Глава 2 РОССИЯ И ЗАПАД

Глава 2

РОССИЯ И ЗАПАД

Александр Никитенко в эти дни бывал у Федора Ивановича Тютчева, и разговор, естественно, зашел все о том же – о покушении, о новых назначениях, о «Московских ведомостях», которым Валуев дал первое предостережение еще 26 марта 1866 года…

– Представляете, Федор Иванович, мы тут все гадали, поляк или русский покушался на императора, оказывается, Димитрий Владимиров Каракозов, это татарская фамилия, означающая «Черный глаз». Он был вольнослушателем Московского университета, об этом только что было напечатано в последнем номере «Русского инвалида», который находится под полным попечением военного министра Дмитрия Милютина…

– Дмитрий Алексеевич Милютин близок ко двору, в его журнале ошибки не может быть. Я там напечатал несколько своих стихов, «12 апреля 1865 года», посвященное памяти цесаревича, а чуть раньше – «19 февраля 1864 года (На смерть графа Д.Н. Блудова)», – сказал Тютчев. – А что-то я слышал, будто бы кого-то еще из революционеров арестовали…

– О стихах-то я, конечно, знаю, читал, хорошо там сказано о единодушии русских людей, бедных и богатых, но сердечно разделивших горе родителей. А сгущаются тучи вокруг личности Петра Лаврыча Лаврова. Он где только может кричит: нам нужно побольше крови, крови… Вокруг него собираются три-четыре студента да две-три девочки, им же обращенные в нигилисток, и все они громко кричат и аплодируют Лаврову… А дело в том, что в «Санкт-Петербургских ведомостях» напечатана статья, вокруг которой разгораются страсти… Автор утверждает, что всестороннее развитие нервной системы идет вразрез с животным эгоизмом и животного неразвитостью. Оно совершенствует понятие о цели и дает средства к ее достижению. Если развитие человека не соответствует этому назначению, если оно направляется в одну сторону и ведет не к сознанию его роли в ряду других существ, не к пониманию окружающей его обстановки, а к поддержанию старых предрассудков и ложно развитых чувств предыдущего поколения – то такое воспитание является ужасающим злом человеческой породы. К несчастью, это зло почти повсеместно. Вот Лавров и распространяет такое зло, воспитывая нигилистов и нигилисток…

– Человек и животный эгоизм – давно об этом спорят, вся европейская философия и публицистика пронизана этими спорами, ничего нет удивительного и в том, что и у нас зашел спор вокруг этих проблем, – сказал Тютчев, вспоминая свои давние споры в Европе. – Вспоминаю, спор возник из-за грубейших заметок о русском солдате, освободившем Германию от Наполеона в 1813–1814 годах, я возразил, с этого началась полемика…

– «Россия и Запад»? – спросил Никитенко.

– Задумал я большое сочинение под этим названием, но все как-то не получается, то одно, то другое наваливается, уж больно много времени отнимает светская суета, приемы, балы, придворная жизнь… Но этот вопрос об эгоизме, животном эгоизме, так и остался неразрешенным. Мы, русские, обычно подчиняем свои личные интересы общенародным, высшим интересам. Мы способны к самопожертвованию и к самоотвержению, это основа нашей нравственной природы, а на Западе, напротив, господствует совершенно иной строй жизни и сознания: «Человеческое «я», желая зависеть лишь от самого себя, не признавая и не принимая другого закона, кроме собственного соизволения, словом, человеческое «я», заменяя собою Бога, конечно, не составляет еще чего-либо нового среди людей; но таковым сделалось человеческое «я», возведенное в политическое и общественное право и стремящееся, в силу этого права, овладеть обществом…»

– Чистейший индивидуализм, что хочу, то и ворочу, как у нас могут сказать… Поэтому на Западе развито фермерство, а у нас общий сход, как он решит, так и будет…

– С нами Запад нечего сравнивать, у них все по-своему… Человеческое «я», эта определяющая частица современной демократии, избирает себя объектом самовозвеличивания, а раз так, то человеческое «я» признает только собственную власть и обожествляет только самих себя, никого более. Это выполнение все того же дела, обоготворения человека человеком, – это все та же человеческая воля, возведенная в нечто абсолютное и державное, и закон верховный и безусловный. Вот это и есть животный эгоизм, который на Западе проявляется повсюду, и в быту, и в политике. Апофеоз человеческого «я» на Западе приведет к крушению западной цивилизации, человечество спасет только православная этика, отвергающая свободу человеческого «я», индивидуализм, католицизм и протестанство, опирающаяся на господство человеческого «я», на индивидуализм, что ведет лишь к гибели человечества…

– Иезуиты любят говорить об этом, самая опасная партия в христианском обществе…

– Да, иезуиты – ярчайшие представители католицизма и самые верные защитники личного эгоизма, человеческое «я» они защищают как орден, они отождествили дело христианское как свое собственное, собственное самоудовлетворение возвели в значение победы Божией и в стяжание побед Господу Богу внесли всю страсть и неразборчивость личного эгоизма…

– У нас тоже есть люди, проповедующие философию личного эгоизма. Взять Каткова, например, ведь его «Московские ведомости» получили предостережение Валуева, а он отказывается опубликовать об этом, дескать, будет платить штраф в двадцать пять рублей, а если будут еще предостережения, то он вообще закроет газету, – тяжело вздохнув, сказал Никитенко. – Высокомерен стал, видимо, от своей значительности.

– «Московские ведомости» я постоянно поддерживал, Александр Владимирович, особенно во время Польского мятежа, статьи были яркие и по существу. Сейчас Валуев просто хочет показать, кто хозяин в этом доме, хочет подчинить своему курсу. После каракозовского выстрела Валуев понял, что на Каткова нельзя нажимать. Вот и не последовало второго предостережения, а уж о третьем и говорить нечего. А вы знаете, что отставка Головнина последовала после заявления графа Муравьева? Московские студенты, оказалось, были заражены социалистическими идеями. Доставленные сюда, в Петербург, они с охотой рассказывали о своих замыслах…

– Петра Лаврова надо бы взять, слишком ярый коновод нигилистов и пропагандистов всяких эмансипации. Нахватался каких-то нелепых новейших учений, выступает в аудиториях, но успокоиться не может, непомерное самолюбие требует высокого пьедестала, он любит покрасоваться перед изумленною толпой нигилистов и нигилисток. Таких глупцов у нас немало, но он очевиднейший из них… Как бы и Катков, закусив удила, не оказался в таком же положении… Уж очень высокомерен…

Вскоре после этой реплики Тютчев и Никитенко молча пожали друг другу руку и расстались (см. Тютчев Ф.И. Поли. собр. соч., Т. 3. М., 2003. Публицистические произведения. Сост. Б. Тарасова).

Муравьев вмешался в конфликт между Валуевым и Катковым, просил Валуева окончить скандальное дело с «Московскими ведомостями», невозможно себе представить прекращение этой газеты… Никитенко, узнав об этом, обрадовался: еще один удар нанесен Валуеву как космополиту. Ведь наши демагоги, думал Никитенко, большею частью космополиты. Он хоть и не социалист, но, как и они, затевают всякие смуты в России не для России, а во имя всемирной социалистической революции… Но и «Московские ведомости» чересчур грешат возвышенным диапазоном… Ох трудно разобраться во всех этих неурядицах, особенно тяжка судьба всех террористов, попавших к Муравьеву… Тяжка, тяжка их судьба.

На деле все так и вышло, как и предполагали: Алексеевский равелин, Верховный суд приговорил Каракозова к смертной казни, и 3 сентября 1866 года он был повешен на Смоленском поле в Петербурге.

Верховный суд приговорил и Ишутина к смертной казни, он был выведен на площадь, надели на него саван, а потом был зачитан другой указ о помиловании и его осудили на бессрочную каторгу в Сибири. В 1879 году Ишутин умер от туберкулеза.

Покушение на императора, ход следствия и приговор подсудимым повлекли за собой большие перемены в государственном управлении, оказавшемся малопригодным для охраны государственных деятелей.

Журналы «Современник» и «Русское слово», проповедовавшие передовые мысли, по высочайшему повелению были прекращены; министр народного просвещения Головнин получил отставку, и на его место назначен обер-прокурор Святейшего синода граф Д.А. Толстой; обер-полицмейстером Петербурга был назначен генерал Трепов; вместо князя Долгорукова шефом жандармов назначен граф П.А. Шувалов, бывший генерал-губернатор Прибалтийского края.

13 мая 1866 года Александр Второй обратился к председателю Комитета министров князю Гагарину с обращением, которое просил довести до сведения всех министров и государственных деятелей: «Единодушные изъявления верноподданнической преданности и доверия ко мне вверенного Божиим Промыслом управлению моему народа служат мне залогом чувств, в коих я нахожу лучшую награду за мои труды для блага России. Чем утешительнее для меня сие сознание, тем более признаю я моею обязанность охранять русский народ от тех зародышей вредных лжеучений, которые со временем могли бы поколебать общественное благоустройство, если бы развитию их не было поставлено преград. Событие, вызвавшее со всех концов России доходящие до меня верноподданнические заявления, вместе с тем послужило поводом к более ясному из тех путей, которыми приводились и распространялись эти пагубные лжеучения. Исследования учрежденною, по моему повелению, особою следственною комиссиею, уже указывают на корень зла. Таким образом Провидению угодно было раскрыть перед глазами России, каких последствий надлежит ожидать от стремлений и умствований, дерзновенно посягающих на все для нее искони священное, на религиозные верования, на основы семейной жизни, на право собственности, на покорность закону и на уважение к установленным властям. Мое внимание уже обращено на воспитание юношества. Мною даны указания на тот конец, чтобы оно было направляемо в духе истин религии, уважения к правам собственности и соблюдения коренных начал общественного порядка, и чтобы в учебных заведениях всех ведомств не было допускаемо ни явное, ни тайное проповедание тех разрушительных понятий, которые одинаково враждебны всем условиям нравственного и материального благосостояния народа. Но преподавание, соответствующее истинным потребностям юношества, не принесло бы всей ожидаемой от него пользы, если бы в частной, семейной жизни проводились учения, несогласные с правилами христианского благочестия и с верноподданническими обязанностями. Посему я имею твердую надежду, что видам моим по этому важному предмету будет оказано ревностное содействие в кругу домашнего воспитания. Не менее важна для истинных польз государства в его совокупности и, в частности, для каждого из моих подданных полная неприкосновенность права собственности во всех его видах, определенных общими законами и положениями 19 февраля 1861 года. Независимо от законности сего права, одного из самых коренных оснований всех благоустроенных обществ, оно состоит в неразрывной связи с развитием частного и народного богатства, тесно между собою соединенных. Возбудить сомнения в сем отношении могут одни только враги общественного порядка. К утверждению и охранению сих начал должны стремиться все лица, облеченные правами и несущие обязанности государственной службы. В правильном государственном строе первый долг всех призванных на служение мне и отечеству состоит в точном и деятельном исполнении своих обязанностей, без всякого от видов правительства уклонения. Превышение и бездействие одинаково вредны. Одним лишь неуклонным исполнением сих обязанностей может быть обеспечено единство в действиях правительства, которое необходимо для осуществления его видов и достижения его целей. Мне известно, что некоторые из лиц, состоящих на государственной службе, принимали участие в разглашении превратных слухов или суждений о действиях или намерениях правительства и даже в распространении тех противных общественному порядку учений, которых развитие допускаемо быть не должно. Само звание служащих дает в таких случаях больше веса их словам и тем самым способствует искажению видов правительства. Подобные беспорядки не могут быть терпимы. Все начальствующие должны наблюдать за действиями своих подчиненных и требовать от них того прямого, точного и неуклонного исполнения предуказанных им обязанностей, без которого невозможен стройный ход управления и которым они сами должны подавать пример уважения к власти. Наконец, для решительного успеха мер, принимаемых против пагубных учений, которые развились в общественной среде и стремятся поколебать в ней самые коренные основы веры, нравственности и общественного порядка, всем начальникам отдельных правительственных частей надлежит иметь в виду содействие тех других, здравых, охранительных и добронадежных сил, которыми Россия всегда была обильна и доселе, благодаря Бога, и преизобилует. Эти силы заключаются во всех сословиях, которым дороги права собственности, права обеспеченного и огражденного законом землевладения, права общественные, на законе основанные и законом определенные, начала общественного порядка и общественной безопасности, начала государственного единства и прочного благоустройства, начала нравственности и священные истины веры. Надлежит пользоваться этими словами и сохранять в виду их важные свойства при назначении должностных лиц по всем отраслям государственного управления. Таким образом обеспечится от злонамеренных нареканий во всех слоях народа надлежащее доверие к правительственным властям. В этих видах, согласно всегдашним моим желаниям и неоднократно выраженной мною воле, надлежит по всем частям оказывать полное внимание охранению прав собственности и ходатайствам, относящимся до польз и нужд разных частей населения. Надлежит прекратить повторяющиеся попытки к возбуждению вражды между разными сословиями и, в особенности, к возбуждению вражды против дворянства и вообще против землевладельцев, в которых враги общественного порядка усматривают своих прямых противников. Твердое и неуклонное соблюдение этих общих начал положит предел тем преступным стремлениям, которые ныне с достаточной ясностью обнаружились и должны подлежать справедливой каре закона. Поручаю вам сообщить настоящий рескрипт мой для надлежащего руководства всем министрам и главноначальствующим отдельными частями».

Выслушав чтение этого рескрипта, а потом еще и перечитывая его, Дмитрий Милютин увидел в этом рескрипте то, что было близко и дорого ему, как гражданину и деятелю Военного министерства… Воспитание юношества в строгом соответствии с православной верой, укрепление семьи, права собственности, соблюдение коренных начал общественного порядка, ни явное, ни тайное проповедание разрушительных понятий – все это укрепляет нравственные основы юношеского характера, которые затем становятся солдатами, офицерами, генералами, все это укрепляет армию как защитницу Отечества. Да и многое другое из рескрипта очень своевременное и полезное для граждан России. Не менее полезна и мысль императора о том, что необходимо развивать частное и народное богатство, помещики и простой крестьянин одинаково важны для императора… И упоминание законов и положений, начатых 19 февраля 1861 года, тоже весьма актуально, ведь реформы только начались, многое еще предстоит сделать в России. И сколько уж говорилось о единстве правительства, превышение и бездействие власти одинаково вредны, тем более если в правительстве существуют разные точки зрения на коренные преобразования в стране… Сколько уж раз Дмитрию Милютину приходилось возражать и спорить с Валуевым, Долгоруковым, Рейтерном, а что получалось в итоге, – полумеры, ни то ни се…

Во время недавней поездки в Москву император дал аудиенцию Михаилу Никифоровичу Каткову, который, чтобы получить ее, сначала написал письмо графу Адлербергу он ни на что не жалуется и ничего не просит, только повидать, он хочет, чтобы государь признал его как своего… Но дело было не таким уж простым: министр Валуев предупредил Каткова за его публицистику, слишком резка, особенно против Министерства народного просвещения, его критика излишне патриотична и выходит за пределы допустимого, Катков не напечатал предупреждение министра, а это серьезное нарушение… Император в то время поддержал Валуева.

20 июня в Петровском дворце Александр Второй принял Каткова, приветствуя, слегка обнял его и добродушно улыбнулся:

– Я знаю тебя, верю тебе и считаю тебя своим.

Катков расстроился от такого доброго приема, невольно брызнули и слезы, он потянулся за платком, навернулись слезы и у императора.

– Сохрани тот священный огонь, который есть в тебе. Я подаю руку тем, кого знаю и уважаю, – говорил император. – Тебе не о чем беспокоиться. Я внимательно слежу за «Московскими ведомостями», постоянно их читаю. В тебе вполне уверен. Понимаешь ли силу того, что говорю тебе. Нет ли чего у тебя на душе, чтобы передать мне?

Растерянно, сбивчиво заговорил Катков, ему хотелось обрушить Министерство народного просвещения, заговорил о сепаратизме отдельных высоких чиновников, но император перебил его:

– Ах, Михаил Никифорович, вы опять переходите на колкости и личные упреки. Не надо как бы колоть и раздражать происхождением и министерскими постами. Все могут быть верными подданными и хорошими гражданами. Надо говорить об этом, но нужно сохранять меру. Покушения этого рода есть, я знаю и с тобой согласен. Величием и единством империи я, конечно, дорожу не менее тебя… А я на тебя рассердился. Предостережение министра Валуева надо было напечатать…

– Ваше величество, я давно думаю и пишу об этом, верховная власть есть начало священное, так думает и понимает народ. Чем возвышеннее и священнее это начало в понятиях и чувстве народа, тем несообразнее, фальшивее и чудовищнее то воззрение, когда министры и другие высокие администраторы думают, что их распоряжения как бы доля верховной власти. Власть, которой располагает министр, в корне отлична от верховной власти. Министр и любой администратор не могут считать себя самодержцем даже в малом деле. Господство такого воззрения есть существенное зло, а наши министры, такие как Валуев, так и считают, нанося огромный ущерб общественным делам… Народ верит, что сердце царево в руке Бо-жией. Оно заколеблется – колеблется и падает все. Власть у него не затем, чтобы давать ее чувствовать мирным гражданам, а чтобы служить им в охранении их законных прав и интересов, показывать же власть свою он должен только нарушителям этих прав и интересов. Министры у нас часто показывают свою власть мирным гражданам, но конфузливо прячут ее перед врагами государства и общества. Бывает, ваше величество, когда иной мудрый министр в одно и то же время трактовал с грубым высокомерием здравые, охранительные и благонадежные силы общества и почтительно раскланивался перед мальчишкой-нигилистом…

– Понимаю, понимаю, намек понял, он не будет вам мешать в вашей литературной деятельности. Помни: я в тебе вполне уверен…

Вскоре министр внутренних дел Валуев получил высочайшее повеление снять взыскание с «Московских ведомостей» и возобновить выход газеты под редакцией Каткова.

Вполне возможно, что, получив подробнейшую информацию об этой встрече, Дмитрий Милютин что-то не так понял или запомнил, но эта встреча у него надолго осталась в памяти, тем более и сам Катков как-то говорил об этом случае.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.