Академиков просят собраться

Академиков просят собраться

Причалила флотилия. Члены Комиссии по наукам и искусствам, истомившиеся долгим ожиданием, сошли с корабля «Монтенотте», названного в честь феерической победы Бонапарта в Италии, сгибаясь под тяжестью собственных вещей и научного оборудования.

По дороге в город они видели древние кладбища и руины арабских поселений. Наконец, ученые достигли цели, но в доме Каффарелли ничего приготовлено не было – у военного человека и без того много дел.

Где достать питьевую воду? Жить у арабов опасно, а снять жилье в домах европейцев непросто. Ученые, пожираемые москитами, ютились в комнатах, в каждую из которых набивалось по 10—20 человек.

Условия труда оказались еще ужаснее. Бедуины часто нападали на «знающих людей».

Между тем, Бонапарт торопил ученых. Он хотел, чтобы они стали в Египте таким же «Институтом», каким была Академия для Франции. Он издал приказ, ответственными за исполнение которого назначил Монжа и Бертолле.

Через 18 часов после того, как приказ вступил в силу, Бонапарт предписывает «гражданам Монжу, Бертолле, Каффарелли, Жоффруа Сент-Илеру, Костазу, членам Национального Института, гражданам Деженетту и Андреосси встретиться в зале Института в семь часов утра для того, чтобы установить основы, на которых будет организован Институт в Каире, и назначить его членов».

Днем создания Института в Египте считается 22 августа 1798 года. Его первыми членами стали:

по отделению математики: Андреосси, Леруа, Бонапарт, Малю, Костаз, Фурье, Нуэ, Жирар, Кусно, Лепэр, Сэй;

по отделению физики: Бертолле, Деженетт, Шампи, Доломье, Конте, Дюбуа, Делиль, Жоффруа Сент-Илер, Декотиль, Савиньи;

по отделению политической экономии: Каффарелли, Сулковский, Глотье, Сюси, Посселгуэ, Тальен;

по отделению литературы и изящных искусств: Денон, Рафаель, Дютертр, Редуте, Норри, Ригель, Парсеваль Гранмезон, Вентур.

Еще пятнадцать членов были выбраны позднее:

генералы Клебер, Дезе, Ренье, Дюгуа;

хирург Ларрей (заменил ушедшего в отставку Дюбуа);

фармацевт Буде;

Бурьенн, секретарь Бонапарта (заменил ушедшего в отставку Сюси);

астроном и консул Бошам;

геометр Корансез (заменил Каффарелли);

археолог Риполь (заменил Вентура, умершего от дизентерии);

архитекторы Лепэр и Протэн;

художник Риго;

инженеры Ланкре (заменил Сэя) и Жакотэн.

В своей торжественной речи Бонапарт снова (как и в Париже) говорил о том, что торжество над невежеством есть величайшее из торжеств, а успехи его оружия суть успехи просвещения.

Президентом Института в Египте был избран 52-летний Гаспар Монж, видный математик, автор классических учебников, директор Политехнической школы и наиболее опытный сотрудник Бонапарта (он помогал молодому командиру Итальянской армии отбирать произведения искусства в качестве трофеев победителей, и отправлял их в Париж).

22 августа вышло постановление, в котором содержалось 26 статей.

Цели Института были определены так:

– способствовать прогрессу и пропагандировать просвещение в Египте;

– проводить исследования, изучать естественную историю, хозяйство и историю Египта и публиковать результаты работ;

– высказывать мнения по вопросам, вносимым правительством.

Институт состоял из четырех отделений, в каждом из которых было 12 членов. Высшие офицеры армии имели право присутствовать на всех заседаниях Комиссии. 23-я статья постановления предусматривала ежеквартальную публикацию Записок, а 24-я – присуждение двух ежегодных премий (одна за достижения в гуманитарной области, другая – за технические достижения).

Комиссия разместилась во дворце высокопоставленного оттоманского чиновника на юго-западе Каира, недалеко от резиденции Бонапарта.

Дворец был переделан. Заседания проходили в большом зале гарема; в других помещениях находились типография с французским и арабским шрифтами, химическая лаборатория, кабинет физики, библиотека и обсерватория. Дворец был очень уютный; в нем царили, по словам Денона, «исключительная тишина и спокойствие».

Первое заседание Института состоялось 23 августа 1798 года. Председательствовал Монж, заместителем был Бонапарт, обязанности постоянного секретаря исполнял Фурье, который станет «душой Института».

Члены Комиссии были распределены по десяти категориям с учетом их компетентности и получали денежное содержание в размере от 50 до 500 ливров в месяц.

Бонапарт предложил ученым обсудить ряд проблем, разных по значимости, но весьма актуальных: строительство печей для обеспечения армии хлебом, использование местных растений вместо хмеля при изготовлении пива, возможные средства для очистки Нила, постройка ветряных мельниц, способы производства пороха, состояние законодательной системы Египта.

За три года члены Института и Комиссии провели сорок восемь заседаний. Обсуждались вопросы практические и более отвлеченные. Вот их темы: метеорология, единицы времени, культура виноделия, офтальмия (болезнь, вызывающая временную слепоту) и т. д.

Институт привлекал внимание населения: что это за люди, столь серьезные и задумчивые, которые не управляют и не молятся? кто они – колдуны, алхимики?

Постепенно египтяне поняли, с кем имеют дело. Ученые нанимали рабочих, а, выполняя задания, те узнавали много нового из химии и механики.

Заседания Института посещал шейх Аль-Мохди, который вникал в содержание дискуссий, слушая переводчика.

Однажды обсуждали доклад Жоффруа Сент-Илера о рыбах Нила. Шейх попросил слова и разъяснил ученым, что, согласно учению пророка, Бог сотворил 30 тысяч живых видов существ (10 тысяч на суше и в воздухе и 20 тысяч в водах).

«Кстати говоря, – замечает Наполеон, – это был самый ученый и образованный из всех шейхов, большой книжник».

Сверхъестественная активность Бонапарта, который успевал и воевать, и управлять, и исследовать, и учиться, и советовать, давала мощные импульсы научной деятельности. Он сформулировал двадцать вопросов, на которые академики дали ответы.

Однажды Бонапарт заметил: «Если бы я не стал главнокомандующим, то занялся бы точными науками… И поскольку я всегда был успешен в моих великих начинаниях, я стал бы выдающимся ученым».

В отношениях с академиками Бонапарт был ровен, тактичен и старался держаться в тени.

Позднее он скажет, что дни, проведенные в Египте, был лучшей порой его жизни, идеальной во всех отношениях. Это было время исполнения желаний, военных успехов, научных работ, наслаждения и созерцания.

Он все успевает, все замечает, до всего ему есть дело. Встретив Шатобриана несколько лет спустя, первый консул вдруг заговорит с ним о Египте: «Меня всегда поражало, что шейхи падают на колени среди пустыни, лицом к Востоку и утыкаются лбом в песок. Что это за неведомая святыня на Востоке, которой они поклоняются?»

Вопрос звучит риторически, Бонапарт не ждет ответа, а переключается на другое: «Христианство? Идеологи, кажется, предлагают видеть в нем просто-напросто астрономическую систему? Пусть это даже оказалось бы правдой, разве я поверю, что христианство ничтожно? Если христианство есть аллегория движения сфер, геометрия светил, то, как бы ни старались вольнодумцы, они против воли оставляют «гадине» (то есть церкви, по Вольтеру) еще довольно величия».

Идеологи – это не только философ-путешественник Вольней, посетивший исламский мир в 1783—1785 годах, просветитель Кондильяк и его последователь Дестют де Траси, но и ученые, члены экспедиции, а «христианство ничтожно», «геометрия светил», «как бы ни старались вольнодумцы» – отголоски дискуссий на борту флагманского корабля «Орион» на пути в Африку.

Однако грезы рассеиваются, и поэт становится практиком. Ученые должны помогать армии: следует фильтровать нильскую воду, строить ветряные мельницы, найти сырье для изготовления пороха.

Академики и военные вовсе не представляли собой двух непересекающихся множеств. Талантливые офицеры стали членами Института, а знания и навыки ученых использовались для войны.

По предложению Наполеона «глава воздухоплавателей» Конте создал в Каире специальные механические мастерские, которые обслуживали армию. Что же касается боеприпасов, то «их мы имеем много; а если потребуется, Шампи и Конте изготовят новые». Тот же Конте построил новые гидравлические машины для очищения селитры. Совершенствовались технологии выпечки хлеба, из него делали водку.

Порой Бонапарт забывался. Однажды он накричал на Бертолле, но гордый ученый спокойно возразил: «Друг мой, вы сердитесь, значит, вы неправы». Главнокомандующий взрывается: «Вижу, вы все тут против меня. Химия – кухня медицины, а медицина – наука для вероломных убийц». Ему возражают: «А как вы, гражданин генерал, определите, что такое искусство завоевателей?»

Человеческие отношения складывались не бесконфликтно. Ощущались разногласия между знаменитыми учеными, находящимися под покровительством высших военных чинов и самого Бонапарта, и молодыми энтузиастами, которым приходилось самим заботиться о крове и питании. Многие военные пренебрежительно относились к «нестроевым», воспринимая их как обузу.

Бонапарт пресекал «разговорчики».