Глава 9 Сановный скиталец

Глава 9

Сановный скиталец

Сын дипломата, который легко расстался с родовым гнездом, и ревностный служака впоследствии, до последних минут жизни граф Сергей Григорьевич был всегда готов к перемене места жительства. Апартаменты его, по крайней мере, те, о которых мы знаем, если и не были «походной палаткой», отличались крайней строгостью и простотой. Обвенчавшись в Москве, Строгонов и в зрелые годы тяготел к древней столице. С другой стороны, хотя его Рисовальная школа работала там с 1826 года, у меня нет уверенности в том, что граф поселился в Москве ранее 1835 года, когда его назначили куратором университета. Император Николай I ценил испытанных в боях военных, и два раза Сергей Григорьевич получал важные посты в Риге и Минске, проводя там по 1–2 годам.

Как уже сообщалось, в 1835 году С.Г. Строгонова назначили куратором университета. Поселился он на Знаменке. Потом, уже после грандиозного путешествия в Италию, семья перебралась в дом Паниных на углу Никитской и Шереметевского переулка (впоследствии здание по наследству перешло во владение князя Н.П. Мещерского, попечителя московского учебного округа). До конца николаевского правления лето Строгоновы проводили в Кунцеве — на юго-запад от Москвы. Это было хорошее место для археолога, ибо оно — древнее. К тому же, здесь, в Кунцеве, жил И.Е. Забелин, ему Строгонов впоследствии нашел место младшего члена в Императорской археологической комиссии и поручил столь успешную раскопку скифских курганов.

Именно в старой столице граф составил коллекцию икон XVI–XVII веков, о которой говорилось выше. В конце 1850-х годах реликвии прибыли в Петербург и были размещены на третьем этаже северного корпуса дома на Невском, дату вселения туда Строгонов как будто намеренно оттягивал. И даже поселившись у Полицейского моста, «он стоял там на одной ноге». В 1859 году Сергей Григорьевич назначается воспитателем великого князя Николая Александровича, сына императора Александра II. Только тогда граф, которому уже была за шестьдесят, окончательно определился с местожительством, оказавшись в столице и в доме на Невском, где он теперь проведет почти четверть века и там скончается. Создавая собственный мир в доме предков, граф поступил оригинально: из трех проходных комнат, позволявших, минуя анфиладу, попадать в Картинную галерею, он предусмотрел два кабинета — Большой и Малый. К ним была присоединена гостиная, так называемая Арабесковая галерея.

Не имея собственного архитектора (после смерти графини Софьи Владимировны в 1845 году он уволил П.С. Садовникова), граф, как мне представляется, удовлетворился работой того же мастера, который занимался гораздо более роскошными интерьерами невестки. На мой взгляд, автору интерьера Большой гостиной следует приписать и создание интерьеров Большого и Малого кабинетов графа С.Г. Строгонова. Малый исполнял, вероятно, роль секретарской комнаты. Этот же зодчий отделал оригинальную гостиную между салоном Гюбера Робера и Минеральным кабинетом, которую теперь принято называть Арабесковой галереей.

А.К. Саврасов изобразил древнее городище в Кунцево, именовавшееся чертовым местом

Стены «комнаты гротесков», все архитектурное убранство которой сводилось к каминам, карнизам и паркету фабрики Мансбаха, практически полностью покрыты живописными копиями фресок Рафаэля, которыми многие увлекались в XVIII веке (в том числе и граф A.C. Строгонов). Он продал украшенные гротесками пилястры великой княгине Марии Федоровне, супруге великого князя Павла Петровича, и они были использованы в Пилястровом кабинете. В результате возникла легенда о том, что панно хранились в доме на Невском со времен графа-президента Академии художеств и впоследствии были смонтированы для завершения ансамбля Кабинета наподобие кабинета Екатериной Великой в Зимнем дворце. Более того, автором панно называется тот же X. Унтербергер. Доказательств тому нет. А вот факт интереса графа Сергея Григорьевича к подобной живописи подтверждается его письмом Ф.И. Буслаеву в 1843 году: «Третьего [дня] был я в Академии художеств и наслаждался приобретенными копиями ватиканских фресок. Стоит из-за одного этого приехать в Петербург».[114]

В 1859 году Строгонов назначается президентом вновь созданной Императорской археологической комиссии, для ее заседаний он предоставил две комнаты в доме на Невском. Трудно было найти в России человека более увлеченного раскопками. К тому же Сергей Григорьевич обладал первой в мире коллекцией позднеантичных и восточных средневековых серебряных сосудов, состоявшей из 29 предметов, которые хранились в витринах Картинной галереи. Ядро составили иранские чаши, изготовленные при династии Сасанидов (III–VII вв.). Серебряные изделия, попавшие к собирателям, были найдены в кладах, скрытых в густых прикамских лесах с VI по XIV века местными финно-угорскими охотниками на пушных зверей. Серебро и сталь привозили к ним среднеазиатские и, может быть, иранские купцы, а с X века — торговцы из Волжской Булгарии в обмен на меха. Охотники клали на серебряные блюда жертвенное мясо или использовали их как «лица» языческих идолов. Древнерусские князья брали дань с народов Прикамья этим привозным серебром.

Кабинет графа Сергея Григорьевича в доме на Невском проспекте являлся местом хранения самых дорогих картин и вещей, а также нумизматической коллекции

С.Г. Строгонов писал управляющему Ф.А. Волегову: «Так как батюшка мой совсем не занимается археологией и потому не имеет в таких вещах никакой нужды, я же — страстный охотник, то прошу Вас на будущее время извещать прямо меня о всех подобных находках, и не только о серебряных, но и о медных вещах, в особенности с изображением „чудских богов“: ибо и медные вещи, смотря по значению их, могут быть мною ценимы не ниже серебряных. Также прошу Вас уведомлять о нахождении старинных вещей и присылать рисунки оных даже в таких случаях, если такие вещи будут открыты не в имении батюшки, а в других соседственных местах и посторонними людьми, от коих я мог бы оные приобретать».[115] В 1864 году коллекция Волегова перешла к А.Е. Теплоухову, который докладывал 14 июля 1868 года Строгонову: «На левом берегу речки Ломоватовки, на старой пашне найден при пахании небольшой медный сосуд изящной работы <…> на дне которого 4 серебряные старинные монеты. С этих вещей я имею честь представить Вашему Сиятельству рисунок».[116] В 1878 году был найден знаменитый «Калгановский клад». И.В. Плотников, житель деревни Мальцево, во время пахоты нашел согдийский (Согд (Согдиана) — историческая область в Средней Азии, в бассейне рек Зеравшан и Кашкадарья, один из древних центров цивилизации. В середине I тысячелетия до н. э. территория одноименного государства) кувшин с изображением крылатого верблюда X века, пять блюд (три византийских 613–630 годов, два сасанидских VII века) и 10 шейных гривен. Церковный староста Кувинской церкви считал, что клад является собственностью общины и предполагал использовать 19 фунтов серебра для изготовления окладов икон. Однако Сергей Григорьевич купил найденные вещи для своей коллекции за 600 рублей. Среди них было блюдо со сценой царской охоты на тигра.

Арабесковая гостиная — так в настоящее время именуется зал, примыкающий к Большому кабинету графа Сергея Григорьевича, декорированной копиями гротесков одного из ватиканских коридоров

Большой кабинет описал Ф.И. Буслаев: «Это была очень длинная комната с окнами только по одну сторону; промежутки между окнами и вся противоположная стена заняты шкафами в рост человека с книгами на полках и с разными редкостями в выдвижных ящиках. Тут же находилась и драгоценная коллекция греческих, римских и византийских монет, золотых и серебряных, а частию и медных, наиболее редкостных… На шкафах стояли разные художественные предметы из металла и мрамора. По стенам над шкапами и в других местах были развешаны картины старинной итальянской и голландской живописи, преимущественно XV века».[117] Фотография Дж. Бианки 1865 года показывает, что здесь находились полотна русских мастеров — Василия Шебуева и Александра Иванова. Впоследствии, как свидетельствует картина А. Колюччи, на восточной стене их заменили портреты предков кисти Ж.-Л. Монье. Северная стена, против окон, была отдана большим фотографиям, в частности «Виду Римского форума». Под ними и на шкафах стояли многочисленные статуэтки. Центральное место отводилось самой известной из них «Аполлону Боэдемосу» (это изделие немецкие ученые разоблачили как подделку XIX в.), но это отдельная увлекательная история.

На оборотной стороне картины «Игрок в мяч», на подрамнике, сохранилась бумажная наклейка с итальянским текстом: «Портрет знаменитого игрока в мяч Доменико Марини, названного Массимо (величайший), написанный русским Карлом Брюлловым во время его пребывания в Риме в год 1829. Художник подарил его Массимо, который сохранял его дома, сначала в Сачиле, затем в Тревизо, вплоть до сентября 1835 года. В каковое время пишущий это Микеланжело Гвиланди из Болоньи купил его у самого Марини, при посредстве своего друга и соотечественника Людовика Липпарини из Венеции. Выше названный портрет прибыл в Болонью 28 мая 1836 года… выпущен из таможни 30 июня того же года».

Архитектура интерьера выглядела крайне просто: никакого украшения потолка, скромная бронзовая люстра на четыре лампы, простейший карниз, стены оклеенные тканью Невской бумагопрядильной мануфактуры и покрашенные в модный тогда темно-вишневый цвет, над окнами — золоченые карнизы простого рисунка с драпировками под цвет стен. Единственным украшением был невысокий камин серо-фиолетового коргонского порфира, сделанный на Колыванской шлифовальной фабрике, пожалованный С.Г. Строгонову в сентябре 1862 года и поставленный на южной стене между окнами. Позже для него изготовили герб графа из флорентийской мозаики.

Надо полагать, что 1862 год может быть принят за примерную дату окончания отделки всех новых апартаментов этого времени, запечатленных в альбоме Дж. Бианки по заказу графа П.С. Строгонова, то есть на парадном этаже трех апартаментов графа Сергея Григорьевича и трех комнат графини Татьяны Дмитриевны. Сопоставление деталей, в частности элементов карниза Большой гостиной и Большого кабинета графа, как будто бы указывают на одну руку, то есть М.А. Макарова, как я предположил выше. Впрочем, у Строгоновых работали и другие мастера. Так, в 1863 году их средний дом, сооруженный П.С. Садовниковым, надстроил архитектор К. Лоренцен для устройства ателье фотографа Андрея (Генриха) Ивановича Деньера (1820–1892), о чем будет подробно рассказано в следующей главе.

Северо-восточная часть Строгоновского дома стала своего рода штаб-квартирой «монархического лагеря» весной 1881 года, когда после убийства императора Александра II страна находилась на перепутье, выбирая между медленным движением к парламентаризму, к которому склонялся покойный император, и укреплением монархизма, в сторону которого его направляли граф Сергей Григорьевич и его высокопоставленный ученик К.П. Победоносцев. Сюда же приходил князь В.П. Мещерский, также имевший репутацию противника реформ. Сведения о событиях тех месяцев без упоминания, впрочем, залов, записал С.А. Строгонов, внук археолога, который всецело разделял мнение деда. Много лет спустя он получил своеобразное подтверждение своей правоты непосредственно в доме на Невском.

Суровый человек, вояка до мозга костей, отягощенный семейными проблемами (лишь часть их была обозначена выше), которые только усугубляли его суровость, — таковым выглядит граф Сергей Григорьевич во второй половине своей долгой жизни. Не разделявший или почти не разделявший художественных увлечений предков, он не пожалел средств для апартаментов жены сына, но для себя ограничился едва ли не спартанскими условиями жизни, как будто создав плацдарм на вражеской территории. Недальновидное и смиренное принятие положения своей ветви как второстепенной, уступающей богатым и знатным графам Строгоновым (которое остается на совести барона и лишь впоследствии графа Григория Александровича) повлекло соответствующее воспитание Сергея Григорьевича — он не получил хорошего образования и не сформировал широкого кругозора. И хотя при женитьбе он приобрел титул графа, ни он, ни его отец так и не поднялись по сути на следующую иерархическую ступень.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.