НАСЛЕДНИК

НАСЛЕДНИК

Ты поместил Нил на небо,

чтобы он опустился к нам...

Как великолепны твои мысли, ты,

господин вечности!

Из гимна фараона Эхнатона

Что же случилось, когда умер гений, когда он — еще молодой, в расцвете творческих сил, прилежный, как пчела,— неожиданно покинул мир?

Подхватили ли другие факел, который выпал из рук умирающего? Или сперва должно было подрасти новое поколение, чтобы продолжить начатое?

Представителем этого поколения был Ипполито Розеллини, итальянец, родившийся в Пизе. Будучи на десять лет моложе Шампольона, он так же рано, как и Шампольон, стал профессором восточных языков при Пизанском университете. Молодой ученый изучал Египет с таким же восторгом, как и Шампольон, которому Розеллини помогал в его египтологических работах в Италии. Вместе они направились в Египет во главе Тосканской исследовательской группы. Вместе они восторгались чудом у Нила, вместе они собирали, рисовали, копировали и вместе трудились некоторое время над расшифровкой тайн египетской письменности и языка.

Розеллини, без сомнения, был достойным наследником Шампольона. Он издал в девяти томах и трех атласах великолепную работу о Египте и Нубии, написал весьма авторитетные статьи о египетском языке и египетско-коптскую грамматику, составленную по наброскам Шампольона.

Итак, Розеллини — наследник!

Но он тоже умер очень рано. Как и Шампольон, Розеллини дожил только до 42 лет. Он умер в июне 1843 года, то есть приблизительно через десять лет после смерти Шампольона. Как свеча, погасла жизнь одного из самых надежных претендентов на опустевший престол Шампольона. Был еще один талантливый ученый, который также сопровождал Шампольона в его знаменитом путешествии в Египет,— Шарль Ленорман. Будучи студентом юридического факультета, он неожиданно стал заниматься археологией. Потом работал в Парижской библиотеке и в Лувре и наконец, стал профессором археологии.

Дальнейшие шаги по дешифровке иероглифов пока так и не были предприняты. Методы Шампольона не получили еще окончательного признания; чаши весов все еще колебались между славой и забвением. Тайны Египта пытались раскрыть другие исследователи в Средней и Восточной Европе, но иным путем.

Шарль Ленорман — профессор египтологии в Париже — ничего не смог добиться сам. Ведь он не был гением, ему не хватало того фанатизма, той одухотворенной энергии, которой обладал Шампольон. Нет, Ленорман не стал наследником Шампольона перед судом истории.

Но кто же тогда стал им?

Случилось нечто странное.

И хотя мы не принадлежим к сторонникам туманной мистики и тем более астрологии, но происходящие события были на самом деле окутаны какой-то таинственностью. Может быть, это и была случайность, но, во всяком случае, какая-то необыкновенная, удивительная случайность. Дело в том, что наследник Шампольона родился в тот же самый день, что и Жан Франсуа,— 23 декабря — только на 20 лет позже Шампольона и не во французском провинциальном местечке, а в Средней Германии.

Декрет из Канопа

В 1842 году пруссаки решили действовать подобно французам и итальянцам и тоже предприняли экспедицию к Нилу. Ими руководил молодой филолог Карл Рихард Лепсиус. Организованная на государственные средства экспедиция ставила перед собой задачу провести систематические исследования в Египте, Нубии, Судане и на Синайском полуострове. К этому времени Египет — особенно Фивы на среднем Ниле — был уже наводнен исследователями из самых различных стран, особенно из Англии. Пруссаки с характерной для них педантичностью обмерили всю Долину царей, раскопав при этом могилу фараона Рамзеса II и частично еще одно погребение. Исследования пруссаков в Египте и соседних областях, в общем, продолжались три года. Их следствием был изданный в Германии за государственный счет превосходный труд под названием «Памятника Египта и Эфиопии» в 12 томах большого формата с приложением почти 1000 художественно выполненных таблиц (Берлин, 1849—1860). Затем появились еще четыре тома текстов.

А Шампольон? Что же общего имело это прусское предприятие с Шампольоном? Правда, Карл Рихард Лепсиус написал через несколько лет после безвременной смерти Шампольона статью об иероглифическом алфавите и в 1837 году направил ее Розеллини. Лепсиус опубликовал также первое солидное собрание древнеегипетских текстов и принес все еще сомневающимся языковедам доказательство того, что Шампольон шел к расшифровке египетской письменности по правильному, единственно возможному пути.

Однако доказательство это Лепсиус сумел обосновать только в 1866 году, во время своего второго путешествия в Египет, находясь среди развалин Сана (Танис) в дельте Нила. Там, в библейском городе Цоане, где сыны Израиля когда-то томились под гнетом Египта, Лепсиус нашел новый камень с иероглифами.

Этот камень уж безусловно доказывал правоту Шампольона. На нем был «Декрет из Канопа» — надпись 239 года до н. э., созданная в египетском городе Канопе египетскими жрецами в честь царя Птолемея Эвергета. Эта трехъязычная надпись, полностью сохранившаяся, представляла собой самое блестящее подтверждение идей Шампольона.

Теперь уже с полной определенностью можно было сказать, что родившийся 23 декабря 1810 года в Наумбурге Карл Рихард Лепсиус, сын историка, самим небом был избран наследником слишком рано умершего француза.

Лепсиус преодолел барьер заблуждений и сомнений, убедительно изложив сущность египетской иероглифики. Этим он заложил те основы египтологии, о которых еще не мог знать Шампольон.

И карьера берлинского профессора Лепсиуса — наследника покойного Шампольона, подтвердившего его теорию находкой камня на одном из холмов в дельте Нила и закрепившего этим самым научную славу своего предшественника,— сразу же пошла в гору: он был избран членом Берлинской академии наук, стал директором берлинских музеев, издателем «Журнала по египетскому языку и археологии», автором многих книг и научных статей о языке и алфавите Египта, его культуре и летосчислении. Под конец своей полной почета и уважения жизни Лепсиус был возведен в ранг действительного тайного советника Пруссии, стал светочем развивающейся египтологии. Когда Карл Рихард Лепсиус 10 июля 1884 года в возрасте 74 лет навеки закрыл глаза, дальнейшая судьба дешифровки египетской письменности уже была решена. Противники Шампольона молчали, а восхищенные представители многих цивилизованных наций шли по пути Шампольона и Лепсиуса к одной и той же великой цели.

Юристы, торговцы, филологи

В это время нашлись смелые люди, попытавшиеся перевести некоторые египетские надписи на памятниках и тексты на папирусе. Профессионалы-лингвисты не взяли на себя такую задачу (это могло бы повредить их репутации специалистов).

Наоборот, сторонние языкознанию лица стали заниматься столь трудным и неблагодарным делом. Скорее из любопытства, но в ходе этих занятий незаметно для самих себя они стали авторитетными египтологами.

Было бы вообще небезынтересно путем тщательного обследования выяснить, сколько «посторонних» лиц, особенно юристов, внесли свой вклад в развитие новой науки. Во Франции это был виконт Эммануэль де Руже, который изучал юриспруденцию, а в 33 года увлекся египтологией. Незадолго до того как ему исполнилось 50 лет, он даже стал профессором египетской археологии в известном Коллеж де Франс в Париже.

Одновременно изучением египетских иероглифов заинтересовался 34-летний коммерсант Франсуа Шаба. В 1856 г. он уже опубликовал важную работу — перевод египетской надписи; она рассказывала об эксплуатации древними египтянами золотых рудников в Нубии. Шаба выпускает одну работу за другой, почти каждый год из-под его пера выходит новая книга. Многочисленные статьи Шаба в специальных журналах доказали всем сомневающимся современникам, как много могут открыть египетские иероглифы; надо только уметь их читать.

В Лондоне иероглификой занимался юрист Чарльз Вайклиф Гудвин. Он тоже вписал свое имя в анналы молодой науки египтологии как автор переводов египетских текстов. В это же самое время ломал голову над египетскими иероглифами Самуэль Берч — самоучка, влюбленный в египтологию. В течение почти двух десятилетий он занимал должность помощника хранителя отдела древностей Британского музея, а хранителем он стал лишь в 42-летнем возрасте. И этот человек, который всю свою жизнь провел среди коллекций Британского музея, откуда он черпал материал для своих исследований, не одну ночь просидел над клинописными текстами и иероглифами. Лишь много лет спустя Берч добился признания, и ученые стали прислушиваться к его мнению.

Как иногда странно, как несправедливо поступает с человеком судьба. Этот Самуэль Берч так никогда и не побывал в стране своей мечты. Несмотря на его многочисленные сочинения и научные книги, никто не послал его в экспедицию к Нилу. Никогда не видел он оазисов и пальм, красной пустыни, голубого неба, храмов, обелисков и пирамид. Ничто в Лондоне не напоминало ему пылающего солнца Африки, и висящий над Темзой туман не имел ничего общего с жарким сверкающим воздухом, нависшим над Нилом. И все же Берч писал о Египте. 27 декабря 1885 г. он умер в возрасте 72 лет. Египтология, без сомнения, была обогащена его драгоценными познаниями.

Как можно стать пашой

В то время когда Самуэль Берч работал в скромной должности помощника хранителя древностей в Лондоне, берлинец Карл Бругш был еще 17-летним гимназистиком с горящими щеками и живыми глазами — это было пока все, что он смог получить от известий и научных докладов, сообщающих о таинственном Египте. В 1848 году из-под пера Бругша (ему тогда был 21 год) на удивление всего научного мира выходит статья «Scriptura Aegyptiorum demotica», в которой молодой студент показал свои знания древнеегипетского народного языка и иероглифики. В следующем году вышла новая его книга, а через год еще одна: «Собрание демотических документов». Она была написана уже по-немецки. Закончив учение, Бругш едет в Париж, затем в Лондон, Турин и Лейден (где голландец К. Лееман составил себе имя как египтолог) и изучает египетские коллекции больших европейских музеев.

В 1853 году наконец наступило и его время: 27-летний Генрих Карл Бругш был направлен за государственный счет в долину Нила. С бьющимся сердцем вступил он в страну, которая имела такое большое значение для всей его жизни. На берегах Нила он повстречался с французом Огюстом Мариэттом из Булонь-сюр-Мер, который был на шесть лет старше Бругша. Мариэтт, по профессии школьный учитель, в 1849 году перешел на работу в Парижский египтологический музей. По поручению этого музея он в течение трех лет работал в Египте.

Мариэтт нашел в Мемфисе на нижнем Ниле могилы священного быка Аписа. В длинных пробитых в скалах ходах стояли 24 огромных каменных склепа для священных животных. Каждая гробница была высечена из единой гранитной глыбы — 4 метра шириной, более 3 метров высотой и около 60 тонн весом.

Могилы Аписа разграбили еще в глубокой древности. Трупы быков были когда-то убраны роскошными драгоценностями: золотом, амулетами и благородными камнями. Так почитали египетские жрецы в Мемфисе некоторых символических животных и земных представителей бога небес Пта.

Итак, Мариэтт и Бругш стояли у склепов этих небесных быков и пытались постигнуть представления и верования древнеегипетской религии. Оба они вернулись в Европу полные впечатлений: Мариэтт — в свой музей в Париж, Бругш — в Берлин, где он стал приват-доцентом и ассистентом Египетского музея.

В 1855 году Бругш опубликовал, помимо официального отчета о поездке, грамматику демотического письма.

В 1857—1858 годах обоих ученых опять потянуло к Нилу. Бругш едет для дальнейших исследований, а Мариэтт — чтобы принять руководство раскопками развалин храмов в Абидосе и Эдфу, начатыми египетским правительством.

Мариэтт оставался в Египте много лет. Он организовал в Каире Музей египетских древностей, и долгие годы руководил им. Одновременно он печатал многочисленные статьи в европейских специальных журналах, а также опубликовал несколько книг. В 1867 году Франция пожаловала ему звание кавалера Почетного легиона, а в 1879 году в Египте же ему был присвоен титул паши.

Генрих Бругш основал в 1863 году «Журнал по египетскому языку и археологии», позже издававшийся Лепсиусом. В 1864 году Берлин назначает его консулом в Каире, где он использовал каждую свободную минуту для подготовки своей большой работы «Иероглифо-демотический словарь». Она вышла в 7 томах в 1867—1882 годах. Некоторое время Бругш был профессором египтологии в Геттингене. Потом возглавил в Каире вновь созданную Школу египтологии, а в год смерти Огюста Мариэтта, в 1881 году, вице-король Египта также пожаловал ему титул паши.

Становится светлее

Новое поколение приняло все еще не оконченный труд из рук своих предшественников. Теперь это были уже не двое или трое ученых, которые показали себя превосходными египтологами,— это были многочисленные английские, немецкие, итальянские, австрийские, голландские, русские и швейцарские ученые. К началу XX столетия составители одного немецкого словаря назвали уже не меньше 37 заслуженных египтологов, которые почти во всех странах мира трудились над изучением древнего Египта[4].

С 1878 года в течение пяти десятилетий в Берлине работал над своей древнеегипетской грамматикой Адольф Эрман. Его труд явился беспримерным памятником немецкой филологии. Последователями его стала целая плеяда талантливых учеников, опубликовавших блестящие работы по египетской истории, языку и культуре.

В 1904 году француз Пьер Лакье издал первые точные переводы египетских надгробных текстов.

В 1908 году Курт Зете в Германии начал публиковать переводы текстов пирамид. Вскоре появился новый капитальный труд: пятитомный словарь древнеегипетского языка. Его подготовил Адольф Эрман в сотрудничестве с крупнейшими учеными всего мира.

В США была создана пятитомная хрестоматия, включившая переводы почти всех надписей и текстов, которые были найдены к началу XX века в Египте. В 1927 году Джеймс Генри Брестед переиздал ее в Чикаго.

Итак, они уже могли читать!

Глубокую древность осветил луч света. Он озарил склепы и внутренние помещения пирамид, саркофаги, закопанные и замурованные убежища, маски покойников, свитки с изречениями и амулеты, огромные залы с колоннами, шахты и ложные погребальные камеры, строительные документы, сообщения о победах и гимны богам — разные тайны, которые были скрыты в земле Египта.

Но все ли теперь знали ученые?

Понимали ли они то, что можно было лишь бегло прочитать?

Соответствовало ли действительности гордое заявление Леонарда Вулли о том, что в наше время больше известно о каждодневной жизни Египта середины II тысячелетия до н. э., чем о жизни Англии на три тысячелетия позднее?

Как они писали?

Нет, на самом деле все было гораздо сложнее.

Египетское письмо содержало около 800 знаков. Эти знаки-рисунки не возникли все сразу; их число постепенно увеличивалось. При этом некоторые знаки выходили из употребления, другими пользовались только в определенное время, появлялись новые знаки.

Это обстоятельство иногда может служить точкой опоры для определения возраста документа, если он точно не датирован в самом тексте.

Из рисуночных знаков, которые вначале изображали конкретные вещи из мира природы, религиозных культов и техники, возникали обозначения для абстрактных представлений. Чтобы выразить слово «властвовать», изображали царский скипетр. Чтобы раскрыть понятие «писать», рисовали инструменты для письма. Но потом становилось все труднее находить письменное выражение слов. Тогда слова, которые не имели собственного знака, стали выражаться знаком, сходным по звучанию. Один знак получил несколько значений, подобно тому как, например, немецкое слово Тог обозначает одновременно и ворота и глупого человека, а слово Arm— как часть тела, так и состояние (нищета). Таких примеров можно привести много. Иными словами, египтяне перешли на звуковое письмо. При этом обозначение звука часто отходило от первоначального значения рисунка.

Так постепенно возникли отдельные согласные — «буквы». Гласных в египетском письме вообще не было (их начали употреблять только греки). Иногда возникали группы согласных, состоящие из 2—3 согласных звуков.

Чтобы легче понять написанное, египтяне добавили пояснительные   знаки — детерминативы,   определители   понятий.

В конечном счете, из смешения рисуночной и звуковой письменности возникла египетская система письма, которая, правда, как уже было сказано выше, с течением времени претерпела серьезные изменения. Но эта система письменности на протяжении всей истории древнего Египта так и не стала полностью алфавитной[5].

Нераскрытые тайны

К не раскрытым пока еще тайнам относится тот факт, что уже у истоков исторической жизни Египта III тысячелетия до н. э. появляются удивительные следы курсивных письменных знаков, следы непрерывного письма. Это письмо пока остается тайной Египта и позволяет сделать заключение, что письменность могла быть создана еще до начала египетской истории.

Но кто были эти таинственные писцы, пришли ли они в Египет из неизвестных краев и погибли там, унеся в могилу свою систему курсивной письменности, или странствовали близ Египта, зарождая идеи создания письменности среди живущих у берегов Нила,— все это пока загадка египетского сфинкса.

Во всяком случае, возникшая впоследствии на берегах Нила рисуночная письменность, вероятно, имела иное происхождение. Почти одновременно с появлением письменности шумеров у Персидского залива на рубеже IV—III тысячелетий до н. э. возникла и письменность египтян. Первые знаки-слова изображались чернилами на горшках, черепках и т. д.

В период правления первых двух династий эти знаки-слова умножались; они стали фиксировать различные хозяйственные отношения, торжественные события и военные походы.

Известно, что звуковые комбинации появились довольно давно. Они были перемешаны с рисуночной письменностью. Изображение чисел встречается уже в самом начале египетской истории. Из этого можно сделать вывод, что человек сперва научился считать и лишь потом писать.

Но всякий язык живет и развивается: это не раз навсегда данное, статичное образование. Какой немец смог бы сегодня разговаривать с херусками — германцами времени Арминия[6]? Мы почти совсем не смогли бы понять наших предков. Так же и египетский язык в течение времени значительно изменился. Неутомимая работа египтологов раскрыла нам картину древнеегипетской письменности, которая на протяжении двух тысячелетий выливалась в формы среднеегипетского, новоегипетского, демотического и коптского письма.

Кроме того, египетский язык впитал в себя местные диалекты и различные профессионализмы, пришедшие из языка солдат, врачей, жрецов.

Магические буквы

Итак, египетский язык при таком большом количестве иероглифов представлял собой в достаточной мере сложную систему и требовал длительного обучения писцов. Они не всегда следовали правилам письма и применяли различные формы написания для одного и того же выражения. При этом от способности и увлечения писца своим делом зависело, сумеет ли он придать рисуночному письму необходимую ясность. Чтобы уяснить смысл написанного, писцы добавляли в отступление от всяких правил новые иероглифы в качестве пояснительных знаков. Упорядоченные правила правописания появились, очевидно, много позднее.

Таким образом, письмо было великим искусством жителей берегов Нила. И владели им лишь очень сведущие люди. Эти люди вышли из специальных школ писцов, находившихся в пределах храмов[7]. Для основной же массы египетского народа письмо и счет оставались тайной. Это способствовало появлению чувства священного трепета перед иероглифами, выросшего до абсурдных пределов, что привело, в конечном счете, к магическим манипуляциям буквами. С этим явлением мы сталкиваемся и до сих пор.

В то же время — это тоже относится к истории духовной жизни — египетские жрецы поняли, что можно достигнуть превосходства перед необразованными людьми не только путем манипуляций с иероглифами, будто бы позволяющими лечить больных или убивать врагов, но и подделывая надписи и мемориальные камни, чтобы присвоить себе принадлежавшее им якобы с давних времен имущество.

Они попытались имитировать письменность предков, чтобы оспаривать старые права на землю и т. д., но они не могли, конечно, и предполагать, что египтологи нашего времени с беспощадной точностью обнаружат эту фальсификацию. Египтологи вовсе не собирались выступать в роли судей, разоблачающих фальсификаторов, но поскольку жрецы были плохими фальсификаторами, их действия возмущали любого языковеда и филолога.

Опустошенные архивы

Библиотеки и архивы, которые в Малой Азии, Сирии и Месопотамии попадали в руки археологов как драгоценнейший дар, отсутствовали в Египте. На берегах Нила они более не существовали.

Хотя в отдельных храмах особые помещения и были предназначены для хранения свитков папируса (на их стенах можно даже обнаружить перечни находившихся там когда-то документов), но помещения эти были пусты.

Однако известно, что на рубеже нашей эры в Александрии появились многочисленные свитки папируса, но они сгорели в этом многострадальном городе. То ли их уничтожили во время многочисленных войн, то ли они стали жертвой фанатизма приверженцев новой веры.

С возникновением ислама последние из уцелевших свитков были изъяты фанатичными мусульманами из храмовых архивов Египта и уничтожены. Все, что после этого еще осталось, погибло где-то в условиях влажного климата Востока или Запада, в Риме или Византии, в средневековых кабинетах ученых или за стенами монастырей. Во всяком случае,  исчезло.

И все-таки находки папирусов в Египте не были редкостью. Правда, они происходили не из древних храмовых архивов, а из погребений и склепов. Иногда это были исписанные в древности листы папируса, которые лежали в саркофагах с мумиями и лишь сравнительно недавно были открыты как источники древней литературы.

Могилы, гробницы, высеченные в скалах, и пирамиды, надписи на потолках и стенах, колоннах и стелах, в ходах и склепах призваны заменить ограбленные архивы и тем самым восстановить историю и культуру древних египтян.

Действительно, она была беспримерно богата памятниками письменности! Это явилось потрясающим вкладом египетского народа в культурную историю всего человечества.