15. «Отсюда мы и начнем войну» 4-я дивизия на «Юте»

15. «Отсюда мы и начнем войну»

4-я дивизия на «Юте»

По плану танки «ДЦ» должны были выгружаться первыми, в 6.30, сразу же после того, как корабельная артиллерия прекратит огонь, а ДСТ(Р) выпустят по тысяче реактивных снарядов. На восьми ДСТ помещались 32 плавающие «брони». За ними на 20 ботах Хиггинса следует 2-й батальон 8-го пехотного полка (по 30 человек на борту). Десяти судам предстояло подойти к берегу на участке «Тэр Грин» напротив укрепленного опорного пункта в Ле-Дюн-де-Варревиле, другим десяти — чуть южнее, в секторе «Анкл-Ред».

Через пять минут появляется второй эшелон из 32 ботов Хиггинса с 1-м батальоном 8-го пехотного полка, саперами и подводниками-подрывниками. Время высадки третьего эшелона намечалось на час «Ч» плюс 15 минут. В него входили восемь ДСТ с танками-бульдозерами и обычными «Шерманами». Спустя еще две минуты на «Юте» ожидалось прибытие четвертого эшелона, состоявшего главным образом из подразделений 237-го и 299-го саперных батальонов.

График выдержать не удалось. Одни суда подошли раньше, другие — позже. И все они оказались на километр южнее цели. Но благодаря находчивости и решительности командиров и мужеству «джи-айз» высадка войск в общем завершилась успешно.

На срыв графика повлияли сильный ветер, волны, дым, приливные течения. Однако главная причина заключалась в том, что на минах подорвались три из четырех катеров управления. Когда ДСУ затонули, с высадкой началась полная неразбериха. Капитаны ДСТ кружили в море, не зная, куда им направляться. Одно судно наткнулось на мину и взлетело в воздух. ДСТ и четыре танка погрузились в пучину.

Управление десантом взяли на себя лейтенанты Говард Ван-дер Бик и Симе Готьер с ДСУ 60. Они решили наверстать упущенное время и подвести ДСТ к берегу на расстояние 3 км, а не 5, как предполагалось ранее, чтобы «ДД» могли быстрее добраться до суши. С мегафоном в руках Вандер Бик на ДСУ 60 обогнул все ДСТ и дал команду шкиперам следовать за ним. Суда находились в полукилометре к югу от назначенного места высадки. Когда ДСТ опустили рампы и танки, с трудом преодолевая крутые волны, поплыли, они показались Бику «несуразными морскими чудищами с громоздкими, похожими на пончики оборками по бортам, приделанными для плавучести».

Ботам Хиггинса с передовым эшелоном войск полагалось идти за танками, но броневая техника продвигалась настолько медленно, что суда ее обгоняли. На них в Нормандию направлялась рота «Е» 2-го батальона 8-го пехотного полка 4-й дивизии. Она первой из всех частей Союзнических экспедиционных сил сошла на берег. Приливным течением десантников отнесло еще дальше влево, и они выбросились на километр южнее от своего сектора.

Генерал Рузвельт вместе с войсками шел на головном судне. Генерал-майор Бартон вначале не разрешил ему сопровождать 4-ю дивизию. Рузвельт доказывал, что его присутствие ободрит солдат: «Увидев рядом генеральские погоны, они решат, что все не так уж и плохо». Наконец, Рузвельт обратился с личной просьбой: «Мне это просто необходимо сделать». Бартон, поколебавшись, согласился.

Роте «Е» сопутствовала удача. Немецкие стационарные фортификации на месте предполагавшейся высадки у выезда 3 были куда более неприступными, чем там, где она фактически произошла, — у выезда 2 напротив Ла-Мадлен. Здесь «Мародеры» уничтожили батарею, а германские части из 919-го полка 709-й дивизии подверглись мощному артобстрелу с моря и воздушным бомбардировкам. Немцы не вели интенсивный огонь. Иногда раздавались одиночные выстрелы из траншей в песчаных дюнах за полутораметровой прибрежной стеной.

В траншеях прятались солдаты, которых снаряды и бомбы выгнали из стационарных укреплений. Командовал ими лейтенант Янке. Он взглянул в сторону моря и застыл от изумления. Лейтенант подумал, что у него после взрывов начались галлюцинации. Янке увидел танк «ДД». «Плавающие танки! — поразился он. — Это и есть, наверное, секретное оружие союзников». Лейтенант решил воспользоваться собственным «секретным оружием», но обнаружил, что «Голиафы» не действуют: в результате бомбардировок вышли из строя системы радиоуправления.

— Похоже, что и Бог, и весь свет отвернулись от нас, — сказал Янке напарнику. — Где же наша авиация?

В это время сержанту роты «Е» Малвину Пайку на боте Хиггинса тоже было несладко: «Я сидел справа по борту и услышал, как над головой засвистели пули. Оглянулся. Вижу, что из пулеметов калибра 50 (12,7 мм) стреляют наши моряки. Я сказал тогда взводному, лейтенанту Ребарчеку:

— Эти парни даже не видят, куда палят.

Поднялся рулевой, старшина бота, чтобы посмотреть на берег, и тут же присел. Моряки продолжали вести огонь, а я молился, чтобы они поскорее нас высадили».

Метрах в двухстах от берега судно наскочило на мель (в районе выезда 2 море мелководнее, чем у выезда 3, поэтому моряки и настаивали на высадке у выезда 3). Старшина сказал, что пехоте пора уходить.

— Вы же не хотите утопить людей, — ответил лейтенант Ребарчек. — Попробуйте еще раз.

Рулевой попятился назад, отошел метров на 30 влево и снова сел на отмель.

— Ладно, — скомандовал Ребарчек, — высаживаемся! Но рампу заело.

— Черт с ней! — крикнул лейтенант и спрыгнул с борта. За ним поскакал в воду весь взвод.

«Я очутился по пояс в воде, — вспоминает сержант Пайк. — До берега оставалось еще метров 60. Но по морю не побежишь. Можно только проталкиваться. Наконец мы добрались до суши, а потом надо было проскочить 200 м по открытому пляжу и через самые разные заграждения. К счастью, немцев уже парализовали бомбы, снаряды и реактивные залпы. В большинстве своем они думали только о том, как бы сдаться».

Капитан Говард Лис, командир роты «Е», повел своих солдат через стену набережной к песчаным дюнам. «То, что предстало перед нашими глазами, — говорит сержант Пайк, — разительно отличалось от макетов, которые нам показывали в Англии.

— Эй, — сказал я капитану, — здесь совсем другая местность».

К ним, опираясь на тросточку, подошел Рузвельт (он перенес сердечный приступ). На генерале была шерстяная вязаная шапочка (Рузвельт ненавидел каски и демонстративно игнорировал пули). В это время (около 6.40) немцы, занимавшие фортификации у Ле-Дюн-де-Варревиля, открыли по 2-му батальону беспорядочный огонь из пулеметов и 88-мм орудий. Не обращая внимания на стрельбу, Рузвельт и Лис посовещались, сверили карты и пришли к выводу, что попали не на тот участок высадки.

Рузвельт вернулся на берег. Уже выгрузились первые танки «Шерман», которые сразу же начали стрелять из пушек по немецким укреплениям. Коммодор Джеймс Арнольд, координатор десанта на «Юте» от ВМФ, только что прибыл с третьим эшелоном. «Немцы забрасывали 88-мм снарядами весь приморский плацдарм, — вспоминает он. — Два американских танка пытались выбраться из воды, а я за ними укрывался. Теперь мне понятно, почему пехота любит, когда танки идут впереди. Они служат хорошей защитой на открытом пространстве. Особенно когда у тебя от страха поджилки трясутся». Арнольд нашел воронку и сделал из нее временную штаб-квартиру.

«Вдруг в мой „штаб“, — рассказывает Арнольд, — вваливается, убегая от 88-мм снаряда, армейский офицер с одной звездой бригадного генерала. Мы посмотрели друг на друга.

— Я Тедди Рузвельт, — отдышавшись, промолвил пришелец. — А вы Арнольд из ВМФ. Я вас знаю по брифингу в Плимуте».

К Рузвельту, стоявшему на берегу, подошли два комбата из 8-го полка — подполковники Конрад Симмонс и Карлтон Макнили. Пока они изучали карты, появился и полковой командир — полковник Ван Флит, высадившийся с четвертым эшелоном — 237-м и 299-м саперными батальонами.

— Ван, — воскликнул Рузвельт, — мы не там, где надо! Он указал на строение:

— Оно должно быть слева, а не справа от нас. Думаю, что мы на целую милю сдвинулись на юг.

Ван Флит иронически заметил, что моряки случайно доставили их именно туда, где он и предлагал высадить полк с самого начала. Но флотские командиры уперлись, считая, что это побережье неудобно из-за мелководья.

«Нам предстояло принять неотложное и важное решение, — написал позднее в неопубликованных мемуарах Ван Флит. — Либо перебросить весь десант более чем на милю к северу и дальше действовать в соответствии с планом, либо отправиться по дамбам с того места, где высадились». Солдаты уже пошли вперед, к песчаным дюнам. Подрывники приступили к ликвидации заграждений.

Говорят, что тогда Рузвельт произнес знаменательные слова: «Отсюда мы и начнем войну». По словам Ван Флита, все было несколько по-другому. Полковник написал в мемуарах: «Я принял решение и приказал:

— Отсюда идем прямо на материк. Мы атаковали противника на самом уязвимом участке его обороны, так давайте же воспользуемся нашим преимуществом».

Не имеет особого значения, кто принял решение. Важно, что это было сделано без лишних дискуссий и споров. Решение оказалось правильным и продемонстрировало тактическую гибкость военного командования. Симмонс и Макнили занялись подготовкой к штурму береговых опорных пунктов немецкого сопротивления и захвату выездов 1 и 2, чтобы затем по дамбам двинуться на запад. Но сначала предстояло преодолеть стену набережной и дюны.

Отряды саперов и военно-морских подрывников появились после передового эшелона и высаживались также напротив выезда 2. Им сразу стало ясно, что участок побережья не тот, с которым они знакомились в Англии. Саперы и подрывники поняли и другое: им придется добираться до суши по пояс в воде. Поэтому они начали облегчать свои ранцы. Первым делом пришлось освобождаться от сигарет. Сержант Ричард Кассидей из 237-го саперного батальона имел при себе шесть блоков, а его напарник — десять. Кассидей вытащил одну пачку, а остальные выбросил. То же самое сделали и другие. «Скоро мы все по колено увязли в сигаретах», — вспоминает сержант.

Команды подрывников состояли из пяти «морских пчел» («сибиз» — так называли морских инженерно-строительных десантников) и двух-трех армейских саперов. Всего было десять отрядов. Подрывник тащил на себе 25—35 кг либо ТНТ, либо композиционного заряда «С» (пластического ВВ, разработанного в Великобритании и напоминавшего кусок хозяйственного мыла; оно загоралось, если его поджигали, или взрывалось после детонации). Американцы, служившие в частях «морских пчел», отличались более солидным возрастом. Взрывному делу их обучили шахтеры на западе Соединенных Штатов.

В первую очередь «морским пчелам» предстояло заняться препятствиями и заграждениями, которые накроет приливная волна. Они могли в случае необходимости опускаться и под воду (хотя и не имели специального снаряжения, которым пользуются современные водолазы-подрывники).

Когда вербовщик приглашал Орвала Уэйкфилда в отряд подрывников-подводников, он особенно напирал на то, что военная кампания на Тихом океане показала важность их работы «для успеха операции по вторжению». «Он также говорил, что это чрезвычайно опасная служба, — вспоминает Уэйкфилд. — Нужны отличные пловцы. Мы пройдем специальную физическую и психологическую подготовку и станем незаменимыми. Нам придется иметь дело и с минами-ловушками, и с минными заграждениями. Но нас больше привлекало то, что не надо будет ходить в наряды на кухню. Все оказалось сущей правдой».

На «Юте» отряд Уэйкфилда готовил к подрыву расставленные в воде и на пляжах препятствия, а рядом высаживалась 4-я дивизия. «Морские пчелы» заложили заряды, соединили их проводами, прозвучала команда «Огонь!» — заграждения разлетелись на куски. Уэйкфилд с друзьями отправился на набережную. Они забрались в окоп и «просто наблюдали за тем, что происходит вокруг». «Сначача мы ничего особенного не заметили. Взад-вперед ходили солдаты, разговаривали между собой. И вдруг перед нами словно разворошили муравейник. Там, где были заграждения, уже теснились десантные суда, с которых выпрыгивали пехотинцы. Бульдозеры подгребали к приморской стене песок, и через нее ползли танки и грузовики».

Потом за дело взялись армейские саперы. Они заложили взрывчатку в соседнем ряду препятствий — на столбах с минами и «бельгийских воротах». Сержант Ол Пикасиевич из 237-го батальона присоединил заряды к главному запалу и помчался к стене, крикнув на бегу:

— Огонь!

«Вот-вот должен раздаться взрыв, — вспоминает сержант. — И тут я вижу, что к берегу подошли суда. Рампы спущены, по ним сбегают солдаты, совершенно не представляя себе, что их ожидает. Услышав наши предупредительные вопли, десантники укрылись возле заграждений.

— Господи, что они делают! — сказал я стоявшему рядом врачу Джимми Грею и ринулся назад. Я начал поднимать солдат за ранцы и орать: — Мотайте отсюда к черту! Сейчас все это взлетит в воздух!

Мне удалось оттащить шесть человек и истошным криком прогнать остальных. Я бросился обратно к стене, но не успел пробежать и пяти метров, как у меня за спиной рвануло, а по каске застучала шрапнель».

Отряд переместился ближе к стене набережной, спеша закончить работу до того, как прилив накроет заграждения. «А неподалеку прохаживался со своей тросточкой генерал Рузвельт, — рассказывает сержант Кассидей. — И я заорал:

— Уберите этого паразита, сейчас его убьет!

— А ты знаешь, кто он? — спросили меня.

— Да, знаю, — ответил я. — Это Рузвельт. Но он может погибнуть». Генерал отошел в сторону, и отряд взорвал заграждения. Менее чем за час «морские пчелы» и саперы очистили восемь коридоров шириной по 50 м.

Затем саперы взрывами пробили проходы в стене набережной. Танки-бульдозеры из 70-го батальона удалили бетонные обломки. Все это время немцы обстреливали район высадки из 88-мм орудий, но снаряды в основном падали в воду, так как артиллеристы старались, правда, не очень успешно, поразить десантные суда.

Моряк Мартин Гутекунст, эксперт по связи, был прикреплен к отрядам «морских пчел». Он помнит, что, после того как подрывники расчистили заграждения и проделали проходы на набережной, «самые отважные и бесшабашные среди них отправились в дальний конец стены и взяли в плен несколько немецких солдат». Связист пошел с ними за компанию. «Мы встретили на пути много огневых точек, защищенных бетонными стенами и крышами, — рассказывает Гутекунст. — В бункерах немцы повсюду нарисовали пейзажи, те, что можно увидеть снаружи. Узкие прорези служили для корректировки стрельбы. Но некому уже было стоять у орудий и пулеметов.

Солдаты вермахта либо сдались, либо сбежали по дамбам на материк».

Группа саперов из 237-го полка проследовала за бульдозерами через проходы в стене и поднялась на дюны. Они остановились перед угрожающими знаками «Achtung Meinen» («Осторожно, мины»). Однако желание пойти дальше перебороло страх. «Из-под ног саперов, — вспоминает сержант Винсент Пауэлл, — начали выскакивать и взрываться мины, жуткие выпрыгивающие мины, эти проклятые „Бетти“. Они выпрыгивали и взрывались. Крики, стоны, кровь… И в этот момент с моря на берег двинулись танки».

В 6.45 плавающие «ДЦ» все еще боролись с морскими волнами. По плану они должны были опередить десантные войска. Но их обогнал ДСТ с ротой «С» 70-го танкового батальона под командованием капитана Джона Ахирна. «Шерманы», сойдя на берег, сразу же открыли огонь.

Ахирн находился на втором танке, первым командовал лейтенант Оуэн Гейвиган. «Шерманы» выползали на сушу по воде глубиной в полтора метра. Капитан передал четыре танка-бульдозера саперам и поделил оставшиеся 14 «Шерманов» на две группы: одну оставил под своим руководством, другую поручил лейтенанту Йоману.

Ахирн повел свой отряд влево, пытаясь найти проход через прибрежную стену, Йоман повернул направо. Капитан отыскал проем и сразу же наткнулся на «Голиаф». Немцы применили это «чудо военной техники» в Анцио. Но Ахирну не довелось воевать в Италии, и он понятия не имел о «Голиафах». К счастью, встреченный им крошечный «великан» безмолвствовал. Позже капитан узнал, что во время бомбардировок этот «Голиаф» лишился узла радиоуправления.

Танки Ахирна проползли через пролом в стене. На южной стороне возвышалось оборонительное укрепление. Капитан выпустил по нему несколько снарядов. Из бункера с поднятыми руками вышли два десятка солдат вермахта. Ахирн соскочил с танка: «Немцы начали кричать „Achtung Meinen!“ и жестами показывали, чтобы я оставался на месте. Я махнул рукой, чтобы они двигались к дороге. Там мы взяли их в плен и передали пехотинцам. Кстати, среди солдат не было ни одного немца, только грузины из Советского Союза».

Ахирн поехал вдоль берега в южном направлении. Мощеная дорога свернула в глубь материка к Пуппевшио, а грунтовая колея терялась где-то в дюнах. Капитан отрядил лейтенанта Тая с пятью танками в Пуппевиль, надеясь, что городок уже в руках 101-й воздушно-десантной дивизии. Сам же с двумя танками продолжил путь на юг, высматривая немецкие укрепления.

Его «Шерман» подорвался на фугасе, отлетело переднее ходовое колесо. Ахирн сообщил об этом по рации Таю, выбрался из танка и решил пройтись пешком, чтобы оценить обстановку. Он наступил на выпрыгивающую мину. Капитана без сознания и с искалеченными ногами отбросило в заросли живой изгороди. Экипаж стал искать командира. Когда Ахирн очнулся, он закричал, и танкисты его обнаружили. Капитан предупредил, чтобы они не подходили: везде мины. Танкисты вернулись к «Шерману», достали длинную веревку, бросили один конец Ахирну и вытащили командира с минного поля. Санитары принесли его в полевой госпиталь, где капитану ампутировали ногу. Позднее в этом районе саперы обезвредили 15 000 выпрыгивающих мин.

Лейтенант Эллиот Ричардсон командовал медицинским отрядом. Он высадился с четвертым эшелоном: «Мы шли по берегу. Вокруг рвались одиночные снаряды. Нас они не очень беспокоили. Мы знали, что немецкие орудия по большей части были выведены из строя. Я взобрался на вершину дюны и осмотрелся. Передо мной открылось поле, обтянутое колючей проволокой, а за ней раненый офицер, очевидно, наступивший на мину, взывал о помощи».

Ричардсона одолевали сомнения. По всей вероятности, за колючей проволокой таилась серьезная опасность. Тем не менее лейтенант решился: «Я направился в поле, вглядываясь в траву и осторожно переставляя ноги, подобрал офицера и вынес его в безопасное место». Санитары Ричардсона положили раненого на носилки и доставили в медпункт на берегу.

«Для меня это было настоящее боевое крещение, — говорит Ричардсон. — Я остался доволен своими действиями».

Капитан Джордж Мабри, начальник оперативного отдела штаба 2-го батальона 8-го пехотного полка, пересек дюны и оказался вместе с группой солдат из роты «Г» на минном поле. За ним виднелись немецкие окопы и ДОС. Три человека сразу подорвались на выпрыгивающих «Бетти». О том, что произошло дальше, рассказывает полковник Ван Флит: «Мабри стоял перед выбором: вернуться на берег или атаковать противника. И в том, и в другом случае ему надо было пройти через минное поле. Капитан решил бросить вызов немцам. Стреляя на бегу, он на одном дыхании преодолел 25 м минной опасности и блокировал гитлеровцев, укрывавшихся в окопах. Тех, кто сопротивлялся, Мабри убил, остальные сложили оружие. Потом он собрал небольшой отряд из солдат роты „Г“, попросил дать ему два танка и нанес удар по ДОСу, охранявшему дамбу у выезда 1».

Сержант Пайк из роты «Е» присоединился к группе Мабри. Когда капитан со своим отрядом двигался по дамбе к Пуппевилю, им повстречался лейтенант Тай из 70-го танкового батальона. Тай потерял на фугасах три машины, но продолжал идти вперед на двух уцелевших «Шерманах». Мабри поставил пехоту во главе колонны и приказал ускорить шаг, так как на дамбе отряд мог подвергнуться минометному обстрелу. Капитан сказал солдатам, чтобы они проявляли предельную осторожность из-за «Бетти» и фугасов. Группа вышла к мосту, перекинутому поверх дренажной трубы. Мабри опасался, что там заложена взрывчатка. Кроме того, разведка сообщила, что в трубе прячутся немцы.

Капитан распорядился, чтобы солдаты оцепили мост с обеих сторон дамбы. Немцы сдались без боя. Мабри заставил их разъединить заряды и отправил на берег.

Прежде чем сопроводить пленных на десантном судне на «Бейфилд», конвоиры докладывали о них Ван Флиту. Часы показывали 9.40. Ван Флит радировал генералу Бартону на «Бейфилд»: «Я на берегу вместе с подполковником Симмонсом и генералом Рузвельтом. Продвигаемся на сушу». Высаживались новые эшелоны десантников. По приказу Ван Флита и Рузвельта они, не теряя времени, сразу же уходили на материк через проемы в приморской стене. Серьезную проблему создавала неимоверная сутолока. Слишком много скопилось войск и техники. Спорадические артобстрелы и взрывы вездесущих мин еще больше усиливали давку людей, танков, орудий, грузовиков. Тем не менее в 10.45 Ван Флит передал по рации Бартону:

— Все идет превосходно. Мы практически овладели побережьем. Прибывают резервные батальоны.

Мабри продолжал свой путь по дамбе. Он выслал вперед разведчиков.

— Знаете ли, — сказал капитан сержанту Пайку, — предполагается, что парашютисты захватили Пуппевиль, но этого могло и не случиться. Не дай Бог, если мы подстрелим хотя бы одного из них.

Сержант в знак согласия кивнул головой.

Разведчики вышли на западный край зоны затопления. «Там, где заканчивается дамба, — вспоминает сержант Пайк, — росли кусты и несколько деревьев. В них мелькнула каска. Я доложил об этом капитану Мабри. Он поинтересовался:

— Какая каска? Немецкая или американская? Я ответил:

— Не знаю, сэр. Не успел рассмотреть».

Над дамбой взлетела оранжевая ракета. «Из кустов поднялись два парня, и первое, что мы увидели, — нашивки с американским флагом. Стало ясно, что это наши парашютисты. Они прокричали:

— 4-я дивизия? Мы ответили: — Да».

Одним из парашютистов был лейтенант Юджин Брайерр из 101-й дивизии. Он поздоровался с Пайком и спросил:

— Кто здесь за главного? Подошел Мабри и сказал:

— Я.

— Что ж, — обратился к нему лейтенант. — Генерал Тейлор ждет вас в Пуппевиле.

Часы показывали 11.10. 101-я и 4-я дивизии соединились. Выезд 1 находился под контролем американцев.

Мабри встретился с Тейлором. Тот сообщил, что ему предстоит выполнить еще ряд задач, а затем выйти из Пуппевиля в направлении Сен-Мари-дю-Мон. При взятии Пуппевиля погибли около 40 немецких солдат. Это означало, что не обошлось без тяжелого сражения. У Сен-Мари-дю—Мон лейтенант Луис Никсон из 101-й дивизии попросил Мабри отдать ему два танка, которым вскоре довелось вступить в первый бой (о нем рассказывается в главе 16). Отряд Мабри вместе с парашютистами участвовал в захвате Сен-Мари-дю-Мон.

Суда с 4-й дивизией и приданными ей частями заполнили прибрежные воды. Войскам досаждали не столько немцы, сколько морские волны. Они швыряли боты Хиггинса, перехлестывали через планшири и поливали солдат холодным душем. Десантники чувствовали себя прескверно и мечтали только об одном — поскорее на берег. «Катера крутились, как маленькие жуки, с трудом удерживаясь на плаву, — вспоминает рядовой Ралф Делла-Вольпе. — Я съел два завтрака, думая, что это поможет. И оба потерял».

То же самое происходило с другими десантниками. Mapвин Перретт, 18-летний матрос береговой охраны из Нового Орлеана, шел рулевым-старшиной на боте Хиггинса, построенном в этом же городе. 30 человек из 12-го полка 4-й дивизии повернулись к нему лицом, чтобы спрятаться от морского душа. Он видел их перепуганные глаза. Прямо перед ним стоял капеллан. Перретт пытался сосредоточиться на том, чтобы не выйти из головного порядка. Капеллана стошнило, ветер подхватил его завтрак, и на рулевого брызнули остатки яиц, кофе и бекона.

Кто-то из матросов окунул в море ведро и облил Перретта водой.

— Как дела, шкипер? — спросил он.

— Замечательно, — ответил Перретт. — Давай еще раз.

Матрос повторил процедуру умывания, а пехотинцы загоготали. «Напряжение как рукой сняло», — вспоминает Перретт.

Сержант Джон Бек из 87-го минометного батальона принимал таблетки от морской болезни. Они не помогали и вылетали вместе с рвотой. Снадобье подействовало на сержанта совершенно иным и неожиданным образом: он заснул.

«Взрывы снарядов разбудили меня, когда мы приближались к берегу, — рассказывает Бек. — Мой друг, сержант Боб Майерс из Ньюкасла, штат Пенсильвания, тоже проглотил несколько таблеток, и они привели его в бессознательное состояние. Боб более или менее пришел в себя только на следующий день. Так что во время вторжения в Нормандию мой приятель был как лунатик и практически ничего не помнил об этом событии».

(Мы не знаем, кто разрешил выдавать в войска таблетки от морской болезни. Это остается одной из загадок дня «Д». Их получали и воздушные десантники. Многие потом жаловались на сонливость. Таблетки не использовались во время учений, проводившихся в условиях такого же штормового моря, как 6 июня.)

Когда плоскодонные, с квадратными носами суда барахтались в морских волнах, один позеленевший от качки «джи-ай» выразил горечь всех своих товарищей по несчастью, сказав:

— Я бы не советовал сукину сыну Хиггинсу хвастаться тем, что он сотворил эти неуклюжие уродины.

Полковник Расселл «Ред» Ридер командовал 12-м пехотным полком, высадка которого намечалась на 10.30. Поэтому он целых четыре часа лишь наблюдал за вторжением со своего ДСП на расстоянии 6 км от берега. Из-за дыма комполка мало что видел. В мемуарах он потом написал: «Стрелки на часах не двигались. Время между 6.30 и 10.30, когда мы сошли на берег, было самым долгим и томительным ожиданием в моей жизни». 12-му полку предстояло высадиться севернее 8-го. Однако рулевые, исполняя приказ Рузвельта доставить последующие эшелоны за 8-м полком, выбросили 12-й на 2 км южнее, чем предполагалось.

— Это не имеет никакого значения, — заявил Ридер, когда обнаружил ошибку. — Мы знаем, куда идти.

Он вывел своих людей через проемы в набережной стене на дюны и там встретил Рузвельта.

— Ред, — сказал ему генерал, — взгляни: на дамбах не протолкнуться. Целая процессия джипов, и все стоят.

А полковнику Рузвельт показался «утомленным, и тросточка лишь усугубляла это впечатление».

Безотлагательной задачей Ридера было войти в городок Сен-Мартен-де-Варревиль, где он надеялся соединиться с 82-й воздушно-десантной дивизией. Справа располагался выезд 4, который по плану и предназначался его полку. Однако оставалась незащищенной восточная часть выезда 2, которую обстреливала с севера немецкая батарея из четырех 155-мм орудий у Сен-Маркофа. Ридер мог сразу выдвинуться на дамбу и по ней преодолеть затопленные поля. Но в этом случае полк неминуемо себя обнаружит. Воспользоваться дамбой 2 не представлялось возможным: ее полностью забили джипы, танки, грузовики, войска. Полковник склонялся к тому, чтобы добираться до Сен-Мартен-де-Варревиля через зону затопления.

Он так и решил.

— Идем по воде! — скомандовал Ридер, увидев подполковника Чарлза «Чака» Джексона из 1-го батальона. Тот уже сделал аналогичный вывод и инструктировал своих солдат.

Сержант Клиффорд Соренсон шел рядом с Джексоном. По данным разведки, пехотинцев ожидала небольшая глубина — примерно по щиколотку. Только в ирригационных канавах они могли погрузиться в воду на 40—50 см. «Разведка сильно ошибалась, — говорит Соренсон. — В некоторых местах вода доходила до пояса, а в ирригационных траншеях мы окунались с головой. Отдельные смельчаки переплывали канавы, бросали веревки и перетягивали остальных на другую сторону».

Батальон промаршировал по воде 2 км. «Мы брели, брели и брели, — рассказывает сержант. — Время от времени раздавались снайперские выстрелы. Никого даже не задело. Мы больше боялись утонуть. Ничего не стоило поскользнуться, упасть на дно и остаться там под тяжестью своего снаряжения. Я злился. Сначала моряки пытались потопить нас у берега, а теперь — армия в этих канавах. У меня больше раздражения вызывали наши, а не немцы».

Потребовалось часа три-четыре на то, чтобы преодолеть водную преграду. Но экспедиция завершилась без потерь. Когда батальон вышел на сушу, Ридер подал Джексону сигнал свернуть вправо и двигаться к Сен-Мартен-де-Варревилю. На перекрестке дорог пехотинцы попали под артобстрел. Солдаты рассыпались по обочинам. Потом появился генерал Рузвельт: его подвезли на дамбу 2 на капоте джипа. Рузвельт заметил подполковника Джексона и спросил:

— Как дела, Чак?

Джексон рассказал о скитаниях батальона.

— Пошли вперед, — предложил Рузвельт.

— Мы и так впереди, — ответил Джексон. — Видите этих парней (метрах в пятидесяти)? Они — разведчики роты «А».

— Надо поговорить с ними, — сказал Рузвельт.

После короткой беседы разведчики и батальон двинулись дальше. К вечеру 8-й пехотный полк и приданный ему 22-й полк пересеклись с 82-й дивизией у Сен-Мартен-де-Варревиля и Сен-Жермен-де-Варревиля. На ночь десантники расположились биваком. Они не полностью достигли своих целей в день «Д», но были довольны тем, что находятся на материке и рядом с 82-й дивизией.

12-й пехотный полк тем временем выполнил задачу дня «Д». Головной отряд капитана Мабри прошел через Сен-Мари-дю-Мон и к ночи занял позиции к северу от Ле-Форж. Рота «К» выслала взвод разведки в Шеф-дю-Пон с заданием установить связь с 82-й воздушно-десантной дивизией. Таким образом, с наступлением сумерек 12-й полк вступил в контакты с обоими парашютными соединениями.

Тем, что пехотные батальоны достигли или почти достигли своих целей, они отчасти обязаны поддержке корабельной артиллерии. Передовые наблюдатели постоянно сопровождали передвижение 4-й дивизии и всякий раз, когда войска сталкивались с вражеской артиллерией или танками, они вызывали огонь с линкоров и крейсеров. Над районами действий пехоты кружили самолеты-корректировщики. И флот обрушивал на немцев всю мощь своих орудий.

Лейтенант Росс Олсен служил командиром артиллерийской боевой части на «Неваде». «Я помню, — рассказывает он, — как на наших 5-дюймовых орудиях (127 мм) от стрельбы шелушилась краска и обнажалась сталь. Нам приходилось останавливаться, чтобы очистить палубу от гильз. Обычно мы их сохраняли и заряжали снова. Но в этот день мы их выбрасывали за борт, потому что они мешали движению башенного лафета».

Однажды «Неваде», чтобы поразить цель, потребовались все ее орудия: и 14-дюймовые (355,6 мм) и 5-дюймовые. Когда громыхнул залп, Олсен полностью оглох на правое ухо и на 50 процентов — на левое. С тех пор он носит слуховые аппараты. «Ураганный огонь, — говорит лейтенант, — сорвал моторную восьмиметровую шлюпку, вышиб дверь в кают-компании, ободрал облицовку на переборках, разбил почти все лампочки по правому борту».

Тяжело раненных, как американцев, так и немцев, переправляли на десантных судах на военные корабли. Старшина медицинской службы Винсент дель Джудиче принимал их на «Бейфилде». Через его руки за день проходило много людей, но особенно ему запомнились двое солдат. Один был американцем мексиканского происхождения. Он получил жуткие ранения, подорвавшись сразу на двух выпрыгивающих минах. Немецкие врачи оказали ему первую помощь, наложив кровоостанавливающие жгуты на обе ноги и руки. Им пришлось покинуть его в поле, когда появился американский дозор. Изувеченного солдата подобрали санитары и отправили на «Бейфилд». Они забыли снять жгуты, и у раненого началась гангрена.

Дель Джудиче ассистировал при ампутации обеих ног и обеих рук. Кроме того, у солдата имелись раны в брюшной полости, которые старшина очистил от гноя.

«На него было страшно смотреть, — говорит Джудиче. — А раненый даже не стонал. Когда перестал действовать наркоз, солдат взглянул на обрубки, закрыл глаза и снова заснул».

Позже дель Джудиче лечил немецкого капрала, «высокого, стройного, довольно красивого светловолосого парня». Его ранило в правую руку. Все пять пальцев на ней болтались и почернели. Старшина отрезал их ножницами, посыпал рану порошком сульфидина, а немец улыбнулся и тихо произнес:

— Danke sch?n (Спасибо).

Лейтенант Янке стрелял по наступавшим американцам из винтовки, укрываясь в сыпучих дюнах. В танке его заметили и ударили из 75—мм пушки. На Янке навалилась груда песка, и он подумал, что «его хоронят заживо». И вдруг кто-то потянул лейтенанта наверх. Это был «джи-ай».

Янке за подвиги на Восточном фронте наградили Железным крестом. Он предпочел бы смерть плену. Лейтенант увидел рядом пистолет-пулемет и попытался его схватить. Американец отбросил оружие ногой и спокойно сказал:

— Не дергайся, немец.

«Джи-ай» отправил Янке с завязанными за головой руками в пункт временного содержания военнопленных. Там лейтенант получил еще один удар — шрапнелью из разорвавшегося немецкого снаряда.

Моряк-подрывник Орвал Уэйкфилд сидел на приморской стене, и ему был виден весь берег. Он рассказывает в интервью: «Уже к полудню пляжи, еще недавно утыканные опасными заграждениями, превратились в небольшой городок с толпами людей. Мы, представлявшие в действительности департамент кораблестроения ВМС США, поработали неплохо. Насколько хватало глаз, ничто не мешало десантным судам и пехотинцам. Мы считали, что хорошо провели день, хотя никто не знал, кто мы на самом деле.

Нами всегда интересовались. «Кто вы? — спрашивали. — Что делаете?» Шкиперы нас не переносили, потому что у нас была уйма взрывчатки. На суше армейские офицеры недоумевали: чем занимаются здесь моряки?»

На команду Уэйкфилда обратил внимание армейский начальник медицинской службы. Он сказал, что ему нужны добровольцы для переноски раненых на берег и эвакуации их в судовой госпиталь. «Доктор пристыдил нас:

— Вы так и будете сидеть сложа руки или поможете?

Нам не очень понравилось, как он разговаривает. Кроме того, мы только что закончили выполнять подрывные работы. Все же мы вызвались ему помочь и непрерывно выносили раненых с поля боя. Вокруг нас продолжали рваться немецкие снаряды».

«Берег уже заполнился не только войсками, — продолжает свой рассказ Уэйкфилд, — но и боевой и транспортной техникой». Потом перед ним возникло «незабываемое зрелище»: «Вдруг от самого горизонта над морем нависли тучи. Они росли и росли, надвигаясь в нашу сторону. Это были планеры, которые летели на материк».

Подкрепления поступали и по воздуху, и по морю. Американцы завладели побережьем «Юта». Наутро им предстояло расширить плацдарм на Котантене, взять Шербур и тем самым приблизить окончание войны, чтобы скорее вернуться домой.

Вот что рассказывает Уэйкфилд об окончании первого дня вторжения: «Войдя на рассвете по грудь в море, я почувствовал, что у меня подкашиваются ноги. Я подумал, что испугался». Потом он понял, что в сумки со взрывчаткой попала вода и на нем повис груз весом килограммов 45—50, не меньше. Уэйкфилд ножом вспорол поклажу, выпустил воду и приступил к делу. Какое же облегчение испытал подрывник, убедившись, что он «не трус и способен выполнять опасные задания».

В целом потери оказались на удивление незначительными. В 8-м и 22-м полках насчитали 12 убитых и 106 раненых. В 12-м полку число жертв составило 69 человек. Почти все поражения вызваны минами, морскими и наземными, главным образом дьявольскими выпрыгивающими «Бетти». 4-я дивизия потеряла в 20 раз больше людей в ходе учений (во время катастрофы на Слептон-Сендс), чем 6 июня.

Не менее удивительна быстрота, с которой 4-я дивизия и приданные ей части высадились на берег. Это стало возможным благодаря организованности и подготовленности подразделений армии, ВМС, ВВС и береговой охраны. Они сумели преодолеть трудности с материально-техническим обеспечением, которые казались неразрешимыми. В день «Д» в течение 15 часов американцы выгрузили на «Юте» более 20 000 человек и 1700 единиц моторизованной техники. Генерал Йодль считал, что союзникам потребуется шесть-семь дней, чтобы выдвинуть во Францию три дивизии. Однако на участке «Юта» американцы сделали это за один день (включая и воздушно-десантные дивизии).

В день «Д» 4-я дивизия и приданные ей части достигли потрясающих успехов. Они выполнили практически все поставленные задачи, несмотря на то что сорвались ранее разработанные планы. К ночи дивизия была готова с наступлением рассвета 7 июня начать новый этап операции, овладеть Монтебуром и выдвинуться к Шербуру. Предстояли еще более тяжелые бои, чем на побережье Котантена 6 июня. Ратные подвиги дивизии в ходе военной кампании в Северо-Западной Европе принесли ей заслуженную славу. Особенно она отличилась во время взятия Шербура, освобождения Парижа, в сражениях под Мортеном, в Гюртгенском лесу, в «битве за выступ».

Есть немало факторов, объясняющих успешные действия дивизии в день «Д». Не в последнюю очередь к ним следует отнести чрезмерное упование немцев на мины, затопления и стационарные фортификации, а не на высокопрофессиональные войска, которые должны были защитить «неприступный» «Атлантический вал». Важную роль сыграли воздушные бомбардировки и корабельные артобстрелы. Нельзя не отметить боевое мастерство и мужество генерала Рузвельта и таких военачальников, как полковники Ван Флит и Ридер, подполковник Джексон, которые брали на себя смелость принимать быстрые и верные решения. Существенный вклад в успех дня «Д» внесли младшие офицеры, такие как капитан Ахирн и капитан Мабри.

Но решающим фактором стали действия парашютистов в тылу противника. Они вовремя захватили западные выезды и дамбы. Воздушные десантники ввели немцев в заблуждение и таким образом предотвратили концентрацию вражеских сил и контратаки против войск, высаживавшихся с моря. Парашютисты выводили из строя батареи, которые могли своим огнем накрыть весь участок побережья «Юта». О том, как им это удалось сделать и почему они были рады соединению с 4-й дивизией, следует рассказать особо.