Бегство

Бегство

Надо отдать должное Хрущеву. Он и на этот раз реально оценил свое положение. Снова четко сработал расчет, а чувство самосохранения подсказало ему, что нужно бежать. Он упредил личную катастрофу и, не откладывая дела в долгий ящик, пошел к Николаю Демченко (в то время заведующему орготделом ЦК и его прямому руководителю) и заявил о желании учиться в Московской промакадемии.

– А как же быть с тем, что ты, говорят, собирался вернуться в ЦК, – иронично спросил Демченко, – и стать вторым после первого.

Никита изобразил оскорбленную невинность.

– Это наклеп, товарищ Демченко, – не моргнув глазом, возразил он, – я никогда об этом не говорил и даже не думал.

– Наклеп, так наклеп, – усмехнулся Демченко. – Но я вас не задерживаю. Однако согласуй этот вопрос с товарищем Косиором.

В тот же день Никита Сергеевич напросился на прием к секретарю ЦК КП(б) Украины Косиору.

– Грамоты у меня маловато, – с подкупающей откровенностью сказал Хрущев секретарю ЦК, – хочу учиться.

Станислав Викентьевич внимательно посмотрел на Никиту и улыбнулся. Перед ним стоял щеголевато и в то же время безвкусно одетый человек. На нем был новый темно-синий костюм, брюки заправлены в нечищеные сапоги, а под пиджаком– расшитая украинская рубашка-косоворотка с расстегнутыми верхними пуговицами. Круглое лицо с оттопыренными ушами расплывалось в доброжелательной улыбке. Это вызывало какую-то неопределенную расположенность к этому человеку, хотелось похлопать его по плечу и потрогать за оттопыренные уши. Однако Станислав Викентьевич ничего этого не сделал. Он поднялся из-за стола, прошелся по кабинету и остановился в двух шагах от Никиты.

– Грамоты, говорите, у вас маловато, – сказал он, – это скромная оценка ваших знаний. Вы совершенно безграмотный человек. Я как-то видел вашу резолюцию, где вы написали: «азнакомица». В одном слове три ошибки.

Замечание Косиора вызвало негодование в душе Хрущева. Он ненавидел всех, кто указывал ему на его недостатки или малограмотность.

– Некогда было учиться, – сказал Никита, – я шахтер, рабочий человек, воевал…

Эти качества Никита Сергеевич постоянно выпячивал, ставил на первое место и козырял ими.

– А кем вы хотите быть после окончания Пром-академии? – спросил Косиор.

– Металлургом, – ответил Никита, – я не люблю канцелярскую работу.

– Очень хорошо, – в раздумье сказал Станислав Викентьевич, – партии нужны высококвалифицированные специалисты, – и тут же добавил, – только говорят, что вы «человек Кагановича» и едете в Москву по его приглашению. Так ли это?

Хрущев не ожидал подобного вопроса от секретаря ЦК и растерялся. Улыбка сошла с его лица и Косиор, к своему удивлению, увидел совсем другого человека, совсем ему незнакомого и непонятного. Серо-голубые глаза смотрели на него с дикой ненавистью. «Странно, – подумал Станислав Викентьевич, – надо же так измениться. Прямо хамелеон какой-то».

Однако растерянность Никиты длилась какую-то минуту. Скоро он взял себя в руки, и на его лице опять появилась приветливая улыбка. Хрущев не только знал о тех слухах, которые ходили о нем в Киевском окружкоме и в ЦК Украины, но и сам их распускал. Именно от него все узнали что он «человек Кагановича». Потом, когда он объявил, что едет в Москву учиться, многим стал по «секрету» нашептывать, что его вызывает сам Каганович.

– Кое-какие вопросы нужно решать, – загадочно намекал Никита Сергеевич, зная, что все, о чем он расскажет по «секрету», завтра будет известно на самом верху. Этой нехитрой интрижкой он хотел поднять себе цену и одновременно узнать прочность своего положения в ЦК Украины. Пущенный слух сработал. Он понял, что после отъезда Кагановича в Москву им никто особенно не интересуется. Это он почувствовал в разговоре с Демченко и с Косиором.

– Ну что ж, – сказал Станислав Викентьевич, – не будем тебя задерживать. Езжай куда хочешь. Хочешь учиться – учись, возможно, что-то из тебя получится.

Косиор не знал, да и не мог знать, что пройдет совсем немного времени и Хрущев займет его место, а его расстреляют, как врага народа. Расстреляют Демченко и многих других, с кем встречался Никита Сергеевич, только он один будет подниматься по трупам к вершине власти.

Но Хрущев не был бы Хрущевым, если бы не обрисовал себя яркими красками. «Когда я поставил вопрос об уходе на учебу, – писал он в мемуарах, – и попросил отпустить меня, то даже решение не сразу было принято. После заседания бюро некоторые товарищи зашли ко мне и говорят: «Ты действительно хочешь учиться, или у тебя, может быть, с Демченко не выходит? Ты скажи нам открыто». Говорили с намеками, что поддержат меня, если у меня с Демченко не выходит дело, и плохо складываются отношения. Я ответил: «Нет, прошу правильно понять меня. У меня с Демченко наилучшие отношения. С таким человеком, как Демченко, я готов работать и дальше, но хочу учиться». «Ну, тогда другое дело, мы тебя поддержим». И на следующем заседании было принято решение. Вот тогда-то я и увидел и почувствовал истинное отношение людей к себе», – восклицает Хрущев. Поистине, не похвалишь себя– никто не похвалит.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.