Яков Джугашвили: история одного мифа

Яков Джугашвили: история одного мифа

О Якове Джугашвили вспоминают, как правило, в связи со знаменитой фразой Сталина: «Я солдата на фельдмаршала не меняю». Так, по официальной версии, ответил генералиссимус на предложение обменять плененного старшего сына на фельдмаршала Паулюса. Имя Якова Джугашвили оказалось объектом пропаганды обеих враждующих сторон. Фашисты разбрасывали над линией фронта листовки с его фотографией и призывом сдаваться в плен. Советские идеологи в ответ представили Иосифа Сталина истинным отцом народа, не пожалевшим для победы даже жизни собственного сына… Миф оказался настолько убедительным, что долгое время никто даже не пытался задать вопрос: а был ли в плену Яков Джугашвили?

Яков родился задолго до того, как Иосиф Джугашвили стал единовластным правителем Советского Союза. Его мать, Екатерина Сванидзе, умерла вскоре после его рождения, а с отцом он впервые встретился (в сознательном возрасте) в 14 лет. Его растили родственники матери: сестра Александра, брат Алеша вместе со своей женой Марико и дед – Семен Сванидзе. Они старались окружить Якова вниманием и заботой, ведь он рос, по существу, круглым сиротой.

В 1921 году судьба мальчика резко изменилась. Вспомнив о старшем сыне, Сталин решил забрать Якова в Москву. В это время второй его жене, Надежде Аллилуевой, было всего 20 лет. Пасынок был всего на шесть лет младше мачехи… Впрочем, между собой они общались довольно ровно. Попав из провинции в столицу, Яков чувствовал себя очень неуютно. Он жил на диване в комнате для гостей. Из-за того что Яков почти не говорил по-русски, его успехи в школе были посредственными. Зато он быстро стал лидером в другом: побеждал во всевозможных шахматных турнирах и был одним из лучших школьных футболистов.

Красивый, стройный, подтянутый, он обращал на себя внимание одноклассниц. Кира Политковская, племянница Надежды Сергеевны Аллилуевой, хорошо запомнила это время: «Девочки все очень влюблялись в него. А у него такой был добрый характер, что он как-то не мог отказать поухаживать или там грубо отказать. У него этого не было. К нему все девушки лезли, даже не зная, что он Яков Джугашвили, особенно этого никто и не знал».

По окончании школы, вопреки настояниям отца, Яков отказался поступать в институт. Вместо этого он решил жениться на Зое Гуниной, слушательнице курсов английского языка из подмосковного города Дмитров, которой в то время едва исполнилось 16 лет. Естественно, обе семьи были против такого раннего брака. Но, видимо, для Якова Зоя была не просто юношеским увлечением. И девятнадцатилетний юноша, не находя понимания у родных, решил покончить с собой. Неизвестно, где он раздобыл пистолет. Но однажды ночью на кухне кремлевской квартиры прогремел выстрел. Яков целился в сердце, но промахнулся и на три месяца попал в больницу. Сталин был в ярости. Он ни разу не навестил Якова в больнице, а Надежде Аллилуевой написал в письме: «Передай Яше от меня, что он поступил, как хулиган и шантажист, с которым у меня нет и не может быть больше ничего общего».

Яков оказался не меньшим упрямцем, чем его отец. После выхода из больницы он женился на Зое и уехал с ней в Ленинград без всякого родительского благословения. Они прожили там четыре года. Яков устроился работать электриком, но его зарплаты еле-еле хватало на то, чтобы сводить концы с концами. Родившаяся в 1929 году девочка умерла, не прожив и года. Молодая семья не выдержала такого удара. Начались взаимные обвинения, скандалы, и в конце концов брак распался. Сталин простил сына и настоял на его возвращении в Москву. Яков снова оказался в знакомой квартире. Но скрытый «бунт против отца» (именно так воспринимал его попытки стать самостоятельным Сталин) продолжался.

В 1930 году Яков Джугашвили поступил в институт инженеров железнодорожного транспорта. Сталин узнал об этом уже после того, как были сданы все экзамены, и был приятно удивлен: сын наконец-то взялся за ум. Кроме того, в отличие от Василия, Яков не пытался пользоваться положением отца. В 1936 году, после окончания МИИТ, Яков получил распределение на ЗИЛ. Он работал с удовольствием, добросовестно. Сердечная рана, видимо, зажила, и он начал встречаться с Ольгой Голышевой, приехавшей в Москву учиться. Однако на этот раз до свадьбы не дошло. Между Яковом и Ольгой произошла серьезная размолвка, и она уехала к родителям, несмотря на беременность. Сына Яков так и не увидел, хотя настоял, чтобы ему дали фамилию Джугашвили.

В 1937 году Яков поступил в артиллерийское училище. С первого курса его перевели сразу же на четвертый, учитывая высшее образование. Преподаватели отзываются о нем как о хорошем курсанте. Единственная проблема, о которой упоминают характеристики Якова Джугашвили, – английский язык. В 1940 году он получает по этому предмету неудовлетворительную оценку (двойку, попросту говоря). Этот факт не имел бы особого значения, если бы в немецких документах, характеризовавших пленного Якова Джугашвили, не говорилось, что он свободно владеет тремя иностранными языками: английским, немецким и французским… Но об этом позже.

Во время учебы (в 1938 году) Яков заключает еще один брак. На этот раз его жена – артистка балета Юлия Мельцер. Активная, светская, обаятельная Юлия ввела Якова в круг интереснейших людей того времени. Сталину невестка не понравилась. То ли его не устраивала ее национальность, то ли прошлое (Мельцер уже была замужем), то ли сработал известный стереотип относительно актрис… Так или иначе, с молодой семьей Иосиф Виссарионович практически не общался, – даже после рождения внучки Гали. А после пленения Якова Юлия Мельцер была арестована. Ее обвиняли в том, что муж попал в плен. Юлия просидела в куйбышевской тюрьме полтора года. На свободу вышла только после того, как было получено известие о смерти Якова Джугашвили. Сталин даже не извинился перед невесткой за несправедливое осуждение. Единственное, что он сделал – позволил воссоединиться матери и дочери (внучку великий вождь очень полюбил).

Но вернемся к Якову Джугашвили. На фронт он отправился на следующий день после начала войны. С отцом перед отъездом встретиться не успел, смог только позвонить по телефону. Напутствие Сталина было кратким: «Иди и воюй!» Старший лейтенант Джугашвили был зачислен в 14-й гаубично-артиллерийский полк 14-й танковой дивизии. Первые три недели войны в частях творилась полная неразбериха. Красная Армия несла огромные потери (миллион убитых и 724 тысячи пленных бойцов и командиров всего за 21 день). В эту мясорубку попал и старший сын Сталина.

Дальнейший ход событий – загадка. Достоверно известно, что часть, в которой служил Яков, попала в окружение под Витебском. Командование армии прекрасно понимало, что Сталин не простит, если его сын погибнет по глупой случайности. Поэтому командир дивизии полковник Васильев дал начальнику Особого отдела приказ взять Якова в свою машину. Яков отказался. Он не мог оставить вверенных ему людей. Комдив Васильев, узнав об этом, отдал новый приказ: невзирая ни на какие возражения Якова Джугашвили, эвакуировать его на станцию Лиозно. Как следует из донесения начальника артиллерии, приказ был выполнен. Но свидетельства одного из очевидцев, близкого друга Якова Джугашвили Ивана Сапегина, говорят совсем о другом. В письме Сталину от 4 августа 1941 года он излагает иную версию развития событий: «Полк попал в окружение. Командир дивизии бросил их и уехал из боя на танке. Проезжая мимо Якова Иосифовича, он даже не поинтересовался его судьбой, а сам в танке прорвался из окружения вместе с начальником артиллерии дивизии». Так или иначе, в ночь с 16 на 17 июля, когда остатки дивизии вырвались из окружения, Якова Джугашвили среди них не оказалось. А спустя некоторое время, 13 августа 1941 года, в политотдел 6-й армии Южного фронта была доставлена немецкая листовка с фотографией Якова. Ее текст стоит того, чтобы привести его дословно: «Это ЯКОВ ДЖУГАШВИЛИ. Старший сын СТАЛИНА, командир батареи 14-го гаубично-артиллерийского полка 14-й бронетанковой дивизии, который 16 июля сдался в плен под Витебском вместе с тысячами других командиров и бойцов. Следуйте примеру сына Сталина… ПЕРЕХОДИТЕ И ВЫ!»

Сталину немедленно доложили о том, что его сын попал в плен. Для него это было трагедией не только личного характера. Имя его сына использовалось в целях фашистской пропаганды. Это было гораздо хуже смерти. Тем временем пришла вторая листовка, на этот раз содержавшая письмо сына к отцу: «19 июля 41 года. Дорогой отец. Я в плену, здоров, скоро буду отправлен в один из офицерских лагерей в Германии. Обращение хорошее. Желаю здоровья. Привет всем. Яша». Невозможно себе представить, что Яков Сталин, находясь во вражеском плену, пишет так, как будто находится на курорте, да еще передает всем привет! Ему ведь прекрасно было известно, что все солдаты и офицеры, попавшие в плен, для его отца были не жертвами, а предателями. Кроме того, все, кто близко знал Якова, скорее поверили бы в то, что он покончил с собой (как пытался сделать это в 19 лет), чем в то, что перешел на сторону врага.

На следующих листовках сын Сталина был изображен рядом со старшими офицерами вермахта и германских спецслужб. Под фотографиями стояли призывы складывать оружие. Шок от увиденного был настолько сильным, что как-то не обратили внимания на множество несоответствий. На одних фотографиях тень находилась почему-то не с той стороны, где ей положено быть. На других китель у Якова застегнут на левую сторону. На третьих он вообще позирует в теплой шинели, несмотря на летнюю жару… За все время содержания Якова в плену не было сделано ни одного киносюжета. Не сделано ни единой записи его голоса. А ведь кинокадры выглядели бы куда убедительнее фотографий. Почему? Вывод напрашивается сам собой: подделка фотографических материалов была освоена намного лучше. Проведенная в 2000 году экспертиза не оставила ни малейших сомнений: все фотографии и письма, якобы написанные Яковом, – фальшивка. Но если немцы занимались фальсификацией документов, значит, они наверняка знали, что в плену под именем сына Сталина находится другой человек?

В архивах немецкой Саксонии, обнаруженных после войны, были протоколы первых допросов Якова Джугашвили. И выяснилось, что человек, которого немцы выдавали за сына Сталина, очень мало напоминает Якова. «Так как у военнопленного никаких документов обнаружено не было, а Джугашвили выдает себя за сына Председателя Совнаркома СССР Иосифа Сталина-Джугашвили, – то ему было предложено подписать прилагаемое при этом заявление в двух экземплярах. Джугашвили владеет английским, немецким и французским языками…» Сомнения вызывает уже сам факт признания: какой был смысл уничтожать документы, если Яков собирался воспользоваться своим статусом? А если вспомнить, что всего год назад Яков Джугашвили не мог с первого раза сдать экзамен по английскому языку, то возникает вполне логичный вопрос: каким образом он менее, чем за год успел освоить три языка?

Немцы всегда тщательно проверяли сведения, которые заносили в документы. Следовательно, с пленным вели разговор на всех трех языках, и он этот разговор поддерживал. Напрашивается вывод: роль сына Сталина играл кто-то другой. И этот «другой» – весьма интересная личность. На сегодняшний день существует два предположения. Первое: за Якова себя выдал кто-то из его сослуживцев. И второе: на месте сына Сталина находился заранее подготовленный немецкой разведкой человек. Свидетельств в пользу второго предположения гораздо больше. Уже само по себе знание трех языков свидетельствует о том, что Лжеяков получил образование не в рядовом вузе. И уж никак не в артиллерийской академии, поскольку там упор делался вовсе не на гуманитарный цикл предметов. Кроме того, его поведение наводит на мысль об имитации: вот таким образом, наверное, должен был поступить сын Сталина… поступлю так и я.

Яркий пример – уже известное письмо Якова к отцу (образец, похоже, составлялся из наиболее типичных «штампов» переписки). Дальнейшие события также лишены внутренней логики. После того как добровольно сообщил немцам свою фамилию, Яков отказался от сотрудничества с ними. Его отправляют в Берлин в распоряжение департамента Геббельса. Надзор за пленным осуществляет гестапо. После нескольких неудачных попыток заставить сына Сталина участвовать в пропагандистских акциях его перемещают сначала в офицерский лагерь Любек, а затем в концлагерь Хоммельбург. Перемещения из лагеря в лагерь отслеживаются советской разведкой, поскольку Сталин все же проявляет интерес к судьбе сына и пытается что-то сделать для его освобождения. Известно о нескольких группах, получивших задание от советского руководства освободить Якова из плена (ни одна из них цели не достигла).

А в тот момент, когда по линии Красного Креста намечались переговоры по обмену Якова на Паулюса, он внезапно решает покончить жизнь самоубийством. Это случилось в концлагере Заксенхаузен 14 апреля 1943 года. По свидетельствам очевидцев, Яков в этот день был очень сильно расстроен (настораживает, что причины расстройства свидетели называют различные). И у него произошел нервный срыв. После какого-то конфликта Яков отказался вернуться в барак, требовал встречи с комендантом, а когда получил отказ – неожиданно бросился мимо часового к проволоке, через которую проходил ток высокого напряжения. Сохранился рапорт этого часового, Конрада Харфиха. По его словам, сын Сталина ухватился за проволоку с криком: «Харфих, ты же солдат, пристрели меня!» Часовой выстрелил ему в голову с расстояния 6–7 метров, и тело Лжеякова повисло на проводах. Его смерть достойно завершила одну из самых эффектных операций АБВЕРа. Фотография, запечатлевшая смерть сына Сталина, размытая и нерезкая. На ней невозможно различить черты лица того, кто содержался в концлагере под именем Якова Джугашвили. А настоящего сына Сталина все же реабилитировали: в 1977 году Указом Президиума Верховного Совета СССР Яков Иосифович Джугашвили был награжден орденом Отечественной войны І степени (посмертно).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.