8. Борьба с контрреволюционной прессой
8. Борьба с контрреволюционной прессой
Газеты буржуазных и мелкобуржуазных антисоветских партий с первых дней Октября заполняли свои страницы злобной клеветой на социалистическую революцию и Советское правительство. Многие из этих газет находились на содержании у буржуазии и иностранцев. Буржуазные и правосоциалистические газеты имели большие запасы бумаги и свои типографии, в то время как большевистская печать не располагала необходимой полиграфической базой.
Чтобы пресечь потоки лжи и клеветы, которые буржуазия обрушила па победивший пролетариат и его партию, Военно-революционный комитет в Петрограде вынужден был в дни Октября запретить издание некоторых контрреволюционных газет. К 27 октября были закрыты около 20 враждебных Советам газет (кадетская «Речь», меньшевистская «День» и др.).
27 октября 1917 г. Совет Народных Комиссаров принял декрет о печати, в котором говорилось: «Всякий знает, что буржуазная пресса есть одно из могущественных оружий буржуазии. Особенно в критический момент, когда новая власть рабочих и крестьян только упрочивается, невозможно было целиком оставить это оружие в руках врага, в то время как оно не менее опасно в такие минуты, чем бомбы и пулеметы. Вот почему и были приняты временные и экстренные меры пресечения потока грязи и клеветы, в которых охотно потопила бы молодую победу народа желтая и зеленая пресса» 2.
На будущее декрет устанавливал правила, определяющие условия закрытия газет. «Закрытию, — говорилось в декрете, — подлежат лишь органы прессы: 1) призывающие к открытому сопротивлению или неповиновению рабочему и крестьянскому правительству; 2) сеющие смуту путем явно клеветнического извращения фактов; 3) призывающие к деяниям явно преступного, т. е. уголовно наказуемого характера».
Контроль за печатью осуществляли Петроградский военно-революционный комитет и назначенный им комиссар по делам печати член большевистской партии старый полиграфист Н. И. Дербышев (со второй половины ноября — большевик А. Е. Минкин). В дальнейшем помимо комиссара по делам печати в состав ВРК входили контрольная комиссия над печатью и институт комиссаров типографий, реквизированных и конфискованных органами Советской власти. Все это объединялось в специальный отдел, который по документам ВРК значился как отдел печати и информации. Отвечал за его работу член ВРК В. А. Аванесов. Отдел печати и информации Петроградского ВРК был первым специальным органом, который проводил мероприятия по подавлению буржуазной прессы.
Наряду с закрытием контрреволюционных газет ВРК прибегал и к таким мерам, как временное запрещение издания газет, задержка печатания отдельных номеров, запрещение публикации контрреволюционных воззваний, призывов и других враждебных документов. С этой целью проводилась проверка типографий, в которых печатались буржуазные и мелкобуржуазные издания. Так, проверке подверглись типографии газет «Копейка», «Народное слово», «Север», «Единение» и др. Представители ВРК обнаружили, что печатавшиеся здесь газеты содержали контрреволюционные материалы. Правоэсеровская газета «Известия Всероссийского Совета крестьянских депутатов» (типография газеты «Копейка»), например, поместила в очередном, 147-м номере приказ Керенского и воззвание бывшего Временного правительства. В типографии «Народное слово» печаталось антисоветское воззвание ЦК партии народных социалистов, в типографии «Севера» готовился номер черносотенной газеты «Мира, хлеба и свободы». ВРК приостановил работу над этими изданиями и задержал выход в свет очередного номера газеты «Единение».
Такие же меры подавления контрреволюционной прессы принимались и местными органами революционной власти.
В Харькове 9 декабря 1917 г. были закрыты буржуазный «Южный край» и черносотенная «Русская жизнь».
Совет Народных Комиссаров Туркестанского края 12 декабря 1917 г. закрыл газету «Туркестанский вестник» и конфисковал типографию «за нарушение декрета о печати рабочего и крестьянского правительства, выразившееся в призыве к открытому сопротивлению и ниспровержению рабочего и крестьянского правительства… из-за сеяния смуты путем явно клеветнического извращения фактов…».
Вскоре после Октября для наблюдения за прессой были учреждены специальные комиссариаты по делам печати. Они получили право принимать административные меры в случаях преступного использования прессы и передавать такие дела на рассмотрение следственных комиссий и революционных трибуналов.
По указанию Военно-революционного комитета Следственная комиссия произвела расследование по делу об опубликовании некоторыми газетами («Утренние ведомости», «Речь», «Единство», «Воля народа», «Трудовое слово», «Рабочее дело») воззвания подпольной группы бывших министров Временного правительства, которые призывали к антисоветской демонстрации «в защиту Учредительного собрания». 17 ноября 1917 г. Следственная комиссия арестовала виновных в этом члена редакции газеты «Воля народа» правого эсера А. А. Аргунова, члена редакции газеты «Трудовое слово» народного социалиста С. В. Дмитриевского, заведующего информационным отделом той же газеты В. Я. Яроцкого, издателя и редактора ряда кадетских журналов члена ЦК кадетской партии Д. Д. Протопопова, но уже через несколько дней они были освобождены, а дело прекращено.
23 декабря 1917 г. в Петроградском революционном трибунале было рассмотрено дело газеты «Революционный набат», которая, незаконно называя себя органом Всероссийского ЦИК, систематически распространяла контрреволюционную клевету и призывала к борьбе с Советской властью. Дело возникло в связи с привлечением к суду народного социалиста Л. М. Брамсона.
На суде Брамсон вызывающе заявил, что он «от всей души сочувствовал лозунгам газеты и солидарен с нею…». Революционный трибунал признал, что «Брамсон, зная о направлении и приемах борьбы газеты «Революционный набат», не протестовал против включения его имени в списки участвующих и этим самым проявил свою солидарность с такими приемами борьбы», и постановил «выразить ему от имени революционного народа общественное порицание и презрение». Одновременно трибунал решил закрыть газету «Революционный набат», а имущество ее конфисковать в пользу Российской республики.
В Москве революционный трибунал 8 января 1918 г. начал свою деятельность с рассмотрения дела о преступном использовании печати в антисоветских целях редактором буржуазной газеты «Утро России» В. К. Садковым и издателем И. О. Родионовым. Заседание открыл председатель революционного трибунала большевик Я. А. Берман. Он произнес речь о задачах нового революционного суда. Затем назвал имена 24 заседателей, избранных Московским Советом, и приступил к жеребьевке, чтобы отобрать из них шестерых для участия в рассмотрении данного дела. Заседатели заняли свои места за судейским столом.
В качестве обвинителей на суде выступали большевики И. С. Кизельштейн и С. А. Степняк, а защитником «из публики» оказался адвокат, в прошлом председатель чрезвычайной следственной комиссии при Временном правительстве Н. К. Муравьев[16].
В. К. Садков и И. О. Родионов обвинялись в том, что они в контрреволюционных целях опубликовали в двух номерах газеты ложные сведения. В одной из заметок сообщалось, что Народный комиссариат по военным делам отдал распоряжение о демобилизации некоторых категорий военнослужащих, в другой — что в боях между советскими войсками и войсками Украинской Центральной рады под Харьковом с обеих сторон было около 17 тысяч убитых и раненых, а «два большевистских полка перешли на сторону Рады». Ложный характер заметок, помещенных в газете, доказывался показаниями свидетелей. Защитник Н. К. Муравьев произнес на суде громкую, напыщенную речь «в защиту свободы печати и слова», которую якобы нарушают большевики.
Московский революционный трибунал признал Садкова и Родионова виновными в опубликовании «заведомо ложных сведений, имевших целью вызвать панику в населении и разрушить фронт русской армии», и приговорил: первого — к двухнедельному аресту, а второго — к штрафу в 15 тысяч рублей с заменой в случае несостоятельности осужденного тремя месяцами тюрьмы.
Между тем возникла мысль о необходимости рассмотрения дел о контрреволюционном использовании печати в специальном суде. 18 декабря 1917 г. эта идея была воплощена в постановлении Народного комиссариата юстиции (наркомом тогда был левый эсер И. 3. Штейнберг) об учреждении при революционном трибунале особого революционного трибунала печати для расследования и рассмотрения дел о «преступлениях и проступках против народа, совершаемых путем использования печати». Постановление предусматривало, что этот трибунал будет рассматривать дела и применять наказания в отношении «произведений печати»: налагать на произведение печати денежный штраф, выражать общественное порицание, приостанавливать издание или изымать его из обращения, конфисковать типографию или имущество издания. Наказание лиц, виновных в преступном использовании печати (авторов, редакторов, издателей) не было в нем предусмотрено; лишь говорилось, что «привлечение произведения печати к революционному трибуналу печати не исключает общеуголовной ответственности виновных лиц»
Революционный трибунал печати начал свою деятельность в Петрограде в январе 1918 г. под председательством левого эсера А. А. Шрейдера. В первые же дни своего существования этот трибунал обратился в Совет Народных Комиссаров с письмом, в котором, толкуя постановление НКЮ от 18 декабря 1917 г. в том смысле, что за преступное использование печати привлекаются к ответственности «не лица, а произведения печати», просил дать указания всем следственным комиссиям (в том числе Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией) об освобождении ими лиц, арестованных по таким делам, и о передаче в революционный трибунал печати всех дел, связанных с преступным использованием печати. Совет Народных Комиссаров, рассмотрев письмо на заседании 24 января 1918 г., разъяснил, что революционный трибунал неправильно толкует постановление НКЮ о трибунале печати, что это постановление, в частности, не исключает «права Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и других органов власти подвергать аресту лиц, выступления которых в печати свидетельствуют о наличии активной контрреволюционной борьбы с их стороны».
Совнарком решил исправить недостатки постановления НКЮ от 18 декабря 1917 г. и 28 января 1918 г. издал новый декрет «О революционном трибунале печати». Теперь в нем было указано, что в сферу компетенции революционного трибунала печати входит суд не только над произведениями печати, но и над совершившими преступления путем использования печати, которые могут быть приговариваемы им к лишению свободы, лишению прав и другим наказаниям.
В ряде случаев хорошо поставленные судебные процессы в революционных трибуналах печати имели большое воспитательное значение.
24 марта 1918 г. московская буржуазная газета «Русские ведомости» опубликовала статью Бориса Савинкова под названием «С дороги», наполненную гнусными измышлениями. «Большевики, — писал Савинков, — служили и служат немцам». Он призывал «бороться с немцами и бороться с большевиками». По постановлению Комиссариата по делам печати редактор газеты П. В. Егоров за опубликование этих измышлений был привлечен к суду, а издание газеты до решения суда прекращено. 4 апреля 1918 г. дело рассматривалось в Московском революционном трибунале печати, образованном в марте 1918 г. Н. В. Крыленко, выступивший обвинителем на процессе, убедительно показал лживость инсинуаций Савинкова, виновность редактора в опубликовании клеветы и дал резкую отповедь защитникам «свободы печати». Трибунал печати постановил закрыть газету «Русские ведомости», а редактора приговорил к общественно-принудительным работам на три месяца. Но ввиду преклонного возраста Егорова это наказание было заменено ему тюремным заключением на тот же срок.
На процессах по делам о преступлениях в печати обвинителем выступал в ряде случаев член президиума Петроградского Совета и комиссар по делам печати, пропаганды и агитации В. Володарский, раскрывавший в своих пламенных речах суть буржуазной «свободы печати». 27 мая 1918 г. в речи по делу петроградской газеты «Новый вечерний час» В. Володарский, проанализировав содержание отдельных номеров этой газеты, показал, что она распространяла лживые, провокационные вымыслы, вызывавшие в стране «страстное, нервное, жгучее настроение». Высмеивая ссылки обвиняемых и их защитников на «ошибки», «опечатки» газеты, он говорил: «Припомните такой случай, когда бы вы ошиблись в пользу Советской власти. Смешно говорить об ошибках и промахах, делать оскорбленный вид… Процесс прессы превращают в процесс опечаток!.. Но когда опечатки приносят колоссальный вред Советской власти, я говорю: либо вы не умеете владеть оружием, которое у вас в руках, и тогда его нужно вынуть из ваших рук, или вы сознательно пользуетесь этим оружием против Советской власти».
Отклонив демагогические заявления защитников о «свободе печати», В. Володарский показал, что подлинная свобода печати для трудящихся была обеспечена лишь в результате победы Октября. При буржуазном же строе ее нет и никогда не было. «Ее нет ни в Англии, ни во Франции, ни в Соединенных Штатах. Я бы мог назвать имена закрытых газет и имена редакторов, моих близких товарищей, которые сидели в тюрьмах и в Англии, и во Франции, и в Соединенных Штатах. Вы все великолепно знаете, какая была свобода печати до того момента, когда мы пришли к власти… Не вам напоминать, товарищи рабочие, какую вакханалию отплясывали эти господа 3–5 июля… Вспомните весь тот ужас, который мы переживали в течение этих месяцев. Вспомните закрытие «Правды», закрытие рабочих газет[17]. О, эти господа тогда не говорили о свободе печати, они тогда ничего не говорили о свободе печати, они отплясывали дикий канкан на трупах тех, кто пал, на трупах тех газет, которые были закрыты. Да, они плясали! Они тогда не знали удержу, не знали ни чести, ни совести! Ничего у них не было. Они видели красный призрак надвигающегося коммунизма. Все средства тогда были хороши: ложь, клевета, бешеная слюна — все было пущено в ход… чтобы нас оклеветать. И это у них свобода печати? Да, теперь они держатся иначе… Они другим оружием действуют… Они могут нанести нам удар в спину, могут каждый день изобретать какую-нибудь сенсацию, которая колеблет умы, подрывает основы нашей власти. И они это великолепнейшим образом делают».
Заканчивая свою речь, В. Володарский говорил: «Я считаю, что то обвинение, которое мы выдвинули — систематическое сообщение ложных слухов, сеющих панику и клевету, — вполне и безусловно доказано… В тяжелый момент, когда общественного спокойствия и так мало, когда жизнь каждую минуту хлещет нас по нервам, красть это спокойствие, позволять кому бы то ни было подходить и подкладывать поленья в костер, на котором мы уже достаточно жаримся, это колоссальное преступление перед революцией и перед… народом…
Я не сомневаюсь, что вы, как представители революционного трибунала, как представители народа, скажете — нет, граждане, больше слухов мы не хотим, дайте нам честную информацию, или вы не будете больше существовать!»
По имеющимся данным, за четыре месяца, с момента победы Октября и до конца февраля 1918 г., было отдано под суд революционных трибуналов 19 газет, наложено штрафов на газеты на сумму 142 тысячи рублей, арестовано 18 редакторов и сотрудников газет (они наказывались штрафом и краткосрочным арестом). Эти меры мешали контрреволюционерам использовать органы печати, находившиеся под их влиянием, в антисоветских целях.