История находки.
История находки.
Смутные сведения о существовании дощечек со старинными русскими письменами дошли до сведения ученого этимолога А. А. Кура (фамилия в эмиграции сокращена) и он обратился к читателям журнала «Жар-Птица» (сентябрь 1953 г.), издававшегося в Сан-Франциско тогда еще на ротаторе, с просьбой, не знает ли кто-нибудь подробностей о них.
В ответ он получил от Ю. П. Миролюбова из Бельгии следующее письмо:
«Уважаемый госп. Ал. Кур!
К сожалению, не знаю Вас, как только под этим, несомненно, сокращенным именем. Дощьки библиотеки А. Изенбека (не Изембек, как вы пишете ошибочно), русского художника, скончавшегося 13 августа 1941 г. в Брюсселе, видел я, наследовавший имущество покойного, еще задолго до его смерти.
Эти дощьки мы старались разобрать сами, несмотря на любезное предложение Брюссельского университета (византийский отдел факультета русской истории и словесности, проф. Экк, русского ассистента, кажется, Пфейфера) изучить их по вполне понятным причинам. К сожалению, после смерти Изенбека, благодаря небрежности хранения имущества последнего куратором, дощечки исчезли.
Изенбек нашел их в разграбленной усадьбе не то князей Задонских, не то Донских или Донцовых, точно не помню, т. к. сам Изенбек точно не знал их имени, это было на Курском или Орловском направлении. Хозяева были перебиты красными бандитами, их многочисленная библиотека разграблена, изорвана, и на полу валялись разбросанные дощьки, по которым ходили невежественные солдаты и красногвардейцы до прихода батареи Изенбека.
Дощьки были побиты, поломаны, а уцелели только некоторые, и тут Изенбек увидел, что на них что-то написано. Он подобрал их и все время возил с собой, полагая, что это какая-либо старина, но, конечно, никогда не думал, что старина эта была чуть ли не до нашей эры. Да и кому могло прийти в голову!
Дощьки благополучно доехали до Брюсселя, и лишь случайно я их обнаружил, стал приводить в порядок, склеивать, а некоторые из них, побитые червем, склеивать при помощи химического силикатного состава, впрыснутого в трухлявую древесину. Дощьки окрепли.
Надписи на них были странными для нас, так как никогда не приходилось слышать, чтобы на Руси была грамота до христианства.
Это были греческо-готские буквы, вперемешку, слитно написанные, среди коих были и буквы санскритские.
Частично мне удалось переписать текст. О подлинности я не берусь судить, т. к. я не археолог. Об этих дощьках я писал лет пять тому назад в Русский музей-архив Сан-Франциско, где, вероятно, сохранился документ об этом.
Так как дощьки были разрознены, да и сам Изенбек спас лишь часть их, то и текст оказался тоже разрозненным; но он, вероятно, представляет из себя хроники, записи родовых дел, молитвы Перуну, Велесу, Дажьбогу и т. д.
Настоящее рассматриваю, ввиду неожиданного интереса с вашей стороны к записям этим, как показание, данное под присягой, и готов принести· присягу по этому поводу дополнительно.
Искренне уважающий вас Юрий Миролюбов.
26 сентября 1953 г., Брюссель.
P. S. Прошу это письмо напечатать в журнале «Жар-Птица». Фотостатов мы не могли с них сделать, хотя где-то среди моих бумаг находится один или несколько снимков. Если найду, то я их с удовольствием пришлю. Подчеркиваю, что о подлинности дощек судить не могу».
После этого письма Миролюбов переслал все материалы, бывшие в его распоряжении, для обработки А. А. Куру.
Некоторые дальнейшие подробности находки мы узнаем из письма Ю. П. Миролюбова от 26 февраля 1956 г., к автору этой работы: «… Скажу о «дощьках Изенбека», что во время гражданской войны, в 1919 году, полковник Изенбек, командир Марковской батареи, попал в имение, кажется, Куракиных, где нашел хозяев зверски убитыми, дом разграбленным, а библиотеку разорванной (т. е. книги, конечно), все валялось на полу.
Он прошелся по этому слою бумаги, и услышал треск, нагнувшись, увидел «дощьки», часть которых была раздавлена матросскими сапогами. Он приказал вестовому всё собрать в мешок и хранить пуще зеницы ока. С этим мешком он приехал в Брюссель, где я 15 лет разбирал «сплошняк» архаического текста, где все слова, имевшие «ч», имели «щ».
Это оказалось рукописью либо 8[3], либо частями еще более ранней. К сожалению, подлинники были украдены после смерти Изенбека, художника, из его ателье, и кроме 3 фотокопий у меня есть лишь текст, переписанный мной и разделенный на слова тоже мной.
У меня рукопись не вызывает сомнений в ее подлинности. Другое дело - отношение к тексту «авторитетов». Эти люди всегда подозревают всё. Поэтому я не хотел публикации до моей собственной смерти, но г. Кур опубликовал. Остальное вы узнаете от него. Чтобы текст «дощек» не пропал, я отослал его копию и имевшиеся у меня фотокопии в Русский Музей-архив в Сан-Франциско, а там как раз работал А. А. Кур. Он стал настаивать на публикации текстов.
Из текстов мы узнаем, что была «Русколань, Годь (Готы) и Суренжська Русь». Там же говорится о «седьмом веци Трояни», относящихся к до-Аскольдову периоду, а также о том, как Русь была «Карпенська». Есть там посвящение в языческие мистерии, призывы к благочестию и к борьбе за «Руську 3еме» и др. Есть и формы глагола: «бенде, бендешеть», и если бы не слова «асклд и дирос», то можно было бы всё отнести к VII веку.
Впечатление общее: разные тексты, по крайней мере два из разных периодов. Ну вот, пока главное …»
Полностью мы писем Миролюбива не приводим, ибо они содержат много о побочных обстоятельствах, не имеющих непосредственного отношения к предмету (письма сохраняются).
Итак, «дощечки Изенбека», которые Миролюбов называет «дощьками», взявши очевидно это слово из летописей, были найдены в 1919 г. Полковником Изенбеком, командиром Марковской батареи, в каком-то разгромленном имении где-то «в Курском или Орловском направлении». Кто были владельцы имения - неизвестно.
Прежде всего, очевидно, еще не поздно узнать маршрут Марковской батареи в 1919 году, - несомненно, есть еще товарищи Изенбека, которые смогут восстановить по памяти или по документам путь этой батареи. Это чрезвычайно облегчило бы установление, кто был владельцем имения, в котором дощечки были найдeны это дало бы возможность сообразить, из каких родственных архивов могли владельцы получить эти дощечки.
Изенбек помнит каких-то князей Задонских, Донских или Донцовых, каковых, сколько нам известно, не существовало. Миролюбов упоминает, наверное со слов того же Изенбека, Куракиных. Наведенные справки нами у одной из Куракиных не дали никаких результатов.
Первое, что бросается в глаза узнающему эту историю, это то, что в 1919 г. существовала какая-то несомненно состоятельная и образованная семья, владетельница большой и, вероятно, старой библиотеки, которая была так безразлична к истории и культуре своей родины, что не удосужилась сообщить какому-нибудь ученому или университету о существовании загадочных дощечек: поистине глубину культуры этих людей трудно измерить.
Второе, что бросается в глаза, что Изенбек (полковник, участник археологических экспедиций!), понимая значение дощечек (иначе он не стал бы таскать мешок с ними по всей Европе), не отметил точно где, когда и из чьей библиотеки он взял эти дощечки. Это ли не русская халатность!
Далее, пытаясь разобрать письмена сам, он отклонил помощь Брюссельского университета, надеясь, очевидно, на свои силы, но не догадался сделать то, что нужно было сделать немедленно: 1) сфотографировать дощечки, тем более, что современная фотография умеет открывать подробности, недоступные человеческому глазу; 2) разослать копии в наиболее важные библиотеки: в Британский музей, Национальную библиотеку в Париже, в Вашингтоне, в библиотеку Ватикана в Риме и т. д.; 3) широко оповестить русскую общественность о находке; 4) дать хотя бы краткие сведения о ней в иностранную прессу; 5) обеспечить хранение дощечек.
В результате дощечки украдены, имеется всего 3 фото и о находке мы узнаем только в 1954 г., т. е. через 35 лет! Это ли не варварство. Мы конечно благодарны Изенбеку от всей души за находку, но сделано всё не по-людски, и если бы не Миролюбов, - мы вообще ничего не имели бы. Впрочем, существовали обстоятельства, объяснявшие многое в поведении Изенбека, для этого необходимо ознакомиться кратко с его биографией.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.