Как князь Святослав разгромил каганат

Как князь Святослав разгромил каганат

Итак, киевский князь умер – да здравствует киевский князь! Смерть Игоря радикально изменила обстановку в регионе, поскольку его сын и наследник Святослав был еще мал и все тяжести правления легли на вдову безвременно почившего правителя Ольгу. Ситуация для государств, граничивших с Русью, изменилась радикально, поскольку одно дело иметь под боком воинственного Князя-Волка, всегда готового напасть, чтобы отхватить у соседей кусок посочнее, а если удастся, то и шею перегрызть, и совсем иное, когда в Киеве правят слабая женщина и маленький ребенок. К тому же тот пожар, что заполыхал в Древлянской земле, запросто мог распространиться на другие славянские земли, которые привели под власть Киева Олег и Игорь, и вот тогда уже встал бы вопрос о самом существовании Древнерусского государства. При таком раскладе и поживиться было не грех за счет Киевской Руси!

Сейчас во главе Киева стоит не грозный воин, способный железной рукой обуздать как внутренних, так и внешних врагов, и не искушенный политик, поднаторевший в мастерстве подковерных игр, способный хитрыми уловками окрутить любого противника. Нет, в первый, но не последний раз в истории Рюриковичей у руля государства стоит женщина. Вот тут бы и заявить хазарам о своих претензиях к русам да постараться вернуть своих славянских данников себе под крыло, но ничего подобного не происходит. В Киеве прекрасно осознают весь размер нависшей опасности, а потому действуют быстро, решительно и жестоко. Столица Древлянской земли Искоростень была сожжена дотла, а пепел развеян по ветру. Само же восстание потоплено в крови.

Вряд ли окружавшие Русь хищники ожидали такой прыти от пятилетнего мальчишки и молодой вдовы, но факт остается фактом – никаких территориальных потерь в эти годы молодое Киевское государство не понесло. Мало того, после усмирения древлян мы не имеем сведений ни о каких вооруженных конфликтах между русами и их соседями, хотя экспансия наших предков на Восток и приостановилась. Вместе с походами в Степь и набегами на Византию.

Казалось довольно странным то, что гибель Игоря не имела каких-либо глобальных последствий для державы, ведь он сам после смерти Олега Вещего лишь большой кровью сумел утвердиться на Киевском столе. А здесь…

Так в чем же дело? Чего ждут враги, али всех их уже Олег с Игорем изничтожили?

А дело здесь, на наш взгляд, в человеке, имя которому Свенельд. За знаменитым воеводой стояла грозная сила – сплоченная и закаленная в многочисленных боях дружина, которая в данный момент являлась самой значительной силой в государстве. Лучше всего про них можно сказать словами автора «Слова о полку Игореве»:

Сами скачут по полю волками

И, всегда готовые к борьбе,

Добывают острыми мечами

Князю – славы, почестей – себе!

Именно дружина Свенельда сейчас стояла на страже интересов Киева. Ведь бойцы Игоря были деморализованы смертью предводителя, и не Ольге было обращаться к княжеским гридням со словами ободрения и утешения. Святослав же был слишком мал для подобного мероприятия.

Свенельд – дело совершенно другое, за ним тянется длинный шлейф из удачных походов и больших побед. Он удачлив, богат и добычлив, ведь мы помним, как княжеская дружина завидовала его бойцам. Он умеет терпеть и ждать, но в обиду себя не даст – большинство славянских племен могли убедиться в этом на собственной шкуре. При поддержке мечей варяжской дружины Свенельда Ольга сумела удержать Киев за сыном, и этот взаимовыгодный союз пошел им обоим на пользу – как княгине, так и воеводе. Ведь Свенельд тоже не просто так оказал решающую поддержку правящей династии, не тот это был человек, чтобы за красивые глаза княгини поставить на кон свою жизнь. Все было гораздо проще и банальнее.

Дело в том, что среди людей Игоря воевода не пользовался особой любовью, недаром приближенные убитого князя открыто его провоцировали на конфликт со Свенельдом. Не исключаем возможности и того, что даже среди киевлян популярность княжеского фаворита была невелика. А потому и не было другого выхода у воеводы, как поддержать представителей княжеского дома, поскольку в противном случае он мог потерять все. Ведь если бы на трон уселся кто-то другой, то все богатства воеводы, а также и его земельные пожалованья пошли прахом, поскольку человеческая зависть не знает ни границ, ни пределов. Дружина Свенельда, какой бы грозной силой она ни была, не устояла бы против всей Руси, и финал этого столкновения предсказать было бы нетрудно. Был у него шанс попробовать взять власть себе, но, как мы говорили чуть выше, шаг это был опасный, ведущий к гражданской войне или в лучшем случае к усилению внутренних конфликтов и противоречий, в результате чего проиграли бы все. Не важно, по какой причине, но Свенельд мыслил государственными категориями и личные интересы общественному мнению противопоставлять не стал. Тем более что даже со смертью Игоря для Свенельда все обстояло совсем не плохо.

Ведь в том случае, если бы он помог удержаться на плаву правящей династии, воевода не только сохранял за собой прежнее положение, но фактически становился во главе всех вооруженных сил Древнерусского государства, поскольку не женщине и не молокососу водить в бой полки и дружины. Свенельд свой выбор сделал, и этот выбор определил дальнейшую судьбу Руси.

Но тогда об этом никто не задумывался, и все пошло своим чередом. Ольга крепко занялась внутренними делами страны, объезжала подвластные ей земли, устанавливая новые законы и порядки. Вместо варяжских и русских дружин, блестящих под солнцем щитами и позолоченными шеломами, под стенами Константинополя появилось мирное посольство во главе с самой правительницей Киевской Руси, и ее визит в столицу Империи знаменовал новый этап развития отношений между двумя государствами. А пока все это происходило, в Киеве подрастал тот, кому суждено было в веках прославить свое имя, сокрушить Хазарский каганат и потрясти основы Византийской империи. Речь идет о сыне Игоря Святославе.

Молодой киевский князь был личностью харизматической и яркой, он явно затмевал всех своих предшественников на Киевском столе, за исключением, пожалуй, Осколда. Святослав не был подвержен, подобно своему отцу, приступам алчности, а главное, что, в отличие от Игоря, не позволял дружине садиться себе на шею, видимо, с юности усвоив этот поучительный урок. Не только враги, но и собственные люди испытывали трепет перед грозным воителем, недаром в Иоакимовской летописи отмечено, что «боялись же весьма его, так как был МУЖ СВИРЕПЫЙ». Чуть не по нему – и башка с плеч! А такой подход к делу позволяет не только держать воинов в узде, но и повсеместно поддерживать дисциплину на должном уровне. Это был истинный вождь, которого любили и боялись. И за которым воины готовы были пойти в самое пекло.

В Святославе не было той хитрости и расчетливости, граничащей с подлостью, которые были присущи Олегу, и, в отличие от вещего скопидома, который собирал денежку к денежке, а белку к белке, сын Игоря был совершенно равнодушен к богатству. Ну а что касается Рюрика, так тот вообще реял бледной тенью на фоне величественной фигуры князя-воина. Да и как политик Святослав не уступал ни Рюрику, ни Олегу, ни Игорю, а по талантам полководца превосходил всех их, вместе взятых.

Был, правда, у князя один недостаток, на первый взгляд незаметный, но для государственного деятеля очень опасный. Дело в том, что Святослав был непоследователен. Нет, не в достижении цели, к ней-то он всегда шел целеустремленно и четко, а в том, что мог бросить успешно начатое дело на полдороге и переключить свое внимание на другое мероприятие, по его мнению, более перспективное. А это есть не очень хорошо, поскольку, если судить по итогам его правления, ни одно свое начинание Святослав так и не сумел довести до логического конца.

Тем не менее личность легендарного полководца Древней Руси была одной из самых ярких в нашей отечественной истории, а потому и неудивительно, что именно он стал объектом различных спекуляций и образ его был подвергнут сознательному и бесцеремонному искажению. Особенно в наши дни. Больше всего досталось князю от небезызвестного нам Льва Рудольфовича Прозорова, попытавшегося чуть ли не обожествить Святослава. Однако сделал это писатель настолько неумело и бестолково, что сослужил русскому герою дурную службу. Тот образ князя-воина, который нарисовал «ведущий историк языческой Руси», настолько лжив и нелеп, что просто удивляешься, почему многие восприняли откровения Льва Рудольфовича за чистую монету. Жаль только, что сам Святослав сей опус не читал. А то, взявши крепко за шиворот, приподнял бы могучей рукой своего ярого поклонника невысоко над землей и, легонько встряхивая, сурово вопросил: «Ты пошто, Черный Ворон, на меня кривду наводишь?»

Вот тогда, ежась под недобрым взглядом отважного воителя и беспомощно подрыгивая в воздухе ногами, писатель, возможно, изменил бы свой подход к любимому герою. Ведь все стройные теории «ведущего историка» вмиг рассыпаются в прах, стоит к ним только повнимательнее присмотреться. Может, наконец, дошло бы до автора, что хватит киевского князя клоуном и недоумком выставлять. Не одной силой да храбростью славен Святослав. И раз уж мы заговорили о храбрости, то разберем буквально несколько постулатов Прозорова.

Начать можно хотя бы с имени. Князь Святослав, сын Игоря, никогда при жизни не носил прозвище Храбрый, которым его по доброте душевной наградил Лев Рудольфович. Во всех основных и региональных летописных сводах их составители, рассказывающие о подвигах князя-воина, писали просто – Святослав, и все читатели понимали, о ком идет речь. Но Лев Рудольфович не летописец, ему подавай образы яркие и красочные, чтобы душу выворачивало, когда читаешь про них, и неважно, соответствует этот образ исторической действительности или порожден необузданным воображением писателя. Что и произошло со Святославом под пером бескомпромиссного Льва.

Но тогда возникает закономерный вопрос: а откуда данное прозвище вообще взялось, и неужели Прозоров опять все выдумал? Вовсе нет, на сей раз Лев Рудольфович фантазию особенно не напрягал, поскольку упоминание имени Святослава с таким прозвищем один раз в летописи встречается. В Галицко-Волынской летописи мы читаем – «Святославъ Хоробры». И можно бы было махнуть рукой и пойти на поводу у Льва Рудольфовича, согласившись с тем, что имелось у киевского князя при жизни такое прозвище, если бы не одно НО. Дело в том, что писатель истолковал это прозвище так, чтобы оно полностью вписалось в его концепцию, и в этом искаженном виде преподнес читателям.

Так вот сам текст Галицко-Волынской летописи датируется XIII веком и охватывает события 1201-1291 годов, которые происходили в землях юго-западной Руси. Большая его часть посвящена княжению Даниила Романовича Галицкого, а на походы Святослава там даже нет намека. Князь-воин лишь упоминается в том смысле, что не ходил войной против чехов, и не более того. Вот как звучит эта знаменательная фраза целиком: «не бе бо в земле Русцей первее, иже бе воевал землю Чьшьску; ни Святославъ Хоробры, ни Володимеръ Святый». Смысл этой фразы прост – повезло чехам, поскольку ни Святослав, ни Владимир на них войной не ходили, обошла их эта беда стороной.

К тому же рядом с бравым воителем упоминается его сын Владимир, и если Прозоров на основании этой фразы делает вывод о том, что Святослав носил прозвище Храбрый при жизни, то тогда он должен сделать следующий шаг и признать за Владимиром прозвище Святой. Причем в дальнейшем летописец снова вспоминает сына Святослава и уже под другим прозванием, как «Володимера Великаго, иже бе землю крестилъ». Правда, князя Владимира Великим и Святым Лев Рудольфович признавать отказывается, запрещая это делать даже летописцу. Но обижаться за это на писателя не имеет никакого смысла.

Потому что князь Владимир при жизни себя ни Великим, ни Святым не называл, ему это даже и в голову не приходило. Так же, как и Святославу величать себя Храбрым. Великий Воитель Земли Русской считал проявление воинской доблести на поле боя делом не просто обыкновенным и будничным, а обязательным, не видя в этом чего-то выдающегося и уникального. Это только Лев Рудольфович все квохчет: Храбрый, Храбрый, так и прозывался! Упустили зловредные летописцы-чернецы сие прозвище, а то и вовсе сами вымарали его из текста в угоду таинственному незнакомцу, переписывающему историю Киевской Руси.

Даже завидуешь невольно уверенности «ведущего историка»!

Значит, надо разобраться, в чем же здесь дело. А дело в том, что подобные прозвища летописцы обычно давали задним числом, уже после смерти исторического персонажа. Как отметила в своей работе Т.Л. Вилкул, «для древнерусской эпохи нехарактерны княжеские прозвища. В летописях XI—XII вв. встречаются не прозвища, а так называемые «некрологические характеристики». Если князь умер, так и не совершив ничего в жизни выдающегося, то уж летописец обязательно награждал его каким-то прозванием, которое характеризовало отошедшего в мир иной с самой лучшей стороны. Ярким примером здесь служит Мстислав Храбрый, отец небезызвестного Мстислава Удатного. Вот уж у кого не было никакого повода явить свою храбрость, поскольку все крупные военные конфликты эпохи благополучно миновали этого князя стороной. Но тем не менее – Храбрый. И в свете этого довольно парадоксальным выглядит тот факт, что Лев Рудольфович пошел на поводу у столь ненавистных его языческому сердцу «иноков-летописцев последующих веков» и наградил своего любимого героя тем прозвищем, которое эти самые летописцы придумали. Как всегда, логики в рассуждениях писателя нет никакой.

А мы вновь обратимся к работе Т.Л. Вилкул: «Прозвищами наделяют преимущественно бояр, которых было гораздо больше, чем князей, и которых необходимо было как-то различать. Из князей док. XII в. известны только Владимир Мономах и Изяслав Ярославич Меньший. Кроме того, редко встречается само слово «храбрый». Таким образом, если летописец и отмечал, что князь был храбрым, то он просто подчеркивал эту черту его характера, и не более того, прозвищем здесь и не пахло. Однако наиболее показательным является случай с Ярославом Мудрым, который такого прозвания не имел до тех пор, пока его им не наградил Н.М. Карамзин: «Ярослав заслужил в летописях имя Государя мудрого». С тех пор и пошло.

Но Лев Рудольфович не Николай Михайлович. Ведь было бы гораздо лучше, если бы «ведущий историк языческой Руси» работу Т.Л. Вилкул почитал вдумчиво и внимательно, а не занимался тем, что прозвищами, слух его ласкающими, князей да бояр награждал, а потом сие дело летописцам русским приписывал. Ведь в работе той черным по белому написано: «Слово «храбръ», да и княжеские прозвища вообще не характерны для древнерусского периода».

Но, может быть, Прозоров черпал информацию в другом источнике? Может быть, он нашел сведения о Святославе Храбром в народном творчестве? Может, в сказках, былинах и легендах кто-то именовал таким образом киевского князя? И вновь мимо. Опять придется огорчить поклонников творчества неистового Льва, поскольку на этот счет есть компетентное мнение академика Б.А. Рыбакова: «Летописная запись о Святославе хорошо сохранила эпический строй дружинной поэзии, близкой к былинам, но не тождественной им; как уже говорилось, в народном эпосе имени Святослава нет». И в итоге картина получается такая: чернец-летописец в XIII веке придумал Святославу прозвище Храбрый, а Лев Рудольфович эту идею подхватил и творчески развил. И теперь на каждой обложке книги о Великом Воителе Земли Русской обязательно красуется надпись – Святослав Храбрый. Озар Ворон Прозоров старательно проводит свои идейки в жизнь.

Но чтобы языческая душа Льва Рудольфовича не мучилась, можем ему сообщить информацию, которая строго засекречена и доступна далеко не каждому. Лежит она за семью замками, укрыта семью дверями, кои и запечатаны на семь страшных глиняных печатей. И нет туда ни пути, ни дороги. Мало кто из историков отважится заглянуть в столь опасное место. Но кто решится на подвиг сей, тот и получит информацию заветную, которая и перевернет его взгляд на мир, а может, и на Российскую историю в целом.

Лишь один человек в отечественной истории стал при жизни носителем прозвища Храбрый, причем не от «иноков-летописцев последующих веков», а действительно от современников и по заслугам. Это герой Куликовской битвы серпуховский князь Владимир Андреевич, двоюродный брат Дмитрия Донского. Однако что примечательно, князь умудрился получить даже два прозвища, а не одно, поскольку, как и его знаменитый родственник, был также прозван Донским. Оба этих прозвища выбиты на гробнице князя Владимира Андреевича в Архангельском соборе Московского Кремля, и если есть у Прозорова желание, то он может приехать и сам все увидеть. Своими собственными глазами. Здесь даже выдумывать ничего не надо.

Но вернемся к Святославу. Князь не был тем наивным дурачком, который воевал за идею, не подозревал о пользе торговых путей и думал, что княжеская казна наполняется сама по себе. А именно такой образ Великого Воителя и навязывает в массовом сознании Лев Рудольфович. Отметим еще раз – с реальным Святославом этот образ, кроме имени, не имеет ничего общего. Настоящий киевский князь был прежде всего и воином, и политиком. Он нес личную ответственность за судьбу громадного государства, и ему некогда было забивать себе голову идеологическими бреднями в стиле Прозорова, которого он, к сожалению, не смог прочитать. А уж рассуждать о смысле бытия, как Гамлету, ему было просто некогда. В вопросе быть или не быть Святослав всегда быстро приходил к ответу – быть, на этом, собственно, и построен весь принцип его княжения. Хазарский каганат, можно сказать, одним из первых ощутил такую постановку вопроса на своей шкуре. И именно в войне с ним Святослав продемонстрировал все свои лучшие качества. Он показал себя и дальновидным политиком, и блестящим стратегом, и великолепным тактиком. Стремительным, безжалостным, не ведающим сомнений полководцем. В этом мы сейчас убедимся.

Готовясь к большой войне на Востоке, Святослав идеально выбрал момент для атаки на Хазарскую державу – каганат был сильно ослаблен как внутренними распрями, так и постоянной борьбой с внешними врагами. Орды кочевников волнами накатывались на его границы, и лишь благодаря напряжению всех сил хазарам удавалось до поры до времени отбиваться от степняков. И именно в этот момент Святослав повел свои дружины на Хазарию, твердо решив «искусить неведомого края».

Правда, прежде чем отправиться в поход со Святославом, мы должны немного отвлечься, для того чтобы выслушать точку зрения на этот вопрос Вещего Льва. Пусть он обозначит причину, по которой Святослав двинулся именно на каганат, а не куда-то в иную сторону. Его версия традиционно подразумевает отсутствие всякого здравого смысла, зато в ней эмоции бьют ключом, а пафос переходит все допустимые грани. Итак: «Но и здесь герой нашего повествования вступает в противоречие со «здравым смыслом» древних и нынешних робичичей. Он воин – и выбирает наиболее опасного врага, опасного настолько, что войну с ним можно уподобить поединку с драконом, исполином-людоедом или другим чудищем из древних легенд. Он князь – и направляет оружие против смертельного, старого недруга Руси. Он жрец – и поднимает меч на воплощенную Скверну, земное подобие бесовни Кромешного мира, ожившее оскорбление Северных Богов». Насчет здравого смысла писатель подметил очень точно, как говорится, не в бровь, а в глаз, а вот в том, что касается остального…

Хотя если с вами рядом живет исполин-людоед, то его надо однозначно либо убить, либо удирать куда подальше. Только, как вы уже видели, ни на чудище, ни на людоедище каган Иосиф уже не тянул. Огонь, конечно, еще пускал иногда, но уж очень экономно и редко.

Давайте же рассмотрим, без патетики и эмоций, те причины, которые могли побудить Святослава начать большую войну против Хазарии. Ведь, по большому счету, на данный момент на границах Руси царило относительное затишье, поскольку летописи ни о каких вооруженных конфликтах русов с соседями нам не сообщают. А если уж Святославу хочется просто мечом помахать, то можно и на печенегов сходить или же тряхнуть Византию по примеру отца. Так почему же вся мощь молодого Русского государства обрушивается именно на Хазарию?

На наш взгляд, причин здесь несколько. Во-первых, начиная поход на Восток, молодой князь в какой-то мере продолжает политику Вещего Олега, который планомерно вытеснял хазар из славянских земель. Узурпатор привел под свою руку земли радимичей и северян, но вот до вятичей так и не добрался. Да и хазары, потеряв большую часть славянских данников, приложили максимум усилий, чтобы удержать вятичей в повиновении. Это было достаточно несложно, поскольку у последних так и не сложился прочный племенной союз, как у тех же полян. Не имелось у них ни столицы наподобие Киева, ни князя, который бы держал в своих руках всю власть. В VIII-XI веках земля вятичей была целостной восточнославянской территорией, а сами вятичи жили самостоятельно и совершенно обособленно от остальных славянских земель.

Однако это прекрасно осознавал и Святослав, а потому, продолжая политику своих предшественников по собиранию славянских земель под власть Киева, он неминуемо должен был принять меры для покорения вятичей. Отступился бы от них каганат или нет – неизвестно. Может быть, в этот раз Иосиф решил бы вступить в борьбу с Киевом и отстоять поток беличьих шкурок, идущих в его казну. Тем более что и так много земель было утрачено.

Второй причиной было то, что, как отмечалось выше, Хазария стала огромной пробкой на торговых путях между Западом и Востоком. Занимая выгоднейшее географическое положение, это государственное образование просто-напросто затрудняло торговые сношения между различными народами. Правящая верхушка и иудейские купцы-рахдониты безжалостно обирали приезжих торговцев, душа их высоченными таможенными пошлинами. Надо думать, что не раз и не два являлись купцы в Киеве на княжеский двор, жалуясь на свои беды молодому правителю. Реальный Святослав, в отличие от изображенного Прозоровым борца за идею, очень хорошо понимал все те выгоды, которые приносит торговля и значение торговых путей. Он отдавал себе отчет в том, что князь Олег не зря прилагал усилия по расширению территорий именно на Восток, поближе к Волжскому торговому пути. Олег глупых решений не принимал, да и выгоду свою видел всегда наперед. Может, за это его и прозвали Вещим? А потому и Святослав не колебался в принятии решения. В отличие от своей матери, молодой князь на решения скор. Встающие перед ним проблемы предпочитает решать с помощью меча, а если уж и пошлет к недругам послов, то только для того, чтобы объявить: «Иду на Вы!» Бегите или сдавайтесь! Причем, начиная свою первую войну именно с Хазарией, Святослав получал мощную поддержку от тех, кто так или иначе был связан с торговлей или зависел от нее, а это были достаточно широкие слои населения. Можно сказать, что его Восточный поход ознаменовался общенародным подъемом.

Ну и, наконец, третья причина, и отнюдь не самая важная. Однако именно ее Лев Рудольфович ставит во главу угла и, подобно римскому народному трибуну времен Республики, яростно и самозабвенно доказывает, что других поводов для войны с Хазарией просто быть не могло. Ведь каганат был давним недругом славян, и эта взаимная вражда тянулась веками, а потому разгром этого извечного врага, по авторитетному мнению Прозорова, являлся первостепенной задачей молодого Киевского государства. Позиция в корне неправильная, поскольку, как мы видим, поход на Восток был вызван целым рядом как политических, так и экономических причин.

И вот, исходя из того, что война с хазарами неизбежна, Святослав решает нанести удар первым, упредив противника. Причем удар по Хазарии должен быть такой силы, чтобы каганат был сокрушен раз и навсегда, а вопрос о торговых путях и славянских землях на Востоке больше не поднимался. Нужно размозжить голову супостату! Одним ударом! Навсегда! Поэтому киевский князь планирует войну на уничтожение и готовится к ней должным образом. А в свете изложенного мы видим, что ситуация для Хазарии складывалась таким образом, что встал вопрос о самом существовании государства. Правящая верхушка каганата это прекрасно видела, а потому лихорадочно занималась поиском союзников. Но, увы, на помощь никто не пришел, соседи предпочли остаться в стороне и понаблюдать за развитием событий. Почти все. За одним исключением.

Когда «ведущий историк языческой Руси» рассказывает о походе князя-воина на Балканы, то при описании событий, происходивших в Болгарии, эмоции писателя буквально хлещут через край. Автор едва не захлебывается от собственного пафоса и восторга. А цель у всего этого многословия одна – показать, как болгары вместе с «братушками господаря Светослава» единым фронтом выступили против Византии. Писатель разве что не плачет слезами умиления, когда рассказывает о великой и трогательной дружбе двух «братских» народов, при этом забывая упомянуть, то ли по незнанию, а то ли по злому умыслу, один примечательный факт, который упрямо не хочет вписываться в его концепцию всеобщего славянского единения. В.Н. Татищев, пользовавшийся Иоакимовской летописью, конкретно указывает, что «болгары помогали казарам».

Татищев для Прозорова – авторитет непререкаемый, а потому опровергать Василия Никитича Льву Рудольфовичу смысла не было. И вот тогда Ледокол Язычества решил промолчать. Благо не всякий полезет проверять его постулаты. Большинство ведь верят на слово, как джентльмену. Но мы не поленились, проверили, и вся яркая мозаика, сложенная неуемным воображением писателя, рассыпалась на кусочки. Потому что и в помине нет братской дружбы болгар с русами, а есть помощь болгар Хазарскому каганату, при одном упоминании о котором у непреклонного язычника Озара глаза наливаются кровью и дыхание сбивается с нужного ритма. Наверное, поэтому и не заметил Прозоров подлых действий «братушек», поскольку ни словом о них не обмолвился.

Хотя вряд ли эта помощь могла оказаться существенной, поскольку расстояние между двумя государствами было достаточно велико. Единственное, что могли сделать болгары для облегчения участи своих союзников, так это начать делать набеги на земли тиверцев и уличей, оттягивая на себя часть войск Святослава. По-другому они просто никак не могли напакостить русам.

В итоге дряхлеющий и ослабленный каганат оказался практически один на один против всей мощи молодой Киевской державы, поскольку момент для нападения на Хазарию Святославом, как уже отмечалось, был выбран идеально. И никакой языческой идеологии, а только трезвый политический и стратегический расчет.

Талант Святослава как правителя государства проявился еще и в том, что походу на Восток он сумел придать характер общегосударственного мероприятия, поскольку сокрушить каганат, который хоть и миновал пору своего могущества, с одной дружиной было нереально. Мало того, в целях повышения боеспособности своей армии Святослав должен был навербовать значительное число наемников, ибо цель, которую он выбрал, была велика, а сокрушить врага планировалось одним ударом.

Утверждение Прозорова о том, что «Святослав презирал наемщину», не стоит выеденного яйца, поскольку фактов, которые бы на это указывали, нет. Наоборот, вся деятельность первых киевских князей говорит о том, что наемников они использовали часто и охотно, причем как яростных бойцов с севера, так и неуловимых наездников с юга. А чтобы не быть голословным, приведем пару примеров.

Новгородский князь Владимир, сын Святослава, во время войны с киевским князем Ярополком призовет себе на помощь отряды варягов и викингов. После его смерти вновь возникнет противостояние Киева и Новгорода, причем Ярослав Новгородский вновь приведет свирепых воинов с берегов Балтики, а его противник Святополк наймет печенегов. Примечательным является тот факт, что те же варяги и викинги в значительном количестве оседали в Киеве и служили его князьям, среди которых Святослав вряд ли был исключением. Недаром Титмар Мерзебургский отметил, что часть населения Киева состоит «из быстрых данов; до сих пор они, успешно сопротивляясь сильно им досаждавшим печенегам, побеждали других». Епископ Титамр однозначно подразумевал под данами воинов из Балтийского региона, которые жили в столице Древнерусского государства. Святославу ничего не мешало призвать этих бесстрашных бойцов под свои стяги, а как мы помним, ни викинги, ни варяги за спасибо свои мечи никому не отдавали. Хотя в преддверии грандиозной схватки с Хазарией киевский князь вообще мог послать вербовщиков и на север, благо там всегда находились те, кому была охота напоить свои мечи кровью, а кошелек наполнить золотом.

К тому же, исходя из политических и стратегических соображений, Святослав должен был заручиться и поддержкой печенегов – непревзойденных наездников, которые из года в год сотрясали обветшавшее здание каганата. Лучше, чтобы эти степные стервятники были с ним в поисках добычи на вражеской земле, чем ударили в незащищенную спину, когда практически все княжеские полки покинут Русь.

И вот на этом месте руки сами невольно тянутся к фолианту в яркой обложке, чтобы узнать, а что же думает по этому вопросу Лев Рудольфович и каким открытием он нас на этот раз ошарашит. Писатель не разочаровал и с лихвой оправдал ожидания: «Помощь в войне против каганата оказали и старые вассалы отца Святослава, печенеги. Именно Ибн Хаукаль, как мы помним, называл их «острием в руках русов». Откуда Прозоров взял информацию о том, что печенеги «старые вассалы отца Святослава», про то одни древние боги ведают, в источниках об этом информации нет никакой. Наоборот, в Ермолинской летописи содержится конкретное указание на то, что князь Игорь именно НАНИМАЛ печенегов: «Русь идет на тя и Печенег наняли суть». Как видим, ни о каких вассалах даже речи нет. Да и «наемщину» отец Святослава явно не презирал, хотя был таким же ярым язычником, как и его сын, а потому и у Святослава не было никаких оснований относиться к наемникам иначе.

Располагая отличной пешей ратью и боеспособной тяжелой дружинной конницей, молодой князь должен был что-то противопоставить стремительным и мобильным хазарским конным лучникам. В противном случае он рисковал повторить судьбу персидского царя Дария I, который не нашел адекватного ответа на действия легкой конницы скифов. В данном вопросе Святославу не надо было ничего изобретать, а просто достаточно было обратиться к опыту отца. Что, судя по всему, молодой князь и сделал, наняв печенежскую орду и выставив степных наездников против хазарских легких всадников.

Теперь рассмотрим те причины, которыми мог руководствоваться Святослав, когда вместе с воеводами составлял план предстоящих боевых действий.

По большому счету, у князя было всего два пути на столицу каганата Итиль, весь вопрос был в том, какой из них приведет к цели с наименьшими потерями. Более короткий вариант предусматривал движение через степи к Дону, а оттуда к Волге. Но здесь было два очень нехороших момента. Во-первых, движение через степи подразумевало маневренную войну с хазарской конницей, и хоть Святослав противопоставил ей печенегов, но различные ловушки в виде отравленных колодцев и подожженной травы его явно не прельщали. С другой стороны, достигнув Дона, русская рать упиралась в линию хазарских крепостей, и если через нее не удавалось с ходу прорваться, то у Святослава возникали серьезные проблемы. Киевскому князю предстояло сделать выбор – либо брать эти крепости в осаду и терять драгоценное время, либо оставить их в тылу и продолжить движение вперед. Однако оба варианта были самоубийственны.

В первом случае, если русы увязнут под Саркелом и другими донскими крепостями, на выручку осажденным могла явиться главная армия кагана и ударить по воинству Святослава. Киевская рать в этом случае окажется зажатой с двух сторон и будет вынуждена вести борьбу на два фронта. При таком раскладе шансы сына Игоря на победу в этой войне резко сокращались.

Если же Святослав оставлял эти крепости в тылу и продолжал движение на Итиль, то и это не было выходом из положения. Хазарские гарнизоны запросто могли перерезать растянутые коммуникации русов, а затем своими активными действиями оказать существенную помощь главной армии Хазарии. Вновь киевская рать оказывалась между двух огней, со всеми вытекающими отсюда последствиями. В итоге от движения через степи Святослав и его воеводы отказались, остановившись на другом варианте удара по каганату.

Этот путь был значительно длиннее, но зато исключал разные неожиданности, поскольку лишал конное хазарское войско главного преимущества – маневренности. Дело в том, что Святослав планировал двигаться по рекам – Оке и Волге, через земли вятичей, волжских болгар и буртасов, имея намерение атаковать каганат с севера. Этот маршрут имел ряд преимуществ.

Во-первых, двигаясь этим маршрутом, князь выводил вятичей из-под власти кагана, лишая его казну дани, а армию – подкреплений. Во-вторых, создавалась непосредственная угроза зависимым от хазар волжским болгарам и буртасам, перед которыми вставал непростой выбор. Либо идти на помощь армии каганата и оставить свои земли без защиты, либо оставить войска на месте, но при этом бросить союзника на произвол судьбы. Причем и в том и в другом случае в выигрыше оказывался Святослав, поскольку он или беспрепятственно проходил по недружественным территориям, или же громил своих врагов по одному.

Но самое главное заключалось в том, что при таком маршруте киевской рати и хазарам не было никакого смысла идти на север и вместе с волжскими болгарами и буртасами встречать врага на подступах к своим землям. Ведь в этом случае они просто отрывались от своих городов с огромными запасами оружия и продовольствия, а также лишались поддержки городских ополчений. К тому же существовала реальная опасность того, что, как только хазарская армия уйдет на север, в междуречье Волги и Дона вторгнутся союзные Святославу печенеги, и вот тогда правителям Хазарии просто некуда будет возвращаться! Ведь печенегам только дай разгуляться! Особенно когда нет силы, способной им противостоять, и когда некому удерживать их на коротком поводке. Причем последнее под силу лишь избранным.

В результате получалось, что бы каган-бек в данной ситуации ни сделал, все было плохо, и потому, выбрав из двух зол меньшее, он решил никуда армию не вести, а стал стягивать войска между Доном и Волгой. И даже когда прозвучало грозное «Иду на ВЫ!», хазарский полководец не сдвинул свою армию с места. Решил – буду ждать.

Ждать так ждать, и это ожидание в какой-то степени было хазарам на руку, поскольку в главный лагерь постепенно подтягивались войска из Закавказья, а также подходили дружины тарханов и беков из дальних кочевий. Давайте посмотрим, что кроме ал-ларисии мог на поле боя каган-бек противопоставить Святославу. А противопоставить он мог легкую конницу «черных хазар», тяжелую кавалерию знати и отряды городских ополчений. В легкой кавалерии служили представители небогатых слоев общества, а их вооружение было традиционным для степных народов: лук, стрелы, нож и боевой топорик. Доспехов эти воины не носили, а в качестве защиты от стрел использовали небольшие, обтянутые кожей плетеные щиты. Соответствующей вооружению была и тактика – ведение боя на дальней дистанции, неожиданные атаки, когда вражеские войска растянутся на марше, дальняя разведка.

Защитное снаряжение тяжелой кавалерии, или, как их еще называли, «белых хазар», также было традиционным – кольчуги и клепанные из пластин шлемы с бармицей, которая защищала шею, плечи и подбородок. Помимо кольчуги, тело всадника защищали наплечники, наручи и поножи, а также он использовал круглый деревянный щит диаметром от 70 до 80 см. Длительные войны с арабами не прошли даром для хазар, и со временем у них появляются и пластинчатые доспехи, и литые арабские шлемы – но в очень небольшом количестве. Вооружены были беки и их дружинники длинными копьями и кривыми однолезвийными мечами и саблями, а также ударным оружием.

Если же говорить о городских ополчениях, то по своим боевым качествам они значительно уступали хазарской кавалерии, но вполне могли сгодиться как основа боевого порядка. А если к перечисленным выше войскам прибавить ал-ларисию, то мы увидим, что у Хазарии было что противопоставить киевским дружинам. Проблема заключалась в том, как всеми этими силами распорядится каган-бек.

О самом походе Святослава на Восток известно совсем немного, но мы можем предположить, что основная масса воинства отправилась на ладьях, а конница шла берегом. Маршрут пролегал сначала по Днепру, а затем по Десне и Сейму до Курска и уж оттуда волоком до Оки. Первое летописное упоминание Курска содержится под 1032 годом, но это не значит, что никаких поселений ко времени хазарского похода в этом регионе не существовало. Князь вполне мог дать войскам отдых именно здесь, а пока ратники отдыхали, согнать на работы по переноске ладей местное население. Чего зря своих бойцов утруждать, ведь вся их основная работа еще впереди!

Что же касается численности княжеской рати, то вряд ли она было меньше, чем та, которую повел на Византию его отец, князь Игорь, в 941 году, – 1000 ладей по 40 воинов в каждой. А ведь были еще и печенеги, но скорее всего, на первом этапе похода Святослав планировал обойтись без них. Встреча с ними должна была состояться позже, когда княжеская рать минует землю вятичей, пройдет по владениям буртасов и Волжской Болгарии и изготовится для решающего броска на каганат. А пока на передний план выступали взаимоотношения с вятичами. Печенеги были в этом деле не лучшие помощники, поскольку в лесах от степной конницы толку никакого. Да и к вятичам кочевники до этого не совались ни разу, не их это была стихия.

О пребывании Святослава в землях вятичей «Повесть временных лет» под 964 годом сообщает очень кратко: «И пошел на Оку реку и на Волгу, и встретил вятичей, и сказал вятичам: «Кому дань даете?» Они же ответили: «Хазарам – по щелягу с сохи даем» («Повесть временных лет»). И все! Даже о том, что сказал Святослав вятичам на их ответ на его вопрос, нет ни слова!

Но переговоры наверняка были. И явно, что это был не монолог. Вятичи не мальчики из «Пионерской зорьки», их за леденец не купишь. Они ясно представляли, куда направляет свои стопы киевское войско, и твердо знали, как их решение может повлиять на исход всего похода в целом. Но с другой стороны, они также явственно осознавали, чем для них может закончиться борьба за чужое счастье. Зато у Святослава был лишний козырь в рукаве. Князь усмирил свой крутой нрав, не угрожал и не пугал своих собратьев по крови. Скорее всего, сын Игоря пошел на заведомую хитрость. Велика вероятность того, что его послы намекнули старейшинам на то, что вятичи могут сохранить независимость от Киева, и поэтому сейчас нет необходимости лить как свою, так и чужую кровь. Это не их война.

Понятно, что подобное заявление, если таковое и прозвучало, вятичи встретили восторженно, а потому, когда князь обратился к ним с призывом пополнить ряды его рати в преддверии похода на богатую Хазарию, отбоя от желающих не было. Но добровольцы и понятия не имели, что уже к этому моменту Святослав рассматривал их как своих подданных, просто еще не пришло время наложить на них свою тяжелую руку. Этим можно было заняться и позже. Каждому фрукту свой черед.

Терять своих воинов в этих дремучих лесах для князя не имело смысла, ему гораздо выгодней было в данный момент иметь вятичей союзниками, чем врагами. Поэтому в сообщении летописца полностью отсутствуют эпитеты типа «дань наложил» и «покорил», которыми изобилуют летописные известия о походах в славянские земли Вещего Олега. Летописцы довольно четко фиксировали те случаи, когда та или иная земля подпадала под власть Киева.

Так что в 964 году боевые действия против вятичей не велись. О них упоминается уже под 966 годом: «В год 6474. Вятичей победил Святослав и дань на них возложил» («Повесть временных лет»). Через пару лет после своей блестящей победы киевский князь вернулся в эти земли вновь и закончил не доведенное до конца дело. Так в государство Русь влилось еще одно сильное славянское племя.

Получив возможность, киевское войско без лишних тягот и нервов перезимовало в дружественных землях и к тому же пополнило свою рать добровольцами. Причем вывести свои полки на исходные рубежи для атаки на каганат Святослав мог спокойно и беспрепятственно. А атака эта должна была быть стремительной и разящей, поскольку молодой князь хотел сокрушить Хазарию одним мощным ударом, задумав самый настоящий блицкриг. И что бы теперь противник ни предпринял, стратегическая инициатива была уже в руках у молодого полководца. Ради такого дела и с покорением вятичей можно было повременить.

Был и еще один момент, о котором, на наш взгляд, необходимо упомянуть. Расположив свою рать на зимовку во владениях вятичей, Святослав мог свободно заниматься сбором информации об этой обширной земле. Княжеские люди могли не спеша, вдумчиво и неторопливо разведать все важные секреты этой последней непокоренной славянской земли. Все важнейшие дороги и самые тайные тропы, местоположение городов и количество жителей, их населяющих, а также нахождение главных капищ и святилищ. И что очень важно, выведать мысли самых авторитетных людей земли – жрецов и старейшин, узнать их думы о будущем, выявить потенциально опасных личностей, а также тех, кто со временем может стать киевскому князю если и не другом, то хотя бы верным помощником. Святослав тщательно готовился к будущей войне со своими нынешними союзниками, но умело это от них скрывал.

И лишь только наступила весна, он повел свою рать на каганат.

Рассказ «Повести временных лет» об этом судьбоносном событии так же краток, как и рассказ о пребывании Святослава в землях вятичей, но тем не менее он дает достаточно полную картину этого грандиозного похода: «В год 6473 (965). Пошел Святослав на хазар. Услышав же, хазары вышли навстречу во главе со своим князем Каганом и сошлись биться, и в битве одолел Святослав хазар, и столицу их и Белую Вежу взял. И победил ясов и касогов».

Из данного текста мы видим, что, по большому счету, исход войны с каганатом был решен одним сражением, на которое сделали ставку как хазары, так и Святослав. Причем каган-бек не стал отсиживаться за стенами городов, а гордо вышел навстречу русам. Мало того, желая поднять боевой дух своих войск, он потащил на поле боя и Божественного кагана, прервав его вынужденное затворничество. А это, по понятиям тех же хазар, было вообще из ряда вон. Такое действие можно приравнять к святотатству. И не случайно этот факт был зафиксирован русскими летописцами, которые дружно отметили, что хазары выступили именно с «князем Каганом», который олицетворял страну. Каган-бек полностью отдавал себе отчет в том, к каким последствиям может привести поражение в решающей битве, а потому ради победы задействовал все возможные ресурсы.

Ну а что же Святослав? Задолго до встречи с самим каганом князь решил пощекотать нервы его потенциальным союзникам и надолго отбить у них охоту связываться с Русью. Ранней весной 965 года он начинает стягивать переждавшие зиму в землях вятичей полки в один кулак и готовить их к наступлению на Хазарию. И как только Ока и Волга стали судоходными, киевская рать выступила в поход. Святослав был прекрасно осведомлен о том, что ни буртасы, ни волжские болгары не послали свои отряды на помощь каган-беку, а потому ему выпал шанс разгромить всех своих врагов по одному. Но сделать это надо было с наименьшими потерями, поскольку в канун решающего столкновения с хазарами князь не хотел терять своих воинов.

Первый удар русы решили нанести по Волжской Болгарии, причем исход этой борьбы Святослав и его воеводы надеялись решить одним сражением. Понимая, что просто так вряд ли болгары вступят в бой с грозной ратью князя удалого, было решено взять в осаду один из их крупных городов, а все земли вокруг подвергнуть планомерному разорению и опустошению. Надеясь при этом, что такой ход событий подвигнет волжских болгар на битву с захватчиками. План сработал. Причем одним из главных залогов успеха стало то, что Святослав владел инициативой. Обладая многочисленной ладейной флотилией, князь значительно увеличивал мобильность своих войск, поскольку мог запросто перебрасывать полки по мере необходимости с одного берега Волги на другой.

В русских летописях нет сведений о том, как развернулись боевые действия на территории Волжской Болгарии, но зато в нашем распоряжении есть сообщение арабского историка и географа Ибн Хаукаля. Вот что в нем говорится: «Булгар – город небольшой, нет в нем многочисленных округов, и был известен тем, что был портом для упомянутых выше государств. И опустошили его русы, и напали на Хазаран, Самандар и Итиль». У ученого араба четко прописано, что Булгар был взят киевским воинством накануне вторжения в земли каганата. Вполне возможно, что именно после того, как наши предки в нем побывали, Булгар и стал небольшим городом.

Правда, уроженец города Балх географ аль-Балхи (850-934) утверждал, что в Булгаре после нападения русов проживало 10 000 жителей, а это не так уж и мало. Но тут уже можно вспомнить фразу из известного фильма: «У каждой губернии свой масштаб».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.