«Только верить…»
«Только верить…»
Вадим Кожинов: Народ у нас не готов по-настоящему к тому, чтобы выбирать власть, и не руководствуется при этом своими коренными интересами, как то характерно для избирателей в странах с давними парламентскими традициями. И в связи с этим я хочу привести почти анекдотический случай, происшедший на юге России, в одной из областей так называемого «красного пояса», на выборах 1996 года. Там одна женщина проголосовала за Ельцина и на вопрос: «Почему все ваши соседи проголосовали за Зюганова, а вы одна – за Ельцина?» – ответила: «Так Ельцин же у нас начальник! Вот будет начальником Зюганов – за него буду голосовать». В принципе абсурдное рассуждение, но очень характерное для многих наших сограждан.
Я готов согласиться и с тем, что в официальных данных, конечно, может быть скрыт немалый момент подтасовки и фальсификации результатов. Тем не менее я внимательно изучал результаты выборов, причем в сопоставлении с итогами выборов 1993 и 1995 годов, и должен сказать, что не стоит думать, будто наш народ в целом настолько растерян и совсем уж ничего не понимает, как это иногда утверждают. Но, прежде чем говорить об этом, мне хотелось бы обратить ваше внимание на следующий факт, весьма существенный и даже ошеломляющий, однако не получивший пока никакого отклика в печати.
Дело в том, что в начале 1999 года, безусловно, должна была состояться всероссийская перепись населения, поскольку предыдущие переписи проходили в 1989-м и 1979-м годах. Я убежден, что власти не решились на эту акцию просто потому, что не осмелились показать результат своего правления за последние десять лет. Тем не менее, поскольку выборы этого требовали, частично перепись была проведена. Были зарегистрированы все избиратели, то есть лица от 18 лет и старше. И когда начинаешь сопоставлять цифры этой неявной переписи с предыдущими, то результаты поражают. Вот представьте себе, на территории РСФСР в начале 1979 года жило 100,5 млн. взрослых граждан. К началу 1989 года их стало 107,1 млн. Короче говоря, за десять лет взрослое население России увеличилось на 6,6 млн. А сейчас официально объявлена цифра 108 млн. То есть выходит, что в период 1979—89 годов взрослое население в среднем прирастало на 660 тыс. в год и к концу 1989 года достигло, очевидно, 107,7 млн. человек. А за последнее десятилетие его численность не увеличилась.
Но дело-то не только в этом. Гораздо прискорбнее другое. Ведь теперь стали взрослыми те люди, которым к концу 1989 года было от 8 до 17 лет. А их было более 21 млн. человек. И, поскольку в данной возрастной категории смертность минимальна, значит, не менее 20 млн. взрослого населения за эти годы умерло. Могут сказать, что какая-то часть из этих 20 млн. эмигрировала. Однако хорошо известно, что иммигрантов, то есть тех, кто въехал в Россию из стран СНГ, за эти годы было больше, чем эмигрантов, то есть тех, кто страну покинул.
Но мы остановимся на цифре 20 млн. как показателе смертности взрослого населения за 1989—99 годы. Между тем известно, что в предыдущем десятилетии этот показатель был на уровне около 13 млн. человек (чуть меньше 13 % от общего числа взрослого населения). «Излишек» умерших оказался более 50 %, в абсолютных цифрах ни много ни мало – 7 млн. граждан России (соответственно, 18,5 % взрослого населения). Чтобы понять, что это такое, надо обратиться к итогам 30-х годов.
Не так давно вышла энциклопедия «Народонаселение» (1984), составленная достаточно объективно и содержащая очень тщательный подсчет движения народонаселения с 1920 по 1959 годы. По данным этой книги, с 1929 по 1939 годы в России умерло около 20 % населения. То есть почти столько же, сколько за годы «реформ»! Согласитесь, это чудовищный результат. Все-таки тогда прошла коллективизация, был голод 1933 года, разворачивались «сталинские репрессии», масштабы которых последнее время сильно преувеличиваются, но на общую смертность населения они влияли.
Говоря коротко, деколлективизация стоила России столько же, сколько и коллективизация. Но той страшной ценой в 30-е годы был оплачен невероятный подъем промышленности, это хорошо известно, и после коллективизации сельское хозяйство к 1939 году все-таки ожило и в общем развивалось нормально, превзойдя все прежние показатели. А что теперь? Теперь налицо полный развал экономики, полный развал сельского хозяйства. Даже человек, который сегодня исполняет обязанности президента, Владимир Путин, 30 декабря выступил в «Независимой газете» с большой своей программной статьей, где прямо говорится, что валовой внутренний продукт (ВВП) с 1990 года упал в два раза. Так за что было заплачено жизнями «лишних» 5,5 % взрослого населения, которые не должны были умереть при нормальной обстановке в стране? Я думаю, это вопрос, на который ни Ельцин, ни кто-либо из его бывших премьер-министров отвечать не захочет. Но вопрос это страшный.
Корр.: Да, и, похоже, отставка Ельцина тоже оказалась связанной с этим и со множеством подобных вопросов, даже неосознанно для самого «святого» президента. Существует версия, что «Единству» специально устроили такой сногсшибательный результат с целью «успокоить» хозяина Кремля относительно его будущего, которое способен устроить «верный Путин». Как вы оцениваете официальные итоги выборов?
В. К.: Мне кажется, в них заложен объективный и даже положительный смысл. Сейчас все говорят о том, что, мол, победили «правые». Короче говоря, народ якобы выбрал «правых», произвел, как выразился один из виднейших ельцинских чиновников, этакую «правую революцию». Это совершенно не соответствует действительности. Если обратиться к итогам всех трех избирательных кампаний в Государственную думу, то станет понятно, что настоящие «правые», которые когда-то именовали себя «левыми», то есть гайдаровский «Выбор России», партия Явлинского «Яблоко» и другие более мелкие партии, скажем, в 1993 году у еще мало что понимавшего народа, действительно, набрали 30,8 % голосов. В 1995 году они собрали только 20,8 % голосов, а на последних выборах – 14,5 %. И надо сказать, что сегодня это их максимум.
Я глубоко убежден в том, что основу этого «правого» электората составляют люди, которые так или иначе контролируют какие-то операции между нами и Западом. Это, конечно, не только те люди, которые лично «сидят на трубе» или чем-то подобном, не только «новые русские», если использовать устоявшееся название, но и те, кто их обслуживает. И совершенно ясно, чего эти люди хотят. Они хотят, чтобы ограбление страны, которым они, по сути, занимаются, не прекращалось. Достаточно, видимо, осведомленный в состоянии дел управделами президента Бородин в своей предвыборной кампании, не исключено, хотел блеснуть, но у меня нет оснований ему не верить, так вот, он сообщил, что 300 млрд. долл, были вывезены отсюда по законным, хотя бы формально, основаниям, а незаконно из России «ушел» на Запад еще триллион долларов. Иначе откуда, например, деньги, на которые те же «новые русские» скупали роскошные виллы для миллиардеров и целые участки элитного средиземноморского побережья? Это вот их партия. А что касается избирателей «Единства», во главе которого или за спиной которого стоит Путин, то к «правым» они не имеют никакого отношения.
Я не могу поручиться за то, как будет действовать эта партия, поскольку никто этого не знает, и, похоже, даже люди, прошедшие в Думу от «Единства», этого не знают. Мало того, этих людей, за исключением первой тройки партийного списка, тоже никто не знает. Так что я не берусь говорить о том, как будет себя вести эта партия. Но совершенно ясно, что большинство людей, голосуя за «Единство», голосовали за патриотизм. Такого рода заявления, как путинское: «Мы будем «мочить» террористов в сортире», – действуют точно так же, как в 1993-м году действовала риторика Жириновского. И Жириновский тогда победил, за него проголосовали почти 23 % избирателей. Конечно, теперь люди шли за человеком, который не только говорит о порядке, но на деле пытается навести порядок в Чечне, а затем – и во всей стране. К тому же, это повседневно подтверждалось кадрами телевидения, публикациями в прессе и так далее. Нет сомнения, что очень многие голосовали за «Единство», исходя именно из таких соображений. И это доказывается результатами выборов.
Целесообразно и даже необходимо проанализировать их итоги в целом и сопоставить с итогами выборов 1995 года, которые подробно освещены в вышедшем в 1996 году официальном издании «Выборы в VI Государственную думу: итоги и выводы». Участвовавшие в выборах партии и движения верно поделены там на «демократически-правые», «центристские», «коммунистически-левые» и «патриотические», но следует еще особо выделить «партию власти» – НДР.
В 1995 году, как уже сказано, за правые, вдохновляющиеся Западом, партии проголосовали 20,8 % избирателей – 14,4 млн. человек, а в 1999 году «Союзу правых сил», «Яблоку» и «социал-демократам» отдали голоса 14,5 % – 9,6 млн., то есть почти на 5 млн. человек меньше!
Зато резко вырос электорат центристских партий: четыре года назад они набрали только 11,5 % голосов, а теперь – 20,5 % (две трети из них – 13,3 % за блок «Отечество-Вся Россия»). Естественно полагать, что прирост на 9 % осуществился в основном за счет правых, которые потеряли 6,3 %; остальные 2,7 % «прибавки» – это, по всей вероятности, голоса избирателей Аграрной партии, часть которой во главе с Лапшиным присоединилась к центристской ОВР (в 1995 году АПР получила 3,8 % голосов).
Электорат КПРФ увеличился ненамного – с 22,3 % до 24,3 %, но нельзя не сказать следующее. Значительная часть избирателей этой партии – люди старших возрастов (свыше 35 лет), а как уже упомянуто, страну постигла сверхсмертность, и можно даже удивиться тому, что за КПРФ проголосовало на 760 тысяч больше людей, чем в 1995 году.
А теперь обратимся к судьбе партии власти (черномырдинской НДР) и патриотических партий. В 1995 году НДР получило 10,1 % голосов, а патриоты – 20,5 %. Через четыре года у НДР осталось всего лишь 1,2 % избирателей, а у патриотов – 6,9 %. В сумме они потеряли (8,9+13,6) 22,5 %. И едва ли можно сомневаться, что именно их бывшие сторонники проголосовали за «Единство-Медведя», набравшего 23,3 %, то есть всего на 0,8 % больше, чем потеряли эти партии. Почти 9/10 электората НДР закономерно отдали голоса новой партии власти, поддержанной новым главой правительства (выше шла речь о людях, которые всегда голосуют за власть), а 2/3 патриотов исходили из того, как Путин повел дело на Кавказе, решительно отвергая к тому же попытки западного вмешательства.
Таким образом, заявления о том, что успех «Единства-Медведя» свидетельствует о правом, прозападном повороте значительной части населения России, совершенно не соответствует реальному положению вещей. На деле прозападные партии потеряли, в сравнении с 1995 годом, больше трети своего электората, проголосовавшей, очевидно, за более или менее «патриотических» центристов.
Для полноты картины стоит добавить, что 4 % голосов набрали радикальные левые партии («Трудовая Россия» и другие), что вместе с перечисленными выше составляет 94,7 % голосов; еще 3,3 % избирателей были «против всех», и 2 % бюллетеней признаны недействительными.
Но вернемся к «Единству-Медведю». Как можно считать его избирателей правыми, если они голосовали за эмблему того самого русского медведя, страх перед которым является на Западе основой для русофобии: вот, дескать, лежит-лежит он в своей берлоге, а если проснется, то что делать – никто не знает. Весь страх перед Россией сосредоточен в этом архетипе. Люди голосовали за этого медведя, и, кстати, за борца Карелина, девятикратного чемпиона мира по классической, или, как теперь говорят, греко-римской борьбе, которого включили вторым номером федерального списка именно для представительства идеи «медведя». И люди голосовали именно за это.
Повторю, я вовсе не утверждаю, что действия Путина и его команды будут соответствовать такому «медвежьему русскому духу», но игра с символами никогда не остается без последствий. В уже упомянутой своей программной статье, довольно противоречивой, Путин тем не менее говорит то, чего ни один из «правых» и «либералов» произнести не мог: «Россия не скоро станет, если вообще станет, вторым изданием, скажем, США». Я не думаю, чтобы Гайдар или Чубайс когда-нибудь рискнули бы такое повторить.
Надо сказать, что начиная с 1990 года нам представили так называемую западную цивилизацию в качестве уже воплощенного коммунизма. Просто слово «коммунизм» заменили на «цивилизованный мир». Представьте, если бы при партийной власти какой-нибудь крамольный руководитель высказался в том духе, что Россия не скоро станет, если вообще станет коммунистической страной, где «от каждого по способностям, каждому – по потребностям»… Кстати, именно в таком виде нам изображают «западную цивилизацию»: вот, дескать, работай по способностям, а потом приходи в супермаркет, где все, что хочешь, для тебя приготовлено…
И еще одна характерная вещь: зачем-то, я не совсем понимаю, какие тут скрытые мотивы были, Путин не просто сообщил о том, что за 90-е годы у нас в два раза снизился ВВП, но и подчеркнул, что сейчас ВВП Китая в пять раз больше нашего. Это несмотря на то, кстати, что в КНР, при всех инвестициях Запада, строй понятно какой, никто там ничего особенно с 1949 года не менял. И почему-то Путин счел необходимым сказать следующее: что мы не можем жить без коллективизма, мы не можем жить без сильной государственной власти. Причем он связывает с этим нашу историческую и культурную традицию и говорит, что по крайней мере сейчас ситуация требует от государства большей степени воздействия на экономические и социальные процессы.
Корр.: Тогда почему люди голосовали не за компартию Зюганова, а за «Единство» Путина?
В. К.: Видимо, по тем же самым причинам, по которым они голосовали и в противоположном смысле. Есть идеи, и есть история их реализации. Есть церковь, и есть инквизиция. КПРФ сохранила название коммунистической партии и тем приняла на себя не только наработанный за долгие годы политический капитал, но и долги, и потери, связанные с этим капиталом. Их не так просто снять, да и отделить от капитала чрезвычайно сложно.
Очень много говорилось о том, что за коммунистов голосуют в основном люди пожилого возраста, что идеи коммунистов непривлекательны для молодежи, а потому со временем эта политическая сила сама собой уйдет в небытие. Но что получилось на самом деле? 20 миллионов человек, в основном пожилого возраста, среди которых, по всем расчетам, было много сторонников КПРФ, за последнее десятилетие умерли, а голосов коммунисты собирают с каждыми выборами все больше. Это значит, что их электорат молодеет, и отрицать такой сдвиг нельзя.
Корр.: Вадим Валерианович, не получается ли так, что в политических предпочтениях избирателей на протяжении всего времени ельцинских «реформ» существует некоторый застой? Ведь цифры сторонников того или иного направления вот уже шесть лет, с 1993 года начиная, оказываются практически неизменными. Видно, что снижается число сторонников этих «реформ», а остальные прочно удерживают свою политическую нишу или удерживаются в ней прежде всего усилиями прессы, радио и телевидения. То есть общество расколото, и этот раскол весьма на руку врагам России. Я не хочу ставить в пример обязательные и почти стопроцентные голосования советского времени, но как можно преодолеть этот раскол?
В. К.: Я не думаю, что налицо какой-то гибельный для страны, для народа и государства раскол. Если принять сказанное мною относительно «Единства», то ее восприняли как партию государственную, державническую. Тот имидж, который был придан «Единству» и который привлек к нему симпатии людей, не является имиджем «правым», «либеральным». Иными словами, подавляющее большинство наших граждан проголосовало против «западного пути» для России. Оправдают ли «Единство» и Путин эти надежды своих избирателей – будет ясно только после марта 2000 года. Слишком быстро все в России иногда меняется, но у меня есть основания полагать, что Путин – не настолько зависимая фигура, какой его иногда пытаются представить. И если он действительно хочет руководить страной, то ему придется хотя бы понимать настроения людей.
Относительно системы выборов. Та система, которую мы сегодня используем, была заимствована у Запада в начале века и уже тогда критиковалась наиболее последовательными отечественными мыслителями. Нет, они вовсе не пытались поставить под сомнение сам принцип выборности. В конце концов, в России было вече, были земские соборы еще при царе Горохе, на которые также выбирались люди. Но предлагался иной принцип выборности, многоступенчатый, более сложный, медленный, трудоемкий, но куда лучше соответствующий нашей стране, ее истории и традициям. Согласно этому принципу, люди должны были выбирать узким кругом человека из своей среды, которого они все хорошо знают и считают достойным представлять их в местных органах власти. Предлагались даже разные типы цензов: сколько лет здесь человек должен прожить, проработать и так далее. В таких условиях Абрамович не мог бы избираться на Чукотке, Кобзон – в Бурятско-Агинском округе, а Березовский – в Карачаево-Черкесии. Избранные на местах люди должны были вместе работать в масштабах сначала волостей, потом уездов и губерний над благосостоянием своих территорий. Они должны были узнать друг друга в этой работе, понять, кто чего стоит, и лишь потом выдвигать одного или нескольких наиболее достойных кандидатов из своей среды на следующий уровень. В таком случае мы могли бы иметь в начале XX века действительно Государственную думу, а не политический инструмент разрушения государства. Ведь надо признать, что все действия Государственной думы с 1905 по 1917 годы носили крайне деструктивный характер. С нее все началось. Что касается Октября, то это был результат полного хаоса и анархии, в которые погрузилась Россия после отречения царя, подготовленного и осуществленного в первую очередь депутатами Думы. Об этом мало кто вспоминает, но в ноябре 1916 года два совершенно разных человека, Милюков и Пуришкевич, обвинили правительство ни много ни мало в государственной измене, в том, что оно является агентом врага.
Корр.: В воюющей стране это хуже пресловутого «удара в спину».
В. К.: Да, конечно. Причем Милюков, и мне это было крайне неприятно читать, в своих мемуарах признавался: «Я сам был не уверен во многом из того, что говорил, но тем не менее ставил вопрос так: «Что это, глупость или измена?», заранее зная, – он пишет, – что все будет воспринято во втором смысле». И кстати, там же Милюков сообщает, что его речь была напечатана в десяти миллионах экземпляров и распространена по всей России. Запрещенная речь, в которой он обвинил в измене императрицу и премьер-министра… Самое дикое, что Пуришкевич слова Милюкова подтвердил, заявив, что, мол, у России в тылу действует правительство, которое направляют из Берлина. В результате случилось то, что случилось. Как точно заметил Василий Васильевич Розанов, «Русь слиняла в два дня, самое большее в три. Не стало Царства, не стало Церкви, не стало Армии и не стало рабочего класса». Последнее тоже важно: рабочий класс исчез, потому что люди перестали работать. И это все произошло в феврале 1917 года, а не в октябре. Было совершенно необходимо, чтобы какая-то сильная власть, диктаторская, спасла страну от окончательного разложения.
Корр.: Аналогии, действительно, очень прозрачные. И каковы, Вадим Валерианович, ваши прогнозы по поводу развития политической ситуации в России, исходя из «тяготеющей массы» ее истории?
В. К.: Прогнозы, особенно на ближайшее время, давать не осмелюсь. Но принципиальных векторов развития всего два. Или Россия вернется на свой исторический путь и, в частности, осуществится все то, о чем говорит совершенно определенным образом тот же Путин: что мы не индивидуалисты, а коллективисты, что нам необходима солидарность, которой на Западе нет, и так далее. Или, если эти необходимые для бытия России условия не осуществятся, то страна просто погибнет.
Корр.: Что вы подразумеваете, когда говорите о возможной гибели России: ее распад на несколько более мелких государственных образований, возникновение своего рода политической «черной дыры» или нечто иное?
В. К.: Я подразумеваю чисто физическую гибель. Вот, смотрите, за последние 10 лет погибли дополнительно 5,5 % взрослого населения. Эти люди не должны были умереть, если бы страна жила так, как в предыдущее десятилетие. Я никогда не видел раньше, чтобы крепкие, совершенно здоровые люди на четвертом-пятом десятке лет умирали в таком количестве. Причем самое показательное, что люди моего поколения вроде бы крепче, устойчивее, видимо, потому, что в нашей жизни была война, были схожие трудности, и мы помним, как выходить из подобных ситуаций, может быть даже подсознательно. А эти люди только вступили на самостоятельный путь – и вдруг начался разор, который на них совершенно трагически подействовал. Я назову несколько имен: Петр Паламарчук, Геннадий Касмынин, Владимир Славецкий. Это люди, которые годятся мне в сыновья, но их уже нет среди нас.
Корр.: Чем же, Вадим Валерианович, можно объяснить эту очевидную уже трагедию нашего народа? Какие исторические, культурные механизмы могут быть в ней задействованы?
В. К.: Если проследить историю хотя бы основных стран Европы, то станет совершенно очевидно, что за временем невероятного подъема всегда наступал упадок. Возьмите, например, Германию, которая, в сущности, создала цивилизацию Европы. Потом она распалась на несколько десятков государственных образований, фактически прекращает свое существование. И возрождается только к концу XIX века. На ее место заступает Испания, которая подчиняет себе почти всю Европу и начинает экспансию на другие континенты: Азию, Америку и так далее. Это примерно сто лет продолжается – и Испания приходит в страшный упадок, гибнет у берегов Англии ее «Непобедимая армада», и после этого Испания уже никогда не играла первостепенной роли в Европе и мире.
Поэтому то, что на протяжении почти двадцати лет со времени Сталинградской битвы и до полета Юрия Гагарина наша страна безусловно первенствовала, не могло не перейти в свою противоположность – именно из-за того, что наши люди привыкли быть первыми, начали догонять и перегонять Америку, даже там, где стоило, по словам Гоголя, только плюнуть и отойти. Другое дело, что мгновенный распад – да, это чисто русское явление. Потому что Россия держится не на законе, она держится на вере народа в государственную власть. Исчезает эта вера – рушится и наше государство.
В подтверждение своей мысли приведу не только известные строки Тютчева: «В Россию можно только верить», но и почти одновременные им слова Карла Маркса, сказанные им в одной из работ по российской истории, лишь недавно переведенной на русский язык по причине ее «немарксистской» направленности: «Это государство, которое даже при достижении им мировых успехов, можно лишь принимать на веру, а не принимать как факт». Поразительные слова, подтверждающие истинный масштаб Маркса как мыслителя.
Все восстания в нашей истории, как доказал еще В. О. Ключевский, объяснялись прежде всего утратой народной веры в государственную власть: от времен Смуты и Раскола вплоть до революции 1917 года. В то время как восстания на Западе всегда преследовали какие-то рациональные, конкретные цели, даже в самых диких своих формах, вроде движения луддитов. Они разрушали машины вовсе не по причине своей ненависти к ним. Луддиты хотели, чтобы вернули изгнанных рабочих и платили им как за ручной труд, который ценился выше труда на машинах.
Не случайно в России нет того самого «среднего класса», который на Западе является главной опорой общества. У нас нет даже понятия о нем, а потому пришлось переводить с английского «middle class», чтобы обозначить это явление. У каждого западного человека есть свои собственные, личностные, эгоистические интересы. И когда эти интересы совпадают, возникает мощное общее движение – по-западному. У русского человека вектор интересов направлен совсем иначе. Ему важнее не осуществление личных интересов, а некий смысл жизни, которому можно подчинить все, в том числе и саму жизнь, то есть он, русский человек, внеположен сам себе, и его отношение к миру в основе своей – сугубо религиозное, соборное.
Корр.: Получается, что в нынешнюю власть наш народ еще верит, и Россия как бы парит над пропастью благодаря этой народной вере. А пределы ее, равно и направленность, невозможно рассудочно определить и выразить в каких-то цифрах, которыми играют штатные и прочие аналитики. За гладкостью и даже некоторой предопределенностью итогов думской кампании 1999 года таится какой-то иной народный выбор, который вовсе не сводится к опусканию бюллетеней в урну для голосования. И нам, не исключено, еще придется познакомиться с категориями истинного русского выбора, не отрицающими обыденных «смысла» и «пощады», но стоящими гораздо выше их, если нынешняя власть утратит окончательно остатки народного доверия к себе.
В. К.: Похоже, за вашим словом «таится» проглядывает и русский бунт… Но, как навсегда сказал Поэт, «не приведи Бог». Я все-таки питаю надежду, что люди власти прозреют.
То, что я считаю необходимым сказать в заключение, прозвучит как страшный парадокс, но я убежден в своей правоте. В основе воззрений всех носителей власти последнего десятилетия в скрытом виде лежал упрощенный, примитизированный марксизм, исходящий из того, что все цивилизации идут единым путем. Правда, эти люди отказались от социалистически-коммунистических идей, но это ведь своего рода верхний этаж, под которым – фундаментальное представление о единстве мирового экономического, социального и т. п. развития.
Сам Маркс, который был достаточно серьезным мыслителем, думал иначе. Он, например, оговаривал, что его политэкономия выработана на материале истории Англии и полностью применима только к этой стране. В его единственном сочинении, посвященном истории России от Рюрика до Петра I, нет и речи о «производительных силах» и «производственных отношениях». Выше я ссылался на это сочинение, в котором Маркс утверждал, что Россия – объект «веры», а не «факт». Закономерно, что это сочинение «классика» о нашей стране было опубликовано на русском языке только в 1989 году (журнал «Вопросы истории», № 1–4), слишком уж оно противоречило сочинениям советских «марксистов». А в те годы Марксом уже переставали интересоваться, и никто не обратил внимания на упомянутую публикацию.
И те, кто считает возможным «перестроить» Россию по западной модели, являются, хотя и не осознают это, именно примитизированными марксистами. Характерно, что едва ли не главный наставник наших «реформаторов» американец Дж. Сакс уже два года назад понял бессмысленность затеи: «Мы положили больного (т. е. Россию) на операционный стол, вскрыли ему грудную клетку, но у него оказалась другая анатомия», таким образом Сакс показал, кто, в отличие от убогих марксистов гайдаровского образца, способен признать наличие «другой анатомии» у иной цивилизации.
Пушкин призывал ровно 170 лет назад: «Поймите же… что Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою, что история ее требует другой мысли». Кто-нибудь возразит, что Поэт в данном случае впал в «почвенничество». Но вот в 1835 году, спустя пять лет, то же самое утверждал его слывущий «западником» друг Чаадаев: «…Мы не Запад… И не говорите, что мы молоды, что мы отстали… У нас другое начало цивилизации… нам незачем бежать за другими…».
Накануне текущего года в издательстве «Крымский мост» вышла книга Андрея Паршева «Почему Россия не Америка», в которой на обильном и многообразном фактическом материале доказано, что Россия ни при каких условиях не может влиться в экономическую систему Запада.
Все это так или иначе поняли или хотя бы почувствовали 85 % избирателей, которые в 1999 году не пожелали голосовать за партии, обещающие им превратить Россию в подобие Запада. И будем надеяться, что это поймут, наконец, и люди власти…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.