ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Где-то за скальным архипелагом клонилось к воде заходящее солнце изжелта-красное, тусклое, будто остывающий слиток меди. Вскоре двугорбая скала заслонила солнечный шар. И тогда в столпившиеся над горизонтом кучевые облака ударили багровые стрелы.

Все, кто был в море, на буровых, прервали работу, с тревогой посмотрели на горизонт. Такой закат предвещал ветер…

Еще несколько минут облака полыхали в огне, затем сумрак лег на воду и землю. В густых синих тенях утонул поселок нефтяников — два ряда домиков с садами, вытянувшихся вдоль песчаного пляжа.

Поселок казался пустым. Обсаженная деревьями улица была безлюдна. В домах не зажгли огней. Так уж здесь заведено: привезут из города новый фильм, и в клубе собираются все жители. Сперва смотрят картину, потом молодежь танцует в фойе, а взрослые сидят вдоль стен и судачат.

Так было бы и сегодня. Однако в середине сеанса вдруг дали свет и на сцену вышел директор конторы бурения.

— Только что получена штормовая, — сказал он. — Ждем до восьми баллов.

Никаких дополнений не требовалось. За год на Каспии едва набирается пятьдесят тихих дней. В остальные штормит. Для нефтяников, чья жизнь проходит в море, непогода — дело привычное. Когда поступает штормовое предупреждение, каждый знает свои обязанности.

Некоторое время директор наблюдал, как группы зрителей покидают зал, потом тоже ушел.

Для тех, кто остался — дети, женщины, и старики, — сеанс возобновили.

В клубе механик крутил веселую комедию, а в поселковых домах нефтяники надевали брезентовые плащи с капюшонами и спешили на пристань.

Широкий деревянный помост пристани был залит светом прожекторов. На воде покачивались катера и киржимы. Ревели продеваемые моторы. Люди в плащах привычно прыгали на палубу судов, отдавали швартовы. Суда отваливали и исчезали в темноте. Предстояло обойти островки с вышками, проверить действующие скважины, а с тех, что еще бурились, снять и привезти на берег людей.

К полуночи работа была завершена. Последним вернулся катер, доставивший Джафара и его товарищей: бригада только что начала проходку новой разведочной скважины.

Рабочие высадились, гурьбой двинулись в поселок.

Поселковая площадь была пустынна. В центре стоял столб с громкоговорителем. Дикторы заканчивали передачу ночного выпуска последних известий.

Джафар замедлил шаги, остановился возле столба. Несколько часов назад, когда далекий островок вел по радио очередной разговор с конторой бурения, мастер вдруг поманил Джафара, передал ему трубку.

Между директором конторы бурения и Джафаром состоялся следующий диалог.

— Мне сейчас звонил из города капитан Владимир Белов, — сказал директор. — Знаешь такого?

— Да, — ответил Джафар. Он плотнее прижал трубку к уху. — Слушаю вас!

— Так вот, Белов просил тебя связаться с ним по телефону, как только окажешься на берегу.

— Я ночью приду с моря…

— Ночью и позвони. Он очень просил.

И директор выключил связь.

Сейчас Джафар не знал, как поступить. До конторы бурения — добрых два километра. Тащиться туда, будоражить сонного дежурного… Да и не известно, на месте ли дежурный: вдруг запер помещение, ушел на пристань или еще куда-нибудь. Будешь тогда сидеть и ждать…

Вдруг он заметил освещенное окно. Поселковая почта! На почте был городской телефон, единственный на весь поселок. Только бы разрешили поговорить!..

Окно было распахнуто. В комнате сидел старик в сетке с непомерно широкими рукавами и ловко перебрасывал костяшки на счетах. Джафар легонько побарабанил пальцами по створке окна. Старик поднял голову, снял очки и, близоруко щурясь, поглядел в темный оконный проем.

— Здравствуй, Теймур-даи, — искательно сказал Джафар. — Опять все спят, а ты горишь на работе. Зачем огорчаешь любящих тебя жителей поселка?

— Здравствуй и ты, свет моих глаз, — последовал ответ. — Какой шайтан привел тебя к этой обители в столь поздний час?

В прошлом старик был учителем в медресе. Он не раз рассказывал, как однажды повздорил со своим духовным начальством. Дело дошло до драки, пастыри надавали друг другу пощечин. Инцидент можно было замять, но строптивый муэллим отказался принести извинения. Он оставил выгодную должность и сделался… актером в провинциальном театрике, где одинаково плохо играл владельцев гаремов и их наложниц: в ту далекую пору в азербайджанском театре все роли исполняли только мужчины.

Разные слухи ходили о дальнейшей деятельности Теймура-даи. На склоне лет судьба определила ему заведовать почтой в этом поселке. От былого остался вздорный характер отставного актера да любовь к витиеватым оборотам речи. Старик был с норовом, любил съязвить, подтрунить над ближним.

— Ну, — сказал Теймур-даи, отхлебнув кислого молока из полулитровой стеклянной банки, — ну, отвечай, высокочтимый Джафар, почему ты не спишь, когда сном объяты и воды и суша и спит даже Вели Тахмасиб, которому райком комсомола объявил вчера выговор с занесением в учетную карточку?

Вели Тахмасиб был заведующим поселковой баней и личным врагом Теймура-даи: в бане случались перебои с горячей водой, а старый почтарь так любил попариться… Сейчас нерадивому банщику влепили взыскание, и Теймур-даи торжествовал.

— Я только что с моря, — сказал Джафар, сдерживая улыбку. — Шел мимо свет горит у тебя в конторе. Дай, думаю, погляжу, что поделывает старый труженик.

— И что ты узрел, о лучший из Джафаров? — в тон ему ответил заведующий почтой.

— Убедился, что, хвала аллаху, любимец поселка здоров и бодр. Теперь могу спокойно отправиться в общежитие… после того, как ты исполнишь мою просьбу.

— Ты всуе помянул имя аллаха, — сказал почтарь, прикрыв глаз. — А он возьмет да запретит мне пододвинуть к окну телефон, чтобы ты мог позвонить в город.

Джафар остолбенел.

— Подумать только, до какой я дошел жизни, — проворчал старик. — Среди ночи мне звонят, поднимают с постели. Кто этот Белов, по поручению которого я должен бежать в общежитие и выяснять, не вернулся ли с моря Джафар Набиев?

— Ты уже ходил туда?

— Два раза! — Старик запрокинул голову и вылил в рот остатки кислого молока из банки. — Кто такой этот Белов, что позволяет себе беспокоить старого почтенного человека?

— Мой товарищ…

— Вахсей! — Старик побагровел от негодования. — И вы не нашли другого времени для своей болтовни? Иди прочь! Завтра позвонишь.

— Это не болтовня, — быстро сказал Джафар. — Белов работает в милиции.

Старик, уже приготовившийся захлопнуть окно, задержал руку. Он надел очки, молча поглядел на Джафара. Потом поставил на подоконник телефон.

— Звони, — коротко сказал он, взял банку из-под кислого молока и направился в соседнюю комнату, служившую ему спальней.

Джафар набрал номер.

Белов снял трубку, как только прозвучал первый зуммер.

— Наконец-то, — с облегчением проговорил он. — Я уже думал, не успеем созвониться! Нас никто не слушает?

— Нет…

— Очень хорошо!.. Так вот, посудина, о которой ты рассказывал, принадлежит кому-то из компании нашего знакомца… Понял, кого я имею в виду?

— Да, да, Володя!

— Теперь она может называться по-иному: замажут одно имя, намалюют другое. Разумеешь? Хочу сообщить: вчера на рассвете она вышла в море. В ней трое, и среди них «зубастик», как ты его называешь. Впрочем, нас интересует вся компания — они друг друга стоят. Судно должно быть неподалеку от тех мест, где ты однажды его видел. По нашим сведениям, занимается… да, ты отлично знаешь, чем оно занимается! А возвращаться на берег будет завтра, вероятно, под вечер. Мы установили, где обычно происходит выгрузка добычи, готовим встречу. Но часто бывает: ждешь голубчиков в одном месте, а они вдруг объявляются в другом. Так и теперь: не исключено, что высадятся в твоем поселке.

— Полагаешь, у них могут найтись здесь помощники?

— Не хотелось бы думать, что так. Но всякое бывает… И вот я вспомнил о тебе, Джафар. Вдруг понадобится твоя помощь… Я знаю, завтра ты свободен. Как, не передумал?

— Мы же договорились!

— Ну, спасибо… Разумеется, наши люди будут и в поселке. У них есть фотографии «зубастика». Однако, когда имеешь дело с таким типом, на карточки полагаться нельзя. Джафар, только мы с тобой встречались с ним, видели…

— Я помню наш разговор!

— Хорошо. Слушай внимательно. Днем тебе надо быть в районе поселковой пристани. Весь день будь там Джафар! Если надобится, к тебе подойдут, назовут мою фамилию. Действуй тогда по указанию этих товарищей.

— А вдруг я сам увижу «зубастика»?

— Хочу надеяться, что увидишь. Поэтому гляди в оба. Тебя должно интересовать каждое судно, возвращающееся с моря, его экипаж, пассажиры. Обнаружив этого типа, не приближайся к нему, наоборот, держись подальше. Это очень опасный враг, он наверняка вооружен. Взялся за морской промысел, потому что жаден, алчен, а вообще-то занимается делами куда более серьезными… Поэтому, что бы ни случилось, сам ничего не предпринимай. А если заметишь его, подай знак. Скажем, вынь платок и вытри лицо. Три щеку и смотри в сторону этого человека. Тебя поймут… Все ясно?

— Ясно, Володя.

— Ну ладно. Мне сказали, будет ветер. Получена штормовая.

— Плохо.

Белов помолчал.

— Однако уже ничего не изменишь: они в море. Покойной ночи, Джафар!

— И тебе того же!

В телефоне раздался щелчок: Белов положил трубку.

Из соседней комнаты вышел Теймур-даи с банкой кислого молока.

— Поговорил?

— Да, спасибо. — Джафар постарался весело улыбнуться.

— О чем это вы болтали? — поинтересовался почтарь, усаживаясь за стол.

— Да, так… Приглашает к себе, хочет познакомить с девушкой. Говорит: очень красивая…

Теймур-даи поднял палец.

— Аллах знает, что ты его посланник, и аллах свидетельствует, что лицемеры — лжецы, — торжественно провозгласил он

— Что это? — не понял Джафар.

— Сейчас ты слышал первый раздел шестьдесят третьей суры корана!.. А теперь иди в свое общежитие.

Ветер обрушился на поселок незадолго до рассвета.

В последние минуты перед ненастьем стояла сторожкая, напряженная тишина. Только с северных дальних нагорий доносился тоскливый плач ночных скитальцев — шакалов.

Но вот очнулось одинокое гранатовое деревцо, дремавшее на поселковой окраине. Не было еще ветра — он только перевалил через горы и мчался к поселку, а гранат проснулся, его нежные листья затрепетали в тревоге.

Затем шорох прошел по кроне могучей чинары. В садах зашептались шершавые листья инжира.

И разом ударил ветер.

Пыльное облако поднялось над поселком, потянулось к белесому небу с прозрачным серпом молодого месяца. В гуле и свисте бури потонули голоса разбуженных непогодой людей, лай растревоженных псов.

А шторм, набирая силы, мчался через посёлок к морю, вспенивая, мял воду, сотрясал островки с вышками.

Ждафар проснулся, когда полностью рассвело. Дом подрагивал — казалось, по нему колотят огромные мохнатые лапы.

Вспыхнул свет. Это Фируз включил лампу на своей тумбочке.

— Погляди, что делается! — воскликнул он. — Сто тысяч дивов вырвались на свободу!

Новый порыв ветра пронесся над домом. Застонали деревья в саду. Где-то со звоном лопнуло стекло.

— Погаси лампочку, — сказал Джафар.

— Есть погасить! — Фируз нажал кнопку выключателя, спрыгнул с кровати и прошлепал к окну.

Отсюда, с мансарды единственного в поселке двухэтажного дома, были видны море, пристань с прильнувшими к ней судами, строения на берегу, часть пляжа.

— Хазар совсем побелел от злости, — сказал Фируз. И сокрушенно прибавил: — Как у бедняги Фируза свободный день, так обязательно шторм. Ты заметил?

— Заметил, — сказал Джафар. — Природа мстит. Как воскресенье, так ты на пляже, и всякий раз с новой знакомой.

Ухмыльнувшись, Фируз вышел на середину комнаты, расставил ноги, выгнул грудь.

Как-то он прочитал о «культуристах», тотчас купил гантели, резиновые тяжи, добыл двухпудовик. Ои и без того был сильным, рослым парнем. А год усиленных тренировок довершил дело. Сейчас перед Джафаром стоял юноша с удивительно красивыми мускулами.

— Ну, — проговорил Фируз, демонстрируя, как на согнутой руке вспухает огромный бицепс, — ну, что скажешь?

— Такому туловищу да еще умную голову, — вздохнул Джафар.

Он повернулся к стене, пытаясь заснуть. Но сон упорно не приходил.

Снова ударил ветер, с воем промчался к морю. Наступило короткое затишье. И тогда с берега донесся встревоженный женский голос.

Фируз выглянул в окно.

— Замерщица Нора стоит у коллекторной. Размахивает руками, кричит… Ага, идет главный. Очень спешит. Старик, а как побежал!

Джафар тоже посмотрел в окно. У коллекторной собралось уже несколько человек. Что-то там случилось неладное.

— Одевайся, — бросил он.

Через минуту они были на берегу.

Замерщица в который раз рассказывала, что при очередном осмотре приборов обнаружила падение давления на «выкиде» двадцать четвертой скважины. За короткое время давление снизилось до нуля. Это означало, что скважина прекратила подачу нефти на берег.

Буровая находилась в четырех километрах от берега и в ясную погоду была видна отчетливо. Теперь же, когда море затянуло серой дымкой, с трудом просматривался даже конец пристани.

Что произошло на маленьком решетчатом острове? Да мало ли что могло случиться! Песок и парафин поднимающиеся из недр вместе с нефтью, не редко закупоривают ствол скважины. Бывает и так, что песок разъедает фонтанную арматуру на устье скважины, горючее выливается на свободу, хлещет в море открытым фонтном. Это особенно опасно: вылетит из скважины камень, ударит по стали — искра! — и над островком вспыхивает гигантский факел нефтяного пожара…

Из расположенной на пристани радиорубки выбежал радист, устремился к инженеру.

Оказалось, что радист принял срочное сообщение. Штормующий далеко в море корабль обнаружил на воде много нефти. Гонимая ветром широкая нефтяная река движется от берега — по ветру, к югу. Пеленг показал, что горючее идет от поселка и расположенного неподалеку в море нефтепромысла. О своих наблюдениях моряки доложили береговому начальству. Оттуда послали уведомление в город. И вот запрос: что случилось на промысле?

Инженер закончил чтение радиограммы.

Фируз сказал:

— На моем катере новый сильный мотор.

Подошел заведующий промыслом, потянул в сторону инженера, стал шептаться с ним.

— Новый мотор поставили на мой катер, — громко сказал Фируз. — Очень сильный и надежный мотор. Куда хочешь, могу идти.

Руководители промысла на реплику не реагировали. Молчали и остальные. Да и что говорить? Все знали: на буровую идти нельзя. Уже при шести баллах промысловые суда должны стоять у причалов. Сейчас восемь баллов в море.

Фируз не сдавался. Ни к кому не обращаясь, как бы рассуждая вслух, он заявил, что двадцать четвертая обошлась государству в сотни тысяч рублей. А сколько людей трудились, чтобы пробурить скважину? Она стала лучшей на промысле, давала столько нефти в сутки. И вот теперь скважина может погибнуть. Странно, что некоторые люди боятся…

— За тебя, между прочим, боятся, — сказал заведующий промыслом.

— А мне не страшно, — крикнул Фируз. — Могу дать расписку: ответственность беру на себя!

— Иди ты со своей распиской, знаешь куда, — сказала замерщица Нюра. Тоже нашелся, Тарзан несчастный!

Все засмеялись. «Тарзан» — это было здорово сказано. Месяц назад в клубе состоялась лекция по истории кинематографа. Заезжий лектор сопровождал рассказ отрывками из фильмов. Фируз ахнул, когда на экране вдруг заметался обнаженный "владыка джунглей" — Тарзан. А наутро он в одних плавках ворвался в коллекторную, дико заорал, подхватил на руки Нюру, потащил к пристани. Нюра, конечно, в обиду себя не дала — влепила шутнику звонкую оплеуху. Сейчас она припомнила Фирузу тот случай.

Радист обратился к главному инженеру:

— Павел Ильич, по прогнозу ветер после полудня будет садиться, а к вечеру стихнет.

Инженер оглядел линию гор на севере.

— Очень может быть — сказал он. — Летом штормы короткие. — Да вон, горизонт как будто светлеет. Думаю, сядет ветер.

— Тогда и пойдём в море, — решил заведующий. — Балла на три уймется, отправимся на двадцать четвёртую.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.