ЗЕМЛЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II
ЗЕМЛЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II
Двадцать лет тому назад, в конце августа 1913 г., два небольших корабля «Таймыр» и «Вайгач», составлявшие гидрографическую экспедицию Северного Ледовитого океана, заканчивали программу своих работ в полярных водах Восточной Сибири и шли с промером глубин и описью вдоль восточного берега Таймырского полуострова.
Выйдя из Владивостока и войдя через Берингов пролив в Ледовитый океан, корабли уже почти месяц бороздили его редко посещаемые воды.
Негостеприимный и суровый океан поторопился показать морякам свою грозную мощь. Непроходимые льды и тайные мели вначале то и дело появлялись на их пути. Работая и днем, и в светлые, как день, ночи, но часто в густейшем тумане, корабли выбирались из опасных и непроходимых районов и, получив свободу действий, снова устремлялись в разные стороны, в непреклонном желании как можно шире охватить район обследования, как можно глубже проникнуть в тайны этого, так мало известного человеку, мрачного моря.
Наконец, судьба как будто смилостивилась над моряками. Обстановка последних дней побуждала забыть, что корабли продолжают находиться в полярных водах. Уже почти две недели, как больше не показывались полярные льды, хотя корабли широко раскинули разведку. «Вайгач» подошел к Таймырскому полуострову, следуя вдоль берега, а «Таймыр» прошел вдали от всякой суши вокруг островов Новой Сибири, под семьдесят седьмой параллелью, где до него никогда не ходило ни одно судно.
Подходя к побережью Таймыра, в район, где те же корабли годом раньше едва бродили во льду, они теперь застали теплые летние дни и совершенно чистое море.
Предстояло проложить на карте восточный берег полуострова, а затем, огибая мыс Челюскин, следовать в Архангельск.
Эти места значились на карте по работам лейтенантов Прончищева и Лаптева, произведенных два века тому назад, в царствование Анны Иоанновны. Точность съемки была очень невелика. Общее положение берега было обозначено с ошибкой в долготе в восемь градусов. Но в те времена еще не существовало ни хронометров, ни радиотелеграфа, дающих нам возможность легко вычислять долготу по светилам, а общие условия работ много отличались от современных. Люди собирались сюда через необъятные пространства Сибири и ее тундры, их утлые суда, строившиеся на месте, гибли, раздавленные льдами, а личный состав, проводивший здесь по несколько лет кряду, вымирал от цинги.
Экипаж «Таймыра» и «Вайгача», радуясь неожиданной доступности этого района, спешил положить на карту и берег моря, и глубоко вдающиеся в берега бухты, и многочисленные острова, сделать промер глубин, определить опорные астрономические пункты и собрать коллекции по различным отраслям естественной истории для изучения жизни края.
Тундряной берег тянулся длинной серо-желтой полосой; поодаль виднелись отроги гор. Несмотря на теплые дни, страна казалась мертвой. Короткий летний сезон, когда тундра живет полной жизнью, уже кончился. Утки, гуси и другие представители пернатого царства вырастили своих птенцов и уже улетели в далекие теплые края. Изредка виднелись группы диких оленей, попадались свежие следы белого песца и полярного волка, около судов кружились вездесущие чайки, и нередко затерявшийся тюлень показывал свою красивую голову с большими грустными глазами.
Редко-редко попадались следы давнего пребывания неведомого человека. Это были полуразвалившиеся срубы, построенные из плавника, т.е. леса, вынесенного сибирскими реками и выброшенного морем на берег. Были ли они срублены участниками Великой Северной Экспедиции два века назад, или промышленниками инородцами, доходившими в прежние далекие времена до северного берега Таймыра, осталось загадкой.
Продвигались с работой все ближе к северной оконечности европейского материка, заветному мысу Челюскина. Крепла надежда перевалить за него и завершить плавание переходом из Тихого океана в европейские воды.
Наконец, «Таймыр» и «Вайгач» встретились километрах в семидесяти от этого мыса, снова распределили между собою работу и разошлись, назначив следующим рандеву мыс Челюскин. Но в ночь на второе сентября, идя встречными курсами вдоль кромки необъятного ледяного поля, корабли неожиданно увидели друг друга. Выяснилось, что это поле тянется от самого материка куда-то на северо-восток.
Пытливые взоры не видели пределов поля ни на западе, ни на севере, небо по которому обычно можно судить о далеких полыньях, то есть свободных ото льда пространствах, дающих на нем характерные темные отблики, было безнадежно и однообразно бело.
Прохода на западе не было. Надо было постараться обойти неожиданное препятствие. Казалось необъяснимым, как это огромное ледяное поле могло противостоять до конца лета и таянию, и штормам, и приливно-отливным течениям. Близость земли с севера не предполагали, так как глубины моря, не превосходящие нигде у северных берегов восточной Сибири 30 — 40 метров, здесь резко увеличились, доходя до 200 метров.
Обсудив обстановку, пошли на северо-восток вдоль кромки льда, надеясь обогнуть его с севера.
Скоро стали разбирать впереди желтоватые пятна земли, полузанесенной снегом. Подойдя ближе, увидели остров, названный именем Цесаревича Алексея. Невзломанный лед оказался примерзшим к этому острову, как и к материку. Часть южного и восточный берег острова были свободными ото льда. Опять было появилась надежда обогнуть этот остров, найти путь на запад; но не надолго. Пройдя вдоль его берега километров 30, увидели, что от северной его части снова тянется невзломанный лед на северо-запад.
Ночью шли вдоль кромки этого льда. Со стороны моря показался разбитый лед, но задувший западный ветер отжимал его от невзломанного поля, образуя полыньи и каналы.
Вместе со льдами появились вновь белые медведи, позволявшие пополнить запасы свежего мяса. Чаше стали попадаться тюлени. Кое-где лежали на льду огромные меланхоличные моржи. Иногда стаи белух, небольших белых китов с детенышами серого цвета, неожиданно появлялись из-подо льда и быстро проносились мимо кораблей.
Стали встречаться айсберги — ледяные горы глетчерного происхождения. Высота этих плавучих островов над водой была 20 — 30 метров, так что в глубину они достигали 150 метров и больше.
От теплых дней, встреченных у таймырского берега, не оставалось и воспоминаний. Холодные брызги волн обдавали палубу и мостик, ночи становились все длиннее и темнее, льды хоть и пропускали вперед, но с переменой ветра грозили зажать и полонить корабли. Небо было пасмурное. Но сознание того, что корабли проникли в область, неведомую до того человеку, воодушевляло моряков и манило все дальше на север.
Вдруг на рассвете, в пятом часу утра, 3 сентября, на горизонте впереди по курсу полоса темного тумана стала медленно, как театральная занавесь, подниматься, и на образовавшейся узкой полосе неба, к неописуемому восторгу мореплавателей, появились величественные очертания гор неведомой земли.
Продолжая идти вдоль кромки ледяного поля, подошли к юго-восточной оконечности этой земли, получившей название Земли Николая II. Не взломанный лед, вдоль кромки которого корабли прошли от материка больше 100 километров, и здесь упирался в южный берег земли, переходя в береговой ледяной припай
В одну сторону высокий берег тянулся на юго-запад, скрываясь за горизонтом. Пространство к югу от него было все также безнадежно бело, ни каналов во льду, ни полыней, ни трещин. В другую сторону берег уходил в северо-западном направлении. Темные горы высотою до тысячи метров подступали своими отрогами к морю, оставляя кое-где узкую низменную береговую полосу, незаметно сливающуюся с ледяным покровом бухт, образуемых извилинами береговой черты.
К востоку от этого берега был виден мощный ломаный лед, находящийся в хаотическом движении, то открывающий кое-где полыньи, то снова сжимающийся над ними. Лишь над берегом, под влиянием все еще дующего ветра западных румбов, оставался свободный проход, манивший дальше на север, в неведомую мрачную безжизненную страну.
Надежда на проход в Европу упала. Корабли уже находились севернее 78-й параллели и, по-видимому, подошли вплотную к границе полярного пака, к многолетним льдам, находящимся в вечном движении. Летний период таяния, когда солнце здесь греет и днем и ночью в течение четырех-пяти месяцев, кончился. Уже начал выпадать снег, покрывающий в это время года белой пеленой и землю, и лед, и полыньи, скрывая от задержавшихся на севере моряков всякую возможность ориентироваться и искать проход среди более слабых льдов.
Надо было, не теряя времени, положить на карту открытую землю, исследовать ее насколько возможно, а затем возвращаться домой. «Таймыр» пошел описывать берег, а «Вайгачу» было поручено определить опорные астрономические пункты.
Пройдя вдоль земли около ста километров, увидели пролив километров в сорок шириной, но суживающийся в глубине. Этот пролив, названный позднейшими исследователями именем географа профессора Шокальского, был также покрыт сплошным, не взломанным льдом; по другую же его сторону опять был виден высокий берег второго, наибольшего из островов Земли Николая II. Пересекли этот пролив, идя вдоль кромки льда, и пошли дальше, продолжая прокладывать на карте берег и глубины моря.
Дойдя до широты в 80 градусов, нашли удобное место для высадки у одного из мысов и пристали, как к набережной, к ледяному припаю. «Вайгач» здесь догнал «Таймыра» и стал рядом с ним на ледяные якоря.
Небо прояснилось, и П.А. Новопашенному, доблестному командиру «Вайгача», посчастливилось сделать астрономические наблюдения. Отметили столбом пункт, широту и долготу коего он определил, а рядом со столбом водрузили флагшток. Команды кораблей были выстроены во фронт у флагштока, и Б.А. Вилькицкий, начальник экспедиции и командир «Таймыра», прочел приказ по экспедиции о присоединении открытой земли ко владениям российского императора. После того, при кликах «ура», был поднят трехцветный русский национальный флаг.
По случаю торжества, кроме беф-а-ля-строганов из медвежьего мяса, команде были выданы к ужину лучшие консервы, сласти и чарка. Это последнее было исключением, так как полагавшаяся на военном флоте ежедневная чарка водки не выдавалась натурою на судах экспедиции при плавании за Полярным кругом, по установившейся традиции офицеры также за Полярным кругом не пили вина, но в этот день было допущено исключение.
За время стоянки у берега были пополнены, как всегда, естественно-исторические коллекции. Кроме того, на воздушных змеях подымали метеорографы, так как этот день являлся одним из заранее намеченных международных дней исследования высоких слоев атмосферы.
Вечером пошли дальше, продолжая съемку и промер. Общее направление берега приблизилось к направлению меридиана Земля становилась все более низменной. Канал вдоль берега постепенно суживался. Стали чаще показываться айсберги.
Наконец, в четыре часа ночи корабли оказались перед непроходимым льдом Низкий берег, занесенный снегом, скрылся из вида, завернув к западу и сравнявшись с ледяным покровом моря.
Корабли уже оставили за собою параллель 81 градуса и, по-видимому, достигли северной оконечности новооткрытой ими земли. Идти дальше было нельзя. Ветер, давший возможность описать побережье земли на протяжении около 400 километров, стал заходить к северу. Выжидая дальнейшие переменны его, корабли подвергались бы риску замерзнуть во льду, быть унесенными в дрейф без достаточных запасов провизии и топлива и днем позже или раньше могли быть раздавлены льдами.
Надо было «спасать паспорта». Корабли повернули обратно и едва успели прорваться к берегу материка; льды сжимались все больше.
Обстановка в проливе между материком и островом Цесаревича Алексея оставалась той же. Разведка, посланная пешком по льду, дошла до самого мыса Челюскина. Оттуда, с высот берега, была видна все та же белая поверхность льда, уходящего за горизонт. В северо-западном направлении, на небе, виднелись слабые сероватые блики, но они являлись, вероятно, отражением не покрытой снегом земли, а не свободного ото льда моря.
Возвращаться во Владивосток очень не хотелось; путь до Архангельска был раза в три короче, чем во Владивосток. Пробовали пробить канал во льду, работая обоими кораблями, но скоро выяснилась бесполезность этой попытки: лед был слишком прочен для слабых машин кораблей. Пришлось прекратить непроизводительную трату времени и драгоценного угля.
Повернули на восток, обратно к Берингову проливу. После и захватывающих, и тяжелых переживаний «Таймыр» и «Вайгач» добрались до Аляски.
Там, в устье реки Юкона, в городке Сан-Майкель, бывшем русском Михайловском редуте, основанном в 1833 году лейтенантом Тебеньковым, им посчастливилось скупить уголь со случайно запоздавшего парохода. Из Сан-Майкеля были посланы первые телеграммы, вкратце сообщавшие начальству об открытии Земли Николая II и острова Цесаревича Алексея и об общих результатах работ. Вместе с этим, сначала американские, а затем и европейские газеты стали помещать частью верные, частью совершенно фантастические сведения, полученные из телеграмм корреспондента, случайно оказавшегося в этом городке.
Затем, сделав трудный штормовой переход, суда экспедиции миновали Берингово море, самое негостеприимное, в осенние месяцы, подгрузились углем в Петропавловске-на-Камчатке и, сопутствуемые почти непрерывными штормами, пришли в конце ноября в бухту Золотой Рог, рейд Владивостока.
Открытие в 1913 году Земли Николая II было неожиданно и весьма необычайно для двадцатого века. Трудно было допустить мысль, что километрах в пятидесяти от побережья России и так близко от пути кораблей, обогнувших мыс Челюскина, скрывается до наших дней архипелаг больших островов.
Недоверие проскальзывало в обществе и после того, как весть об этом открытии получила широкое распространение. Участникам экспедиции не раз приходилось выслушивать нелепые вопросы скептиков о том, имеются ли доказательства существования этой земли, не было ли принято почему-либо за твердую землю скопление льдов и т.п.
Возвышенности Земли Николая II должны быть видимы с материкового берега в ясные весенние дни. В начале лета, когда поверхность земли очищается от снега, а море покрыто недвижным льдом, на небе появляются характерные отблики, являющиеся отражением более темной поверхности земли. Эти отблики, как и отблики полыней, бывают видны с очень больших расстояний и хорошо распознаются людьми, посещавшими полярные края. Они также могли бы указать на существование земли.
Нам известно, что лет двести тому назад отдельные охотники-якуты доходили до мыса Челюскина; они могли бы знать о существовании Земли Николая II.
Среди инородцев и сибиряков, ходивших на промыслы на далекий север, жило несколько преданий о существовании земель, неизвестных цивилизованному миру, земель, которые когда-то либо были усмотрены издалека, либо посещались человеком в отдаленном прошлом.
Одно из таких преданий о Земле Санникова было опровергнуто, когда «Таймыр» и «Вайгач» в 1913 и 1914 годах троекратно пересекали ту часть моря, где на картах на северо-запад от Ново-Сибирских островов обозначался пунктиром большой остров.
Другая увлекательная легенда, о земле геодезии — сержанта Андреева или иначе земле «Тигикен», обитаемой народом, называемым «хряхаи», живет и по наше время. Эта легенда о земле, находящейся на северо-востоке от устья Колымы и на запад от острова Врангеля, занимала умы около столетия тому назад; на разгадку ее в конце царствования Александра I было безрезультатно затрачено много усилий; после этого она была как будто забыта и отчасти опровергнута, а затем неожиданно снова ожила в результате плаваний «Таймыра» и «Вайгача». По дошедшим из советской России отрывочным сведениям, в последние годы предполагалось выяснить вопрос существования этой земли при помощи аэропланов.
Что же касается Земли Николая II, то о ней до нас не дошло никаких преданий. Вероятно, уж очень редко инородцы посещали северную часть Таймырского полуострова и уж очень давно перестали туда ходить.
Тем не менее, в 1878 году Норденшельд, находясь на «Веге» около мыса Челюскина, обратил внимание на гусей, летевших с севера, и высказал предположение о существовании земли где-то в том направлении. В 1882 году датская экспедиция Ховгарда, бывшего спутника Норденшельда, предполагала, между прочим, обследовать этот вопрос, но не дошла до места работ. Ее корабль, оказывая помощь голландской экспедиции, затертой льдами в южной части Карского моря, был затерт в свою очередь и лишь в следующем году был вынесен, окруженный льдом, обратно в Баренцево море, тогда как голландский корабль погиб, будучи раздавлен льдами.
В 1894 году Нансен и Свердруп на «Фраме» прошли тем же путем, что Норденшельд к югу от Земли Николая II. В 1902 году совершила тот же путь русская экспедиция барона Толля на «Заре»: старшим офицером «Зари» был доблестный Колчак, впоследствии верховный правитель. Ни одна из этих экспедиций не обнаружила земли: это объясняется тем, что на границе льдов обычно держатся туманы. В 1895 году «Фрам» дрейфовал во льдах, к северу от берега этой земли, в расстоянии от двухсот до двухсот пятидесяти километров. В этих местах «Фрам» обнаружил неожиданные для Ледовитого океана огромные глубины, до четырех тысяч метров. После этого, в связи с постепенным увеличением глубин около самого мыса Челюскин, было забыто и упомянутое выше предположение Норденшельда, основанное на перелете гусей.
Как бы то ни было, но географы, ничтоже сумняшеся, закрашивали на картах синей краской пространство, занятое Землей Николая II, и лишь гораздо дальше, у полюса, оставляли белое место, обозначавшее неисследованную область нашей планеты.
Имеет ли это открытие земли, сделанное двадцать лет тому назад, какое-либо практическое значение? Мы не слышали до сего времени о каких-либо горных богатствах островов этого архипелага. По широте своего расположения, по размерам и по природе Земля Николая II очень сходна с архипелагом Шпицбергена, где в наше время представители четырех стран добывают каменный уголь. Но район Земли Николая II значительно менее доступен, чем Шпицберген, и климат здесь холоднее. Уголь или руды, если бы и были там обнаружены, едва ли бы имели большое значение, по крайней мере в наше время.
Значение открытия — не в этой области, а главным образом в изучении условий плавания у наших северных берегов.
Земля эта, как и лабиринты архипелага Норденшельда, находящегося к юго-западу от ее южной оконечности, к сожалению, — серьезное препятствие для плавания у самой северной части материка. Пролив, оставляемый землей вдоль северной части Таймырского полуострова, получивший название пролива Бориса Вилькицкого, имеет ширину всего от 60 до 70 километров. Таким образом, южный берег земли является значительным препятствием к тому, чтобы начавший таять и взломанный лед уносился ветром на широкий простор океана. Бывают годы, когда этот пролив совершенно непроходим и когда, как мы видели выше, не взломанный лед в нем остается все время.
Кроме того, простираясь к северу больше чем на четыреста километров, Земля Николая II отгораживает от океана Карское море с северо-востока и мешает рассеянию льдов этого моря.
При изучении режима льдов Карского моря уже давно обращено внимание на то, что это море представляет как бы мешок все с тем же льдом местного происхождения. Льды полярного пака в него не заходят, и местные льды лишь медленно и частично выносятся на север. Мысль о существовании мощного барьера в северо-восточной части моря как будто напрашивалась сама собой, но данных для определенных выводов было недостаточно. Отсутствие полярных льдов в средней части моря относилось на счет действия огромного количества приносимой Обью и Енисеем теплой воды, расплавляющей лед и отодвигающей границы полярного пака. Лед же восточной части моря, задерживаемый Землей Николая II, считался уже опушкой, южной границей пака, занимающего область вокруг Северного полюса.
С открытием земли стали яснее законы распределения льдов и течений, стало легче учитывать зависимость их от ветров. Вообще, неблагоприятное влияние Земли Николая II на условия плавания не умаляет практического значения ее открытия. Чтобы бороться с препятствиями — надо их знать. Как мы увидим, результаты этого знания уже в достаточной мере сказались хотя бы на приемах плавания в полярных водах.
В конце прошлого века, после 250-летнего перерыва, возродились плавания кораблей Карским морем к устьям Оби и Енисея. Практика этих плаваний выработала правило придерживаться берега материка и выжидать берегового ветра в случае встречи непроходимых льдов. Такой ветер, отжимая лед от берега, образует канал и дает возможность следовать дальше. Этот прием вызывал потерю времени и часто угрожал, при противном ветре и нажиме льдов, раздавить корабли или выбросить их на прибрежные мели. Не имея представления о проходимости льдов дальше к северу, суда не решались туда проникать.
Те же приемы плавания были применены и к первым походам в полярных водах Восточной Сибири. Так, под берегом, пробирались на восток и Норденшельд, и Нансен, и барон Толль.
В 1913 году «Таймыр» рискнул искать свободный проход на широком просторе океана, рассчитывая, что там лед больше разрежается ветром и 1филивно-отливными течениями и что вследствие этого он там скорее тает. Результат этой попытки увенчался успехом, превзошедшим ожидания, о чем уже было сказано выше. Применяя этот прием в дальнейшем, удалось установить, что сплошные льды полярного пака занимают в летнее время значительно меньшую зону, чем до того предполагалось, но что границы их очень изменчивы и разнятся из года в год. Для более широкого применения этого приема искания прохода на просторе океана стало необходимым знать, где есть вероятность найти такой простор и где, наоборот, простираются земли, непроходимые барьеры для дрейфа и рассеяния льдов. В этом отношении открытие Земли Николая II и знание ее протяжения имеет большое значение для плавания в ее районе.
Применение указанного принципа широкого простора получает все более широкое развитие. Нам известно, что за последние годы корабли часто пересекают западную часть Карского моря в центральной ее части, проходя проливом Маточкин Шар, наиболее северным из проливов Новой Земли; иногда корабли огибают Новую Землю с севера, оставляя к югу самую трудную часть моря с ее льдами.
В прошлом, 1932 году, ледокол «Сибиряков» нашел проход даже к северу от Земли Николая II.
Со времени открытия земли прошло двадцать дет. За это время весь архипелаг полностью нанесен на карту.
В 1914 году «Таймыр» и «Вайгач», пробиваясь из Владивостока в Архангельск, застряли во льду к югу от Земли Николая II, где и зазимовали. Им удалось описать южный берег земли.
В 1918 году Амундсен высаживался на ней, проходя на своей шхуне «Моод».
В 1928 году итальянский генерал Нобиле, сделав свой первый за этот год полярный рейд на дирижабле по направлению к Земле Николая II, заявил, что этой земли не существует. Доблестный Амундсен успел удостоверить несерьезность этого заявления и таким образом очистить репутацию русских исследователей. Вскоре после этого Амундсен погиб при героической попытке разыскать дирижабль Нобиле, потерпевший крушение при своем втором рейде.
В 1931 году цеппелин с Эккенером и Самойловичем пролетел над этой землей и сделал ее фотографическую съемку.
В 1930 году на одном из островков архипелага этой земли, называющемся именем красного генерала Сергея Каменева, устроена радиостанция и зимовье для исследователей. Этот островок находится к западу от самого большого, центрального острова земли. Участники зимовавшей там партии, Ушаков и Урванцев, совершили ряд экскурсий, делая топографическую съемку и ведя обследование земли в отношении геологическом, зоологическом и ботаническом (Выдержки из их дневника приводились в двух номерах «Возрождения» в декабре 1932 года)
В прошлом году зимовщики были сменены новой партией, находящейся под начальством специалистки по биологии Рябцовой. На южном мысу центрального острова, при входе в пролив Шокальского, построен еще один дом и оставлены запасы провизии и топлива.
На мысе Челюскин, ближайшем к земле пункте материка, в 1932 году также построена радиостанция и оборудовано зимовье для другой партии исследователей.
В настоящее время очертания земли не известны полностью в разных ее частях.
Лежит эта земля между параллелями 77 градусов 50 минут и 81 градус 26 минут северной широты и меридианами 89 градусов 30 минут и 107 градусов 50 минут восточной долготы. Главный массив земли составляют три больших острова, расположенных в общем направлении на норд-норд-вест от мыса Челюскин. Средний из этих трех островов является самым большим.
Вблизи западных и южных берегов упомянутых трех островов имеется ряд малых островов, общим числом более двадцати. Остров Цесаревича Алексея, открытый в 1913 году, является одним из самых крупных из этого числа.
Общая поверхность земли этого архипелага определяется в тридцать шесть тысяч семьсот двенадцать квадратных километров. То есть, скажем для сравнения, что он значительно больше Бельгии, немного больше Голландии, но меньше Швейцарии или Дании.
Центральный и южный из трех больших островов имеют возвышенность до 700 метров высотой. Значительная часть поверхности больших островов покрыта глетчером, так, например, южный остров, наиболее богатый в отношении фауны и флоры, покрыт глетчером на 30 процентов. Ледники сползают в воду; сползшие части отламываются от глетчера и образуют большое число айсбергов. Больше 100 айсбергов сидят на мели у северо-восточных берегов, много их дрейфует у берегов земли и в проливах Шокальского и Вилькицкого.
Пролив Шокальского, отделяющий два южных острова друг от друга, несмотря на свою небольшую ширину от 20 до 60 километров, имеет глубины до 300 метров. Часть берегов изрезана фиордами, вдающимися кое-где глубоко внутрь земли.
На островах водится много белых медведей, песцов и оленей, а у берегов встречается много морского зверя — моржей и тюленей. В глубоких проливах и бухтах проносятся стаи белух в несколько сот голов. Летом на островах много птицы.
За последние годы отрывочные сведения о Земле Николая II часто встречались в советских газетах и проникали в наши зарубежные издания и иностранную печать. Но мало кто из читателей отдавал себе отчет, что земля, о которой упоминали газеты, и есть Земля Николая II.
Советская власть, аннексировавшая полярный архипелаг Франца-Иосифа, примирилась с его названием, именем долголетнего и испытанного врага России. Но в то же время она вычеркнула на картах Ледовитого океана имена умученных ею Государя и молодого Цесаревича.
Земля Николая II называется теперь в советской России Северной землей, или Нордланд, а остров Цесаревича Алексея — Малым островом, или Малым Таймыром. Эти названия нейтральны, бесцветны и способны вызвать путаницу с другими похожими наименованиями.
Вместе с этим на новой карте земли, рядом с именами русских ученых, моряков и полярных исследователей, мы находим целый букет «современных» политических названий.
Рядом с проливами Шокальского, Бориса Вилькицкого, фиордом Матусевича, мысами Неупокоева, Анучина, Берга, островами Исаченко, Самойловича, Шмидта, Визе и Воронина мы находим остров Большевик, Октябрьская Революция, Комсомолец (три главных острова земли, открытых в 1913 году, считая последовательно с юга к северу); меньшие острова — Пионер, Сергея Каменева, бухту Сталина, мысы Свердлова, Уншлихта, Молотова, Клима Ворошилова, пролив Красной Армии и т.п.
Очень многим из нас, эмигрантов, и из советских подневольных граждан было бы тяжело видеть имена царственных мучеников, начертанными в сочетании с приведенными выше названиями. Поэтому оно и к лучшему, что эти земли, будем верить, временно переименованы.
Пройдут годы, забудутся ужасы революции и Гражданской войны, отойдут в историю и годы советского рабства; исчезнут одиозные народу имена, рассеянные по всему необъятному простору России, как уже исчезли улицы и заводы имени Троцкого; вернется Ленинграду имя великого Петра, как и другим городам их исторические названия, обретут вновь и эти земли имена покойных Государя и Цесаревича, имена, принадлежащие им по праву истории.
Как мы видели, на исследование этого полярного архипелага обращено большое внимание за последние годы. Да и в других областях северной России советское правительство развило широкую деятельность. Это не удивительно.
С прогрессом техники последних лет очень облегчилась доступность полярных областей. Разведка льдов с аэропланов дает возможность кораблям выбирать наиболее выгодные пути. Радиопеленгаторы, установленные на берегу и на судах, позволяют морякам определять свое место и разыскивать другие суда и в темноте осенних северных ночей, и при плавании во льдах в густых туманах. Ледоколы, приобретенные во время войны для обслуживания Белого моря, оставшиеся в распоряжении советской власти, справляются со льдами, непроходимыми для торговых судов, и оказывают содействие этим последним.
Не изменился, надо думать, ни энтузиазм русских исследователей, ни их готовность служить на далеких окраинах. Вероятнее даже обратное.
Работа в полярных областях, требовавшая в былое время некоторого авантюризма и, пожалуй, героизма, теперь может иметь своим побуждением чувство самосохранения и стремления к душевному покою.
Каким великим соблазном для советских граждан, для молодых ученых в особенности, должна являться возможность уйти подальше от Москвы, от произвола партийных деспотов, от «уклонов» и «перегибов», от морального и физического прозябания, уйти хотя бы в царство льдов и полярной ночи, но с пайком, одеждой и топливом, обеспеченными на год или на несколько лет!
Насколько проще и благороднее война с суровой природой, чем неравная унизительная борьба с произволом чекистов, голодом, доносительством и озлоблением угнетенных братьев!
В 1932 году начались международные исследования полярных областей. Какие горизонты открылись для рекламы советской власти, ее достижений, ее попечений о науке и прогрессе! Какие возможности для контакта с учеными кругами и правительствами заграницы!
Советская Россия размахом своего участия в плане международных исследований оставила далеко позади любую другую державу. Необходимые суда, аэропланы, всякое другое снабжение отпускалось щедрой рукой. По всему побережью за полярным кругом строились станции, отпускались средства, о которых раньше нельзя было и мечтать. Необычное развитие деятельности в противовес слухам о голоде, провале пятилеток, об истощении золотого запаса, о принудительном труде!
Никогда до сих пор такое количество судов не бороздило полярные воды России, никогда не существовало столько наблюдательных станций, не летало в этой области столько аэропланов. Другой вопрос, как все это организовано, при каких условиях протекает работа. Пока что еще много ледоколов осталось от царской власти, нет недостатка и в людях.
Трудно предвидеть, долго ли продлится такая кипучая деятельность, сколько лет еще будут отпускаться средства на расходы, в сущности, малопроизводительные; долго ли еще обнищавшая страна будет себе позволять роскошь столь широких исследований и шумливых рекордов. Решение этого вопроса лежит, вероятно, в политической, а не в экономической области.
Давнишняя наша беда состоит в том, что исследование северного побережья России всегда страдало спорадичностью, отсутствием длительной преемственности в работе, распылением испытанных кадров, растратой накопляемого с великим трудом опыта. Неизвестно и теперь, во что выльются через несколько лет «планетарные» проекты. Но надо радоваться такому неожиданному оживлению в изучении наших полярных вод.
Надо учесть разруху железнодорожного транспорта, утрату Россией Балтийского моря, все более нарастающую угрозу потери дальневосточного Приморья и остатков влияния России на Тихом океане. В таких условиях северные морские пути получают первостепенное значение.
Эти пути, дающие доступ к неисчерпанным богатствам Сибири через устья Оби, Енисея, Лены и Колымы, будут призваны к широкому развитию, когда пробьет час возрождения истощенной страны.
Знание условий плавания по Ледовитому океану, сеть разведочных гидрометеорологических станций и кадры опытных полярных мореплавателей, пилотов и исследователей понадобятся России, как никогда раньше.
(«Возрождение». Париж, №3136, 3140)
Данный текст является ознакомительным фрагментом.