Глава 2 Молодость царя

Глава 2

Молодость царя

Петр стал полновластным царем, но власть его не интересовала. Всеми государственными делами он предоставил заниматься ближнему окружению своей матери – Льву Нарышкину, Борису Голицыну, Тихону Стрешневу, а сам вернулся к прежним увлечениям, к которым добавилась страсть к фейерверкам. Ее вдохновителем стал полковник Патрик Гордон, хорошо знакомый с пиротехникой.

Гордон был старше Петра на тридцать восемь лет, что не помешало его близкому сближению с молодым царем сразу после падения Софьи. Шотландский наемник, он юношей покинул свою родину, многие годы продавал свои услуги немцам, шведам, полякам, пока тридцать лет назад не осел в России. Такой опытный воин заинтересовал Петра, царь нуждался в подобном наставнике – его потехи выходили на новый, более высокий, уровень. Специально для Петра Гордон устроил маневры своего Бутырского полка, вымуштрованного по передовым канонам западной военной науки. Особенно царь восхитился действиями гренадерской роты[9], впервые созданной Гордоном в русской армии.

Шотландец занялся военным образованием царя. Петр брал у него книги по артиллерии, фортификации, истории и географии, занимался с шотландцем опытами по созданию гранат[10], совершенствовался в стрельбе из пушек. Гордон обладал не только глубокими познаниями в военном деле, это был многосторонне образованный человек европейского типа. Он вел обширную переписку с зарубежными корреспондентами и был в курсе всех важных политических новостей Западной Европы, выписывал из Англии газеты, книги, карты, инструменты, оружие, научные издания Королевского Общества[11].

18 февраля 1690 года царица Евдокия родила сына Алексея. На радостях Петр приказал палить из пушек, что было совершенно новым проявлением торжеств, переполошил всю Москву.

По случаю всенародного праздника царь пригласил Гордона в Кремль к торжественному столу. Патриарх Иоаким решительно воспротивился этому, выговорил царю, что негоже иностранцам-еретикам присутствовать при дворе в подобных случаях. Авторитет патриарха был настолько высоким, что Петр не осмелился ослушаться, но на следующий день нанес визит оскорбленному Гордону, обедал с ним за городом и дружески беседовал на обратном пути.

Столицу захлестнули нескончаемые праздники. Застолья и гулянки сопровождались самыми крайними проявлениями ликования русской души – дебошами, драками, насилием, погромами лавок и поголовным бездельем. Пир горой продолжался целый месяц – вплоть до смерти патриарха.

Иоаким завещал русским царям не сближаться с иноверцами, не назначать их на высшие должности, запретить строительство католических и протестантских церквей в Немецкой слободе, снести уже возведенные, ввести смертную казнь для тех, кто склоняет православных христиан к другой вере. Однако Петр был уже достаточно взрослым, чтобы слепо следовать призывам покойного патриарха, его властно влекло к знаниям, которые он мог получить только от иностранцев.

Молодой царь предложил выбрать новым патриархом псковского митрополита Маркелла, отличавшегося либерализмом и широтой взглядов, который много путешествовал, знал латынь, французский и итальянский языки. Наталья Кирилловна и большинство сановников церкви высказались в пользу казанского митрополита Адриана, аргументируя свой выбор тем, что Маркелл владел «варварскими» наречиями, имел бороду недостаточной длины, его кучер сидел на козлах, а не на лошади, как полагается. Петр уступил. Ему хотелось как можно быстрее покончить с избранием нового патриарха и вернуться к прежнему образу жизни.

Полученные от Гордона передовые военные знания он жаждал отработать на практике. Начались регулярные учения максимально приближенные к боевым действиям, с применением всех видов оружия. Сражения проходили настолько ожесточенно, что не обходились без раненых и убитых. Самому Петру однажды сильно обожгло лицо порохом, Гордон был ранен в ногу.

Марсовые «потехи» сменялись нептуновыми. 1 мая 1691 года царь спустил на воду Переславского озера первый построенный корабль – небольшую яхту. Потом со стапелей сошло еще несколько малых судов. С этой флотилии началась морская слава России.

Отдыхать от трудов Петр предпочитал в Немецкой слободе. Это был совершенно отличный от патриархальной Москвы мир, в который ввел молодого царя Патрик Гордон.

Располагавшаяся на реке Яузе, всего в двух верстах от Преображенского, Немецкая слобода представляла собой небольшой западноевропейский городок с прямыми улицами, опрятными, увитыми плющом, кирпичными домами, зелеными аллеями, цветочными клумбами и даже фонтанами – невиданная роскошь по тем временам. Везде царили чистота и образцовый порядок. Контраст с хаотично застроенной деревянной Москвой, пыльной и захламленной, со смердящими сточными канавами, домашними животными, разгуливающими по улицам, – был разительный. Уютные жилища иностранцы обставляли красивой удобной мебелью – штофными креслами, изящными стульями, круглыми столиками на одной ножке, стены украшали зеркала, картины и гравюры, когда как в домах московских обывателей царила убогая простота – скамьи вдоль длинных грубых столов, массивные сундуки по углам и древние закопченные образа.

В Немецкой слободе обитали люди самые разные – от авантюристов и искателей приключений до изгнанных с родины политических эмигрантов и жертв религиозной нетерпимости. Все они приехали в Россию искать лучшей доли. Немцы, голландцы, ливонцы, шведы, швейцарцы, англичане, испанцы, французы, итальянцы… Разные по рождению, языку и вере, они проявляли удивительную лояльность к друг другу, были в Москве лучшими врачами, инженерами, художниками, учителями, негоциантами, ювелирами, офицерами… В слободе иностранцы возвели свои церкви и школы, ставили спектакли, читали романы, музицировали на клавесинах, проводили балы и маскарады, для которых дамы выписывали изысканные туалеты из Лондона, Берлина и Амстердама. В России же общественная жизнь ограничивалась посещением православных храмов и кулачными боями стенка на стенку, общеобразовательных школ вообще не существовало. Связь иностранцев с Европой никогда не прерывалась, они внимательно следили за событиями на родине, большинство из них надеялось рано или поздно вернуться домой.

Но не чистые улицы и цветочные клумбы главным образом влекли сюда Петра – здесь проживало много блестяще образованных людей, доброжелательных, обходительных, легких и интересных в общении. Через Патрика Гордона царь близко познакомился со швейцарцем Францем Лефортом, который стал его самым близким и задушевным другом.

Лефорт оставил отчий дом, когда ему было пятнадцать лет. Учился коммерции во Франции, но мечтал о военной службе, которую начал в Голландии под знаменами Вильгельма III Оранского, отличился в сражениях с французами, не раз рисковал жизнью. Когда война закончилась, Лефорт решил продолжить карьеру в далекой Московии.

Высокий, сильный и красивый, прекрасный наездник, фехтовальщик и стрелок, в том числе из лука, швейцарец привлек внимание Петра не столько знаниями и образованностью, сколько своей личностью. Живой, остроумный, находчивый, открытый, добродушный и жизнерадостный, Лефорт отличался редким обаянием. Замечательный рассказчик и страстный поклонник слабого пола, он более всего ценил в жизни удовольствия, был душою компании, говорил на шести языках, щеголял изысканными манерами и французскими нарядами. Под влиянием нового друга царь заказал себе иноземное платье, парик и шпагу на шитой золотом перевязи, но осмеливался облачаться в «басурманскую» одежду только в Немецкой слободе.

Бывая в доме Лефорта, Петр обратил внимание на слугу швейцарца – Алексашку. Шустрый, исполнительный и сметливый, предугадывающий все желания высокого гостя, он так понравился царю, что Петр взял его к себе на службу денщиком, из которого впоследствии вырос Светлейший князь, герцог, адмирал и фельдмаршал империи Александр Данилович Меншиков.

Лефорт обладал большим талантом устраивать веселые застолья, научил молодого царя пить и курить. Иногда пирушки длились по несколько дней без перерыва, многочисленные гости напивались до упаду, но сам Лефорт всегда оставался на ногах, сохранял здравый рассудок вне зависимости от объема употребленного вина, чем приводил Петра в полное восхищение. На праздники с музыкой, танцами и играми приглашались местные дамы. В отличие от русских женщин, обреченных жить затворницами в теремах за прялкой, скромных, стыдливых, забитых и набожных, иностранки пользовались в достаточной степени независимостью, широтой взглядов, были неплохо образованы, читали романы, музицировали, танцевали с кавалерами, умели вести легкую и непринужденную беседу. Некоторые из них славились небывалой для Москвы свободой нравов, что придавало процессу особую интригу. Русский царь выучился очень понравившемуся ему старинному немецкому танцу «Гросфатер».

На одном из таких праздников Лефорт познакомил Петра с Анной Монс, дочерью виноторговца. Обворожительная немка, веселая, обходительная и желанная, пленила царя. Опыт царя по женской части ограничивался дворовыми девками и женой, к которым он никогда не испытывал ничего, кроме юношеского сексуального любопытства и в области высоких отношений оставался сущим младенцем. Натура страстная и увлекающаяся, Петр влюбился сразу, на полном скаку.

Как всякий настоящий мужчина, он не позволял себе увлекаться женщинами настолько, чтобы забыть о делах. Оставив возлюбленную, Петр начал готовиться к «морскому» походу. Он настолько был поглощен маневрами на Переславском озере, что откровенно пренебрегал своими представительскими функциями в Кремле. В Москве дожидался царской аудиенции персидский посол. Во избежание дипломатического скандала Лев Нарышкин и Борис Голицын лично прибыли на верфь уговаривать царя уважить высокого гостя своим вниманием. Узнав, что посол привез ему в подарок льва и львицу, Петр согласился – он всегда интересовался всем новым и необычным.

У молодого царя начал пробуждаться интерес к международным делам. Он стал внимательно следить за претензиями французского короля Людовика XIV на континентальное господство, против которого объединилась чуть ли не вся Европа. Когда английский флот одержал блестящую победу над французами у мыса Ла-Хог, русский царь праздновал это событие на Переславском озере залпом из пушек своей маленькой флотилии и в порыве воодушевления даже выразил желание принять участие в войне против Людовика на стороне англичан. Через голландского посла Келлера Петр начал переписку с бургомистром Амстердама Николасом Витсеном, в которой обсуждались перспективы развития торговли с Персией и Китаем. Рассказы Лефорта и Якова Долгорукого о богатой и процветающей Голландии производили глубокое впечатление на молодого царя, он очаровался этой удивительной страной, корабли которой бороздили все известные моря и океаны.

Петру становилось тесно на Переславском озере, юношеские забавы отходили в прошлое, ему неудержимо захотелось увидеть настоящее море и большие морские корабли, заглянуть за край горизонта…

Единственный российский морской порт того времени находился на берегу Белого моря – Архангельск. Путь от Москвы далекий и небезопасный. Молодой царь отправился просить у матери дозволения на поездку. Наталья Кирилловна долго упорствовала, но не смогла противостоять настойчивости ее ненаглядного Петруши, благословила в путь поневоле, но взяла с него слово, что не будет ходить по морю, а только посмотрит корабли.

Проводы царя продолжались в Немецкой слободе три дня и три ночи, завершились пушечной пальбой с красочным фейерверком, к которым Москва начала уже привыкать. 4 июля 1693 года царь в сопровождении ближайших друзей и отряда стрельцов отправился в свое первое далекое путешествие. Оно оказалось настоящим приключением и крупным событием в его жизни. До Вологды добрались на лошадях, далее двинулись на баркасах водным путем – по рекам Сухона и Северная Двина. 30 июля государя всея Руси Архангельск встретил пушечным салютом, чем весьма порадовал царя.

Хмурое Белое море потрясло Петра. Земля никогда не казалась ему такой огромной и мощной. Уходящая в неведомые дали необъятная водная стихия наполнила душу царя таким восторгом, какого он еще никогда не испытывал.

Петр с головой окунулся в суету портовой жизнь. С интересом осмотрел стоявшие на рейде английские, немецкие, голландские корабли, наблюдал за их разгрузкой и погрузкой, посетил конторы иностранных купцов, склады, таможню, расспрашивал о торговле. В Европе высоко ценились русские меха, икра, мачтовый лес, пенька, кожи, моржовая кость, мед, воск… Среди иноземных товаров ввозились ткани, металлы и металлические изделия, оружие, стеклянная утварь, краски, бумага, вино, фрукты, соль… Государь с удовольствием принимал приглашения иностранных капитанов отобедать на борту судна, играл с ними в кегли, подолгу беседовал о морских дорогах в Европу. Захаживал и в портовые кабаки, запросто подсаживался к матросам, чтобы отведать в веселой компании заморского вина. Огорчало одно: в единственном русском порту не было ни одного большого русского торгового корабля. В сравнении с иностранными судами поморские лодьи казались детской забавой.

Петр назначил своего друга Федора Апраксина воеводой Архангельска и поручил ему заложить на местной верфи торговый корабль. Еще одно судно царь заказал амстердамскому бургомистру Витсену – фрегат в полном боевом вооружении.

Когда нагруженные товарами купеческие корабли готовились выбирать якоря, Петр, невзирая на данное обещание матери, решил выйти в море с Тиммерманом на небольшой яхте, чтобы проводить их в далекий путь. Царь радовался качке и вольному ветру как ребенок. У границ Двинской губы пошла высокая волна, яхту крепко тряхнуло, стоявшего у штурвала царя окатило фонтаном холодной воды. С трудом Тиммерман убедил Петра повернуть обратно – дальше идти на таком малом судне было слишком опасно. Первое морское плавание, продолжавшееся шесть дней, произвело на царя неизгладимое впечатление – оно даже близко не могло сравниться с его потешными маневрами на Переславском озере. Море и флот стали его главной любовью и судьбой на всю жизнь. Осенью он прибыл в Москву с твердым намерением вернуться в Архангельск следующим летом.

В конце января 1694 года умерла Наталья Кирилловна. Царица угасла быстро, в течение пяти дней. Убитый горем Петр удалился в Преображенское и переживал свою боль в одиночестве, как будет делать всегда, чтобы окружающие не видели его слабость. Сын не присутствовал ни на отпевании, ни на похоронах матери, чем вызвал пересуды, непонимание и осуждение. На могилу Петр пришел спустя несколько дней, один оплакал нежно любимую матушку, после чего отправился в Немецкую слободу, где в кругу друзей быстро оправился от скорби. По своей природе царь не был способен долго предаваться бездействию, отчаянию и печали, что во многом повлияло в будущем как на его жизнь, так и на судьбу страны в целом.

В мае месяце Петр снова отправился в Архангельск, где на стапелях его дожидался построенный Апраксиным корабль «Святой Павел». Царь собственноручно подрубил опоры и под гром пушек спустил его на воду. Петру не терпелось снова выйти в море. На яхте, которую опробовал в прошлом году с Тиммерманом, он отплыл к Соловецким островам.

В пути налетел шторм. Небо распарывали гром и молнии, ливень лил сплошной стеной. Яхта трещала по всем швам, зарывалась носом в бушующее море по самую макушку. Высокие свинцовые волны грозили раздавить кораблик. Крушение казалось неизбежным, мужественно готовясь к смерти, царь и его спутники причастились святых тайн из рук сопровождавшего экспедицию двинского архиепископа Афанасия. Положение спас находившийся на борту поморский кормчий Антип Тимофеев, который умело и хладнокровно довел яхту до Летнего берега и укрыл ее в Унской бухте. По случаю счастливого избавления от гибели Петр собственноручно изготовил деревянный крест и водрузил его на том месте, где ступил на спасительный берег. Вернувшись в Архангельск, царь щедро наградил Антипа Тимофеева.

21 июля на горизонте показались долгожданные паруса заказанного в Голландии фрегата «Святое пророчество». В порту грянули салютом орудия, ударили колокола по всему городу. Петр ликовал, никогда еще он так не радовался ни одному событию в своей жизни. Настоящий военный корабль! Сорок четыре пушки с полным боевым комплектом, прекрасно меблированные каюты, серебряная посуда в офицерской столовой, запас первоклассного продовольствия и бочки французского вина в трюмах. Словно мальчишка царь детально исследовал корабль, дотошно расспрашивал голландских моряков о назначении всех составных частей такелажа, учился лазить по вантам и мачтам, часами просиживал в капитанской каюте над картами и лоциями… На грот-мачте фрегата был впервые поднят русский трехцветный флаг (вариация флага Голландии), который до сих пор является государственным символом России.

Отметив знаменательное событие грандиозным пиром, Петр совершил на новых кораблях еще одно путешествие – до мыса Святой нос на Кольском полуострове, разделяющим моря Белое и Баренцево. В плавании суда садились на мель, теряли ориентировку – команда царя была еще слишком неопытна, но все закончилось благополучно. Насладившись в полной мере опасными приключениями в настоящем морском походе, Петр вернулся в Москву, где приступил к подготовке масштабных маневров на суше.

В конце сентября 1694 года в районе деревни Кожухово начались военные учения, в которых приняли участие двадцать тысяч человек, разделенных на две «армии». Одна штурмовала крепость, другая ее защищала. Использовались все приемы войны – форсирование реки, подкопы, минирование, возведение редутов, преодоление рва, вылазка осажденных, отработка слаженных взаимодействий различных подразделений в бою. Под развернутыми знаменами, грохот пушечных орудий, разрывы гранат, залповые выстрелы, звуки труб и барабанов царь со шпагой наперевес первым бросался в атаку. Осада крепости продолжалась три недели. Когда она пала, потери с обеих сторон составили двадцать четыре человек убитыми и пятьдесят тяжело раненными. Полученные в рукопашных схватках колотые раны никто и не считал. Взятых в плен защитников крепости продержали связанными всю ночь, после чего освободили и пригласили к накрытому столу, за которым царь праздновал викторию.

Крепла дружба Петра с Лефортом, принимавшего самое активное участие во всех делах царя. Государь выделил немалые средства на расширение и отделку его дома в Немецкой слободе, который превратился в роскошный дворец. Особенным великолепием отличался огромный зал с дорогой мебелью, скульптурами, зеркалами и картинами, украшенный персидскими коврами и китайским шелком. Здесь в непринужденной обстановке устраивались шикарные приемы, пиры и танцы до утра. Дом окружал парк со зверинцем, у ворот круглосуточно дежурила охрана.

Петру шел двадцать второй год, потехи уходили в прошлое. Молодой царь мечтал о создании флота и развитии морской торговли. Архангельск мало подходил для этой цели: семь месяцев в году Белое море было сковано льдами, порт находился слишком далеко от экономических центров страны, долгий путь от него в Западную Европу пролегал через суровые северные моря. Каспийское море не имеет выхода в мировой океан. Балтийское контролировалась Швецией, а Черное море являлось внутренним бассейном Османской империи. Чтобы получить к ним доступ, существовал только один способ – война.

По Кардисскому договору Россия находилась со Швецией в состоянии «вечного мира» с 1661 года. На южном направлении была более удобная ситуация для осуществления амбициозных планов царя: в 1686 году Москва присоединилась к Священной лиге[12], направленной против Османской империи. Союзники России ожидали от Москвы возобновления боевых действий, которые прекратились с падением правительства Софьи. Петр начал готовиться к войне с Турцией за выход к южным морям – Азовскому и Черному.

Летом 1695 года русский полки с донскими и запорожскими казаками атаковали турецкие укрепления в низовьях Дона и Днепра. Главной целью была крепость Азов, располагавшаяся в пятнадцати верстах от Азовского моря на левом берегу Дона. В случае захвата крепости царь планировал сделать ее опорным пунктом для создания флота и поставить под удар Крымское ханство – вассала Турции и давнего врага России.

Турецкая четырехугольная каменная крепость, окруженная высоким земляным валом и рвом с палисадами, имела восьмитысячный гарнизон, численность русской армии составляла тридцать тысяч человек. Петр находился в приподнятом боевом настроении, был самонадеян и не сомневался в успехе военной компании.

Осада Азова началась огнем батарей, которыми командовал сам царь. В крепости возникли пожары, но мощные каменные стены устояли. Петр созвал на военный совет своих генералов – Гордона, Лефорта и Автонома Головина. Каждый из них командовал отдельным корпусом, решения о ходе военной операции принимались коллегиально. Лефорт предложил взять крепость общим решительным штурмом. Гордон возражал: для этого сначала необходимо проломить стены, обеспечить войска штурмовыми лестницами. Царь, которому не терпелось одержать свою первую викторию, поддержал Лефорта. К тому же, не имея боевого опыта, он руководствовался личными симпатиями, а швейцарец был для него самым близким человеком.

Первым на штурм крепости пошел корпус Гордона. Решительным натиском ему удалось захватить вал, но Лефорт и Головин вовремя не поддержали этот успех. Быстрой ответной атакой турки отбросили Гордона, который понес большие потери.

Петр убедился, что без разрушения крепостных стен азовскую твердыню не взять. Военный совет принял решение прорыть подкоп и заложить под них мощные заряды пороха, что было выполнено крайне неудачно: пороховые камеры устроили недостаточно близко к стене, мощный взрыв не только не принес вреда крепости, но и унес десятки жизней русских солдат. Накануне Гордон убеждал царя, что подрыв окажется бесполезным, но тот опять принял сторону Лефорта, который обвинял шотландца в недостаточном желании овладеть крепостью. Соперничество, разногласия и возрастающая неприязнь между генералами вредили общему делу.

Осажденные совершали дерзкие вылазки, в одной из них янычары вырезали более сотни спавших в траншеях после обеда стрельцов, захватили и испортили много пушек. Стрельцы оказались плохими воинами: при контратаках противника не один раз спасались бегством, чем вызвали гнев государя. Похоже, что они годились только для дворцовых переворотов.

Измором взять Азов было невозможно: морем крепость получала для обороны все необходимое. Не имея флота, Петр не мог перерезать морские коммуникации турок и блокировать крепость со всех сторон. В сентябре начались затяжные дожди, траншеи превратились в трясину, русское воинство испытывало недостаток в продовольствии, особенно в соли – тыловая администрация по снабжению войск оказалась совершенно недееспособна, многие поставщики, получив деньги, пустились в бега.

Еще один подкоп принес те же плачевные результаты. Наконец, путем проб и ошибок в одном месте все же удалось обрушить стену. В пролом устремились преображенские батальоны и донские казаки, в крепости завязалась жестокая рукопашная схватка. Но и на этот раз не удалось развить успех: активность одних подразделений сочеталась с нерешительностью и пассивностью других. Штурм захлебнулся в крови. Крепкий турецкий орешек оказался не по зубам молодому царю.

Петр находился в самом мрачном расположении духа. После трехмесячной осады, он отдал приказ отступать к Черкасску. На марше через пустынные степи пришлось отбиваться от внезапных атак крымской кавалерии. Неожиданно наступила ранняя зима, пошел снег, ударили морозы. Солдаты страдали от голода и холода, гибли сотнями. Дорога от Черкасска до Москвы была усеяна трупами погибших в пути людей и лошадей на протяжении восьми сотен верст.

Неудачу под Азовом отчасти компенсировал успех войск под командованием боярина Бориса Петровича Шереметева, который вместе с запорожскими казаками гетмана Мазепы без особого труда захватил слабо защищенное устье Днепра на Черном море. Действия Шереметева и Мазепы носили отвлекающий характер от главной цели в войне с турками – Азова.

В эти тяжелые дни молодой царь впервые проявил удивительную стойкость духа, упорство и целеустремленность в достижении поставленной цели. Поход на Азов он воспринял не как поражение, а как урок, из которого надо сделать выводы о причинах неудачи, устранить их и снова взяться за дело с удвоенной энергией. Уже на пути в Москву Петр жил не прошлым, а будущим.

Хладнокровный анализ провала военной компании показал: крепость надо блокировать не только с суши, но и с моря; для продолжения войны необходимы грамотные военные инженеры, подрывники. И Петр немедленно развивает кипучую деятельность.

Двинский воевода Апраксин получает приказ царя доставить в Москву корабельных плотников, в том числе и иностранных, добром или силою. Дипломатам в Австрии и Бранденбурге (Пруссии) поручено востребовать специалистов по организации взрывных осадных работ; в Англии, Голландии и Венеции – моряков и мастеров по строительству кораблей. Во все уезды страны помчались гонцы с царским указом о мобилизации не только дворян, но и всех желающих, в том числе и холопов, которые, вступив в армию, получали свободу. В дремучих воронежских лесах тысячи местных крестьян начали валить строевой лес.

В конце января 1696 года умер царь Иван. Похоронив брата, Петр выехал в Воронеж, где на созданной в кратчайшие сроки верфи закипела работа по строительству флота. Сам царь с топором в руках трудился рядом со своими подданными в поте лица, не покладая рук. Основную часть флота строили по образцу заказанной в Голландии боевой галеры, которую волоком по льду рек и заснеженным дорогам доставили из Архангельска. Стояла лютая зима. От плохого питания, ужасных условий и непосильного труда согнанные на государеву стройку крестьяне умирали сотнями, на их место пригоняли других. Ради достижения поставленной цели Петр готов был к каким угодно жертвам, не жалел ни себя, ни людей.

Результаты кипучей деятельности молодого царя поразили современников: весной со стапелей верфи в воды Воронежа[13] сошли два фрегата, двадцать две галеры, четыре брандера и тысяча триста стругов[14]. Страна, которая никогда не имела флота, обрела его за одну зиму.

Все это время из Москвы в Воронеж прибывали пополненные старые и вновь сформированные полки. Численность нового войска составила сорок тысяч человек, к которому позже должны были присоединиться двадцать тысяч казаков и три тысячи калмыцкой кавалерии. Учитывая неудачный опыт коллегиального командования прошлой компании, все сухопутные силы Петр подчинил воеводе Алексею Семеновичу Шеину, Гордона назначил его помощником. Лефорт получил должность командующего флотом. О морском деле швейцарец имел весьма смутное представление, но других людей, преданных и хорошо подготовленных, у царя просто не было.

В мае 1696 года русские войска вновь подошли к Азову. Турки настолько были уверены, что надолго отбили у них охоту штурмовать крепость, что даже не засыпали окопы, вырытые ими в прошлом году. Татарская кавалерия пыталась помешать войскам занять прежние позиции, но была отброшена конным дворянским ополчением.

Вечером 19 мая под командой Петра и Лефорта девять галер в сопровождении сорока казачьих чаек[15] вышли в море на рекогносцировку. В виду стоявшей на рейде турецкой эскадры галеры сели на мель. Стащив суда на большую воду, Петр распорядился вернуться в устье Дона. При плохо укомплектованных и необученных командах своих кораблей Петр не решился на рискованное морское сражение с турками в совершенно незнакомых ему водах. Царь был мрачен и подавлен. Блокировать крепость с моря оказалось не так просто, как он себе это представлял.

Проблему решили запорожские казаки: ночью по собственной инициативе на своих легких судах они преодолели мели и внезапно атаковали турецкую эскадру. Один корабль сожгли, два захватили, остальные обратили в бегство. Петр воспрянул духом, немедленно приступил к полной блокаде Азова. Исследовав прибрежные воды, вывел флот в море, приказал построить два форта на обоих берегах устья реки.

Осталось взять крепость с суши. Необходимо было выработать стратегию осады, которая приведет к успеху. На военном совете стрельцы предложили легендарный способ, который киевский князь Владимир Великий применил в X веке при взятии Херсона: возвести земляной вал вровень с крепостью и, подсыпая его в ее сторону, довести до неприступных стен. Возможно, при отсутствии пушек в седые времена подобная идея была новаторской и эффективной, но с тех пор прошло семьсот лет… Тем не менее, военный совет план утвердил. Пятнадцать тысяч солдат с энтузиазмом принялись за работу. Их пыл даже не охладил прицельный огонь турецких крепостных пушек. Несмотря на потери, работы шли успешно.

Через три дня под Азов прибыли австрийские артиллеристы, минеры и военные инженеры во главе с бароном Эрнстом фон Боргсдорфом – крупным специалистом по взятию крепостей. Иноземцы подивились на развернувшиеся масштабные работы, грамотно установили на возведенной возвышенности батареи и ураганным сосредоточенным огнем разрушили угловой бастион крепости. Под прикрытием пушек на штурм бросились запорожские и донские казаки, действовавшие одинаково отважно как на море, так и на суше. Им удалось захватить часть вражеских укреплений и закрепиться на них.

14 июня на горизонте появился спешивший на помощь Азову турецкий флот в составе двадцати трех кораблей. Петр отдал приказ на галеры приготовиться к бою. На этот раз турки уклонились от сражения и ушли обратно в море. Надеясь, что они вернутся, гарнизон крепости продержался еще месяц – до тех пор, пока не закончились боеприпасы и продовольствие. Накануне назначенного на 22 июля штурма, комендант Азова начал переговоры о почетной капитуляции – сохранение жизни солдатам гарнизона, свободный выход из крепости с личным оружием и вещами. Петр принял условия. В качестве трофеев победителям достались сто тридцать шесть пушек.

С размахом отпраздновав свою первую военную победу, царь привлек иноземных инженеров к восстановлению и реконструкции Азова согласно новейшим достижениям фортификационной науки. Сам же занялся поиском более удобной гавани для базирования флота. Таковая оказалась у мыса Таган-Рог. Здесь царь задумал заложить крепость и город, надежно закрепиться на берегу моря, развивать флот и начать дальнейшую борьбу с Османской империей за выход в ближние и дальние моря. Для России конца XVII века – это были невиданные и грандиозные решения.

На пути в Москву Петр посетил Тулу. Согласно легенде, накануне второго азовского похода царь попросил тульского оружейного мастера Никиту Демидова починить немецкий пистолет, который ему очень нравился. Демидов не только выполнил просьбу государя, но и изготовил точную копию того пистолета. Восхищенный искусством мастера, Петр сделала ему государственный заказ на триста ружей по западному образцу. Даже если это исторический анекдот, то весьма типичный, ярко характеризующий методы царя привлечения к делу всех встречающихся на его пути талантливых людей, невзирая на их самое «подлое» происхождение. Как бы там ни было, но в Туле царь действительно посетил оружейные мастерские Демидова и велел выделить ему из казны пять тысяч рублей на развитие отечественного оружейного производства.

30 сентября 1696 года в Москве состоялось триумфальное шествие победоносных войск в духе античных традиций. Растянувшиеся на несколько верст полки входили в столицу через огромную арку, свод которой поддерживали статуи Геркулеса и Марса. Ее фронтон украшали барельеф с изображением сцен военной компании и картина на холсте с посаженным на цепь турецким султаном. Воевода Шеин, Гордон и Лефорт восседали при полном параде в роскошных экипажах, а сам Петр, держа в руках копье, скромно следовал за своими генералами в черном немецком платье и шляпе с белым пером. В честь героев Азова декламировались стихи и гремели пушечные залпы. Солдаты волокли по земле турецкие знамена. Колокольный звон смешивался с боем барабанов, гудели трубы и играли литавры. Москвичи наблюдала процессию молча и озадаченно – впервые военную победу московский царь отмечал не молебнами во главе с патриархом, а совершенно необычным светским праздником. Особенно толпу поражало то, что процессию возглавлял вальяжно расположившийся в царской карете Никита Зотов, пьяница и первый учитель малолетнего Петра. Царь сделал его патриархом шутовского собора, состоящего из наиболее доверенных и близких государю лиц, с которыми Петр обожал эпатировать публику и развлекаться совершенно непотребным и вызывающим для того времени образом. Праздник завершился в Немецкой слободе, где артиллерийским салютом были выбиты все окна.

Необычный образ царя настораживал народ. Многое в его поведении расценивалось как кощунство – возлюбил иноземцев, которые ели траву, называемую салатом, как скотина, бывая на их свадьбах, крестинах и похоронах государь посещал католические храмы и протестантские церкви – немыслимый поступок для православного царя. Все это в глазах набожного народа расценивалось как ересь. Государь отказался играть роль полубога на престоле, уклонялся от участия в православных праздниках, завел крепкую дружбу с Ивашкой Хмельницким[16], открыто блудил с немкой при законной жене, пародировал и высмеивал религиозные обряды. Вероятно, Петр отдавал себе отчет, что бросает вызов патриархальному обществу, но он привык с раннего детства следовать своей сущности и полагал, что неограниченная власть монарха дает ему на это полное право.

Пассивный ропот народа царя беспокоил меньше всего. Предстояли куда более важные задачи. Взятие Азова – только полдела, турки непременно попытаются вернуть крепость. Следовало не только отстоять завоеванные территории, но и начать борьбу за Керченский пролив, соединяющий Азовское море и Черное.

Сразу после триумфа Петр поставил в известность Боярскую думу в том, что намерен с османами «воевать морем», а поскольку казна не располагает для этого достаточными средствами, государь повелевает создать кумпанства – компании, которые будут заниматься строительством флота. В них объединялись помещики, церковь, горожане – в основном купцы. За уклонение от государева дела вотчина землевладельца отписывалась в казну. Кумпанства обязывались как финансировать царский проект, так и самостоятельно заниматься непосредственно строительством судов – нанимать работных людей, мастеров, валить и доставлять лес. Через полтора года на воду должно быть спущено пятьдесят два корабля. Царская семья бралась построить десять судов.

Но кто будет управлять флотом? Следующий указом Петр посылает в Европу для обучения морскому делу шестьдесят стольников[17], треть из которых носила княжеские титулы. Молодым отпрыскам самых знатных семей страны предстояло не только научиться «владеть судном» и по возвращении предъявить царю свидетельство о пригодности к службе, но и в обязательном порядке побывать в морском бою. Особая царская милость ждала тех, кто дополнительно освоит кораблестроение. За ослушание монаршей воли предусматривалось лишение всех прав, земель и имущества. Элита была в шоке. Поездка за границу рассматривалась в русском обществе чуть ли не как измена родине, считалось, что православный христианин, наделенный богом истинной верой, обладает для праведной и полноценной жизни всем необходимым, ему нет нужды общаться с иноверцами, тем более учиться у них бесовским знаниям, которые могут поколебать чистоту веры. Но противиться воле царя никто не посмел. Среди «студентов» оказался единственный доброволец – Петр Андреевич Толстой, будущий граф империи, которому на тот момент исполнилось пятьдесят два года. Бывший сторонник Милославских, пребывавший в опале, он горел желанием завоевать расположение государя.

Петру шел двадцать пятый год. В молодом царе проснулся энергичный государственный деятель. Указ следует за указом. Оперативно принимается решение о содержании в Азове постоянного пятитысячного гарнизона. На завоеванный берег с волжских городов переселяются три тысячи семей, двадцать тысяч солдат приступают к строительству нового порта – Таганрога. Молодой царь отчетливо сознавал: для продолжения успешной войны с Турцией, стране необходимы эффективные коммуникации для переброски, обеспечения флота и сухопутных войск. Такими дорогами могла стать сеть рек, если их соединить каналами. Тридцать пять тысяч крестьян были брошены на строительство Волго-Донского канала в районе наибольшего сближения двух рек – между притоком Волги Камышинкой и притоком Дона Иловлей[18]. Среди народа православного ходили толки: нельзя обращать потоки в одну сторону, если Бог уже обратил их в другую. Публичная критика царской воли пресекались кнутом и ссылкой.

Но все это было преамбулой к развернувшейся кипучей деятельности государя: истинное потрясение Боярская дума получила тогда, когда Петр объявил, что сам отправится в путешествие за границу дабы подать личный пример подданным в ученье и заручиться дополнительной поддержкой союзников в борьбе с «басурманскими ордами». Никогда еще московский православный государь не покидал пределов страны. Решение царя было настолько необычным, что не укладывалось в головах современников.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.