15.2. Общественное сознание в 90-е годы: основные тенденции развития

15.2. Общественное сознание в 90-е годы: основные тенденции развития

90-е годы явились для российского общества чрезвычайно насыщенными не только различными политическими и экономическими потрясениями, но и сложными процессами в духовной жизни. При всей их неоднозначности и противоречивости попытаемся выделить основные, определявшие общую направленность духовной жизни. На наш взгляд, к ним следует отнести кризис идентификации и связанный с ним круг различных явлений, а также процесс изменения системы основных ценностных ориентаций общества.

Одним из первых проявлений кризиса идентификации на рубеже 80–90-х годов стал процесс переоценки событий отечественной истории, прежде всего ее советского периода. Когда советское руководство провозгласило курс на проведение широкомасштабных реформ, неотъемлемой частью новой политики стала критическая оценка предшествующего развития, выявление тех периодов и переломных моментов в истории советского общества, когда произошло отступление от «правильного» социализма, его деформация.

Обращение к истории обнаружило наличие в знаниях и представлениях советских людей множества белых пятен, своего рода провалов исторической памяти вследствие многолетнего замалчивания официальной историографией сложных проблем, негативных явлений в историческом прошлом.

Характерная черта общественного сознания на рубеже 80–90-х годов — обостренное внимание к собственной истории. Приметой времени стала нарастающая волна публикаций в периодической печати, посвященных различным проблемам, событиям, лицам недавнего прошлого. Одно из центральных мест в общественных дискуссиях заняла проблема «Сталин и сталинизм». К различным ее аспектам было приковано внимание журналистов и писателей, историков и экономистов, психологов и представителей других наук.

В эти годы материалы на исторические темы пользовались таким же вниманием, как сводки последних известий, вызывали большой общественный резонанс. Многие газеты завели постоянные исторические рубрики. Заметно увеличилось количество радио и телевизионных передач на исторические темы. Резко возросли тиражи исторических журналов, например, число подписчиков журнала «Вопросы истории» увеличилось на 50 тыс. Читатели журнала, отвечая на вопросы предложенной редакцией анкеты, в качестве одной из главных причин своего желания стать постоянными читателями исторического журнала называли стремление восполнить белые пятна в знаниях о прошлом. Приведем отрывок из письма молодой учительницы начальных классов из сельской школы в Калининградской: «В школе и в институте мне приходилось читать и заучивать ненужные фразы о героизме, съездах, деятелях и т. п., которые без конца повторялись и потому обезличивались. Такая история меня раздражала… Честную, справедливую историю нашей страны прочитать было негде. Сейчас даже не верится, что все это было 3–5 лет тому назад. И вот вдруг стали открываться новые страницы жизни нашей страны… Я взахлеб читаю, вырезаю, складываю в папку все, что встречаю в газетах и журналах. Мне стало легко дышать, открылись глаза, прорезался слух».

Не менее важная тенденция развития общественного сознания на рубеже 80 и 90-х — заметное расширение его кругозора, освоение новых пластов культуры, ставшее следствием отмены цензурных запретов. Значительным явлением духовной жизни стало знакомство с произведениями репрессированных писателей, диссидентов, эмигрантов. Массовый читатель получил возможность прочесть ранее запрещенные произведения. Изолированность сменилась широкой публикацией работ зарубежных авторов. Общественное сознание стремилось к полноте и многогранности в оценках прошлого и настоящего. В результате материальное стало дополняться идеальным, духовное — душевным, рациональное — иррациональным.

Следствием проведения политики реформ, смягчения международных отношений, сближения со странами Запада явились заметные перемены в системе общественных ценностей и идеалов. Официально был провозглашен примат общечеловеческих ценностей над классовыми и национальными, отказ от деления мира на своих и чужих. В сознании общества постепенно преодолевался «культ обороны», система ценностей, сложившаяся в значительной степени под влиянием Великой Отечественной войны, постепенно заменяется на качественно новую, утверждают гражданские ценности, общество начало выходить из орбиты непосредственного влияния войны. Если в начале 80-х годов «оборонный» выбор составлял до 70 % выборов, то в начале 90-х он снизился до 44 %. Если раньше от приоритета оборонных ценностей отказывались прежде всего представители гуманитарной, творческой интеллигенции, то теперь такой выбор становится общенародным.

Симптоматичен в этом смысле один из откликов на выступление в печати маршала авиации, героя Отечественной войны летчика Н. Кожедуба, который упрекал руководство страны в падении престижа армии, патриотизма и требовал увеличения бюджетных ассигнований на нужды армии. Ветеран войны из Ровно Л. Лихов в ответ написал маршалу: «Мы тоже за патриотизм, но не за ура-патриотизм. Кончается XX век, нельзя выискивать всюду врагов и строить армию так, чтобы вконец ослабить страну и народ. В ядерной войне не будет победителя… Теперь мы честно говорим о своих имперских потугах, экономически ослабивших страну».

Характерной чертой общественного сознания в начале 90-х годов стала его глубокая политизация, формирование не просто различных, но прямо противоположных представлений и оценок прошлого и настоящего. Однако раскол общества проходит не только по линии противостояния защитников и противников социализма, советской системы. Попытки пересмотреть оценки ряда событий недавней истории вызвали противодействие не только прокоммунистически настроенных слоев общества, но и национально-патриотического движения, которое переживает период идейного и организационного оформления.

В эти годы обществу в целом был присущ оптимизм, несмотря на сложную политическую и социально-экономическую ситуацию. Процессы гласности и демократизации политической системы, казалось, свидетельствовали в пользу того, что общество, осознавшее свои проблемы, сможет быстро найти пути выхода из кризиса, в короткое время осуществит прорыв к качественно новому состоянию.

В первой половине 90-х годов общество пережило увлечение идеей, поднятой на щит наиболее радикальными критиками политики перестройки: Россия, воспользовавшись западным опытом и введя у себя рыночные отношения и политическую демократию, сможет безболезненно для населения и в кратчайшие сроки догнать и даже перегнать развитые страны по уровню благосостояния. Западная модель развития трактовалась как совершенная во всех отношениях. Образцовыми были объявлены экономические механизмы западных стран, классовые структуры, система социального страхования и политические институты. Значительная часть населения была уверена, что экономическое процветание, формирование гражданских начал, многопартийность, плюрализм, разделение властей могут утвердиться быстро и безболезненно. Даже безработица объявлялась благом, поскольку стимулировала конкуренцию на рынке труда, а безработные от нее не страдали, получая пособия, в десятки раз превосходящие зарплату квалифицированных советских рабочих. Такое восприятие Запада было полной противоположностью прежних оценок, причем смена минусов на плюсы в оценке западного опыта произошла стремительно, она не основывалась ни на каких новых экономических или социологических исследованиях, т. е. носила идеологический характер. Новые оценки, тем не менее, с энтузиазмом были восприняты в обществе, поскольку соответствовали ожиданиям масс и уровню их политической культуры. По данным социологических опросов в 1990 г. 32 % считали образцом для подражания США, еще 32 % — Японию, 17 % — Германию. Таким образом, и политические элиты, и массы не видели особых препятствий для усвоения Россией западных образцов. При этом, однако, ни те, ни другие не учитывали фактор ее отсталости по всем основным экономическим и социальным показателям от избранного идеала.

Процессы, происходившие в общественном сознании, были неоднозначны. В ситуации системного кризиса обострились противоречия между людьми различных поколений. Определенное напряжение между поколениями, существующее всегда уже потому, что их жизненный опыт существенно различен, в кризисное время заметно возросло. Произошло своего рода отторжение старшего поколения, их жизни и опыта, что переживалось ими очень болезненно.

После распада СССР и прихода к власти Б. Ельцина в 1991 г. имела место обвальная смена взглядов и убеждений на диаметрально противоположные. Начало 90-х годов было временем инверсии общественного сознания, когда казалось, что путем простой перемены знаков в оценках явлений и процессов можно получить действительное представление о прошлом и настоящем. Новая Россия поспешила «откреститься» от советского прошлого: были отменены советские праздники, исчезли советские государственные символы и другая атрибутика, напоминающая о советских временах. 7 ноября и 1 мая получили новый статус: годовщина Октябрьской революции превратилась в День согласия и примирения, праздник 1 мая стал отмечаться как День весны и труда. Статус официальных был возвращен православным праздникам Рождества и Пасхи. Государственный герб России украсил двуглавый орел. Эти и другие факты должны были символически продемонстрировать историческую преемственность новой России с Российской империей, минуя советский период.

В 90-е годы в жизни российского общества произошли кардинальные изменения: были разрушены старые экономические, социальные, политические структуры, выявилась несостоятельность надежд на возможность быстрого и безболезненного проведения реформ, углубилось противостояние массы и элит, особую остроту приобрели проблемы социальной защищенности населения, понизился культурный, интеллектуальный уровень общества, фактом стала криминализация общества. Все эти процессы не могли не привести к серьезным изменениям в общественном сознании, не могли не повлиять на шкалу общественных ценностей и идеалов.

Данные социологических исследований показывают, что происходит очевидный процесс прагматизации жизненных ценностей, резкого повышения роли материально-денежного фактора в современной жизни. Здоровье, семья и материальная обеспеченность заняли в 1994–1995 гг. первые три места в ценностных ориентациях россиян. Таким образом, в альтернативе общественное — личное все большее число россиян делает выбор в пользу личного.

В последние годы социологи отмечают рост потенциала ценностного консенсуса. Это означает рост числа людей, одобривших следующую совокупность ключевых ценностей: жизнь, свобода, работа, безопасность, диалог, равенство возможностей. Несмотря на материальные трудности в альтернативе свобода — материальное благополучие значительная часть опрошенных выбрала свободу. Вместе с тем исследования показывают, что основные специфические российские ценности (российская государственность, всеединство, соборность, коллективизм, национальное достоинство и др.) сохраняют свое значение.

Данные социологических опросов выявляют ряд тревожных тенденций. Смена социального строя, активное развитие капиталистических начал в экономике, обострение неравенства, снижение жизненного уровня на фоне общего кризиса усложнили процессы социализации новых поколений россиян. И хотя социально-экономические ориентации значительной части молодежи могут быть охарактеризованы как прокапиталистические, а процессы адаптации к новым условиям у нее проходят более продуктивно, чем у людей старших поколений, более 40 % молодых людей хотели бы жить или родиться в другой, более преуспевающей стране. Многие из молодых россиян готовы оправдать отступления от культурных, нравственных, правовых норм — взяточничество, воровство, проституцию, если они являются средством достижения собственных целей.

Для всех групп населения характерно глубокое недоверие к власти, отношение к ней как к отчужденной от простых людей силе. Постсоветское общество стало менее политизированным, люди разочаровались, устали от политики, более озабочены проблемами выживания. Количество россиян, не интересующихся политикой, выросло в 1996 г. по сравнению с 1988 г. на 28 %. Постепенно разрушаются сложившиеся в советский период представления личности и общества об окружающей исторической и социальной реальности и своем месте в ней: представления о собственной целостности (общество разделилось на множество конфликтующих групп по материальному, политическому, идеологическому, религиозному, этническому принципам); представления о непрерывности своего существования во времени и пространстве (идеи распространились о регулярной дискретности исторического и культурного развития российской цивилизации); разрушение системы личностных смыслов (потерян смысла жизни, что особенно тяжело переживается старшими поколениями). В результате возник кризис идентичности. Один из способов преодоления этого кризиса заключается в обращении к прошлому, к историческим корням. Актуализация прошлого выступает как средство самоидентификации общества, как поиск ответа на вопросы «кто мы?» и «откуда мы?»

В середине 90-х годов социологические опросы зафиксировали примечательные сдвиги в восприятии истории и ее героев со стороны массовой аудитории: выросла ставка на сильные личности, имперские ценности и авторитарный стиль управления. Практически все опрошенные считали возможным гордиться собственной историей. Периоды, вызывающие чувство наибольшей гордости, следующие: эпоха Петра I, Великая Отечественная война, эпоха Сталина. Такой выбор свидетельствует, что в сознании людей величие страны по-прежнему ассоциируется с военной мощью и военными победами (главная заслуга Петра в том, что он «создал флот и армию», «победил шведов», Сталина — «победил в войне», «заставил весь мир, даже американцев, бояться нас»).

Устойчивый интерес к Петру I обусловлен подсознательным наложением идеализированного восприятия личности Петра на сформировавшийся в массовом сознании архетип власти. Власть может быть жесткой, даже жестокой, но «настоящей», «правильной» она является лишь тогда, когда предлагает народу и осуществляет вместе с ним некое общее дело. Зримый образ такой власти олицетворяет Петр, который не только поставил цель превратить Россию в могучую европейскую державу, но и работал над ее достижением как бы «наравне со всеми». Именно поэтому Петр I — лидер рейтинга в опросе на тему: «Кому бы вы доверили вывести Россию из кризисного состояния?»

Таким образом, в общественном сознании наметилась новая тенденция: постепенный переход от неприятия к более мягким оценкам недавнего прошлого, ностальгия по нему, поиск положительных примеров в истории. Отмеченная тенденция явилась реакцией на попытки тотальной ревизии исторической памяти. Причем, если первоначально этот процесс затрагивал прежде всего людей старших поколений, то позже стал всеохватывающим.

В том же направлении эволюционировала система государственных ценностей. В середине 90-х годов власти заговорили о потребности общества и государства в объединяющей национальной идее, которая должна заполнить вакуум, возникший после крушения коммунистической идеологии как идеологии государственной и разочарования значительной части общества в либерально-демократической идеологии. Помимо этого для правящей элиты становилось все более очевидным, что отсутствие некой объединяющей общегосударственной национальной идеи лишает власть мощного фактора поддержания своего авторитета. Первоначально была попытка сделать ставку на православие. Сближение с иерархами православной церкви, демонстративное участие представителей власти в церковных службах на православных праздниках Рождества, Пасхи, официальное объявление этих дней праздничными — все это должно было свидетельствовать о признании государством православных ценностей. Но православие не могло быть использовано в качестве государственной идеологии: это противоречило бы светскому характеру российского государства и неизбежно вызвало бы противодействие других религиозных конфессий. Разные политические силы предложили свою трактовку русской идеи, однако все они практически сошлись в одном: русская идея — это идея государственная, державная, не имеющая этнического оттенка.