудной отвагой, дерзостью и крайними сумасбродствами. Рискуя жизнью, он не раз устраивал на охоте поединки с диким медведем; в начале царствования прославился своими дикими выходками: загонял выпущенных в зале Сейма зайцев, оглашая воплями спящую столицу, разъезжал по Стокгольму в одной ночной рубашке с саблей наголо, бил стекла в домах обывателей, срывал с подданных шляпы и парики, выбивал из рук пажей подносимые ему блюда, крушил мебель в своих покоях, отсекал головы баранам и телятам, пригнанным во дворец ради потехи короля. Все попытки привлечь молодого Карла к государственным делам терпели крах – он бесцеремонно выталкивал министров за дверь. Ходили слухи, что шведский король не совсем в своем уме. Вероятно, Петр и его союзники невысоко оценивали его возможности к отражению агрессии Северного союза. И крупно просчитались.

Как только Карл получил известие, что датские войска вторглись в Голштинию, герцог которого был его лучшим другом и мужем старшей сестры, шведский король неожиданно для всех вмиг преобразился. До сих пор его удаль и бешеная энергия за неимением настоящего дела растрачивались впустую. Ощутив угрозу родине, все свои помыслы Карл направил на сокрушение врагов, война стала его единственной страстью, молодой король воспламенился свершением ратных подвигов и мечтой о славе великого полководца.

Совершенно неожиданно шведский флот появился у Копенгагена и высадил десант под его стены под командованием самого Карла. Отправив армию в Голштинию, король Дании Фредерик IV не располагал достаточными силами защищать свою столицу. Под угрозой шведов подвергнуть город жестокой бомбардировке он, признав независимость Голштинии, запросил мира. Фредерик отделался легким испугом и контрибуцией, поскольку за него вступились Англия и Голландия, заинтересованные в боеспособности датской армии накануне войны за испанское наследство, которую ни рассчитывали использовать в собственных интересах. Молниеносно выведя Данию из войны, Карл поспешил в Лифляндию.

Петр узнал о капитуляции Дании во время наступления русской армии на Нарву[41]. Не особенно смутившись потерей союзника, в октябре 1700 года царь сосредоточил у стен неприятельского города тридцать тысяч солдат, полагая, что немногочисленный гарнизон нарвской крепости долго не продержится и капитулирует до подхода шведской армии.

Но осада крепости затягивалась: русские пушки оказались недостаточно мощными, чтобы пробить стены крепости, а порох некачественным, что снижало убойную силу ядер. Через две недели боезапас подошел к концу, из-за осенней распутицы подвоз военных припасов и продовольствия прекратился. Боевой дух войска падал. В русской армии почти все генералы и офицеры являлись иностранными наемниками, обращавшиеся с русскими солдатами надменно, с презрением. Те в свою очередь не доверяли своим начальникам, тихо ненавидели их. Тем не менее Петр продолжал осаду, рассчитывая принудить шведского коменданта к капитуляции измором.

В это время энергичный и решительный шведский король высадился в Лифляндии. Как только Август Смелый узнал об этом, он, опасаясь, что шведы двинутся на Саксонию и ее постигнет участь Дании, тут же снял осаду с Риги и в спешном порядке отступил в Курляндию. Карл форсированным маршем устремился к Нарве.

Посланный на разведку Шереметев доложил царю, что шведская армия численностью в тридцать тысяч человек находится в тридцати милях от Нарвы. Петр запаниковал: он рассчитывал путем осады легко овладеть Нарвой и не предполагал, что столкнется при этом с крупными силами шведской армии. На этот случай он не располагал никаким планом действий. Русская армия совершенно не имела опыта в открытых полевых сражениях, наполовину состояла из новобранцев. Царь, охваченный предчувствием неминуемого поражения, был очень взволнован. Совершенно потерявшись в новой и неожиданной для себя ситуации, он возложил общее командование на герцога де Круа и оставил свою армию.

На самом деле к Нарве двигалась шведская армия численностью всего в восемь тысяч солдат. Располагая более точными сведениями на этот счет, Петр, вероятно, сохранил бы присутствие боевого духа. Неустойчивая психика царя толкнула его совершить весьма сомнительный поступок. Только с возрастом, усилием могучей воли, царю удалось научиться справляться с эмоциями в стрессовых ситуациях.

На военном совете Шереметев, указав на предназначенную для осады растянутую полукольцом цепь русской армии, предложил перегруппировать войска: оставить необходимую часть войск для удержания блокады крепости, а остальную армию вывести в поле и дать сражение на более выгодных позициях. Но по инициативе де Круа было принято решение оставаться на месте.

Шведскому королю не терпелось как можно скорее разгромить осмелившегося бросить ему вызов русского царя, слишком много о себе возомнившего. Оставив обременительный обоз в порту, налегке, без отдыха, Карл с поразительной скоростью преодолел около двухсот верст и появился у Нарвы утром 19 ноября. Шведы были изнурены маршем, скудные солдатские пайки они съели сутки назад, лошади оставались без корма два дня. Но вдохновляемая рвущимся в бой королем, наравне с солдатами делившим все тяготы похода, небольшая шведская армия нацелилась только на победу. Русские солдаты тоже не ели целый день. Однако их боевой пыл оставлял желать лучшего.

В полдень на Нарву обрушился густой снегопад, ветер дул в сторону крепости. Видимость – двадцать шагов. Немедля Карл решил использовать благоприятные для себя погодные условия – снег слепит глаза русским, при атаке плохая видимость поможет его войскам оставаться незамеченными вплоть до русских позиций.

Почти в буквальном смысле шведы свалились на противника как снег на голову. Русскую армию охватила паника. Мгновенно разнесся слух: «Немцы нам изменили!». Конница во главе с Шереметевым первой бросилась наутек через реку Нарову в то время, когда Карл больше всего опасался ее удара в свой тыл. Вслед за ней побежала пехота, под которой обрушился понтонный мост. Более тысячи людей утонуло. Шведы стреляли их в реке, как уток на охоте. В полной неразберихе русские солдаты начали избивать «изменников» офицеров. Спасаясь от народного гнева, герцог де Круи со всей иноземной генеральской свитой сдался в плен. Через полчаса после начала битвы продолжали сопротивляться только преображенцы, семеновцы и Лефортов полк под командованием русского генерала Адама Вейде. Они прикрыли сбившуюся у реки бежавшую с поля брани армию и спасли ее от полного истребления. С наступлением темноты шведские трубачи просигналили «отбой». Карл сражался вместе со своими отважными солдатами, не раз подвергался смертельной опасности. Расположившись обсушиться и отдохнуть возле костра, король пошутил: «Если б на реке был лед, нам бы вообще никого не удалось убить».

Потерявшая управление деморализованная русская армия уже ни на что не была способна. Оставшиеся в строю генералы приняли решение начать с Карлом переговоры. Шведский король одержал победу, но не уничтожил армию неприятеля, он опасался, что к утру она придет в себя и продолжение битвы может оказаться непредсказуемым – его солдаты свалились с ног от усталости и голода. Поэтому Карл охотно согласился на почетную капитуляцию противника при условии, что вся его артиллерия останется на позициях. Взамен русские войска получали право беспрепятственно покинуть поле боя с оружием в руках, со знаменами и имуществом. Желая, чтобы они как можно быстрее покинули Нарву, шведы даже помогли им навести понтонный мост через реку. Но как только боеспособные гвардейские полки ушли, шведы нарушили договор: обезоружили оставшиеся войска и взяли в плен всех генералов и старших офицеров. Вероятно, Карл не счел для себя обязательным держать королевское слово, поскольку и Петр нарушил существовавший между Швецией и Россией мирный договор, до самого начала войны заверял шведского короля в своей полной лояльности.

В сражении под Нарвой русская армия потеряла убитыми семь тысяч солдат, лишилась двадцати тысяч ружей, ста пятидесяти пушек и почти всего командного состава. Шведов погибло семьсот человек. Петр и русская армия стали посмешищем для всей Европы, а Карл XII прославленным на все лады новым героем, истребителем московских варваров, рыцарем без страха и упрека. Шведские генералы советовали своему королю заключить мир с Августом Сильным, вторгнуться в Россию и дожать Петра, чтобы навсегда отбить у него охоту воевать со Швецией. Но Карл не считал русских серьезными противниками – с ними он всегда успеет разобраться позже так, как пожелает. Шведского короля больше беспокоил польский вопрос. Если Петра Карл презирал, то Августа ненавидел, считал его организатором создания Северного союза, который подлежал самой суровой каре. Да и добыча в Польше и Саксонии в отличие от бедной России обещала быть более богатой. После некоторых размышлений шведский король решил перезимовать в Лифляндии, дождаться подкреплений, на следующий год сокрушить саксонскую армию, а потом окончательно расправиться с Россией, армию которой он ни во что не ставил: «Нет никого удовольствия биться с русскими – они не сопротивляются, как другие, а бегут».

Некоторое время после поражения под Нарвой Петр пребывал в полном смятении. Он униженно просил европейских монархов о посредничестве в мирных переговорах со Швецией, отказывался от всех претензий на Прибалтику, но в ответ слышал только сарказм и насмешки. Шведский посол в Австрии заявил, что его король не желает иметь с русским царем ни договора, ни мира. И без того невысокий международный статус России упал ниже плинтуса, страну вообще перестали воспринимать как игрока в большой европейской политике.

В это тяжелейшее для страны время, находясь на грани катастрофы, когда рушилось не только задуманное царем великое дело и сама судьба страны висела на волоске, Петр нашел в себе силы мужественно побороть отчаяние, за считанные дни он вырос могучим несгибаемым духом, от неудачи еще более закалил характер и волю к победе.

Проиграть одно сражение – совершенно не значит проиграть войну. Если Карл XII считал, что война с Россией закончена, то Петр только начал ее. Как и после первого Азовского похода царь развил бурную деятельность, не зная ни покоя, ни усталости, ни слабости, заражал извергающей вулканом энергией всех, кто находился рядом.

Спустя две недели после поражения под Нарвой, князь Репнин получил приказ царя немедленно привести в порядок капитулировавшие войска. Борис Голицын занялся формированием новых драгунских полков. На случай вторжения шведов принимались срочные меры по укреплению Пскова и Новгорода. Работами по возведению валов и палисадов руководил сам Петр. Под неусыпным оком государя трудились не только солдаты, но и горожане, крестьяне, женщины и даже священники. Нерадивых начальников царь приказывал нещадно сечь кнутом, наживающихся от общего дела взяточников – вешать. Андрею Андреевичу Виниусу, своему сподвижнику, Петр поручил важнейшее дело восстановления утраченной артиллерии в самые короткие сроки. На литье пушек не хватало металла. Царь распорядился снять с церквей четверть колоколов и пустить их на переплавку, что произвело огромное впечатление на православный народ, еще больше убедило его в дьявольской сущности царя. Виниус блестяще справился с поставленной задачей: через год изготовил триста превосходных орудий[42]. В Голландии стараниями посланника Андрея Артамоновича Матвеева[43] закуплено пятнадцать тысяч ружей. Пошито десять тысяч комплектов теплого обмундирования. На восточном (русском) берегу Ладожского озера началось строительство легких галер. В Москве открылась многопрофильная Школа математических и навигационных наук (Навигацкая школа), в которой начали учиться будущие русские моряки, военные инженеры, артиллеристы, саперы, минеры…

Трезво проанализировав причины «нарвской конфузии», Петр понял, что ошибался, полагаясь во всех делах на помощь иностранцев. Если в приобретении знаний, развитии кораблестроения, промышленности и торговли на них вполне можно было опереться, то на войне, требующей патриотизма, самопожертвования и героизма рассчитывать на ратную доблесть наемников не имело смысла. За редким исключением никто из них не собирался особенно напрягаться и погибать за чуждую им страну. Необходимо воспитать собственных офицеров. При Преображенском и Семеновском полках организуются школы для обучения командного состава. И, наконец, царь принимает решение о создании профессиональной армии на рекрутской основе. Прежняя модель собирания войска на время войны из служивых людей от сохи никуда не годилась. В бою они думали «не о том, чтобы неприятеля убить, а как бы за кустом притулиться до исхода баталии или рану легкую получить, чтоб гораздо не болеть, а от государя награду за нее получить и до дому скорее быть». Среди дворян ходила популярная шутка, наглядно характеризующая их отношение к военной службе: «Дай бог великому государю служить, а саблю из ножен не вынимать». Многие из поместных дворян «и пищали зарядить не умели, а не то, что стрелить по цели хорошенько». Такое войско не могло противостоять первоклассной шведской армии. Солдат должен всю жизнь посвятить армии, постоянно совершенствовать воинское искусство, не щадить живота своего во имя высших интересов страны. Создавая новую Россию, Петр проявил редкостный организаторский талант, поспевал везде и всюду, вникая в дела до мелочей, тщательно контролировал весь сложный и многообразный процесс преобразований, ради победы перенапрягал силы свои и всего народа.

Еще во время осады Нарвы Петр получил известие о кончине патриарха Адриана. По традиции царь должен был предложить церковному собору новую кандидатуру на патриарший престол. Издавна православная церковь в России находилась на положении государства в государстве: являлась крупным земельным собственником, обладала девятьсот тысячами крепостных крестьян, не платила налоги, имела собственное правосудие. Служители церкви погрязли в праздности, а высокие сановники в немыслимой роскоши: архимандриты – настоятели монастырей – щеголяли в башмаках с бриллиантовыми пряжками. Патриарх, второе по сану лицо в государстве, напрямую царю не подчинялся, располагая всей полнотой власти над душами и образом мыслей паствы, представлял собой влиятельнейший политический институт, который в периоды слабой светской власти не раз претендовал на роль могущественной римской церкви в католическом мире.

После смерти Адриана Петр не пожелал мириться с подобным двоевластием и решил покончить с исключительным положением церкви. При запущенных им коренных преобразованиях царь нуждался в абсолютной власти и в доходах от церковных земель. В православной церкви он видел такое же государственное учреждение, как и все другие, которое должно жить по общим для всех законам и служить одной цели.

Петр упразднил традиционное патриаршество, вместо которого учредил сан блюстителя патриаршего престола – временно исполняющего обязанности патриарха, в ведении которого оставил только духовные дела. Местоблюстителем царь назначил Стефана Яворского, митрополита Рязанского и Муромского. Как многие воспитанники малороссийской православной церкви он отличался умом, красноречием и блестящим образованием. Контроль над хозяйственной деятельностью церкви вменялся учрежденному царем Монастырскому приказу, главой которого стал Иван Алексеевич Мусин-Пушкин, снискавший расположение Петра рвением в сборе налогов.

В первую очередь церковная реформа коснулась монастырей. Отныне проживать в них могли только лица, официально принявшие постриг, все остальные пристроившиеся к даровым монастырским хлебам – родственники, нищие, бродяги, убогие, бездельники – разгонялись по домам или определялись в богадельни. Оказавшиеся при монастырях светские девицы подлежали замужеству, пострижение женщин в монахини до сорока лет запрещалось законом. Монахи лишались права владеть землей и должны были кормить себя своим трудом по примеру древних христиан. Предвидя их негативную реакцию, царь запретил монахам писать в кельях, держать при себе чернила и бумагу. Заниматься сочинительством и перепиской рукописей теперь монахам дозволялось только в трапезных с разрешения и под присмотром начальства. Чистке подверглись и богадельни, в которых остались только больные и немощные. С продолжением Северной войны многие монастыри превратились в госпитали и инвалидные дома.

Ряд указов Петра ограничил преследование раскольников и разрешал свободное вероисповедание всех религиозных концессий. «Господь дал царям власть над народами, но над совестью людей властен один Христос». Архиереям рекомендовалось быть осторожными в признании «неведомых гробов» за святые мощи. Запрещалось выдумывать чудеса, создавать чудотворные иконы. Позже царь объявил борьбу с попрошайничеством и подаяниями – традиционным атрибутам древнерусского благочестия под сенью православной церкви. Нищие в глазах царя воплощали народную лень и никчемность, от попрошаек государству нет никакой пользы. Попавшихся убогих охотников за милостыней отправляли в богадельни, здоровых людей на первый раз били батогами, а если они оказывались крепостными крестьянами, доставляли к помещику со строгим наказом приставить бездельников к работе, чтобы не ели даром хлеб. Если первичное внушение не помогало, нищих секли кнутом, после чего мужчин ссылали на каторгу, женщин и детей приписывали к фабрикам и мануфактурам. Подающие милостыню сердобольные граждане подлежали денежному штрафу.

Между тем умер испанский король Карл II и, как следовало ожидать, в Европе началась большая война за испанское наследство. Против притязаний Франции на осиротевшую Испанскую империю выступили Австрия, Англия и Голландия. Швеция, состоявшая в союзнических отношениях с англичанами и голландцами, осталась наедине со своими проблемами – теперь шведские союзники в первую очередь озаботились собственными кровными интересами и по большому счету их больше не интересовала локальная война на далеком севере за передел ничтожных территорий, когда на кону стояли обширные колониальные владения Испании.

Чтобы выработать новую стратегию войны со Швецией и подтвердить прежние союзнические соглашения, Петр встретился с Августом Сильным в курляндском городке Биржи. Государи прокутили три дня и три ночи, соревновались в прицельной стрельбе из пушек, попутно обсуждая свои и европейские дела. Петр стремился втянуть в войну со Швецией и Речь Посполитую, представители которой присутствовали на встрече. Поляки соглашались обсуждать предложение русского царя только в связи с уступкой Польше Киева, что для России заведомо было неприемлемо. В итоге Петр и Август договорились продолжать войну собственными силами и не заключать мира со Швецией без взаимного согласия. Чтобы сохранить союз с саксонцами царю пришлось заплатить немалую цену: он обязался предоставить в распоряжение курфюрста Саксонии двадцатитысячную армию и выплачивать ему денежную субсидию в течение двух лет по сто тысяч рублей ежегодно; Петр отказывался от притязаний на Лифляндию в пользу Саксонии, сфера интересов России ограничивалась Ингрией и Карелией; Август в свою очередь обещал вновь осадить Ригу, а после ее захвата помочь русским войскам овладеть Нарвой; особо секретная статья соглашения предусматривала передачу царем курфюрсту двадцати тысяч рублей на подкуп польских сенаторов с целью «привести в постановленные союзы и Речь Посполитую».

Первая часть субсидии подлежала выплате через месяц. Царская казна оказалась не в состоянии поднять столь значительную сумму. Деньги пришлось собирать всем миром, брать в долг у частных лиц. Северная война легла тяжелым бременем на финансы страны, расходы на нее значительно превышали государственные доходы. Возникшую проблему Петр решил радикальным способом – приказал повысить производительность монетного двора, чем вдвое обесценил рубль.

В начале июля 1701 года Карл XII нанес внезапный сокрушительный удар по саксонской армии, вновь осадившей Ригу. Август Сильный отступил в Польшу. Очередная блестящая победа так вскружила голову шведскому королю, что он свято уверовал в собственную непобедимость и полководческий гений. Очистив Прибалтику от неприятеля, король оставил для ее защиты пятнадцать тысяч солдат, а сам с основными силами вторгся в Польшу, чтобы окончательно добить саксонцев.

Страсть к войне разгорелась в Карле с новой силой и стала главной целью в жизни. Короля интересовала только слава великого полководца и восхищение толпы его подвигами. Кроме ратных дел он не имел никаких других привязанностей и был абсолютно равнодушен к свойственным молодости соблазнам. Король не употреблял вина, не признавал развлечений, никогда не был женат, не заводил любовниц, вел строго спартанский образ жизни. «Я повенчан со своей армией в радостные и печальные дни, в жизни и смерти». Солдаты обожали своего короля. В походах он ел с ними с одного котла, спал у костра под открытым небом. Отвага и презрение Карла к смерти граничили с безумием. Он не щадил ни свою, ни чужую жизнь. Его гордость и самомнение не знали границ, нередко перехлестывали за пределы здравого смысла. Сильный, выносливый, энергичный и решительный, король отличался чрезмерным самолюбием и излишней самоуверенностью, его не интересовало ничье мнение, кроме собственного. Блестящий тактик от природы, он явно недооценивал стратегию. В Польше Карлу не удалась молниеносная победоносная война, ему пришлось гоняться за Августом и загонять его в угол несколько лет в то время, когда Петр наращивал мускулы и учился воевать.

Первая российская победа прогремела на берегах Белого моря. Летом 1701 года семь шведских кораблей появились у устья Северной Двины, чтобы разорить и сжечь Архангельск. В пути в качестве лоцманов шведские моряки взяли на борт двух поморских рыбаков – Ивана Рябова и Дмитрия Борисова. Поморы направили эскадру на мели у Новодвинской крепости, о которой шведы ничего не знали. Диверсия удалась – два фрегата сели на мель. Гарнизон крепости открыл по ним огонь. Спасаясь от расправы, поморы забаррикадировались в каюте. Ружейным огнем шведы разнесли запертую дверь в щепки. Борисов был убит. Рябов упал на окровавленный труп товарища и притворился мертвым. Ворвавшиеся в каюту шведы приняли картину к сведению и поспешили обратно на палубу, где велась отчаянная артиллерийская дуэль с береговой батареей. Ночью Рябов бежал, добрался вплавь до берега. Завязшие на песчаной отмели корабли отстреливались тринадцать часов, после чего их команды на шлюпках покинули разбитые ядрами суда. Взяв на борт уцелевших своих моряков, шведская эскадра скрылась за горизонтом.

За ослушание указа не выходить в море вследствие ожидания нападения шведской эскадры двинский воевода Алексей Прозоровский, сменивший на этом посту Апраксина, посадил Рябова в тюрьму, в которой тот просидел целый год, до приезда в Архангельск Петра. Узнав о геройском поступке помора, царь сделал выговор воеводе, велел ему немедленно освободить узника, щедро одарил Ивана Рябова деньгами, одеждой с собственного плеча и освободил от всех повинностей. В ожидании повторного нападения шведов Петр провел на Белом море все лето, спустил на воду два фрегата, занимался укреплением береговой линии обороны и как обычно развлекался присущим ему образом: «Всех грязных матросов пригласил на обед, где так их напоил, что многие не стояли на ногах, иные плясали, а другие дрались – и среди них царь. Потом загнал тридцать-сорок человек из знати в озеро, в которое запустил двух моржей, и сам присоединился к напуганной компании. Никто не посмел жаловаться на его проказы, так как он сам принимал в них деятельное участие». Где бы Петр не находился он оставался в курсе всех дел, продолжал руководить, наставлять, требовать, отслеживать выполнение приказов, наказывать, поощрять…

К зиме против оставленных Карлом войск в Лифляндии и Ингрии Петр собрал сорокатысячную армию, через год увеличив ее еще на двадцать тысяч человек. Общее командование над войсками царь поручил Борису Петровичу Шереметеву, воеводе осторожному и медлительному, первому бежавшему с поля боя под Нарвой. Но другими полководцами Петр не располагал. Как солдатам, так и их начальникам предстояло учиться мужеству и стойкости, постигать науку современной войны непосредственно на полях сражений. Царь строго наказал Шереметеву вести на первых порах малую войну, избегать столкновений с крупными силами противника, атаковать его только при подавляющем превосходстве собственных сил; главная задача – выучить войска побеждать шведов. Петр решительно отказался от присущей русской армии оборонительной, сковывающей инициативу, тактики ведения боевых действий, которая и привела к поражению под Нарвой. Царь вводит новые тактические приемы – искать неприятеля в открытом поле и громить его, создавая на определенных участках значительный перевес в живой силе и вооружении. Сто лет спустя этот же прием с успехом использовал знаменитый французский полководец Лазар Гош, а потом и Наполеон Бонапарт.

В конце декабря 1701 года лазутчики донесли Шереметеву, что в местечке Эрестфере под Дерптом расположился восьмитысячный шведский корпус под командованием генерала Вольмара Шлиппенбаха. Приближалось рождество. Шведы готовились к празднику. Надеясь застать противника врасплох, Шереметев двинул против него тридцатитысячную армию.

Преодолев заснеженные поля Лифляндии, первой к шведскому лагерю подошла кавалерия. Командующий не стал дожидаться отставших на марше войск, бросил в атаку драгун. Однако, шведы были начеку. Залповым огнем картечи они рассеяли их натиск. Но тут подоспела русская пехота и артиллерия, наступление возобновилось с новой силой. После пятичасового боя шведы отступили, оставив на поле боя три тысячи убитых солдат. Потери Шереметева составили тысячу человек.

Узнав о первом успехе русских войск в Лифляндии, Петр пришел в полный восторг. Виктория при Эрестфере была важна не столько в военном плане, сколько в моральном – она развеяла миф о непобедимости шведов. Царь произвел Шереметева в фельдмаршалы, наградил орденом Андрея Первозванного и подарил ему осыпанный бриллиантами свой портрет. Каждый солдат получил по серебряному рублю. Впервые с начала Северной войны в Москве служили благодарственные молебны, звонили колокола, гремели пушки, в небе полыхали фейерверки. На башнях и стенах Кремля развивались захваченные у шведов знамена. На Красной площади «сделаны государевы деревянные хоромы и сени для банкета, а против тех хором устроены разные потехи» – первый в России общедоступный театр. Все новогодние праздники народ дивился на незатейливые комедии и угощался вином, пивом, медом. Сто пятьдесят пленных шведов продавались с аукциона по три-четыре гульдена за голову[44]. Товар настолько пользовался спросом, что вскоре цена возросла до тридцати серебряных монет.

Летом следующего года при Гуммельсгофе Шереметев нанес Шлиппенбаху еще более сокрушительное поражение – шведы потеряли убитыми пять тысяч человек, русская войска – четыреста. Лишая врага продовольственной базы, фельдмаршал опустошил всю южную Лифляндию – сжег посевы, сотни деревень, разорил ряд городов, угнал скот и двенадцать тысяч мирных жителей. Поход закончился взятиям крепости Мариенбург, судьбоносным в плане личной жизни Петра. Среди пленных горожан оказалась Марта Скавронская, сирота, которую приютил и воспитал в своем доме местный протестантский священник. Незадолго до штурма Мариенбурга она вышла замуж за шведского драгуна, который сразу после свадьбы ушел на войну и пропал без вести. Привлекательная молодая женщина приглянулась Шереметеву. Фельдмаршал распорядился оставить ее при себе прачкой. Через год, прибыв в штаб Шереметева по делам службы, на нее обратил внимание Меншиков. Особо не церемонясь с фельдмаршалом, царский фаворит увез чернобровую красавицу с собой, взял под свое покровительство. А в начале 1704 года, прислужившей за столом в доме Меншикова пленницей, отличавшейся живым умом, бойкостью и легким нравом, заинтересовался сам Петр. Фаворит с готовностью уступил любовницу царю, которая приняла в России имя Екатерина, со временем стала женой Петра и императрицей.

Вынашивая планы новых наступательных операций, Петр не спускал глаз со шведской армии в Польше. Убедившись, что она явно нацелилась на Варшаву, уходит все дальше и все больше увязает в войне с саксонцами, царь решил действовать еще более решительно: при всем желании Карл уже не мог достаточно быстро придти на помощь оставленным в Прибалтике войскам.

Известие о второй крупной победе Шереметева Петр получил будучи в Архангельске. Обескровленный Шлиппенбах больше не представлял серьезной угрозы. Успех фельдмаршала на суше поддержали русские моряки на Ладожском и Чудском озерах, очистившие их воды от шведских кораблей. Наступил следующий этап войны за выход к Балтийскому морю. Стараниями царя в армии стали внедряться штыки, насаживаемые на стволы ружей – по тем временам передовая европейская технология, которая значительно повышала боеспособность пехоты, обеспечивала быстрый переход от стрельбы к рукопашной, от обороны к наступлению, не используя обременительное дополнительное холодное оружие как копья или бердыши.

Царь решил овладеть Ингрией и руслом Невы, на котором располагались две шведские крепости – Нотебург и Ниеншанц. Чтобы обеспечить поддержку сухопутных войск действиями речной флотилии Петр приказал вырубить сквозь дремучие леса просеку длиною в сто семьдесят верст – от западных берегов Белого моря до Онежского озера. Поразивший современников масштабный проект был исполнен за один месяц. По мощенной через болота гатями «Государевой дороге» солдаты и согнанные из окрестных сел крестьяне волоком протащили тринадцать небольших морских судов, в том числе две яхты. Спущенные на воду, они свои ходом вошли в Ладожское озеро через связывающую два водоема реку Свирь.

Крепость Нотебург[45] располагалась на острове у истока Невы из Ладожского озера. Ее мощные стены защищали сто пятьдесят орудий. Чтобы расколоть этот «крепкий орешек» Петр блокировал его со всех сторон – по обоим берегам реки расположились четырнадцать полков Шереметева и Репнина, исток Невы заперла доставленная флотилия из Архангельска, а выше по течению Невы, минуя зону обстрела крепостных пушек, царь приказал перетащить волоком ранее построенные на Ладожском озере пятьдесят небольших галер.

Петр, командуя бомбардирской ротой, находился при войске. Шереметев предложил шведам почетную сдачу. Они отказались. 1 октября 1702 года батареи Петра Михайлова открыли ураганный огонь. Крепость охватили пожары. Через два дня жена шведского коменданта прислала в русский лагерь парламентера с просьбой выпустить из крепости офицерских жен. Царь галантно ответил, что не может себе позволить огорчить женщин разлукою с мужьями, поэтому предлагает любезным дамам захватить с собой и супругов. Артобстрел продолжался десять дней, толстые крепостные стены устояли, только в нескольких местах удалось пробить небольшие проломы. Защитники крепости надеялись на помощь извне, но спешивший к Нотебургу шведский отряд был разгромлен на марше корпусом Апраксина.

На приступ крепости пошел Семеновский полк под командованием князя Михаила Голицына. Приставленные к крутым стенам лестницы оказались недостаточно длинными, чтобы солдаты могли взобраться до пробитых брешей. Шведы расстреливали атакующих картечью, закидывали гранатами, поливали кипятком и горящей смолой. Семеновцы несли огромные потери, штурм грозил закончиться большой кровью. Петр отправил на остров посыльного с приказом отступить, но в суматохе сражения тот не нашел Голицына, который приказал оттолкнуть от берега галеры, чем пресек попытки к бегству. Отчаянное положение спас проявивший инициативу и отвагу Александр Меншиков: взяв под команду оказавшийся под рукой свежий батальон, он посадил солдат на собранные галеры и пришел на помощь штурмующим. Сражение продолжалось двенадцать часов. Устрашенные ожесточенным бескомпромиссным штурмом, непоколебимой решимостью русских овладеть крепостью любой ценой, утомленные и павшие духом шведы прекратили огонь, барабаны забили «сдачу». Петр принял почетную капитуляцию, позволил противнику покинуть крепость под музыку, с оружием в руках и личным имуществом. Спустя девяносто лет основанная новгородцами крепость была навсегда возвращена. Несмотря на большие потери – более пятисот убитых и около тысячи раненных – царь был в восторге от одержанной победы, считал ее чуть ли не чудом. Радовали и трофеи – сто сорок пушек, одиннадцать тысяч ядер, тысяча сто ружей, солидный запас гранат, пороха, холодного оружия… Отличившиеся в штурме офицеры получили очередные звания, деревни, солдаты – золотые монеты. Своего фаворита, во многом решившего счастливый исход сражения, Петр назначил губернатором крепости, поручив ему разыскать подходящее место для основания верфи. Остававшийся всю жизнь неграмотным, Меншиков, обладая феноменальной памятью, проявил себя не только бесстрашным и умелым военачальником, но и выдающимся администратором. На реке Свирь у восточного берега Ладожского озера он основал Олонецкую верфь, с которой менее чем через год сошел на воду фрегат «Штандарт» – первенец Балтийского флота. Для местного производства корабельных пушек неутомимый и инициативный фаворит организовал поиск руд, заложил два завода. Царь очень хорошо разбирался в людях, все его ближайшие сотрудники отличались многообразными талантами и достоинствами. Петру достаточно было поговорить с человеком несколько минут, чтобы определить его сущность и приставить к той работе, на которой он способен принести наибольшую пользу общему делу.

Нотебург играл ключевую роль в системе шведской обороны Ингрии и Карелии. Пристрастный к иностранным названиям, царь не стал возвращать крепости прежнее название, переименовал в Шлиссельбург – Ключ-город, открывающий путь к Балтийскому морю.

Добыв ключ, следовало отомкнуть замок – крепость Ниешанц в устье Невы. Последние засовы Балтики оказались, однако, хлипкими: Ниешанц не имел внушительных каменных стен, был укреплен только земляными валами. Штурм крепости едва начался, как шведы сдались. Царь Петр отомкнул ворота моря.

Спустя несколько дней на помощь Ниешанцу прибыла шведская эскадра под командованием вице-адмирала Нуммерса. Ничего не зная о капитуляции крепости, вечером в устье Невы вошли два шведских корабля. Ночью Петр разработал дерзкий план их захвата. В предрассветном тумане от берега отчалили тридцать галер с гвардейцами. Разделившись на две равные группы – под командованием самого царя и Меншикова – они отрезали вражеские суда от моря и бесстрашно, под огнем шведских пушек, бросились на абордаж, продемонстрировав лучшие образцы пиратского искусства. Быстро преодолев зону обстрела, гвардейцы закидали корабли гранатами, с обезьяньей ловкостью взобрались на корабли и устроили жуткую резню. «Поскольку неприятели слишком поздно закричали пардон, солдат унять трудно было, которые едва не всех перекололи». Из семидесяти семи шведских моряков в живых осталось тринадцать. Первой победе на море царь радовался как ребенок. Номинальный адмирал русского флота Федор Головин пожаловал капитану Петру Михайлову и поручику Меншикову ордена Андрея Первозванного, все остальные участники абордажа получили специально отлитые по этому случаю золотые медали.

Ступив на берег Балтийского моря, Петр нисколько не сомневался, что противник в самое ближайшее время предпримет решительные меры, чтобы вернуть под власть шведской короны важнейшую коммуникацию по обеспечению войск в Лифляндии и Ингрии, каковой являлась водная артерия Невы. Крепость Ниешанц была удалена от моря, не имела надежных естественных оборонительных рубежей – «место не гораздо крепко от натуры». Потому на военном совете царь принял решение строить новую крепость Санкт-Петербург непосредственно у выхода в Балтийское море на острове Люст-Эйланд (Веселая земля)[46]. Закладка крепости произошла 16 мая 1703 года, вокруг которой впоследствии вырос одноименный город. Крепость была названа в честь Апостола Петра[47], небесного покровителя государя, ключника у ворот рая по христианской версии. В топоним царь вкладывал символический смысл: Санкт-Петербург (Город Святого Петра) – это ворота Балтики в Европу. Позже Петр придал своему названию более широкий смысл – сам город должен был стать раем на земле – Парадизом. Губернатором Петербурга и всего прилегающего к городу завоеванного края государь назначил Меншикова.

Петр лично набросал план крепости в виде шестиконечной звезды, математические расчеты выполнил французский инженер Ламбер де Герен. Над ее возведением в авральном режиме трудилось двадцать тысяч человек – солдаты, пленные, подневольные работные люди. Крепость построили в рекордные сроки: уже через четыре месяца на ее земляных валах и деревянных бастионах установили сто тридцать пушек, преградивших путь вражеским кораблям в Неву.

Всю летнюю навигацию в море маячили шведские корабли из эскадры Нуммерса. Как только они ушли на зимовку в Выборг, Петр на яхте вышел в Финский залив подобрать место для морского форпоста, чтобы еще надежнее защитить подступы к Неве. Промерив глубины залива в радиусе двадцати миль от устья реки, царь остановил свой выбор на акватории острова Котлин. К северу от него находилась непроходимая для больших кораблей песчаная банка, фарватер пролегал с южной стороны острова, за ним до материкового берега также простирались мели. На них Петр повелел возвести рукотворный остров под мощную, простреливающую фарватер, артиллерийскую батарею. Выдвинутый в залив форпост вырос на воде к весне следующего года, получил название Кроншлот (Коронный замок) – предшественник Кронштадта. Установили пушки и на самом острове Котлин. Царь настолько удачно выбрал место, что за всю бурную военную российскую историю простреливаемым с двух сторон фарватером к Петербургу не прорвался ни один вражеский корабль.

Как и следовало ожидать, шведы не смирились с потерей контроля над Невой. Из Выборга, чтобы сбросить русских в море, двинулся четырехтысячный корпус под командой генерала Абрахама Крониорта. Навстречу ему выступили шесть русских полков во главе с самим Петром. Бой произошел на реке Сестра. Царь оттеснил Кронихорта в открытое поле, где смог воспользоваться своими превосходящими силами в полной мере. Шведы побежали. Преследуя противника, драгуны порубили тысячу человек, но «подлинно знать невозможно, потому что многие с тяжелыми ранами, разбежався по лесам, мерли…Солдаты брать живьем никого не хотели». Потери Петра – тридцать два убитых и столько же раненных. С каждым новым сражением русская армия набиралась опыта и мощи, повышала эффективность побед. С Олонецкой верфи прибыли защищать Петербург шесть новеньких фрегатов Балтийского флота.

В Европе быстро распространился слух, что русские основали в устье Невы новый город, и Его Царское Величество Московское обещал капитанам иноземных торговых кораблей щедрые награды, если они окажутся в числе первых трех, кто отдаст якорь в строящемся порту Санкт-Петербурга. Самым расторопным оказался голландский капитан Ян Хиллбрант, доставивший на берега Невы груз вина и соли. Петр в это время находился в Москве, но слово государя исполнил Александр Меншиков. Голландец получил пятьсот дукатов[48], а каждый матрос по тридцать талеров[49].

Полным ходом шли работы по строительству кораблей и на юге. За год Азовский флот пополнился четырьмя линейными кораблями и десятью фрегатами. Работе воронежской верфи царь уделял пристальное внимание и придавал большое значение – возрастающая мощь Азовского флота удерживала Турцию от соблазна нарушить мир в тяжелое для России время. Форсированными темпами увеличившаяся втрое армия и бурно развивающийся флот – «крылья державы российской» – все больше и больше нуждались в металле. Казенные железные заводы не справлялись со все возрастающими потребностями страны, сражающейся за место под солнцем. С 1702 года Петр начал передавать уральские металлургические заводы в собственность «славного кузнеца Никиты Демидова», который имел не только золотые руки, но и обладал немалой энергией, большим умом, талантом выдающегося организатора и предпринимателя. В качестве рабочей силы к заводам Демидова прикреплялись крестьяне целых волостей. Царь не ошибся в своем протеже: бывший кузнец в разы повысил производительность отданных ему предприятий, продавал государству продукцию высочайшего качества в два раза дешевле, чем другие поставщики, расчистил судоходный путь по реке Чусовой, основал на Урале города Невьянск, Златоуст, Нижний Тагил, построил дороги, сплавные суда, пристани, склады… К концу царствования Петра Демидов давал две трети всего производящегося металла в России, стал единственным поставщиком железа, якорей и пушек для русского флота, экспортировал железо за рубеж.

В сложное для страны время интересы и заботы деятельного царя не ограничивались делами военными, промышленными, торговыми… Одной из приоритетных областей преобразований Петр считал просвещение. С января 1703 года в Москве начала выходить первая печатная русская газета – «Ведомости». Ее первым редактором и ведущим журналистом стал сам царь. Помимо информационных материалов о ходе Северной войны, развитии экономики, культурных событиях, газета публиковала новости о научных и технических достижениях в странах Европы, разнообразные сведения географического и просветительского характера – «Мадрид – столица Испании, находится в Европе», «Версаль – резиденция короля Франции в окрестностях Парижа», «Лорд – английский боярин», «Янычар – злющий гвардеец турецкого султана»…

В то время, когда Петр неустанно трудился в тылу и одерживал победы на полях сражений, судьба приготовила ему весьма неприятный сюрприз там, где он ожидал его меньше всего.

Отношения царя с Анной Монс продолжались десять лет. Несмотря на свои беспорядочные и многочисленные связи с женщинами, сердцем темпераментный Петр продолжал любить только Анну и даже подумывал жениться на ней. Для своей фаворитки царь выстроил в Немецкой слободе двухэтажный каменный дом, назначил ежегодный пансион в семьсот рублей, подарил украшенный алмазами свой портрет и вотчину на триста дворов. Последний год он жил с нею под одной крышей, открыто появлялся на официальных приемах и торжествах.

Гром грянул осенью 1703 года, когда в Неве обнаружили труп саксонского посланника Фридриха фон Кенигсена, утонувшего в результате несчастного случая полгода назад у Шлиссельбурга. Найденные на теле личные вещи и подмоченные бумаги покойного доставили царю. Среди них оказались любовные письма Анны к посланнику, медальон с ее портретом, локоном волос и надписью «Любовь и преданность», который Кенигсен носил на груди. Письма, не оставляющие никаких сомнений в самой близкой связи фаворитки и Кенигсена, датированные 1698 годом, потрясли Петра. Пока царь разъезжал по заграницам в составе Великого посольства, его любимая женщина увлеклась послом Августа Сильного. Петр приказал подвергнуть свою любовницу домашнему аресту, лишить всех привилегий и провести тщательное дознание.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.