Михайловский замок

Михайловский замок

Из «Записок» Николая Александровича Саблукова:

Его величество со всем августейшим семейством оставил старый дворец и переехал в Михайловский, выстроенный наподобие укрепленного замка с подъемными мостами, рвами, потайными лестницами, подземными ходами, — словом, напоминал собой средневековую крепость…

Из «Записок» Александра Ивановича Рибопьера:

Перед отъездом своим на коронацию Павел I приказал сломать старый деревянный Летний дворец и на месте его строить новый, который он назвал Михайловским. Постройка эта поручена была архитектору Бренне под главным начальством графа Тизенгаузена, только что назначенного обер-гофмейстером. Окруженный каналами, над которыми устроены были подъемные мосты, дворец этот стал походить на замок. Толщина стен напоминала крепость — император всячески торопил строителей. Несмотря на сырость, от которой жить в новом дворце было крайне вредно для здоровья, он поспешно туда переехал со всем своим семейством и, объявив новый дворец загородным, учредил почту на немецкий образец, которая два раза в день, при звуке трубы, привозила письма и рапорты. В новом помещении государь дал большой праздник, который не удался по причине крайней сырости. Зажгли великое множество свечей, но тем не менее было темно, так как в комнатах образовался густой туман. Когда дворец был окончательно готов, надо было выбрать цвет для внешних стен. Не решаясь на выбор, государь попросил совета у княгини Гагариной, которая тоже не знала, какой цвет назначить. Тогда Павел взял одну из ее перчаток и сейчас же отправил ее к архитектору Бренне с приказом немедля окрасить дворец под цвет перчатки. Цвет этот был ярко-розовый, и на стенах дворца он принял кровяной оттенок. Странный во всем, император любил изъясняться загадочно. Слово, поразившее его в какой-нибудь фразе, побуждало его часто повторять всю фразу. Так, на фронтоне Михайловского замка он велел начертать мистическую фразу: «Дому Твоему подобает святыня Господня в долготу дней».

Из «Путешествия в Петербург» Жана Франсуа Жоржеля:

Снаружи этот дворец представляет правильный квадрат; его основание держится на сваях; фундамент — из огромных гранитных глыб. Фундамент этот… заключает сводчатые подземелья с отдушинами; первый этаж — тоже со сводами; второй довольно высок; третий похож на антресоли с маленькими широкими окнами в виде арок; крыша — итальянской архитектуры, крытая медными листами, она увенчана лепным карнизом, на котором виден вензель Павла I в русском стиле… над карнизом сделана мраморная балюстрада, на которой поставлены статуи и военные трофеи.

Маленький двор представляет правильный восьмиугольник; туда нельзя въехать ни в экипаже, ни верхом; чтобы достичь главного входа, который пестрит орнаментами, надо миновать три подъемных моста; несколько мраморных ступеней ведут к большому вестибюлю, выложенному разноцветным мрамором; в этом вестибюле находится большая великолепная лестница из серого мрамора с двойными перилами… Эту лестницу поддерживают круглые и квадратные колонны из цельного гранита… восьмиугольный двор не имеет другого выхода, кроме большой двери, ведущей в вестибюль, но из дворца можно спуститься на террасы, окружающие дворец, через несколько дверей — средняя дверь выше и лучше отделана, чем остальные, и выходит на канал [реку] Фонтанку. Дворец этот окружен водою; рвы облицованы гранитом; высокие мраморные колонны, образующие выступ в середине фасада, чрезмерно тонки; окна главного этажа слишком узки и недостаточно высоки, они не изящны и не пропорциональны, и по общему наружному виду этого дворца нельзя сказать, что это величественные царские покои; шесть тысяч рабочих были заняты там ежедневно, отделывая апартаменты. Зеркальные стекла окон вставлены в медную золоченую оправу; там можно найти порфировые камины, столы из ляпис-лазури, замки из золоченой бронзы. Это здание может поразить знатоков архитектуры, но не вызовет в них восторга; они пожалеют, что такие затраты были сделаны не на сооружение дворца, более достойного восхищения. Один итальянец назвал его феноменом — это подходящее слово для обозначения этого странного здания: редко можно найти такое соединение роскоши и безвкусицы. Снаружи дворец больше всего походит на Бастилию.

Перед подъемными мостами, через которые входят во дворец… с двух сторон широкой дороги выстроены два павильона с колоннадой; они предназначены для статс-дам и фрейлин. Генералитет будет занимать нижний этаж замка. Шпиль императорской часовни очень высок и покрыт так же, как на Адмиралтействе, червонным золотом. Эта часовня богато украшена и посвящена Михаилу архангелу. Дворец называется Михайловским.

То, что рассказывают в С.-Петербурге о причине постройки этого дворца, покажется басней здравомыслящим людям, — следующую историю передают как факт: один солдат, стоявший ночью на часах около старого Летнего дворца, деревянного дома, в котором жила Елизавета, клянется, что архангел Михаил явился ему и приказал возвестить Павлу I, что тот должен построить на этом месте церковь в честь его. Приведенный к царю, солдат повторяет то, что, по его словам, ему приказал архангел. Павел отвечает: «Приказ архангела Михаила будет исполнен». И тотчас же от десяти до двенадцати тысяч рабочих были употреблены на эту постройку… Русские суеверны и легковерны, но можно ли допустить, что царь, умный и образованный человек, мог поверить рассказу этого солдата? Гораций говорит: «Credat judaeus Apella, non ego»[76].

Сад этого дворца представляет обширное место, окруженное стеной… Там построены большие и просторные здания для теплиц, оранжерей и зимних садов. Павел I спешил с постройкой дворца и всех его служб, чтобы поселиться там.

Из «Записок» Адама Ежи Чарторыйского:

Император Павел только что окончил постройку Михайловского дворца. (Никогда ни при какой постройке не было более бесстыдного воровства. Главным архитектором был некто Б[ренна], итальянский каменных дел мастер… которого граф Станислав Потоцкий вывез из Италии и который из Варшавы перешел в Гатчину на службу к великому князю Павлу. Б[ренна] нажился беспредельно от всех построек, которыми руководил, и оставил огромное состояние мужу своей дочери и ее детям, ставшим русскими дипломатами.) Этот дворец, собственный замысел Павла, стоивший громадных денег, представлял собою тяжелое массивное здание, похожее на крепость, в котором император считал себя совершенно безопасным от всяких случайностей.

«Я никогда не был столь доволен, никогда не чувствовал себя более покойным и счастливым», — говорил он с удовлетворенным видом приближенным, после того как устроился в своем новом, едва оконченном дворце. Там он воображал себя в полнейшей безопасности; и никогда еще он не был более самовластен и безрассуден. Там он соединял беспорядочные наслаждения с полнейшим всемогуществом, которым, как ему казалось, он обладает и которое готовились у него похитить.

Из «Записок» сенатора Карла Генриха Гейкинга:

Стены [Михайловского замка] были еще пропитаны такой сыростью, что с них всюду лила вода; тем не менее они были уже покрыты великолепными обоями. Врачи попытались было убедить императора не поселяться в новом замке; но он обращался с ними как с слабоумными — и они пришли к заключению, что там можно жить. Здание это прежде всего должно было послужить монарху убежищем в случае попытки осуществить государственный переворот. Канавы, подъемные мосты и целый лабиринт коридоров, в котором было трудно ориентироваться, по-видимому, делали всякое подобное предприятие невозможным. Впрочем, Павел верил, что он находится под непосредственным покровительством архангела Михаила, во имя которого были построены как церковь, так и самый замок.

Из «Юношеских воспоминаний» Евгения Вюртембергского:

Я… отправился… в Михайловский дворец, недавно выстроенный Павлом I близ Марсова поля. Вид нового царского местопребывания, эта выкрашенная красной краской каменная масса, окруженная экзерциргаузами, представлял собою явную противоположность колоссальному Зимнему дворцу, мимо которого я только что проехал. То же можно сказать и о невзрачной статуйке Петра Великого[77], находившейся у подъезда Михайловского дворца сравнительно с памятником, сооруженным в честь основателя русского могущества Екатериной Второй близ Невского моста на Сенатской площади[78]. Этим памятником за несколько минут перед тем я любовался.

Из «Записок» Августа Коцебу:

Император поручил мне описать во всей подробности Михайловский дворец[79], этот чрезмерно дорогой памятник его причудливого вкуса и боязливого нрава. […]

Известно, с каким пристрастием Павел смотрел на Михайловский замок, воздвигнутый им как бы по волшебному мановению. Очевидно, пристрастие это происходило не от того, что какое-то привидение указало построить этот дворец, — об этой сказке он, может быть, и не знал, а если знал, то допустил ее для того только, чтобы в глазах народа оправдать затраченные на эту постройку деньги и человеческие силы. Его предпочтение к ней главным образом происходило от чистого источника, из кроткого человеческого чувства, которое за несколько дней до своей смерти он почти пророчески выразил г-же Протасовой в следующих словах: «На этом месте я родился, здесь хочу и умереть».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.