Глава 6 Гестапо в СССР. Террор без границ

Глава 6

Гестапо в СССР. Террор без границ

Следующим шагом Гитлера в его планах завоевания жизненного пространства было нападение на СССР.

Планирование германской агрессии против Советского Союза началось задолго до войны. Еще в середине 30-х годов, как можно судить по документам, политическое и военное руководство Германии в решении ряда вопросов исходило из варианта «А», под которым подразумевалась война против СССР. В то время гитлеровское командование уже накапливало сведения о Красной Армии, изучало основные операционные направления Восточной кампании и намечало варианты военных действий.

Начавшаяся война против Польши, а затем кампании в Северной и Западной Европе временно переключили германскую штабную мысль на другие проблемы. Но и в это время подготовка войны против СССР не выходила из поля зрения гитлеровцев. Конкретное и всестороннее планирование войны германский Генеральный штаб возобновил после разгрома Франции, когда, по мнению нацистского руководства, был обеспечен тыл будущей войны и в распоряжении Германии оказалось достаточно ресурсов для ее ведения.

Уже 25 июня 1940 года, на третий день после подписания перемирия в Компьене, обсуждался вариант «ударная сила на Востоке». 28 июня рассматривались «новые задачи». 30 июня Гальдер записал в служебном дневнике: «Основное внимание — на Восток».

Стратегические взгляды на ведение этой войны у гитлеровского руководства складывались постепенно и уточнялись во всех подробностях в высших военных инстанциях: в штабе Верховного главнокомандования вермахта, в генеральных штабах сухопутных войск, военно-воздушных сил и в штабе военно-морского флота. Подготовка плана войны не прошла и мимо руководства гестапо. Гиммлер неоднократно присутствовал на совещаниях у Гитлера, связанных с нападением на СССР, и вынашивал идеи, касавшиеся действий гестапо на оккупированных русских территориях. А в том, что немецкая армия быстро оккупирует Советский Союз, он, в противовес мнению многих военных, не сомневался.

22 июля Браухич поручил начальнику Генерального штаба сухопутных войск Гальдеру всесторонне продумать различные варианты «операций против России». Гальдер энергично взялся за выполнение полученного приказа. Он был убежден, что «наступление, предпринятое из района сосредоточения в Восточной Пруссии и из Северной Польши, в общем направлении на Москву будет иметь наибольшие шансы на успех». Гальдер считал, что в этом случае, кроме прямой угрозы, создаваемой Москве, наступление с этих направлений ставит в невыгодное положение советские войска на Украине, принуждая их вести оборонительные сражения фронтом, повернутым на север.

Для конкретной разработки плана Восточного похода к Генеральному штабу сухопутных войск был прикомандирован начальник штаба 18-й армии генерал Э.Маркс, считавшийся знатоком Советского Союза и пользовавшийся особым доверием Гитлера. 29 июля 1940 года Гальдер подробно проинформировал фюрера о существе намечаемой кампании против СССР.

Эта стадия разработки замысла вторжения в Россию завершилась 31 июля 1940 года в Бергхофе. Здесь состоялось совещание руководящего состава вооруженных сил фашистской Германии, на котором были уточнены цели и задачи военных действий против СССР, а также уточнялись сроки вторжения немецкой армии на русскую территорию. Выступая на совещании, Гитлер обосновывал необходимость разгрома Советского Союза стремлением завоевать господство в Европе. «В соответствии с этим, — заявил он, — Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 года. Если Россия будет разгромлена, то Англия потеряет последнюю надежду на победу в войне. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия. Вывод: Россия должна быть ликвидирована!..»

Гитлер подробно излагал свои стратегические планы: «Операция, — говорил он, — распадается на два первоначальных удара: один — на юге, в направлении Киева с выходом на Днепр. Второй — через Прибалтийские государства на Москву; после этого двусторонний охват с севера и юга; позже отдельная операция по овладению районом Баку. Важная задача — занять Донецкий бассейн, где сосредоточено 60 процентов советской промышленности». Сама мысль о подобных новых завоеванных землях возбуждала Гитлера. Он уже решил, как с ними поступит: аннексирует Украину, Белоруссию и Прибалтику и расширит границы Финляндии до Белого моря.

Для завоевания Советского Союза недозволенных приемов не было: допустимы были все средства. «Война на русской территории, — заявил Гитлер, — будет такой, которую нельзя вести по рыцарским правилам. Это будет борьба идеологий и расовых противоречий, и она станет вестись с безжалостной беспрецедентной и неутомимой жестокостью… Комиссары являются носителями идеологии, противоположной национал-социалистам, поэтому они будут ликвидированы. Немецкие же солдаты, виновные в нарушении международных правовых норм, — прощены. Россия не участвовала в Гаагской конвенции и поэтому не имеет никаких прав, вытекающих из нее». Такова предыстория издания зловещей «инструкции об обращении с политическими комиссарами», так называемый «приказ о комиссарах»[26].

В противоположность наступлению на Запад «поход на Россию» был запланирован с самого начала как борьба мировоззрений и истребление «недочеловеков». Расширение жизненного пространства на Восток для «превосходящей германской расы» Гитлер проповедовал уже в своей книге «Моя борьба»: большая часть населения на захваченных территориях должна была уничтожаться. Ликвидация «еврейского большевизма», полное истребление евреев и коммунистов ставилось в качестве главной задачи. Убийственные планы замышлялись и против коммунистических функционеров, в первую очередь «политкомиссаров», находившихся в советских воинских соединениях. «Приказ о комиссарах», изданный командованием вермахта, предусматривал их захват в первую очередь и последующий расстрел. Гражданское население также следовало расстреливать в массовом порядке, поджигая дома всех тех, кто оказывался под подозрением, что частично объяснялось необходимостью борьбы с партизанами. Евреев должны были выслеживать «оперативные группы охранной полиции и СД». Прежде всего это делалось в районе наступления 6-й армии. Здесь впервые появились особые соединения полиции и СС, действовавшие в расистских целях национал-социалистов. Их назвали «оперативными группами полиции безопасности и СД». Это были четыре «оперативных группы» (A — Д), в целом примерно 3000 сотрудников гестапо, криминальной полиции и полиции порядка, СД и других единиц СС.

Другая директива, подписанная Кейтелем от имени Гитлера 13 мая 1941 года, наделяла Гиммлера «особыми полномочиями» для подготовки политического управления в Советском Союзе, вытекавшими «из указаний фюрера об окончательном разрешении конфликта между двумя противоположными политическими системами». Этому нацисту — шефу гестапо — поручалось действовать «независимо» от армии, «в рамках своих прерогатив». Более того, директива гласила, что оккупированные районы будут закрыты для доступа, пока Гиммлер займется выполнением там своих «особых задач».

Эта директива фюрера противоречила всяким попыткам доказать, что гестапо на советской территории действовало лишь в весьма ограниченных масштабах. Конечно, наибольшая доля зверств, которые учинили гитлеровцы в Советском Союзе, ложилась на плечи СС и специально созданных ею айнзацкомманд, но не следует забывать, что гестапо входило в состав СС и действовало под началом одного и того же лица — Генриха Гиммлера.

Эта же самая директива называла Геринга ответственным за «эксплуатацию страны и сохранение ее экономических богатств для использования германской промышленностью». А как только военные операции завершились, к этому времени нацистский теоретик и ближайший советник Гитлера Альфред Розенберг должен был разработать план «разделения России на отдельные государства со своими собственными правительствами». 20 апреля 1941 года фюрер назначил Розенберга «уполномоченным по централизованному решению проблем восточноевропейского пространства». Розенберг предложил для начала разделить европейскую часть Советского Союза на так называемые «рейхскомиссариаты». Западная Белоруссия должна была стать немецким протекторатом под названием «Остланд»; Украина — «независимым государством, состоявшим в союзе с Германией»; Кавказ с его нефтяными богатствами попадал под управление «немецкого уполномоченного». А три прибалтийских государства вместе с Белоруссией сначала должны были образовать немецкий протекторат, а впоследствии — аннексированы и включены в состав «Великого германского рейха».

Фашистское военное руководство готовило нападение на СССР, рассчитывая, что к этому времени Советская Армия не успеет закончить реорганизацию и не будет готова отразить удар, нанесенный немцами. Продолжительность войны определялась в несколько недель. Завершить ее намечалось к осени 1941 года.

Главная идея плана войны против СССР сводилась к нанесению внезапных мощных ударов, рассекавших военные силы русских, с последующим их расчленением, окружением и уничтожением в гигантских котлах, а затем выходу немцев на рубеж нижнего течения Дона и Волги (от Сталинграда до Горького) и далее к Северной Двине (до Архангельска).

К войне против СССР привлекались союзники Германии — Финляндия и Румыния. Финские войска вместе с немецкими, переброшенными из Hорвегии, должны были организовать отдельную оперативную группу и наступать частью сил на Мурманск, а основными силами — севернее Ладожского озера — на Ленинград. Румынской армии предстояло прикрывать действовавшие на территории Румынии немецкие войска.

План предусматривал создание трех групп армий — «Север», «Центр» и «Юг», которые должны были наступать на Ленинград, Москву и Киев. Основное внимание уделялось московскому направлению, где сосредоточивались главные силы.

5 декабря 1940 года план был представлен Гитлеру. Фюрер одобрил его, подчеркнув при этом, что важно воспрепятствовать планомерному отходу советских войск и добиться полного уничтожения военного потенциала СССР. Гитлер потребовал вести войну так, чтобы уничтожить максимальное количество сил Советской Армии еще в приграничных районах.

Вечером 18 декабря 1940 года Гитлер подписал директиву на развертывание военных действий против СССР, которая получила порядковый номер 21 и условное наименование — план «Барбаросса». Она была издана лишь в девяти экземплярах, три из которых вручили главнокомандующим видами вооруженных сил (сухопутных войск, ВВС и ВМФ), а шесть закрыты в сейфах ОКВ.

22 июня 1941 года в 4 утра фашистские войска перешли в наступление по всей границе с Советским Союзом.

СССР оказался не подготовленным к войне с нацистской Германией. Военные действия для руководства Красной Армией оказались неожиданными во многом из-за политики советского правительства во главе с генералиссимусом И.В.Сталиным, который не верил донесениям советских разведчиков. А они называли даже конкретные числа начала войны. Кроме того, Красная Армия оказалась обескровленной из-за многочисленных арестов генералов и офицеров в период, предшествовавший войне. Сказался и недостаток вооружения, устаревшая во многом техника, отвод основной массы войск из приграничных районов и т. д.

Быстро продвигавшиеся на моторизированной технике при поддержке авиации и танков гитлеровские войска заняли жизненно важные области Советского Союза: Прибалтику, Украину, Белоруссию и часть территории России, приближаясь к ее столице Москве. На оккупированной немцами земле установился самый жестокий террор, такой, какого еще не видели народы Западной Европы с самого начала развязанной нацистами Второй мировой войны.

Его идеологической основой стали антикоммунизм, расизм, экономическое ограбление Советского Союза. Для этого в начале 1941 года была создана специальная организация под кодовым названием «Ольденбург».

Гитлеровская армия входила в русские города, деревни и села. Сапоги солдат стучали по брусчатке, по пыльным дорогам, по выщербленному асфальту. Глухо урча, гудели тяжелые автомобили, тарахтели мотоциклы, гремели гусеницы танков, а над головами обезумевших от страха и паники людей проносились самолеты, сбрасывая время от времени сверху бомбы, которые расшвыривали в разные стороны окровавленные тела.

Огонь охватывал целые селения, а в городах рушились взорванные при отступлении советских войск промышленные предприятия, административные учреждения, узлы связи и другие стратегические объекты, разбитые немецкими бомбами когда-то мирные дома превращались в непроходимые развалины.

Шла немецкая армия, не знавшая с 1939 года поражений, хорошо одетая, веселая и довольная, словно на русской земле ее ждали с распростертыми объятиями, с хлебом и солью. Было и такое, но в большинстве случаев немецкую армию встречали лишь хмурые и заплаканные лица людей, которые при виде врага стремились укрыться в своих уцелевших домах.

Шла армия… А вслед за ней — отряды СС, нацистские зондеркоманды, полицейские соединения гестапо, чтобы быстро и жестоко расправиться с коммунистами, комиссарами, евреями, цыганами и вообще со всеми, кто вызывал у них хоть какое-то подозрение или неприятие.

После оккупации западных территорий СССР вся власть там была передана немецкой гражданской администрации. Эти земли были разделены на две административные единицы — рейхскомиссариат Украина (Волынская и Полесская области) и рейхскомиссариат Остланд (Литва, Латвия, Эстония, западные районы Белоруссии). Восточную Галицию с городом Львовом присоединили к Варшавскому губернаторству. Зону между Днепром и Бугом, включая Одессу (Транснистрия), передали под власть Румынии.

И начались аресты, причем забирали по первому доносу, без всякой проверки, а на заборах висели объявления такого, например, содержания: «Всякий, кто укажет немецким властям, где скрываются евреи, партизаны, важные большевистские работники, а также не явившиеся на регистрацию коммунисты, получит 10 тысяч рублей деньгами, продуктами или корову».

Гиммлер проводит встречу с руководителями полицейских служб Германии. Слева направо — шеф криминальной полиции Артур Небе, Франц Губер, Генрих Гиммлер, шеф полиции безопасности и СД Рейнхард Гейдрих, шеф гестапо Генрих Мюллер. 1941 г.

На угрозы нацисты и гестаповцы не скупились. В оккупированных городах они развешивали такие объявления:

«Жителям (всем лицам) запрещено выходить на улицу от 18 вечера до 5 утра по немецкому времени. Нарушители этого приказа будут расстреляны. Комендант»

«В качестве репрессивных мер по случаю акта саботажа сегодня 100 жителей города Киева были расстреляны. Это — предупреждение. Каждый житель Киева является ответственным за каждый акт саботажа. Комендант города Киев, 22 октября, 1941 года»

«Все имеющиеся у штатского населения валяные сапоги, включая и детские валенки, подлежат немедленной реквизиции. Пользование валяными сапогами запрещается и должно караться так же, как и недозволенное ношение оружия. Приказ генерал-лейтенанта Байераот 6 ноября 1941 года»

Местные газеты пестрели объявлениями: «Наша задача — восстановить разрушенную жидо-большевиками украинскую национальную культуру. «Украинское слово»10 октября 1941 года»

или

«Самый большой враг народа — жид. «Украинское слово»3 октября 1941 года»

Жители оккупированных районов подвергались жесточайшим наказаниям и преследованиям, особенно когда они начали оказывать нацистам сопротивление, и на всех этих территориях вспыхнула ожесточенная партизанская борьба.

Стали широко применяться газовые камеры, например, в лагере близ Минска. Расправлялись с членами коммунистической партии, евреями, цыганами и с теми, кого считали «бандитами» и партизанами.

«Оперативные группы полиции безопасности» были подчинены руководству СД и гестапо. Уже по Франции нам известно, что высокие чины СС и полицейского аппарата (ХССПФ) при исполнении карательных акций, направленных против мирного населения, сотрудничали с руководством вермахта. Как и в Польше, наибольшие «оперативные группы» позднее объединялись и становились стационарными служебными инстанциями.

…Василию Афонину было десять лет, когда он попал в гестапо. Вся вина мальчишки заключалась в том, что его старший брат ушел к партизанам. Василий стал узником концлагеря.

А вот о чем свидетельствовала О.И.Чумакова: «В октябре 1942 года отряд карателей пришел в поселок Невинный. Арестовали пять партизанских семей и погнали в деревню Шилинка Суземского района, где находился лагерь для мирных граждан. Разместили в сараях, предназначенных для скота; там содержалось много других семей. По утрам часто гоняли в сторону города Севска, где использовали в качестве живых мишеней для разминирования. Гнали под дулами автоматов на минные поля женщин с малолетними детьми»[27].

Угрозы же в отношении евреев были далеко не пустыми. За ними на оккупированных территориях Советского Союза началась настоящая охота СС и гестапо.

В прифронтовой полосе евреи уничтожались айнзатцкоммандами. В рейхскомиссариатах, в генерал-губернаторстве и в Транснистрии оставшиеся в живых после действий айнзацгрупп евреи вынуждены были переселяться в гетто. В каждом захваченном нацистами городе или местечке военные власти сразу же издавали приказы, обязывавшие евреев регистрироваться и носить желтые нашивки, с тем чтобы они выделялись среди остального населения. Евреев вынуждали выходить на принудительные работы. В крупных городах нацисты изолировали их в обнесенные колючей проволокой гетто, которые охранялись вооруженными патрулями. Там люди вели нищенское, полуголодное существование.

Тех, кто выживал в гетто или не попадал туда, отправляли в концентрационные лагеря. Как мы уже знаем, все они находились в непосредственном ведомстве гестапо. Что собой представляли такие лагеря и как там обращались с людьми? Вот что об этом сказано в одном из отрывков книги Г.В. Клокова:

«Депортация евреев из гетто в лагеря смерти проводилась регулярно. Прибывавшие на железнодорожные станции под предлогом приведения себя в порядок после дороги направлялись в «душевые». В помещение подавался газ «циклон В» — и через пять минут люди, находившиеся в газовой камере, погибали. В Освенциме за один день подобным образом убивали 12 000 человек, тела которых впоследствии сжигались в печах крематория.

… Отпираются и отодвигаются двери вагонов. Вдоль поезда слышатся одни и те же команды: «Всем выходить! Ручную кладь забрать с собой! Весь тяжелый багаж оставить в вагонах!» Первыми выходят мужчины: жмурясь от света, прыгают вниз — полтора метра, потом помогают женщинам, детям и старикам, а затем принимают вещи.

Прибывшие люди выглядят жалкими, грязными, пыльными. Показывая на рот, они протягивают миски, чашки и плачут от жажды. В вагонах остаются лежать мертвые или неспособные двигаться больные. Эсэсовские охранники строят способных идти в две шеренги. Крики разлучаемых людей. После многочисленных команд колонны трогаются в противоположных направлениях. Трудоспособные мужчины направляются в сторону рабочего лагеря. Остальные двигаются к лесу. Заключенные в полосатых одеждах вскарабкиваются в вагоны, выволакивают оттуда багаж и трупы.

В колонне почти две тысячи человек: женщины с младенцами на руках, цепляющиеся за юбки детишки, старики и старухи, подростки, больные, сумасшедшие. Они движутся по пять человек в ряд по шлаковой 300-метровой дороге, проходят во двор, попадают на другую дорогу, в конце которой двенадцать бетонных ступеней ведут в огромный, стометровой длины подвал. Вывеска на нескольких языках гласит: «Бани и дезинфекция».

Десятки скамеек, сотни пронумерованных вешалок. Охранники кричат: «Всем раздеться! Дается десять минут!» Некоторые матери пытаются спрятать младенцев в кучах одежды, но они быстро обнаруживают себя. Сопровождаемая по бокам охранниками толпа обнаженных людей через большие дубовые двери медленно перемещается во второе помещение, такое же большое, как и первое, но абсолютно пустое, если не считать поддерживающих потолок четырех толстых квадратных колонн, расположенных с интервалом в двадцать метров. В нижней части каждой колонны металлическая решетка. Помещение заполняется людьми, двери закрываются. По траве, растущей на крыше сооружения, подпрыгивая, едет небольшой фургон со знаками Красного Креста. Останавливается. Из машины появляются офицер СС и врач в противогазах, несущие четыре металлические канистры. Из травы через двадцать метров друг от друга выступают незаметные бетонные трубы. Врач и эсэсовец поднимают крышки на трубах и высыпают желтовато-лиловое зернистое вещество. Снимают противогазы и закуривают на солнышке. Тишина в помещении нарушается лишь глухим стуком, раздающимся в дальнем конце помещения позади чемоданов и груд еще не остывшей одежды… Двери открываются. Трупы навалены в одном конце; руки искусаны, исцарапаны. Входит зондеркоманда в резиновых сапогах и фартуках, в противогазах. Скопления газа держатся на уровне пола до двух часов. Обмывают из шлангов скользкие трупы. Чтобы оттащить их к четырем двухдверным лифтам, на кисти рук набрасываются веревочные петли. Крематорий с пятнадцатью печами работает на полную мощь. Трупы из лифта выгружаются на конвейер. Кровь стекает в бетонный желоб. Стоящие с обеих сторон парикмахеры бреют головы. Волосы собирают в мешки. Кольца, бусы, браслеты и другие украшения бросают в металлический ящик. В конце конвейера зубная команда, состоящая из восьми человек, крючками и щипцами удаляет изо рта погибших золотые зубы, мосты, пломбы. Трупы сбрасывают в печи с металлических тачек. В лагере таких газовых камер с крематорием четыре. Пропускная способность каждой — по 2000 трупов в сутки; итого 8000…»[28]

На цыган фашисты охотились, как на дичь. Они подлежали такому же немедленному уничтожению, как и евреи…К старому дворнику школы пришел немецкий солдат, потребовал, чтобы старик взял лопату и шел за ним. Они пришли в парк культуры, там другой солдат караулил девушку-цыганку. Старику велели копать яму. Когда она была готова, девушку столкнули в нее, но она стала кричать и карабкаться, тогда солдат стал бить ее лопатой по голове и засыпать землей. Но она боролась за свою жизнь и поднималась, но уже с большим трудом, а он снова и снова бил ее по голове. Наконец, все было кончено, немцы засыпали яму и притоптали…

В связи с этим нельзя не вспомнить и о Бабьем Яре на окраине Киева, в котором было уничтожено не без участия гестапо 100 тысяч советских граждан. В заключение этой главы приведем отрывок из книги писателя Анатолия Кузнецова, который описал все происходившее со слов очевидцев:

«…В этот момент они вступили в длинный проход между двумя шеренгами солдат и собак. Этот коридор был узкий, метра полтора. Солдаты стояли плечом к плечу, у них были закатаны рукава, и у всех имелись резиновые дубинки или большие палки. И на проходящих людей посыпались удары.

Спрятаться или уклониться было невозможно. Жесточайшие удары, разбивающие сразу в кровь, сыпались на головы, на спины и плечи слева и справа. Солдаты кричали «Шнель! Шнель!» и весело хохотали, словно развлекаясь, они исхитрялись как-нибудь покрепче ударить в уязвимые места.

Все закричали, женщины завизжали. Словно кадр в кино, перед Диной промелькнуло: знакомый парень с ее улицы, очень интеллигентный, хорошо одетый, рыдал. Она увидела, что люди падают. На них тотчас спускали собак. Человек с криком подхватывался, но кое-кто оставался на земле, а сзади напирали, и толпа шла прямо по телам, растаптывая их. У Дины в голове от всего этого сделался какой-то мрак. Она выпрямилась, высоко подняла голову и шла как деревянная, не сгибаясь. Ее, кажется, покалечили, но она плохо чувствовала и соображала, у нее стучало только одно: «Не упасть, не упасть».

Обезумевшие люди вываливались на оцепленное войсками пространство — площадь, поросшую травой. Вся трава была усеяна бельем, обувью, одеждой.

Украинские полицаи, судя по акценту — не местные, а явно с Западной Украины, грубо хватали людей, лупили, кричали:

— Роздягаться! Швыдко! Швыдко!

Кто мешкал, с того сдирали одежду силой, били ногами, кастетами, дубинками, опьяненные злобой, в каком-то садистском раже.

Ясно, это делалось для того, чтобы толпа не могла опомниться. Многие голые люди были все в крови…

Дина подошла к бугорку и села. Все тут молчали, ошалелые.

Лишь одна бабушка в пушистом вязаном платке пожаловалась Дине, что провожала невестку и вот попала…

Здесь все были провожающие.

Так они сидели, и прямо перед ними, как на сцене, происходил этот кошмар: из коридора партия за партией вываливались визжащие избитые люди, их принимали полицаи, лупили, раздевали — и так без конца.

Дина уверяет, что некоторые истерически хохотали, что она своими глазами видела, как несколько человек за то время, что раздевались и шли на расстрел, на глазах становились седыми.

Голых людей строили небольшими цепочками и вели в прорезь, прокопанную в обрывистой песчаной стене. Что за ней — не было видно, но оттуда неслась стрельба.

Матери особенно копошились над детьми, поэтому время от времени какой-нибудь немец или полицай, рассердясь, выхватывал у матери ребенка, подходил к песчаной стене и, размахнувшись, швырял его через гребень, как полено.

Дину словно обручами схватило, она долго-долго сидела, втянув голову в плечи, боясь взглянуть на соседей, потому что их все прибывало. Она уже не воспринимала ни криков, ни стрельбы.

Стало темнеть.

Вдруг подъехала открытая машина, и в ней — высокий, стройный, очень элегантный офицер со стеком в руке. Было похоже, что он здесь главный. Рядом с ним был переводчик.

— Кто такие? — спросил офицер через переводчика у полицая, указывая на бугорок, где сидели уже человек пятьдесят.

— Цэ нашы люды, — ответил полицай. — Нэ зналы, трэба их выпустыть.

Тут офицер как закричал:

— Немедленно расстрелять! Если хоть один отсюда выйдет и расскажет по городу, завтра ни один жид не придет.

Переводчик добросовестно перевел это полицаю, а люди на бугорке сидели и слушали.

— А ну, пишлы! Ходымо! Пиднимайся! — закричали полицаи.

Люди, как пьяные, поднялись. Время уже было позднее, может, потому эту партию не стали раздевать, а так и повели одетыми в прорезь.

Дина шла примерно во втором десятке. Миновали коридор прокопа, и открылся песчаный карьер с почти отвесными стенами. Было уже полутемно. Дина плохо разглядела этот карьер. Всех гуськом, быстро, торопя, послали влево — по очень узкому выступу.

Слева была стена, справа яма, а выступ, очевидно, был вырезан специально для расстрела, и был он такой узкий, что, идя по нему, люди инстинктивно жались к песчаной стенке, чтобы не свалиться.

Дина глянула вниз, и у нее закружилась голова — так ей показалось высоко. Внизу было море окровавленных тел. На противоположной стороне карьера она успела разглядеть установленные ручные пулеметы, и там было несколько немецких солдат. Они жгли костер, на котором, кажется, что-то варили.

Когда всю цепочку загнали на выступ, один из немцев отделился от костра, взялся за пулемет и начал стрелять. Дина не столько увидела, сколько почувствовала, как с выступа повалились тела и как трасса пуль приближается к ней.

У нее мелькнуло: «Сейчас я… Сейчас…» Не дожидаясь, она бросилась вниз, сжав кулаки.

Ей показалось, что она летела целую вечность, вероятно, было действительно высоко. При падении она не почувствовала ни удара, ни боли. Сначала ее обдало теплой кровью, и по лицу потекла кровь, так, словно она упала в ванну с кровью. Она лежала, раскинув руки, закрыв глаза. Слышала какие-то утробные звуки, стоны, икоту, плач вокруг и из-под себя: было много недобитых. Вся эта масса тел чуть заметно пошевеливалась, оседая, уплотнялась от движения заваленных живых.

Солдаты вошли на выступ и стали посвечивать вниз фонариками, постреливая из пистолетов в тех, кто казался им живым. Но недалеко от Дины кто-то по-прежнему сильно стонал.

Она услышала, как ходят рядом, уже по трупам. Это немцы спустились, нагибались, что-то снимали с убитых, время от времени стреляя в шевелящихся…

Один эсэсовец наткнулся на Дину, и она показалась ему подозрительной. Он посветил фонариком, приподнял ее и стал бить. Но она висела мешком и не подавала признаков жизни. Он ткнул ее сапогом в грудь, наступил на правую руку так, что она хрустнула, но не выстрелил и пошел дальше.

Через какое-то время она услышала голос наверху:

— Эй, давай прикидай!

Зазвякали лопаты, послышались глухие удары песка о тела, все ближе, и, наконец, груды песка стали падать на Дину.

Ее заваливало, но она не шевелилась, пока не засыпало рот. Она лежала лицом вверх, вдохнула в себя песок, подавилась и тут, почти ничего не соображая, забарахталась в диком ужасе, готовая уж лучше быть расстрелянной, чем заживо закопанной. Левой здоровой рукой она стала сгребать с себя песок, захлебывалась, вот-вот могла закашляться и из последних сил давила в себе этот кашель. Ей стало легче. Наконец она выбралась из-под земли.

Они там наверху кончили: видно, только слегка забросали и ушли. Глаза Дины были полны песку. Кромешная тьма, тяжелый дух…

Дина определила ближайшую песчаную стену, долго-долго осторожно подбиралась к ней, потом встала и принялась левой рукой делать ямки. Так, прижимаясь к этой стене, она делала ямки, поднималась пядь за пядью, каждую секунду рискуя сорваться.

Наверху оказался куст, она его нащупала, отчаянно уцепилась и перевалилась через край… Она поползла молча, стараясь не шуметь…»[29]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.