4. Происхождение государства

4. Происхождение государства

Едва ли не самый дискуссионный вопрос политической антропологии – образование государственности. Существует множество различных точек зрения на этот счет, В эпоху Нового времени возникла так называемая теория "общественного договора" (Т. Гоббс, Дж. Локк, Ж.-Ж. Руссо), согласно которой государство возникает как продукт внутреннего соглашения между людьми, которые передают часть своей свободы и власть государству, чтобы обеспечить общественный порядок и неприкосновенность собственности. В XIX в. появилась "завоевательная" теория политогенеза (Л. Гумплович, Ф. Оппенгаймер). Ее сторонники полагали, что первые государства возникли в результате внешнего фактора – завоевания воинственными кочевниками или викингами земледельческих обществ и установления победителями эксплуатации подчиненных.

В тот же период были созданы основы марксистского учения о классах и государстве, согласно которому государство представляет собой политическую машину для подавления господствующими классами трудящихся масс ("Манифест Коммунистической партии", 1848). В то же время К. Маркс и Ф. Энгельс выдвинули две основные модели вызревания государства. В "Экономических рукописях 1857-1861 гг." К. Маркса и в "Анти-Дюринге" (1978) Ф. Энгельса возникновение государства и классов описывается как процесс постепенной узурпации вождями своих управленческих функций, превращения первоначальных "слуг народа" в "господ над ним". В "Происхождении семьи, частной собственности и государства" (1884) Энгельс нарисовал иную картину политогенеза: развитие экономики приводит к росту прибавочного продукта, появлению имущественного неравенства и классов. Господствующие классы для охраны своей собственности изобретают государство – сначала рабовладельческое, затем феодальное.

В XX в. продолжилось изучение проблемы происхождения государства. "Завоевательная" теория оказала определенное воздействие на немецких марксистов К. Каутского и Г. Кунова, ее влияние прослеживается в работах Р. Турнвальда, Д. Вестермана, Л. Крэдера и Р. Карнейро. Обстоятельная критика "завоевательной" теории принадлежит американскому этнологу Роберт Лоуи (1883-1957). В книге "Происхождение государства" Лоуи показал, что завоевание далеко не всегда ведет к государству. В истории были примеры государств, которые были созданы без завоевания. Наконец, для того чтобы завоевание привело к государственности, общества покорителей и побежденных должны были обладать некоторой стратификацией. Следовательно, не только война может быть причиной, ответственной за возникновение государства.

Сам Лоуи являлся сторонником функциональной версии, он полагал, что организационная деятельность предводителей могла привести к складыванию государства, хотя и не продемонстрировал, как этот процесс должен был происходить в истории (Lowie 1927).

Известный востоковед и критик советского авторитаризма Карл Виттфогель (1896-1988) выдвинул ирригационную теорию политогенеза, согласно которой первоначальная государственность и развитие власти напрямую связаны с необходимостью строительства для общества крупномасштабных оросительных сооружений (Wittfogel 1957).

Эстер Босерап высказала предположение, что предпосылкой государства является демографический рост. Когда осваивается вся территория обитания и население максимально возрастает, возникает необходимость в интенсификации сельского хозяйства. Это предполагает совершенствование организации управления, что сопровождается дифференциацией статусов, увеличением "социокультурной сложности" и генезисом государства (Boserup 1965).

Отчасти эти идеи перекликаются с "ограничительной" (circumscription) теорией Роберта Карнейро, который показал, что генезис государства связан главным образом с ростом населения и увеличением конкуренции за ресурсы, что в свою очередь приводит к умножению конфликтов и войн. Естественный выход из этого – введение политической иерархии. Она, с одной стороны, закрепляет господство победивших в конфликтах групп и, с другой стороны, интенсифицирует производство для разрешения демографических и экономических проблем (Carneiro 1970).

Грегори Джонсон и Генри Райт (Johnson 1973; Wright, Johnson 1975; Джонсон 1986), изучая механизмы реагирования социальных систем на различные стрессы, пришли к выводу, что увеличение размеров социальной системы возможно до определенного порога. При чрезмерном увеличении нагрузки уменьшается эффективность существующей организации принятия решений. Чтобы справиться с возникшими перегрузками, необходимо ввести организационную иерархию, т. е. государство. Рассмотрев системы поселений в Месопотамии, они пришли к выводу, что переход от двухуровневой политической организации к трехуровневой сопровождался изменениями в архитектуре, специализации поселений, масштабной урбанизации. Все это, по их мнению, дает основание предположить, что для вождеств была характерна двухуровневая иерархия (локальные общины и центр), тогда как для ранних государств – трехуровневая (деревни, районные центры и столица).

Еще одна популярная модель-торговая. Ее основная посылка основана на том, что торговля на большие расстояния является важным компонентом увеличения власти правителей вождеств и ранних государств. Получая из-за границы своих владений редкие и диковинные товары и распределяя их внутри общества, иерарх контролировал ре-дистрибутивную сеть, повышал свой престиж и увеличивал влияние на подданных (Webb 1975; Ekholm 1977).

Важную роль в закреплении государственного механизма играла идеология. Она узаконивала сложившееся статусное неравенство. По всей видимости, формирование идеологии существующей системы господства являлось столь же важным моментом, что и экономическое или политическое принуждение (Скальник 1991; Skalnik 1996).

В целом, как показали сравнительно-исторические исследования последних десятилетий, не существует единой обязательной причины возникновения государства. На процессы политогенеза оказывали влияние самые разнообразные внутренние и внешние факторы: увеличение прибавочного продукта, совершенствование технологии, рост народонаселения, экология, война и завоевание, внешнее влияние и торговля, идеологический фактор и т. д. (Claessen, Skalnik 1978; 1981; Хазанов 1979; Haas 1982; Васильев 1983; Куббель 1988; Павленко 1989; Коротаев, Чубаров 1991; Крадин, Лынша 1995; Claessen 2000 и др.).

Сущность государства

В политантропологической литературе выделяются два основных подхода к пониманию ранней государственности. Согласно "интегративной" версии политогенеза (Service 1962; 1975) архаическое государство возникает вследствие организационных нужд, с которыми вождеская организация власти не может справиться. При этом раннегосударственная власть имеет ненасильственный, а консенсуальный характер. Она основана на сакральной (т. е. священной) идеологии. По мнению сторонников "конфликтной" версии политогенеза (Fried 1967), государственность – это средство стабилизации стратифицированного общества от предотвращения конфликтов в борьбе между различными группами за ключевые ресурсы жизнеобеспечения. Эта версия объясняет происхождение государства, исходя из отношений эксплуатации, классовой борьбы, войны и межэтнического доминирования.

С точки зрения интегративного подхода, государство представляется как политическая система с более сложной экономической и социальной инфраструктурой. Обычно в число признаков, наиболее ярко характеризующих становление государственности, включаются высокоразвитое и специализированное ремесло и торговля, крупное монументальное строительство, урбанизация, появление письменности и права.

Сервис рассматривает создание государства с точки зрения "выгоды", которое оно несет своим гражданам. Он признает, что подданным приходится платить определенную "цену" управителям за то, что они выполняют свои организационные обязанности. Однако Сервис отказывается видеть в этой "цене" эксплуатацию, полагая, что выгоды от объединения усилий очевидны и превышают плату за услуги. Он мотивирует это тем, что ему неизвестны случаи восстаний в ранних государствах (Service 1975). Эти аргументы нашли развитие в концепции "взаимной эксплуатации", согласно которой в раннем государстве складывается религиозно-идеологическая доктрина взаимного обмена услугами между производящими массами и правящей элитой. Первые обязуются исправно платить налоги и повинности, а вторые считаются ответственными за охрану и благосостояние подданных, выполняя управленческие функции в соответствии со своими сверхъестественными способностями (Claessen, Skalnik 1978; Claessen, Oosten 1996; Skalnik 1996 и др.).

Конфликтный подход отличий предполагает рассмотрение государства как политической организации, предназначенной для решения внутренних и внешних конфликтов и упорядочивания структуры на принципиально новом уровне интеграции. Одни исследователи (сторонники "завоевательной" теории) привлекали внимание к насильственному, военному решению экономических проблем; другие (Fried 1967; Haas 1982; Earle 1997 и др.) – обращали внимание на то, что в результате неравного доступа к ресурсам назревают конфликты, которые предотвращаются методами физического и идеологического контроля; третьи (марксистские авторы) – акцентируют внимание на том, что государство является институтом эксплуататорского, классового общества.

Полемика Сервис – Фрид мало кого оставила равнодушной. Однако немногие из исследователей готовы безоговорочно принять ту или иную сторону. Всем очевидно, что это взаимоисключающие позиции. В реальности и интеграция и конфликт одновременно присутствуют в природе государства. Государственность действительно выполняет важные социальные функции (защищает жителей от внешних врагов, преступников, выполняет организационные функции и т. д.). В то же самое время носители власти имеют расширенный доступ к ресурсам и различным благам, а подданные вынуждены соглашаться со своим более низким статусом.

В литературе много писалось об амбивалентности власти. Государство – орудие власти. Оно столь же двулико, что и сама власть. Оно одновременно и помогает и наказывает. Даже в классической древности существовало амбивалентное отношение к государству, оно воспринималось как неизбежное, но все-таки зло (Якобсон 1997).

Признаки государства

Традиционно принято выделить три главных признака государственности: территориальное деление, налоги и формирование особого аппарата управления. Вне сомнения, это справедливо в отношении развитых современных государств. В то же время исследования антропологов показали, что многие уже сформировавшиеся доиндустриальные государства (например, в Африке) оставались основанными на родоплеменном делении. Граница между редистрибуцией и налогами очень условна. Наконец, не всегда можно провести грань между зачаточными органами управления в вождестве и ранней формой государства (Куббель 1987).

Современные исследователи выделяют различное число критериев, которые могут свидетельствовать об отличии государства от предшествующих форм, однако мало кто настаивает на универсальных показателях. С точки зрения, например, сторонников интегративного подхода, самыми яркими признаками возникшего государства являются строительство крупных монументальных сооружений (храмов, гробниц, дворцов и т. д.), появление городов и письменности. К этим компонентам иногда добавляют такой критерий, как численность и плотность населения. При этом подчеркивается, что население вождеств, как правило, насчитывало десятки тысяч этнически однородного населения, в то время как в ранних государствах счет шел уже на сотни тысяч и миллионы человек из разных этнических сообществ и групп. По мнению марксистских авторов, государство отличается от вождества присутствием классовой эксплуатации и специализированных органов принуждения.

Используя археологические источники, необходимо иметь в виду, что понятие "город" очень неопределенно, такие признаки цивилизации, как письменность, наличие высокоразвитой торговли и ремесла, монументальная и урбанистическая архитектура, могут встречаться еще в догосударственном обществе и, наоборот, их может не быть в раннегосударственных структурах. Многие ранние государства Африки не знали письменности, однако известны безгосударственные общества, имевшие письменность (кельты, иберы). Социальная стратификация, фиксируемая в погребальном обряде, характерна как для государств, так и для вождеств. Едва ли можно точно определить по уровню развития ремесла, торговли или числу уровней иерархии, является данное общество вождеством или государством. Монументальные сооружения характерны не только для цивилизаций, но и встречаются в вождествах (Стоунхендж).

Эксплуатация также не может быть критерием государства. Во-первых, разве возможно рассчитать, эквивалентен или неэквивалентен управленческий труд и так называемые расходы на представительство в архаических обществах? Может ли быть равнозначным на материальные дары и дань подданных нематериальный ответ правителя, выраженный, например, в психологическом комфорте подданных. Во-вторых, затраты вождя и подданных в принципе не могут быть эквивалентными. Лидер всегда и во всех обществах получает больше, чем дает. В лидерстве есть что-то такое, что оправдывает любые потери и траты и притягивает как магнит очень многих – от величайших альтруистов, проповедников и революционеров до самого последнего эгоиста и жестокого тирана. Кто же из них и как распорядится своей силой и властью – это уже особый вопрос, выходящий за пределы настоящей темы. Наконец, в-третьих, доминирование и неравенство являются имманентно присущим свойством социальной организации, и поэтому наличие эксплуатации не может свидетельствовать о генезисе государства.

Есть некоторые контраргументы и в отношении использования в качестве обязательной характеристики раннего государства монополии на законное применение силы. Р. Карнейро не без основания полагает, что многим раннегосударсгвенным образованиям как раз не хватало монополии на использование силы, ссылаясь при этом на англосаксонские законы, в которых было записано, что любой может убить вора (не обращаясь в специальные органы правосудия) и даже получить за это определенное вознаграждение (Carneiro 1981: 68).

Таким образом, намеченная в общих чертах демаркационная линия между вождеством и государством при более близком рассмотрении становится расплывчатой, аморфной. Очевидно, что универсальных признаков государственности нет, нужна их система. Но сколько признаков составляют систему: два из трех, три из пяти или какое-то иное соотношение?

Раннее государство

Как уже говорилось, в эволюции доиндустриальных послепервобытных обществ можно выделить две большие стадии. Первая характеризуется отсутствием частной собственности на средства производства, централизованной организацией производства и редистрибуции. Эти общества принято называть "архаическими", или "ранними", государствами. В советской науке их предпочитали именовать "раннеклассовыми обществами". Вторая стадия характеризуется известным развитием частной собственности, формированием государственного аппарата. Некоторые зарубежные исследователи предложили называть ее, в частности, "зрелое государство".

Разработку теории раннего государства принято связывать с именем голландского политантрополога Хенри Дж. М. Классена (род. 1930). Наиболее полно главные положения теории были сформулированы в томе "Раннее государство" (Claessen, Skalnik 1978), а впоследствии углублены и расширены в целом ряде специальных тематических изданий (Claessen, Skalnik 1981; Claessen, Van de Velde 1987; 1991; Claessen, Oosten 1996 и др.). Классен и Скальник определили раннее государство как централизованную социополитическую организацию для регулирования социальных отношений в сложном стратифицированном обществе, разделенном, по крайней мере, на два основных страта, или социальных класса, – на управителей и управляемых, отношения между которыми характеризуются политическим господством первых и данническими обязанностями вторых; законность этих отношений освящена единой идеологией, основной принцип которой составляет взаимный обмен услугами (Claessen, Skalnik 1978: 640).

Поскольку ранним государствам не хватало монополии на применение законного насилия, чтобы противостоять сепаратизму, персона са-крализованного правителя являлась фигурой консолидирующей и объединяющей общество. Царь являлся "посредником" между божествами и подданными, обеспечивал благодаря своим сакральным способностям стабильность и процветание общества, объединял посредством дарений социальные коммуникации в единую сеть. Только с формированием эффективной системы аппарата власти отпала необходимость в данных функциях "священного царя" (Claessen 1986).

X. Классен и П. Скальник разработали типологию ранних государств по степени зрелости, выделив соответственно "зачаточное", "типичное" и "переходное".

Для "зачаточного" (inchoate) раннего государства характерно: 1) доминирование клановых связей; 2) должностные лица существовали за счет доли собираемой ими редистрибуции; 3) не существовало узаконенной правовой кодификации; 4) не было специальных судебных органов; 5) редистрибуция, дань и поборы не были строго определены; 6) слабое развитие аппарата управления (Claessen, Skalnik 1978: 22, 641).

Для "типичного" раннего государства характерно: 1) сохранение кланово-линиджных связей, но при некотором развитии внеклановых отношений в управляющей подсистеме; 2) источником существования должностных лиц являются как кормления за счет вверенных подданных, так и жалованье из центра; 3) появился письменно зафиксированный свод законов; 4) существует специальный аппарат судей, которые уже разбирали большинство юридических вопросов; 5) изъятие доли прибавочного продукта "управителями" имело "точно установленный характер" и осуществлялось как путем взимания дани, так и посредством принудительного труда; 6) появляются специальные чиновники и лица, помогающие им (Там же).

Для "переходного" раннего государства характерно: 1) преобладание назначения на должность в административном аппарате; родственные связи играют роль только на самых высших уровнях иерархии; 2) система выплаты жалованья чиновникам доминирует над системой "кормлений"; 3) кодификация законов завершена; 4) все вопросы правотворчества решаются судейским аппаратом; 5) налогообложение превратилось в хорошо отлаженную, регулярно функционирующую систему; 6) вся эта деятельность контролировалась многочисленными чиновниками (Там же).

Первичные и вторичные государства

Важным представляется разделение на первичные (pristine) и вторичные (secondary) государства (Fried 1967). Первичные государства возникали в результате собственного спонтанного независимого развития в благоприятных для роста производства и численности населения природно-климатических зонах. Такими очагами являлись Месопотамия, Египет, Китай, Индия, Перу и Мезоамерика. Вторичные государства возникали по соседству с первичными под влиянием уже сформировавшихся первичных центров цивилизации.

Влияние первичных государств могло быть как прямым, в виде непосредственного заимствования тех или иных институтов или структурных принципов, так и опосредованным, путем давления на варварскую периферию. Последнее катализировало процессы политогенеза у менее цивилизованных соседей. В результате рядом с центрами архаических цивилизаций возникали новые политик. Эти политии могли быть завоеваны технологически более развитыми обществами центра. Но нередко бывало и обратное – воинственные варвары подчиняли центральную цивилизацию я создавали "суперстратификационное" общество, в котором на уже существовавшую общественную стратификацию завоеванных были наложены институты менее развитых завоевателей. Особенно много примеров подобного рода встречалось в процессе завоевания земледельческих цивилизаций кочевниками-скотоводами.

Пути становления государства

В отечественной литературе наряду с однолинейными представлениями о генезисе государственности (постепенно отмирающая "пятичленная схема"; теории, объединяющие все доиндустриальные общества в одну стадию – концепции "большого" феодализма Ю.М. Кобищанова, "сословно-классового общества" В П. Илюшечкина и др.) существует развитая многолинейная традиция, истоки которой находятся в идеях К. Маркса и Ф. Энгельса об азиатском способе производства. Первая идея была сформулирована Марксом в "Экономических рукописях 1857-1861 гг.", в том месте, где он анализировал формы, предшествующие капитализму. Маркс выделил три формы Gemeinwesen: азиатскую, античную и германскую, которые можно интерпретировать как самостоятельные модели перехода к государственности (Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Изд. 2-е. Т. 46. Ч. I. С. 461-493). Вторая идея была сформулирована Ф. Энгельсом в "Анти-Дюринге" (1878), где он, согласуясь с замечаниями Маркса, высказал предположение о двух путях становления государства – восточном и античном (Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Изд. 2-е. Т. 20. С. 183-185). Позднее данную версию поддержал в своих работах Г.В. Плеханов, который рассматривал данные способы производства "как два сосуществующих типа".

Наиболее авторитетно билинейная теория была сформулирована в "Восточной деспотии" Карла Виттфогеля. Для западного пути развития характерно формирование общества с частной собственностью, политическим равноправием граждан, ограниченным законами правового государства. Наиболее ярко данная модель эволюции была воплощена в античных полисах. Некоторые исследователи прослеживают ее определенные признаки в обществах горских народов. Для восточного общества частная собственность имеет подчиненное значение, положение человека определяет его власть, место в иерархии управления. В обществе нет граждан, есть только подданные (Wittfogel 1957). Многие другие "азиатчики" – сторонники азиатского способа производства – также высказывались в 1950- 1980-е годы в поддержку билинейной теории (Э. Вельскопф, Ф. Текеи, М. Годелье, Л.А. Седов, М.А. Чешков и др.).

В последние два десятилетия XX в. эти идеи были развиты и скорректированы в соответствии с новейшими достижениями политической антропологии в работах Л.С. Васильева (Васильев 1982; 1983; 1989; 1993 и др.). Васильев полагает, что генеральной линией социальной эволюции является процесс постепенной трансформации автономных общинных образований в вождества, а из них – в ранние и затем – в зрелые государства. Этот процесс происходил на основе монополизации доступа к управлению и контролю над производством и перераспределением. Так как власть и место в иерархии определяют статус индивида, частная собственность имеет подчиненный характер. В обществе нет граждан, есть подданные. В результате складывался государственный (Л.С. Васильев считает, что этот термин более удачен, чем термин "азиатский" в силу его универсальности) способ производства. Европейская структура (частнособственнический способ производства) представляет собой "мутацию", прообраз которой восходит к финикийской модели. Однако наиболее последовательно данный способ производства реализовался в античной Греции и Риме. Для этой модели общества характерны товарные отношения, частная собственность, политическое равноправие граждан полиса. Право было ориентировано на соблюдение законности и защиту интересов граждан. Это в конечном счете обусловило динамику развития Западной Европы и привело в Новое время к формированию правового государства и гражданского общества.

Взгляды Васильева были поддержаны и развиты другими исследователями (Киселев 1985; 1989; Павленко 1987; 1989; 1991 и др.). Ю.В. Павленко выделил две модели ранних государств. Условимся называть их точечными и территориальными.

Точечные ранние государства представляли собой нечто вроде городов-государств типа древнеегипетских или древнешумерских номов ("номовое государство" – термин И.М. Дьяконова и В.А. Якобсона). Их отличительными чертами являлись большая территория, сравнительно высокая плотность населения, сосредоточение всех сфер жизни в городе-столице. Прибавочный продукт создавался либо на особых государственных (или храмовых) участках, либо мог взиматься с общинников в форме ренты-налога (последний вариант, возможно, характерен для более крупных политий, когда государственные поля и поселения общинников находятся на большом расстоянии друг от друга). Соответственно ведущее место в управлении обществом занимала традиционная знать, которая выше была охарактеризована как "администраторы". Однако поскольку общества этого типа нередко возникали на основе ирригационного земледелия, то в их управлении важную роль играл слой "жрецов", являвшийся хранителем общественно-полезных знаний и опыта (Шумер, Египет, Майя).

Территориальные ранние государства представляли собой "крупные политические общности. Для них были характерны следующие признаки: большая территория, экономическая самостоятельность и обособленность отдельных провинций, сравнительно невысокая плотность населения. Структурно территориальная мультиполития представляла собой центральную политик) ("великое княжество") с городом-столицей и зависимыми от него другими политиями ("племенными княжениями", "удельными княжествами"). Прибавочный труд изымался на основе редистрибутивно-даннической эксплуатации, отчуждаемой от входящих в состав мультиполитии удельных политий. Со временем территориальные мультиполитии могли перерастать в более сложные структуры – "ранние империи" (держава Каролингов, Киевская Русь).

Контроль над зависимыми политиями мог осуществляться в виде периодических объездов подвластных территорий – полюдья (Кобищанов 1995). В некоторых случаях для лучшей организации редистрибуции власть могла "клонировать" свои контрольные функции – создать несколько столичных городов (так было у дальневосточных народов с их системой "пяти столиц" – бохайцы, чжурчжэни и др.). Еще один вариант – постоянное перемещение власти по зависимым владениям. У Карла Великого долгое время не было столицы. Король разъезжал со своим двором по принадлежащим ему поместьям, и только в конце царствования Карл избрал столицей г. Ахен. Но во всех случаях был центр – "ядро" системы, в котором как бы концентрировался пучок различных видов власти и принимались наиболее ответственные решения.

Какие функции лежали в основе деятельности правителей территориальных обществ? Если сравнивать их с администрацией обществ, образовавшихся на базе точечных политий, то нельзя не заметить одно отличие принципиального характера: в территориальных политиях органы власти чаще заняты не столько организационно-экономической и хозяйственно-редистрибутивной деятельностью, сколько военно-политической и данническо-редистрибутивной.

Л.Е. Куббель предложил еще одну интерпретацию политогенеза, выделив три варианта: военный, аристократический и плутократический. В первом случае захват политической власти осуществляется военными лидерами при поддержке военной организации – военной демократии, военной иерархии и дружины. Этот вариант был характерен для большинства народов мира, например, для древних германцев, индейцев Северной Америки, банту Южной Африки. Во втором случае вожди сосредотачивали в своих руках руководство обществом и ограничивали доступ к управлению и ресурсам (Полинезия, Гавайи). В третьем варианте во главе общества находились отдельные богатые индивиды (бигмены), которые постепенно преобразовывали свой авторитет в политическую власть (Меланезия) (Венгеров, Куббель, Першиц 1984; Куб-бель 1988: 134-138 и др.).

Альтернативы государству

В данной главе уже говорилось о существовании двух линий эволюции – иерархических и неиерархических обществ. В число неиерархических обществ были включены демократические общины горцев, к которым относятся и многие античные полисы. В этой связи правомерно сказать, что полисный путь – это альтернатива не только вождеству, но и государству. Во всяком случае, некоторые авторы не без оснований ставят резонный вопрос: а является ли полис государством?

Израильский антрополог Моше Берент считает, что классический полис не может считаться государством. Полис был "безгосударственным обществом", в доказательство чего Берент приводит большое число разнообразных аргументов (Berent 2000; 2000а). В полисе не существовало готового государственного аппарата, а контроль над управлением обществом осуществлялся всеми его гражданами.

Управление в Афинах можно рассматривать двояко – с точки зрения институтов и должностных лиц, с одной стороны, и с точки зрения людей, формулирующих политику, – с другой. В то время как политические учреждения комплектовались дилетантами, что указывает на отсутствие разделения труда, можно говорить о некоторого рода разделении труда, принимая во внимание "профессиональных политиков" в Афинах – демагогов и тех, кто выступал в народном собрании. И все же в том смысле, в котором эти люди могли бы называться правительством, это было, несомненно, негосударственное правительство. Афинский лидер не занимал никаких формальных постов и не имел в своем распоряжении государственного аппарата принуждения. Он был просто харизматической личностью, оратором (демагогом), который мог убедить людей в народном собрании принять его политику, но он все еще рисковал потерять свое влияние (и жизнь!), а его политика могла быть отвергнута в любой момент (Berent 2000a: 229).

Концепция Берента определенно станет предметом обсуждения среди специалистов в области античной истории. Вместе с тем необходимо заметить, что в 1989-1991 гг. на страницах журнала "Вестник древней истории" уже прошла подобная дискуссия о характере римской государственности.

Зачинатель полемики Е.М. Штаерман выступила с точкой зрения, очень похожей на позицию Берента. Согласно ее мнению, классический римский полис периода республики не может считаться государством. Аппарат исполнительной власти был ничтожно мал. Не было прокуратуры и полиции. Не было ни налогов, ни аппарата для их сбора. Подати с провинций и рента за общественные земли собирались откупщиками. Истец сам обеспечивал явку ответчика в суд и сам же должен был заботиться об исполнении приговора. Все это свидетельствует, по ее мнению, о том, что "в Риме того времени, по существу, не было органов, способных принудить исполнять законы, да и сами законы не имели санкции" (Штаерман 1989: 88). В качестве этапов на пути к государственности Штаерман рассматривает диктатуру Суллы, правление Помпея, первый триумвират, триумф Цезаря. Но только при Августе был завершен процесс создания государства (административный аппарат, преторианская гвардия, когорты стражи, профессиональная армия).

Почти все участники той дискуссии высказались против данной концепции. Лишь два человека прямо выступили в поддержку мнения Е.М. Штаерман. Один из поддержавших предположил, что причина этого в приверженности отечественных антиковедов к "эмпирическим, антитеоретическим исследованиям" (любопытно, что другой, принявший позицию Штаерман, был иностранец). Однако, как мне кажется, дело не только в этом. С точки зрения марксистской теории истории, античное общество было принято за некий эталон – классический образец древнего рабовладельческого государства. Это востоковедам было необходимо ломать голову, как и почему их общества отличались от эталона, какое место занимало рабство в их цивилизациях, почему не рабы, а крестьяне строили пирамиды фараонам, куда подевалась частная собственность на Востоке, почему между древностью и средневековьем в Азии не существовало столь же очевидного различия, как в Европе между античностью и феодализмом.

В антиковедении подобных проблем не существовало. Здесь все было на месте – классы, эксплуатация, собственность. Значение и роль рабства для Греции и Рима представлялись очевидными. В Риме даже были зафиксированы большие восстания рабов – почти революции. Существовала логически непротиворечивая теоретическая база. Еще классиками социализма, в особенности Энгельсом в "Происхождении семьи…", был изложен марксистский взгляд на главные вопросы происхождения государства и классов в Греции и в Риме. Эти положения были уточнены советскими академиками в 1930-е годы и растиражированы в многомиллионных учебниках для средней и высшей школы. После всего этого на долю ученых осталось только подтверждать в очередной раз верность выводов марксистского учения либо уточнять многочисленные детали тех или иных частных вопросов. Скорее всего, именно комплекс этих обстоятельств сыграл злую шутку с отечественным антиковедением, обусловил стойкий иммунитет к теоретическим и компаративистским изысканиям, к пересмотру, казалось бы, общеизвестных аксиом.

Однако признание греческого и римского обществ безгосударственными заставляет совершенно по-иному посмотреть на многие вопросы. Если принять точку зрения, что полис не является государством, то следует признать, что совсем необязательно безгосударственное общество должно быть первобытным и, следовательно, цивилизация необязательно предполагает существование государственности. Сторонниками многолинейной теории исторического процесса обосновывается точка зрения, согласно которой отсутствие государственности необязательно предполагает низкий уровень развития общества (Kradin, Korotayev, Bondarenko et al. 2000; Крадин, Коротаев, Бондаренко, Лынша 2000). В этой главе уже цитировались исследования А.В. Коротаева, согласно которому в северо-восточном Йемене процесс перехода от иерархической системы к власти с горизонтальной племенной организацией сопровождался появлением классических признаков стадии "цивилизации" – частной собственности, товарно-денежных отношений, письменного права.

Нечто подобное можно найти в истории цивилизации кельтов (галлов). Кельты заселяли большую часть Западной и Центральной Европы в I тыс. до н. э. В технологическом отношении кельты опережали многие народы Европы. Они строили глубокие шахты для получения соли и ртути, раньше других научились выплавлять железо и сталь, делать стальное оружие, создавать стеклянные украшения без швов, отмывать золото в Альпах. Это была многочисленная этнополитическая общность с единым языком и религией, деньгами. В кельтском обществе существовала развитая социальная дифференциация и множество рангов. Однако у кельтов не было ни письменности, ни единого государства. Всего существовало около ста кельтских политий. Археологи предполагают, что они более всего подобны вождествам. В период перехода от гальштата к латену наследственная власть вождей исчезла, контроль перешел в руки знати и выборных магистратов. Кельтские oppidia представляли собой настоящие города с длинными улицами, кварталами ремесленников, святилищами, мощными фортификационными сооружениями. Наиболее крупные из них имели площадь в пределах 600-1600 га. Если судить по отчетам Цезаря римскому сенату, легионеры уничтожили несколько сот oppidia, количество истребленных кельтов исчислялось сотнями тысяч.

Еще одним альтернативным государству вариантом является социальная эволюция сложных обществ кочевников-скотоводов. Этнографические исследования скотоводческих народов Передней Азии и Африки показывают, что экстенсивная пастушеская экономика, низкая плотность населения, отсутствие оседлости не предполагают необходимости развития сколько-нибудь институализированной иерархии. Следовательно, можно предположить, что потребность в государственности для кочевников не была внутренне необходимой.

Сложная иерархическая организация власти в форме "кочевых империй" и подобных им политических образований развивалась у номадов только в тех регионах, где они были вынуждены иметь длительные и активные контакты с более высокоорганизованными земледельческо-городскими обществами (скифы и древневосточные и античные государства, кочевники Центральной Азии и Китай, гунны и Римская империя, арабы, хазары, турки и Византия и проч.).

Это предопределило двойственную природу "степных империй". Снаружи они выглядели как деспотические завоевательные государства, так как были созданы для изъятия прибавочного продукта извне степи. Но изнутри империи номадов оставались основанными на племенных связях без установления налогообложения и эксплуатации скотоводов. Сила власти правителя степного общества основывалась на его умении организовывать военные походы и перераспределять доходы от торговли, дани и набегов на соседние страны.

Кочевники-скотоводы выступали в данной ситуации как класс-этнос и специфическая ксенократическая (от греч. ксено – наружу и кратос – власть) или экзополитарная (от греч. экзо – вне и политая – общество, государство) политическая система. Образно можно сказать, что они представляли собой нечто вроде "надстройки" над оседло-земледельческим "базисом". С этой точки зрения, создание "кочевых империй" – это частный случай "завоевательной" теории политогенеза. При этом кочевая элита выполняла функции высших звеньев военной и гражданской администрации, а простые скотоводы составляли костяк аппарата насилия – армии (Крадин 1992; 1996 – здесь же историография вопроса)[22].

Вне всякого сомнения, данную политическую систему нельзя считать государством. Однако это не свидетельство того, что такая структура управления была примитивной. Как было показано выше, греческий и римский полисы также не могут считаться государствами. Но как быть с кочевниками, каким термином описать существо их политической системы? Учитывая ее негосударственный характер и развитую иерархическую структуру, мной было предложено характеризовать "кочевые империи" как суперсложные вождества (Крадин 1992; 1996).

Суперсложное вождество в форме кочевых империй – это уже реальный прообраз раннего государства, уже реальная модель, прообраз раннегосударственного общества. Если численность сложных вождеств измеряется, как правило, десятками тысяч человек, то численность суперсложного вождества составляет многие сотни тысяч и даже больше (применительно к кочевым империям Центральной Азии в пределах 1-1,5 млн чел.). Данные вождества имели сложную систему титулатуры вождей и функционеров, вели дипломатическую переписку с соседними странами, заключали династические браки с земледельческими государствами и соседними кочевыми империями. С точки зрения соседей, такие кочевые общества воспринимались как самостоятельные субъекты международных политических отношений.

Для них характерны зачатки урбанистического строительства (уже хунну стали воздвигать укрепленные городища, а "ставки" империй жужаней, тюрков и уйгуров представляли собой настоящие города), возведение пышных усыпальниц и заупокойных храмов представителям степной элиты. В некоторых суперсложных вождествах кочевников элита пыталась вводить зачатки делопроизводства (хунну), в некоторых существовала записанная в рунах эпическая история собственного народа (тюрки), а некоторые из подобных кочевых империй (в первую очередь Монгольскую державу первых десятилетий ХIII в.) хочется прямо назвать государством.