Плач Ярославны

Плач Ярославны

«НА ДУНАИ ЯРОСЛАВНЫНЪ ГЛАСЪ СЛЫШИТЪ: ЗЕГЗИЦЕЮ[119] НЕЗНАЕМЬ, РАНО КЫЧЕТЬ: ПОЛЕЧЮ, РЕЧЕ, ЗЕГЗИЦЕЮ ПО ДУНАЕВИ; ОМОЧЮ БЕБРЯНЪ[120] РУКАВЪ ВЪ КАЯЛЕ РЕЦЕ, …»

Плач Ярославны начинается с того, что она уже на Дунае[121]. Это главная река в Западной Европе. Она реальная, и в этом значении существует в «Слове». Почему я на этом заостряю внимание? Потому что традиционные переводчики трактуют «Дунай» как метафору, в их понимании это река вообще, любая река. Они говорят: «Ведь у нас много рек с похожим названием (Дунаец и т. д.) с корнем Дун, Дан. Значит, зегзица – кукушка летит на юго-восток в междуречье Днепра и Дона. Ведь там же была битва. Это общепризнано. Какие могут быть сомнения?» Значит Дунай, как и Каяла, для них красивая аллегория. А Каяла для некоторых из них является рекой покаяния. Непонятно только, перед кем и в чём надо каяться?

Первый абзац является ключевым для понимания плача. В нем собраны все самые спорные и тёмные слова. Уже в самом начале плача Ярославна показана в образе птицы. Утром на рассвете она с помощью белой магии превратилась в маленькую, незаметную птичку, чтобы никто из простых смертных даже не мог подумать, что это Ярославна – жена Великого князя Игоря. И летит она вверх по течению большой реки, на запад, ко второму её устью. Именно на Дунае слышится её заунывное пение. Она кычет. Это звукоподражательный крик встревоженной птицы – Зегзицы. Крик, напоминающий женский плач с причитаниями и всхлипываниями. Пташкой маленькой, никем не узнанной (незнаемь), поёт она печальную песнь свою. Поёт о том, как прилетит она на Каялу-речку, как найдет на поле страшной битвы раненого своего мужа, как оботрёт шелковым рукавом кровавые раны на жестоцемъ его теле (т. е. на теле жестоко избитом, израненном, облегчив тем самым его страдания). В говорах современной Брянщины эпитет «жестокий» употребляется в значении «разгоряченный», «вспыльчивый» и др., что открывает возможности понимать контекст этого слова как «на воспалённом теле»[122].

Побывав на месте недавно отгремевшего сражения в виде маленькой (незаметной) пташки и не найдя мужа среди убитых и раненых, Ярославна поняла, что он пленён и она, находясь там, ничем не сможет ему помочь. Тогда она вернулась в Путивль и уже в естественном своем обличии говорит с всемогущими силами природы, поочередно спрашивая у бога Ветра и бога Солнца, почему они помогают этим нечестивым половцам. Просит их усмирить свой пыл и ярость, а у духа реки Днепра, которого она славит, просит помощи, чтобы он вынес из плена на своих могучих волнах ладью её любимого мужа. Таким образом, ясно видно, что, летя вверх по Дунаю, ко второму его устью, находящемуся у полуострова Истр, «Ярославна – птичка» непременно окажется на северо-западе Адриатики, а не в приазовских степях юга России.

«ЯРОСЛАВНА РАНО ПЛАЧЕТЪ ВЪ ПУТИВЛЕ НА ЗАБРАЛЕ, АРКУЧИ: О ВЕТРЕ! ВЕТРИЛО!.. ЧЕМУ МЫЧЕШИ ХИНОВЬСКЫЯ СТРЕЛКЫ НА СВОЕЮНЕ ТРУДНУЮ КРИЛЦЮ НА МОЕЯ ЛАДЫ ВОИ? …МОЕ ВЕСЕЛИЕ ПО КОВЫЛИЮ РАЗВЕЯ?»

«Ярославна с раннего утра плачет в Путивле на забрале». Под забралом в этом месте следует понимать защиту, городские стены, а более конкретно – защитную решётку на городских воротах, которая молниеносно опускалась в случае внезапного нападения. Также под забралом можно понимать караульную площадку на смотровой башне, стоя на которой, Ярославна и ведет свой монолог. Слово «хиновские» в этом месте следует перевести как гунновские. Гунны – это враждебный славянам народ, многочисленные племена которого во времена Великого переселения народов шли из Центральной Азии (от границ Китая) на запад, через причерноморские степи, разрушая и грабя при этом русские города и веси. В плаче Ярославны Автор использовал современные на тот момент языческие моления и заклинания. В них Ветер, Днепр, Солнце представлены одухотворёнными божествами, оттого в этих монологах, в обращении к ним употребляется слово «Господине». «Ветрило» – употребляется с уважительным суффиксом – наименование собственно божества по аналогии с «Ярило», ведь ветры – это внуки Стрибога, и им подвластны стрелы, которые летят на наших воинов, «…чему мычеши хиновская стрелкы…». В этом вопросе глагол «мычеши» повторяется, первый раз он встречается при описании разгула «черного змея» (кара жля [н]) на русской земле «…смагу мычеши в пламене розе». Так, известный славист Срезневский И. И. (1812–1880) в своём основном труде «Материалы для словаря др. русского языка по письменным памятникам» отмечал: «мыкати, мычу – трепать, метать».

Фразу не «трудную крильцю» я понимаю как «крылья, не привыкшие к труду», т. е. маленькие, небольшие. Да и сама пташка (Ярославна) в своей повседневной жизни ведёт лёгкую, беззаботную жизнь, всё-таки она жена Великого князя! Соответственно перевод этой строчки будет такой: «зачем мечешь гунновские стрелы на свою малюсенькую птичку». «На свою», потому что она в обличии пташки полностью зависит от Ветра как божества. Затем идёт вопрос, который можно перевести двояко: «на моея лады воя». В первом случае переводим его как «на моих любимых воинов». И в обращении Ярославны к Солнцу подобное словосочетание понимается всеми именно в этом контексте: «горячюю свою лучю, на ладе вои?». Но можно перевести эту фразу из монолога к ветру и по-другому: «лады», как музыкальный лад, а «вои» – от слова «воешь». Следовательно, фраза будет выглядеть так: «Зачем на мои лады воешь?» или можно сказать по-другому: «Зачем мою песню задуваешь?» Я выбрал второй вариант. В заключительной части этого монолога Ярославна призывает ветер выполнять его повседневную, нужную и плодотворную для людей работу. «Под облаками дуй!» – говорит она. «Там, в вышине, занимаясь мирной работой, ты не принесешь никому горя, делай, мол, своё дело: «поддувай попутным ветром корабли на синем море. А вместо этого ты помогал во время битвы нечестивым половецким лучникам безнаказанно убивать наших воинов, принёс горе и поэтому “моё веселие по ковылию развеял”».

«… О ДНЕПРЕ[123] СЛОВУТИЦЮ! ТЫ ПРОБИЛЪ ЕСИ КАМЕННЫЯ ГОРЫ СКВОЗЕ ЗЕМЛЮ ПОЛОВЕЦКУЮ. ТЫ ЛЕЛЕЯЛЪ ЕСИ НА СЕБЕ СВЯТОСЛАВЛИ НАСАДЫ ДО ПЛЪКУ КОБЯКОВА: …»

Одно из самых важных и информативных мест в «Слове», глубокий анализ этих строк позволит нам понять, где происходят описываемые события. Надо сразу отметить, что мусин-пушкинские переводчики подошли к переводу этого места формально, и знаки препинания, расставленные ими не в тех местах, сыграли с ними злую шутку. В литературном обиходе появилось новое слово «Словутицию», которому до сих пор нет внятного разъяснения. Читая эту строчку в традиционном переводе, у любого человека складывается устойчивое понимание того, что Днепр Славутич пробил себе дорогу сквозь землю половецкую. А значит причерноморские просторы, включая и донскую степь, были исконной территорией половцев со времени их вторжения из Азии. Если же точку поставить в другом месте строчки, правильном с поэтической точки зрения, то смысл предложения полностью поменяется и всё встанет на свои места.

Ярославна в этом отрывке славит реку. За что? Во-первых, Днепр насквозь пробил каменные горы, у которых потом широко и привольно раскинулся стольный Киев-град. С этой нелёгкой работой могла справиться только сильная, полноводная и непокорная река, которая бурлящим потоком сносит любую преграду, вставшую на её пути. Во-вторых, именно Днепр, словно играючи, как пушинку вынес на себе в землю половецкую (Северную Италию) тяжёлые боевые насады, в которых находилась дружина Святослава, «до полку Кобякова». Там, в Лукоморье (Венеции) он и пленит его. Слабая, болотистая и мелководная река с такой трудной задачей явно не справится, Ярославна считает, что она под силу только могучему и неукротимому Днепру. И просит у реки взлелеять «мою ладу ко мне», т. е. помочь вернуться князю Игорю из плена живым и невредимым. Отсюда и перевод: «О Днепре! Слава тебе! Цю[124] (Это), ты пробил еси (эти) каменные горы сквозе (насквозь)! (В) землю Половецкую, ты как бы играючи вынес на себе (лелеял еси) Святославовы насады до полка Кобякова».

«СВЕТЛОЕ И ТРЕСВЕТЛОЕ СЛЪНЦЕ! ВСЕМЪ ТЕПЛО И КРАСНО ЕСИ: ЧЕМУ ГОСПОДИНЕ ПРОСТРЕ ГОРЯЧЮЮ СВОЮ ЛУЧЮ НА ЛАДЕ ВОИ? В ПОЛЕ БЕЗВОДНЕ ЖАЖДЕЮ ИМ ЛУЧИ СПРЯЖЕ …»

В начале этого монолога Ярославна своей мольбой пытается умилостивить Солнце, которое для неё является сверхъестественным, божественным существом. Она называет его «троесветлым», т. е. дающим свет и тепло всему живому на земле. А там, на поле боя, то же ласковое и лучистое Солнышко превратилось в беспощадный, жестокий огненно-яркий шар. Равнодушно и безжалостно бьёт он в глаза нашим воинам. В полдень наступила невыносимая жара. Из Аравийской пустыни сирокко принёс с собой мелкий песок, который лезет в глаза, лицо при этом застилает липкий, кровавый пот, жажда стягивает горло. А сверху на русичей обрушивается град стрел, от которых нет спасения. Кругом кромешный ад, где воинственные крики сражающихся и звон их оружия смешались с испуганным ржанием лошадей и предсмертными стонами тяжелораненых бойцов. Сравнивая солнечные лучи со стрелами, Ярославна умоляет его спрятать их, убрать свои лучи-стрелы в своеобразные колчаны, как бы закрыть их, словно тучами, хотя бы в этом дать нашим воинам своеобразную передышку.

В завершении абзаца хотелось бы обратить внимание читателя на языческий характер этих монологов. Загадкой также является то, почему Автор счёл важным для Ярославны произнести «языческую молитву» в Путивле, а не в Новгород-Северском, где она жила. На первый вопрос ответим цитатой известного учёного Н. М. Никольского. «Столь же живучими оказались прежняя обрядность и магия. Дохристианская обрядность, как показывают жалобы и увещевания церковных проповедников, продолжала жить целиком в течение всего киевского периода и даже в течение удельно-феодального периода, и не только в деревне, но и в городе; напротив христианская обрядность прививалась туго. Ещё проще обстояло с магией. Больных, в особенности детей, матери без всяких колебаний несли по-прежнему к волхвам; когда в конце XIII века волхвы стали исчезать со сцены, старая магическая обрядность и её формулы продолжали сохранять свою силу, лишь с механическими добавлениями христианского характера»[125]. Язычество в целом ближе к природе, чем христианство, поскольку для древнего человека основной была именно проблема взаимоотношения с природой. Язычество оставалось неистребимым именно потому, что в нём в спрессованном и мистифицированном виде отражался весь жизненный путь крестьянина-общинника: цикл сельскохозяйственных работ, домашний быт, сельские сходы, свадьбы, похороны. Скорее всего, Ярославна до замужества была язычницей и с детства владела приёмами «белой магии», т. е. обернуться в пташку, а через какое-то время принять снова естественное обличье ей не составляло большого труда. Идя под венец, она приняла христианство чисто формально, общественное мнение и закон обязали её сделать это.

Второй вопрос. Почему Ярославна плачет именно в Путивле? Остаётся пока без ответа. Возможно, в связи с нападением половцев на Киевскую Русь, жену и всю семью Великого князя надёжно укрыли в хорошо защищённой крепости на восточной окраине государства, в его глубоком тылу. И если половцы всё же дойдут до Путивля, что маловероятно, то их войска будут сильно потрепаны и обескровлены в предыдущих сражениях, и сходу взять ощетинившийся и приготовленный к длительной осаде город у них не получится. Плач Ярославны некоторые исследователи рассматривают как самостоятельное целое, между тем плач и побег Игоря из плена – это неразрывно связанные между собой сюжеты.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.