Два рабовладельца

Два рабовладельца

В ходе Нюрнбергского процесса над главными сподвижниками Гитлера одним из основных обвинений было использование нацистским режимом рабского труда захваченных во время войны иностранцев, в том числе и советских граждан. В этом преступлении, как и во многом другом, фюрер просто повторял Сталина. Правда, использовав форму, наполнил ее иным содержанием: загнал в концлагеря в качестве рабов не своих соотечественников, как это сделал Сталин, а граждан оккупированных им земель. Если бы Гитлер сделал в лагерях рабами своих подданных, то нацистским лидерам в Нюрнберге, наверное, могли бы предъявить на одно обвинение меньше. А Сталина до сих пор официально нигде не осудили за введение в СССР рабовладельческих порядков, не осудили даже в нашей стране.

Изначально советский ГУЛАГ, основанный, напомним, еще Лениным, служил для уничтожения «классовых врагов», укрепления тирании и устрашения собственного народа. Но вскоре прибавилась новая функция, которая стала затем доминирующей: концлагеря превратились в неисчерпаемый источник рабочей силы. Бесплатной, рабской силы. Можно вспомнить, что после революции Троцкий предлагал создать в масштабах всей страны трудовую армию с обязательной мобилизацией и жесточайшей военной дисциплиной. Чем не зачаток рабовладельческой системы! Но Сталин решил пойти в этом деле дальше.

Стоит сегодня оглянуться назад и вспомнить теперь уже доступные нам исторические факты, как откроется удивительная картина — абсолютно параллельное развитие в нашей стране ее экономики и ее ГУЛАГа. Причем последнему была отведена роль паровоза. Не зная законов экономики, не умея ею управлять, Сталин решил по-своему взнуздать ее и в несколько лет догнать и перегнать развитые страны за счет применения рабского труда заключенных ГУЛАГа.

В 1928 году, перед развертыванием индустриализации и коллективизации, Совет Народных Комиссаров рассмотрел положение дел в ГУЛАГе и нашел, что карательная политика государства находилась не на должном уровне. Было принято постановление ужесточить лагерный режим и, главное, «считать необходимым расширение емкости трудовых колоний» (так тогда назывались концлагеря). По всей стране началось их ускоренное строительство и одновременно начались массовые аресты с целью «расширения емкости» лагерей. Например, в одном из самых первых советских концлагерей на Соловках было в 1923 году три тысячи заключенных, а в 1930 их стало 50 тысяч. По всей стране счет узникам пошел на сотни тысяч, а с 30-х годов — на миллионы.

Что же случилось? Новая революция? Нет, она давно свершилась. Закончилась также и гражданская война. По какой же причине вдруг обнаружилось столько врагов у советской власти? Причина была одна — упомянутое выше постановление Совнаркома от 1928 года. Финансовых средств на строительство у государства не было, работать за нищенскую зарплату, причем в адских условиях, добровольно никто не стал бы… Но ведь кто-то должен был строить уже запланированные каналы, железные и шоссейные дороги, электростанции, заводы, работать на расширяющихся шахтах, нефтяных и других месторождениях, на разрастающихся лесоповалах…

Возьмите любую большую стройку в СССР — начиная с 30-х годов около нее сразу можно обнаружить концлагеря. Уже в 1931 году был сформирован огромный комплекс концлагерей — БелБалтЛаг для сооружения Беломорско-Балтийского канала. В том же году был создан и Северо-Уральский филиал ГУЛАГа, который быстро разросся и разделился на два самостоятельных объединения концлагерей — СевУралЛаг и СоликамЛаг. И пошло-поехало!.. От огромного УхтПечерЛага быстро отпочковались Ухтинское, Печерское, Интинское и Воркутинское отделения. Каждое из них состояло из нескольких огромных лагерей, и все они обслуживали строительство бесчисленных промышленных объектов. Архипелаг ГУЛАГ быстро перешагнул Урал, распространился по Сибири и успешно обжил необъятный Дальний Восток. Заведенные в лагерях рабовладельческие порядки отличались чудовищной жестокостью. Известно, что раб всегда представлял для хозяина определенную ценность, зачастую немалую, денег стоил в конце концов. У нас же, с советскими рабами, своими же соотечественниками, никто не считался, они находились вне закона, во власти абсолютного произвола. ГУЛАГ знал, что жалеть их нечего, недостатка в них никогда не будет. Вот что пишет А. Солженицын о строительстве Беломорско-Балтийского канала:

«В первую зиму, с 1931 на 1932, сто тысяч и вымерло — столько, сколько постоянно было на канале. Отчего же не поверить? Скорей даже эта цифра преуменьшенная: в сходных условиях в лагерях военных лет смертность один процент в день была заурядна, известна всем. Так что на Беломоре сто тысяч могло вымереть за три месяца с небольшим. А тут была и другая зима, да и между ними же. Без натяжки можно предположить, что и триста тысяч вымерло.

Это освежение состава за счет вымирания, — продолжает Солженицын, — постоянную замену умерших новыми живыми зеками надо иметь в виду, чтобы не удивиться: к началу 1933 года общее единовременное число заключенных в лагерях еще могло не превзойти миллиона. Секретная „Инструкция“, подписанная Сталиным и Молотовым 8 мая 1933 года, дает цифру 800 тысяч».

Но это — статистика. В жизни она выглядела так (вспоминает Д. Витковский, работавший на стройке этого канала прорабом): «После конца рабочего дня на трассе остаются трупы. Снег запорашивает их лица. Кто-то скорчился под опрокинутой тачкой, спрятал руки в рукава и так замерз. Кто-то застыл с головой, вобранной в колени. Там замерзли двое, прислонясь друг к другу спинами. Это — крестьянские ребята, лучшие работники, каких только можно представить. Их посылают на канал сразу десятками тысяч, да стараются, чтоб на один лагпункт никто не попал со своим батькой, разлучают. И сразу дают им такую норму на гальках и валунах, которую и летом не выполнишь. Никто не может их научить, предупредить, они по-деревенски отдают все силы, быстро слабеют — и вот замерзают, обнявшись по двое. Ночью едут сани и собирают их. Возчики бросают трупы на сани с деревянным стуком. А летом от неприбранных вовремя трупов — уже кости, они вместе с галькой попадают в бетономешалку. Так попали они в бетон последнего шлюза у города Беломорска и навсегда сохранятся там».

А в середине 30-х годов развернулось строительство канала Москва-Волга, где объем работ в семь раз превышал объем на Беломорканале. Соответственно и полегло там народу в несколько раз больше.

С начала 30-х годов ГУЛАГ заработал так, как ни одно союзное министерство в нашей промышленности. Именно в усилиях ГУЛАГа с его рабовладельческой системой заключался секрет «успешного построения социализма в одной отдельно взятой стране», о чем торжественно объявил Сталин в середине 30-х годов. Рабский труд в лагерях и крепостной труд в колхозах составили основу всего нашего производства. ГУЛАГ и феодализм на селе стали не просто карательной системой немыслимого масштаба (страной в стране!), но и образом жизни. А. Солженицын свидетельствует о том времени: «В лагеря набирались далеко не только инакомыслящие, далеко не только те, кто выбивался со стадной дороги, намеченной Сталиным. Набор в лагеря явно превосходил политические нужды, превосходил нужды террора — он соразмерялся (может быть, только в сталинской голове) с экономическими замыслами. Да не лагерями ли (и ссылкой) вышли из кризисной безработицы 20-х годов? С 1930 года не рытье каналов изобреталось для дремлющих лагерей, но срочно соскребались лагеря для задуманных каналов. Не число реальных „преступников“ (или даже „сомнительных лиц“) определило деятельность судов, но — заявки хозяйственных управлений… В чем лагеря оказались экономически выгодными — было предсказано еще Томасом Мором, прадедушкой социализма, в его „Утопии“. Для работ унизительных и особо тяжелых, которых никто не захочет делать при социализме, — вот для чего пришелся труд зэков. Для работ в отдаленных диких местностях, где много лет можно будет не строить жилья, школ, больниц и магазинов. Для работ кайлом и лопатой — в расцвете двадцатого века. Для воздвижения великих строек социализма, когда к этому нет еще экономических средств».

Именно Сталин был инициатором и организатором советской рабовладельческой системы, при которой миллионы заключенных использовались на так называемых «великих стройках коммунизма». Какой же безразмерный цинизм заключен в этом термине, придуманном, кстати, тоже Сталиным. В 1947 году Сталин попросил сообщить ему о количестве заключенных в стране. Ознакомившись со статистикой, объявил: «Мало. Мы должны решать проблему кадров. Промышленности нужны люди». То есть вождь мыслил в XX веке категориями древних рабовладельцев, причем последних он явно превзошел. В государственных и партийных архивах, которые дошли до нас, хранится много документов, подобных этой директивной сталинской записке, это требования самых разных министерств и ведомств на столько-то тысяч (десятков тысяч) заключенных в качестве необходимой рабочей силы. По форме это — обычные, повседневные, привычные запросы, словно прораб выписывает стройматериалы… Не случайно лагерные рабы трудились всюду, от городского строительства (построили, например, новый Московский университет) до космических объектов и, самое главное и опасное, на бесчисленных и огромных предприятиях атомной промышленности, вплоть до урановых рудников.

Да, без заключенных мы не вошли бы в космический и атомный век в те сроки, как это у нас получилось. Ведь в этих областях, помимо научной работы, требовался черновой труд множества людей, причем в условиях тяжелейших. Кто теперь подсчитает, сколько заключенных было принесено на космический и атомный алтари. Наверное, побольше, чем на каналы, о которых речь шла выше. Известно, что из-за сталинского невежества мы проиграли атомную гонку (например, в этом деле нельзя было обойтись без кибернетики, которую Сталин торжественно запретил как буржуазную лженауку!). Удалось пуститься вдогонку за американцами только потому, что наши разведчики украли у них секрет атомной бомбы. В этом, например, призналась газета «Известия» в 1999 году: «Советская атомная бомба — точная копия американской, секрет которой добыли наши разведчики…» Но для того, чтобы наладить выпуск ядерного оружия, причем в кратчайшие сроки, нужно было бесчисленное количество рабочих рук. Тут снова лагерные рабы пригодились!

Так, начиная с 30-х годов без них мы не можем сделать ни шагу, ведь у нас всегда все требуется срочно (чтобы вчера еще было готово!), то есть в авральном порядке, без создания на месте гигантской стройки должной инфраструктуры, которая могла бы хоть минимально обеспечить условия жизни строителям. Только рабский труд заключенных отвечал таким требованиям, и без него у нас уже просто разучились обходиться. Обо всем этом я лишний раз и с неожиданной полнотой узнал в годы горбачевской перестройки, потому что они были богаты обилием новой информации, ранее недоступной, и новыми интересными знакомствами, каких до того быть не могло. Расскажу об одном случае.

Звонит мне как-то мой старинный приятель гроссмейстер Д. Бронштейн и просит принять в «Огоньке» «одного интересного человека». «Поговори с ним, не пожалеешь», — заключил он и добавил: «Он, кстати, профессиональный шахматист, автор нескольких прекрасных книг о шахматах». К этой игре я с детства был неравнодушен, и вот у меня появился Борис Самойлович Вайнштейн. Ему было уже за восемьдесят, но голова его работала превосходно, держался он бодро и оказался интереснейшим собеседником. Но мудрый Бронштейн прислал его ко мне не из-за шахмат. Оказалось, что Вайнштейн в течение многих лет работал рука об руку с самим Берией! Шахматы у Бориса Самойловича все-таки были его хобби, а вообще он оказался крупным специалистом, доктором экономических наук. В 30-е и 40-е годы возглавлял сектор капитального строительства, потом — плановый отдел НКВД, был заместителем в Главоборонстрое (под началом у Берии). То есть годами сидел в том, что можно было бы назвать экономическим мозгом ГУЛАГа! Тогда в карательной системе работали десятки миллионов человек (сотрудников и заключенных вместе). Ведь именно под Берией были весь наш необъятный военно-промышленный комплекс (включая атомную промышленность) и вся его неисчислимая рабочая сила, в том числе и лагерные рабы. Не думаю, что во всем мире когда-либо существовала такая гигантская строительная империя и одновременно карательная машина. В своей повседневной работе Вайнштейн постоянно соприкасался со своим страшным шефом, и тот ценил его.

Естественно, я попробовал разговорить Вайнштейна. За один раз мы не наговорились, вскоре он снова навестил меня в редакции. Я уговаривал его написать воспоминания для журнала, ведь он хорошо владел пером (я просмотрел несколько его книжек). О чем же он мне рассказывал? Прежде всего, конечно, о том просто немыслимом, фантастическом размахе и разнообразии промышленных, строительных и научных работ, какими занималось самое большое в мире карательное ведомство. Он оказался не только страшной живой легендой нашего недавнего прошлого, но и убедительным доказательством того, что ГУЛАГ стал не просто государством в государстве, а начал вообще подменять всю советскую власть, вернее, выражать ее в самой естественной для нее форме. По словам Вайнштейна, руководитель карательной системы Берия был уже готов перехватить в свои руки власть у дряхлеющего диктатора. Правда, по мнению Вайнштейна, при этом дело без перемен не обошлось бы.

Вайнштейн утверждал, что Берия был не только главным сталинским палачом, но и талантливым организатором науки и производства, прекрасно разбирался в людях, видел их насквозь и с первого взгляда, безошибочно отбирал нужных специалистов. Наше атомное оружие, по словам Вайнштейна, — во многом заслуга Берии, которому Сталин поручил это дело. Вайнштейн также говорил, что у Берии были большие планы по перестройке нашего хозяйства и нашей политики, которые, кстати, он и начал было осуществлять сразу после смерти Сталина. Берия был, оказывается, противником централизованного планирования, собирался ликвидировать колхозный строй, думал отпустить на волю ГДР и т. п. Естественно, что при Сталине он об этих планах и заикнуться не мог, причем, по словам Вайнштейна, гениального вождя Берия ненавидел. Это свидетельство отчасти подтверждается тем, как вел себя Берия при смертельной агонии Сталина. По Вайнштейну, он вообще способствовал смерти диктатора, поскольку последний тогда снова угрожал своим ближайшим соратникам, в том числе и Берии. На мой вопрос о моральном облике Берии Вайнштейн ответил, что он был не лучше и не хуже других приближенных вождя, все они были в общем-то на одну колодку. И, конечно, Берия был беспощаден в борьбе за власть. Вайнштейн также утверждал, что «дело врачей» в 1952 году спровоцировал сам Берия, чтобы лишить вождя привычного и надежного медицинского окружения. Сам же Берия, по словам моего собеседника, был убит сразу после ареста, а суд над ним был спектаклем без зрителей. Кстати, это мнение совпадает с утверждениями других высокопоставленных лиц, причастных к тем событиям, и с воспоминаниями сына Берии.

Наверное, в воспоминаниях Вайнштейна есть нечто от поклонения старого слуги своему хозяину, который, кстати, как-то сказал: «Ты, Вайнштейн, хороший работник, но если бы ты лет шесть провел в лагерях, то работал бы еще лучше». Мы договорились с Вайнштейном, что он принесет в «Огонек» свои воспоминания. Они могли бы стать одной из наших главных журнальных сенсаций, но, увы, этого не произошло. Вайнштейн затянул это дело, а в августе 1991 года случился путч, который обернулся победой демократических сил. Думаю, именно это обстоятельство повлияло на отказ Вайнштейна опубликоваться в журнале. Как и упоминавшийся выше А. Шелепин, тоже, кстати, с Лубянки, он не рискнул выступить в печати со своими откровениями о тех страшных временах. Только в 1993 году в газете «Известия» была напечатана беседа с Вайнштейном (меня в «Огоньке» тогда уже не было), но ведь это всего несколько машинописных страниц. В этом интервью журналист-собеседник Вайнштейна вспомнил, что один из чеховских героев говорил: «Всей правды не может знать никто». Особенно в нашей стране.

Первые школьные буквари, изданные после Октябрьской революции, открывались такими фразами: «Мы не рабы. Рабы не мы». Какой зловещей шуткой истории обернулись эти торжественные заклинания!

Засевшие за буквари дети и взрослые стали рабами, дети их тоже оказались обреченными на рабство. И сегодня из нас все еще надо выдавливать раба, а заодно — и Сталина с Гитлером. Ведь главное их злодейство было в том, что они отравили своей преступной моралью несколько поколений. В свое время Н. Бердяев заметил: «Режим террора есть не только материальные действия — аресты, пытки, казни, но прежде всего действие психическое». Вот такому страшному психическому воздействию и подверглись советский и немецкий народы. Оно оказалось настолько губительным, что даже и в начале XXI века сталинизм и фашизм не только не ушли из нашей жизни, но громко и открыто о себе заявляют. Правда, в Германии нацизм был официально осужден на Нюрнбергском процессе и там за его пропаганду сажают в тюрьму.

Сталинизм и фашизм в новой России — ее позор. Но есть в этом явлении, если хотите, и некое откровение: стало видно, что оба эти «изма» происходят от одного идейного корня! Достаточно вспомнить, что в августе 1993 года в антидемократическом путче коммунисты и фашисты выступали вместе, в одних рядах. Достаточно вспомнить, что Государственная Дума с ее коммунистическим большинством не пожелала осудить фашизм в нашей стране. Наверное, потому, что при таком осуждении непременно вылезет наружу сходство между советским коммунизмом и немецким фашизмом. По той же причине речь Хрущева на 20 съезде партии о культе личности замалчивалась в стране тридцать три (!!!) года, она была опубликована у нас только в 1989 году в малотиражном издании. Вот почему так яростно сопротивляются коммунисты распространению правды о нашей истории, о Ленине и Сталине. Они знают, что их сила всегда была в том, что рабы под ними были бессловесны.

И мало того, что та речь Хрущева у нас замалчивалась. После его доклада о культе личности было принято постановление, которое уже не замалчивалось и в котором говорилось: «Было бы грубой ошибкой из факта наличия в прошлом культа личности делать выводы о каких-то изменениях в общественном строе СССР или искать источник этого культа в природе советского общественного строя. И то и другое является абсолютно неправильным, так как это не соответствует действительности, противоречит фактам».

Вот так! Под знаменем этих партийных указаний Советский Союз докатился до распада и такого краха, из которого мы никак не можем выбраться…

Почему не можем выбраться? Причин много. Но одна из них в том, что рабская психология все еще живет в каждом из нас, причем не только у современников сталинской эпохи, нет, их дети и внуки тоже отравлены ею, пусть одни больше, другие меньше… Ведь недаром Моисей водил своих соплеменников по пустыне сорок лет, чтобы они за это время освободились от духа рабства. Нам для этого и сорока лет мало, потому что бредем мы не по пустыне, а живем в таком обществе, в котором многие не просто помнят о недавних рабовладельческих порядках, но… тоскуют по ним! Это относится не только к палачам, но и к их жертвам. Последних можно сравнить с теми старыми слугами времен крепостного права, которые не знали и знать не хотели другой жизни…

Гитлер пропустил через концентрационные лагеря 18 миллионов человек (11 миллионов из них погибло), Сталин — в несколько раз больше. Гитлер начал считать узников своего ГУЛАГа на миллионы только в последние годы своего правления, во время войны; у нас же такой счет на миллионы шел уже с 30-х годов. К тому же, напомним еще раз, гитлеровский ГУЛАГ состоял в основном из иностранцев, а наш — из своих. Потому, наверное, немцам было легче покаяться и назвать вещи своими именами, то есть официально осудить и запретить нацизм.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.