Сражение при Арбелах

Сражение при Арбелах

На четвертый день после переправы через Тигр (в Джазират-ибн-Омаре?) македонская армия достигла Ниневии[139], и, когда разведчики донесли, что в поле видимости находится тысяча персидских всадников, Александр в сопровождении кавалерийского отряда поскакал вперед. Они взяли нескольких пленных, от которых узнали, что Дарий и его армия стоят лагерем на равнине близ Гавгамел, селения на реке Бумол (Казир), что находится в 15 стадиях (около 17 миль) к востоку от Ниневии. Они также рассказали, что Дарий приказал выровнять местность, чтобы облегчить действия своей коннице и колесницам. Получив столь важные сведения, Александр остановился на четыре дня, чтобы дать роздых своим людям и обнести окопами лагерь для тыловой колонны и нестроевых воинов-ветеранов[140]. Затем он выступил ночным маршем, рассчитав время так, чтобы встретиться с врагом на рассвете. Однако, пройдя 30 стадиев, когда уже были видны персидские костры, он остановился и совещался со своими полководцами, стоит или не стоит атаковать неприятеля.

Большинство высказалось в пользу немедленной битвы, однако Парменион предложил, чтобы армия встала лагерем, а вперед были высланы разведчики удостовериться в том, что на поле сражения их не ждут неприятные неожиданности. Александр согласился, и, пока армия отдыхала, он поскакал вперед с конным отрядом гетайров, в сопровождении небольшого легковооруженного отряда разведать местность. Затем он созвал другое собрание, известив своих полководцев, что предстоящая битва решит судьбу Азии; он потребовал соблюдения строжайшей дисциплины и полной тишины, чтобы воины могли слышать приказы и передавать их дальше как можно скорее; и только в общем наступлении можно издавать боевые крики. После совещания Парменион пришел в палатку Александра и настаивал на ночной атаке. Александр отказался, и, хотя он ответил: «Я не краду победу» (Плутарх. Александр. XXXI и Арриан. III), дело было не только в этом – как опытный полководец, он не мог не понимать, что невозможно руководить большим сражением в темноте; что ударить в темноте – значит ударить не только по Дарию, но и по собственному полководческому таланту и что ночью даже среди закаленного войска слишком велика вероятность возникновения внезапной паники.

Когда Дария известили о приближении врага, он стал выстраивать свое пестрое многонациональное войско в боевой порядок; Арриан упоминает о двадцати четырех различных национальностях и называет пятнадцать имен его главных полководцев. Как и в сражении при Иссе, численность армии совершенно фантастическая. Арриан говорит о 40 тыс. всадников, 1 млн пехоты, 200 скифских колесницах и о 15 боевых слонах; Диодор дает цифры в 200 тыс. всадников, 800 тыс. пехоты и 200 колесниц; Курций, самый скромный, – 45 тыс. всадников, 200 тыс. пехоты и 200 колесниц. Какова бы ни была реальная численность персидской армии, она превосходила по численности армию Александра, поскольку, развернутая в боевой строй, она занимала пространство большее, чем строй Александра. Ее конница – хорошо обученная и доблестная – безусловно превосходила численностью конницу Александра; однако, если говорить об эффективно действующей пехоте, персы уступали, поскольку гоплитами были лишь 2 тыс. греческих наемников и, предположительно, около 2 тыс. царских стражников[141]. Это означает, что пехота представляла собой весьма слабую поддержку маневрами кавалерии.

План наступления, принятый Дарием, был основан на превосходстве его конницы и боевых колесниц; он заключался в том, чтобы взять в клещи оба вражеских фланга врага, – операция, которая облегчалась большей длиной его линии фронта. Он возлагал надежды на два сильных кавалерийских крыла.

Дарий выстроил армию в две линии; передняя, кроме центра, состояла исключительно из конницы, а задняя – в основном, если не целиком, – из пехотинцев, по большей части горных жителей, не умевших сражаться на открытой местности ни против гоплитов, ни против всадников. Центром командовал сам Дарий, который являлся также главнокомандующим; левым флангом командовал Бесс, сатрап Бактрии и родственник царя; правым – Мазей, бывший сатрап Сирии. Как видно из планов сражения, найденных в палатке царя после его бегства, расположение персидских войск было следующим.

Карта 9. Путь Александра к Арбелам

На левом фланге слева направо стояли сначала бактрийская конница, затем конница дахеев (саки), арахотов, персов (вместе с пехотинцами) и всадники из Суз, и, наконец, кадусеи. Перед ними расположились тысяча скифских катафрактов вместе с тысячей бактрийских конников и сотней боевых колесниц.

В центре стояла царская стража, так называемые «хранители зеницы ока» царя; персидская конная гвардия; два подразделения греческих наемников, каждое по тысяче человек; индийская и карийская конница и лучники мардов.

Карта 10. Боевой порядок македонян и персов в сражении при Арбелах

Впереди были выставлены пятьдесят колесниц и пятнадцать боевых слонов, а в тылу находились призывники из уксиев, Вавилона, Аравии и Ситакены.

На правом крыле справа налево сначала располагалась келлосирийская конница, затем – месопотамская, мидийская, парфянская, всадники саков, тапуров и гиркан; и, наконец, албанская конница и конница сакесинов. Впереди стояли каппадокийская и армянская конница и пятьдесят колесниц.

Со времени сражения при Иссе Дарий оснастил свою армию более эффективным вооружением; вместо метательных копий его всадники теперь имели длинные мечи и короткие копья, такие же, как те, что были на вооружении у македонской конницы, частично они были одеты в панцири, а пехота получила более крупные щиты. Он возлагал большие надежды на колесницы, запряженные четырьмя конями; колесницы были оснащены длинными, тяжелыми шестами с наконечниками как у копий, выставленных вперед, у него также были скифы, умевшие управлять этими колесницами (см. Курций. IV и Диодор. XVII). Трудно понять, почему он возлагал на них такие надежды, поскольку в сражении при Кунаксе они оказались вовсе неэффективными (Ксенофонт. Анабасис. 1, 8, 19–20).

Закончив развертывать войско за день до сражения, Дарий решил, поскольку его фронт не был укреплен траншеями и он опасался ночной атаки, держать свою армию в боевой готовности – это, возможно, сильно утомило его людей.

В отличие от персидской армии численность македонского войска хорошо известна. Арриан утверждает, что в него входило 7 тыс. всадников, около 40 тыс. пехотинцев[142], и нет причин сомневаться в этих цифрах. К сожалению, как и многие другие историки, он редко, если вообще когда-нибудь, излагает тактические замыслы главнокомандующих и предоставляет читателю самому догадываться о них на основе описанного сражения. Какова же была тактика Александра в сражении при Арбелах? Вопрос важный, поскольку не составить себе четкого представления об искусстве полководца, не ответив на этот вопрос. Каковы были обстоятельства и какие шаги Александр предпринял, чтобы реализовать свои преимущества?

Что касается обстоятельств, два по крайней мере необычны:

1) по сравнению со сражением при Иссе фронт персидского войска в сражении при Арбелах был значительно длиннее, чем македонского, – возможно, вдвое, – потому что Арриан пишет, что, когда Александр наступал, македонское правое крыло находилось напротив персидского центра фронта (III); вероятно, на левом фланге македонцев было то же самое. Далее, в отличие от сражения при Иссе, Александр не имел возможности прикрыть свои фланги естественными преградами – морем или горами;

2) персидский фронт, состоявший в основном из конницы, был наступательным (мобильным), а не оборонительным (неподвижным). Это означало, что с началом сражения, когда персидская конница двинется вперед, и поскольку персидская пехота позади всадников не в состоянии держать оборону даже там, где они займут место кавалерии, незащищенные прогалы возникнут в персидском фронте с обеих сторон их небольшого центра гоплитов.

Три вещи решил предпринять Александр:

1. Его первым шагом было выстроить войско для обороны, особенно на флангах, поскольку центр – фаланга – в обороне сильнее на фронте, чем на флангах; и сохранять этот строй до тех пор, пока не появится возможность наступления – то есть пока не появятся разрывы в персидском фронте.

2. Вторым его шагом было наступать по косой своим правым крылом. Это позволило бы нарушить персидский строй; их правый фланг двинется вперед на его собственное левое крыло и подставит под удар тыл, если фронт на левом фланге будет прорван, как это произошло в сражении при Иссе. Таким образом, оба фланга должны были быть мобильными и готовыми к обороне, но левый должен был просто сдерживать противника до последнего, в отличие от правого, в чьи задачи входило прорваться вперед. Следовательно, правый фланг должен бы быть сильнее левого.

3. Наконец, когда оба крыла выманят персидскую конницу на себя и вступят в решительную схватку, Александр с конницей гетайров должен ворваться в прогалы вражеского фронта. Это следовало сделать в точно выбранный момент.

Принимая во внимание численное превосходство противника, характер местности, диспозицию, очевидные намерения врагов, Александр поставил своей целью отбить попытку окружения атакой на прорыв; его тактика могла бы служить иллюстрацией к афоризму Наполеона: «Все искусство войны состоит в правильно обдуманной и взвешенной обороне, за которой следует стремительное и смелое наступление» (Переписка. № 10558. Т. XIII. С. 10).

Боевой порядок армии Александра был следующим.

Центр. В центре располагалась фаланга: первым справа налево батальон Кена, затем батальоны Пердикки, Мелеагра, Полиперхонта, Аминты (под командой Симмия) и, наконец, Кратера. Четыре правых батальона действовали совместно с конницей правого крыла под командованием Александра, а два левых батальона (обоими командовал Кратер) совместно с конницей левого крыла под командованием Пармениона.

Правое конное крыло. Это крыло состояло из конницы гетайров под командованием Филота, с царским эскадроном под командованием Клита, впереди эскадроны Главкия, Аристона, Сополида, Гераклида, Деметрия, Мелеагра и Гегалоха сзади. Слева от гетайров стояли гипасписты под командованием Никанора, и в центре крыла расположились половина агриан Аттала, половина македонских лучников под командованием Брисона и балакрийские копьеносцы.

Левое конное крыло. Слева от Кратера первым стоял конный отряд греческих союзников под командой Еригия, слева от него – фессалийская конница под командованием Филиппа, сына Менелая. Рядом с фессалийцами, или, вероятнее, перед ними были выстроены критские лучники Клеарха и ахейские наемники-пехотинцы. Самый эскадрон фарсальских всадников – элита фессалийской конницы – должен был охранять Пармениона.

Оборона правого фланга. Справа от царского эскадрона были поставлены греческие всадники-наемники под командованием Менида; в их тылу лучники Арета, пеонийская конница Аристона, другая половина агриан и лучников, а рядом с лучниками ветераны-всадники Клеандра.

Оборона левого фланга. Линия левого фланга состояла из легковооруженной фракийской конницы под командованием Ситакла; затем шла конница греческих союзников под командованием Керана, конница из Одрисии под командованием Агафона и, наконец, конница греческих наемников под командованием Андромаха.

Тыловая фаланга, или вторая линия: на случай окружения и удара в тыл была выстроена вторая фаланга, или оборонительная линия тыла, на некотором расстоянии от основного строя, вместе с ним и оборонительными линиями флангов она могла образовать четырехугольник, наподобие того, какой в другом сражении (Анабасис. III) описан Ксенофонтом. О таком построении Курций пишет: «Так что передовые позиции не лучше защищены, чем фланги, а фланги не лучше, чем тыл» (IV).

Лагерь и его оборона. Небольшой отряд фракийских всадников отрядили для защиты лагеря; но интересно выяснить, где он был размещен, поскольку он сыграл немаловажную роль в сражении. Если имеется в виду тот лагерь, что Александр разбил во время четырехдневной остановки, тогда он находился в пяти – семи милях от места битвы, и, поскольку нет свидетельств, что Александр перенес лагерь ближе к фронту, принято считать, что он находился именно там.

Место битвы было определено сэром Оурелом Стейном[143]: она происходила на равнине к северу и к югу от Керамлиса, селения в шести милях к западу от горы Тел-Гомел (Гавгамелы) на реке Хазир. Гора располагается к шести милях к северу от слияния Хазира и Большого Заба (Лик) и на милю южнее от Царской дороги из Ниневии. Современная дорога по-прежнему пересекает Большой Заб в Келеке, где Дарий переправился через реку, а затем идет к Эрбилу (Арбелам), который, если ехать по современному шоссе, находится менее чем в тридцати милях от Хазира, и, следовательно, в 36 милях от Тел-Гомела, а не в 600 стадиях (около 69 миль), как утверждает Арриан (III).

Равнина Керамлис, удивительно плоская, простирается на полных восемь миль с юго-востока на северо-запад, максимальная ширина ее – около семи миль. На юге она ограничена низкими холмами с плоскими вершинами, понижающимися в сторону Тигра, а с северной стороны упирается в склон Джабаль Айн-ас-Сатрах, увенчанный скалистым гребнем. Сэр Оурел Стейн придерживается того мнения, что, когда во время марша Александр повернул направо, чтобы не идти по равнине, он свернул к низким холмам около Кварокоша; он также полагает, что холм, о котором упоминает Курций (IV), где расположился Мазей во время разведки перед боем, вероятно, был Джабаль Айн-ас-Сатрах.

Солнце поднялось уже высоко в небо, когда утром 1 октября 331 г. до н. э. Александр снялся с лагеря и повел свою армию против персов. Но когда он увидел, что его правый фланг находится на середине линии фронта персов, он повел наступление, все более заворачивая вправо, чтобы поставить правое крыло войска напротив персидского левого фланга. Это движение по косой вывело крыло Пармениона к персидскому центру; это также вынудило Дария сдвинуть боевой строй влево; чтобы преградить путь своему противнику, он выслал отряд скифской конницы, но, очевидно, она была отброшена, поскольку мы знаем, что Александр «продолжал двигаться боевым строем вправо и его отряд почти целиком оказался за пределами участка, который расчистили и выровняли персы» (Арриан. III).

Карта 11. Сражение при Арбелах

Когда Дарий понял, что, если Александр достигнет пересеченной местности – низких холмов, упомянутых сэром Оурелом Стейном, – его колесницы станут бесполезными, он приказал Бессу выдвинуть правое крыло, состоявшее из скифских и бактрийских всадников, окружить правый фланг Александра и остановить его. Александр сразу разгадал его намерения и приказал Мениду бросить в атаку конницу наемников; Менид вступил в схватку, но, будучи в численном меньшинстве, был отброшен назад. Затем Александр послал в бой со скифами Аристона с пеонийцами и Клеандра с конницей греческих наемников, после чего их строй нарушился и они стали отходить. Но прежде чем они отступили с места боя, Бесс выслал вперед бактрийцев левого фланга, которых он расставил в тылу наступающих скифов, и, когда они пришли к скифам на выручку, на какое-то время перевес оказался на стороне персов. В бой вступили главные силы конницы, и здесь погибли многие воины Александра, павшие под натиском превосходящих сил противника; кроме того, «сами скифы и их кони были гораздо лучше защищены броней» (Арриан. III). Однако македонцы сдержали их атаку и, наступая эскадрон за эскадроном, прорвали их боевой строй.

Кто были эти «македоняне»? Тарн заявляет, что, поскольку единственными македонянами на правом фланге Александра были конники-гетайры, скифы прорвали фланговую оборону и оказались в рядах гетайров (Александр Великий. Т. II. С. 185–186). Мистер Дж. Т. Гриффит и мистер Р. Барн не согласны с этим мнением[144]. Их возражение сводится к тому, что Арриан употребляет здесь слово «македоняне» не в этническом, а в общем смысле, как и в других случаях, и что в действительности фланговая оборона, а не гетайры, отбросила скифов назад. Барн указывает на то, что у Александра были под рукой копьеносцы Арета и что они, вероятно, находились между скифами и гетайрами, зачем бы ему использовать гетайров, «которых он сохранял для решающей схватки с персидским царем, не используя копьеносцев в качестве прикрытия гетайров?». Гораздо больший интерес, чем эти споры, представляют выводы, которые Барн делает, подводя итог своему описанию сражения.

«Эта часть повествования (пишет он) позволяет видеть, насколько мастерски и экономно Александр расходовал силы своего войска – задействуя отряды фланговой обороны лишь в тех операциях, которые соответствовали их позиции и составу; сначала самые отдаленные фланговые оборонительные отряды от авангарда до арьергарда: Менида, Аристона, Клеандра, все еще сберегая гетайров на фланге основного фронта, прикрытых копьеносцами Арета, агрианами и лучниками».

На этом этапе сражения Дарий попытался извлечь выгоду из временного успеха скифов и бактрийцев, он собрал и пустил в бой колесницы левого фланга против правого фланга фаланги македонян с целью нарушить их боевой порядок. Но его ожидания не оправдались; как только колесницы тронулись с места, их забросали градом копий и дротиков агриане и балакийцы, поставленные впереди фаланги. Началось замешательство, в котором многие возницы были сбиты с колесниц, а те, что прорвались, причинили немного вреда, македоняне расступились и дали им пройти сквозь строй[145], оставив их тем, кто стоял в тылу. Сразу после атаки колесниц или одновременно с ней случились два события. Первое: поскольку Бесс окружал правый фланг Александра, чтобы атаковать его тыла, Александр послал Арета и его копьеносцев напасть на тыл Бесса, и второе: Дарий, увидев со своей высокой колесницы, что Александр послал в бой свой последний мобильный резерв, подумал, что Бессу удался его маневр, и решил, что пришло время начать решительную операцию по окружению. Доказательством этого служит фраза Арриана, что он «привел всю свою фалангу в движение» – имеется в виду боевой строй, – а это могло означать лишь то, что он высвободил всю оставшуюся кавалерию на обоих флангах с целью сокрушить Александра и Пармениона. Что произошло, непонятно, но кажется, он совершил непоправимую ошибку, когда вместо того, чтобы направить левое крыло персидской конницы против гетайров Александра, а остальных послать на помощь Бессу, Дарий всю кавалерию направил к Бессу. Возможно, всадники не расслышали приказ или по непреодолимому инстинкту конников последовали за своим командиром[146], или те, кому было приказано вступить в бой с гетайрами, встретили такой град копий и стрел от копьеносцев и лучников, поставленных впереди, – что, спасаясь, поневоле свернули налево[147] и присоединились к тем, кто скакал к Бессу.

Какова бы ни была причина, момент, которого ждал Александр, наступил, и здесь Арриан пишет совершенно ясно: «Когда Дарий вывел всю свою пехоту, тогда Александр велел Арету ударить на конницу, объезжавшую его правое крыло, с намерением его окружить. Сам он вел пока своих солдат вытянутым строем, но, когда на помощь бравшим в окружение его правое крыло пришли всадники и вследствие этого в передней линии варваров образовался прорыв, Александр повернул туда и, построив клином всадников-гетайров и выстроенную здесь пехоту, бегом с боевым кличем устремился на самого Дария. В течение короткого времени сражение шло врукопашную; когда же конница Александра во главе с самим Александром решительно насела на врага, тесня его и поражая в лицо своими копьями, когда плотная македонская фаланга, ощетинившись сариссами, бросилась на персов, Дария, которому давно уже было страшно, обуял ужас и он первый повернул и обратился в бегство» (III. Пер. М.Е. Сергеенко).

А что же тем временем происходило на фланге Пармениона? Исходя из начального расположения персидской армии, ясно, что задачи Бесса и Мазея были одинаковы: окружить одно из крыльев Александра. К сожалению, Арриан ничего не пишет о ходе сражения на фланге Пармениона до того момента, когда Александр предпринял свое решительное наступление. Ситуацию никак не проясняет и Тарн, который придерживается свидетельств, почерпнутых из речи перед сражением, приписываемой Дарию Курцием: задача Мазея будто бы была спасти царскую семью, которую держали в плену в укрепленном лагере Александра, в семи милях от места сражения[148]. Среди тысячи хвастливых слов Дарий будто бы сказал: «Спасите мою плоть и кровь от оков; верните мне моих близких, мать и детей, за которых и сами вы не отказались бы умереть» (Курций. IV). Речь не была непосредственно обращена к Мазею или к Бессу, но к войску, стоявшему вокруг. На основании его призыва – не более чем призыва – Тарн пишет: «Армия имела приказ Дария спасти его семью, которая находилась в лагере Александра» (Александр Великий. Т. II. С. 110). Однако, если Бесс не воспринял это как приказ, отчего бы Мазею воспринимать сказанное именно так?

Здесь нам на помощь приходит Диодор, во всяком случае отчасти заполняя лакуну в рассказе Арриана. Он говорит, что, когда Бесс вступил в сражение с правым флангом Александра, «Мазей на правом фланге с мужественным конным отрядом сражался с такой храбростью, что не одного врага положил к своим ногам в первой же атаке. Затем он приказал двум тысячам кадусейских всадников и тысяче скифских конников обойти вражеский фланг и прорваться через траншеи, которые защищали их обозы»[149].

Ничего не говорится о спасении царской семьи, и вне всяких сомнений, поскольку у Мазея оставались свободные силы, это был тактический маневр, отнюдь не вызванный сентиментальными чувствами, а имевший целью отвлечь Александра или Пармениона и заставить их бросить войска на спасение лагеря. Кроме того, в результате перемещения Александра вдоль линии фронта персов лагерь остался практически неприкрытым.

Этот набег полностью удался; узнав о нем, Парменион спешно послал Полидама к Александру «для того, чтобы предупредить его об опасности и спросить, что делать дальше». Александр отвечал: иди скажи Пармениону, что, если мы выиграем сражение, мы не только вернем нашу собственность, но и прибавим к ней то, что принадлежит врагу, – пусть он посмеется над этой потерей и отважно сражается» (Курций. IV). Хотя Мазей обнаружил царскую семью в лагере, мать Дария Сисигамбида отказалась идти с ним[150], поэтому персы ограбили обозы и вернулись обратно тем же путем.

Однако пора возвратиться к центру македонского войска. На правом фланге четыре правых батальона фаланги отчаянно теснили противника; тем не менее Мазей сдерживал два ее левых батальона, так что образовалась брешь между левым батальоном Полиперхона и правым батальоном Симмия.

Именно в этот момент, сообщает Арриан, некоторые из индийских и персидских всадников «прорвались сквозь брешь к повозкам македонцев и напали на сопровождающих, которые по большей части были безоружны и никак не думали, что кто-то может прорваться сквозь строй фаланги, да еще двойной». Это значит, что всадники прорвались и с тыла, и со стороны фронта. Персидские пленные, которых обнаружили вместе с обозом, были освобождены и присоединились к грабежу. Но когда командиры войск, «которые составляли резерв первой фаланги» – то есть тыловой фаланги, – узнали, что произошло, они развернулись и «появились в тылу персов, которые сгрудились вокруг вьючных животных, и многих из них поубивали» (Арриан. III). Одновременно Мазей продолжил атаку на левый фланг Пармениона.

Тарн так комментирует этот эпизод: «Арриан не говорит, почему персидская стража, после того как разрезала фалангу пополам, не зашла в ее тыл, но поскакала в лагерь. В качестве объяснения он приводит тот факт, что, согласно Курцию, «Дарий приказал стражникам спасти его семью и они упустили лучший шанс в этом сражении из ложного чувства привязанности к своему нестоящему царю» (Александр Великий. Т. II. Прилож. 5. С. 187–188). Разумеется, лучшая возможность имелась в начале сражения, а попасть в лагерь проще всего было так, как описывает Диодор, в начале сражения, а не прорываться сквозь двойной строй фаланги.

Но прорывались ли персидские стражники в лагерь Александра, находившийся в пяти – семи милях от места сражения, через тыл второй фаланги? Арриан не упоминает ни о лагере, ни о царской семье; он говорит о «вьючных животных». Далее он говорит о довольно большом количестве персидских пленных, а в лагере вряд ли было их много. Кроме того, если налетчиков, которые «сгрудились вокруг вьючных животных», перебила тыловая фаланга, тогда, если это действительно был лагерь, ее воинам требовалось прошагать по меньшей мере пять миль, а на это ушло бы не менее двух часов.

В действительности они этого не делали, и следует предположить, что персидские стражники не прорывались в лагерь Александра, а «вьючные животные», о которых упоминается, были транспортными животными фронтовой линии, а не македонским обозом, который действительно находился в лагере; освобожденные пленные были захвачены в этом, а не в предыдущем сражении, поскольку иначе они едва ли могли бы присоединиться к налетчикам и сражаться с ними бок о бок. Хотя о транспортных животных фронтовой линии и не упоминается, они должны были там быть, поскольку ни одна организованная армия, древняя или современная, не может действовать оперативно без такого подкрепления. Единственной загадкой остается, почему Александр не поместил этих животных внутри выстроенного им подвижного четырехугольника.

Теперь остается проанализировать с точки зрения военного искусства наиболее интересную проблему этого сражения. С прорывом персидских стражников и индийцев на левом фланге македонцев Парменион оказался в отчаянной ситуации; поэтому он послал вестового к Александру, чтобы известить его о создавшемся критическом положении и просить помощи. Арриан сообщает, что известие пришло к Александру во время преследования Дария; после чего он прекратил преследование, развернул своих гетайров и повел их против персидского правого фланга.

Преследовал ли он Дария? Мистер Гриффит задается этим вопросом[151], и это очень важная проблема. Как мог Александр решиться на преследование, когда он почти ничего не знал о ходе сражения, особенно на левом фланге, и хорошо знал, что его правый фланг все еще продолжают теснить? Он не был Рупертом[152], человеком, который сгоряча мог кинуться в погоню, рискуя проиграть сражение, и преждевременное преследование характеризовало бы его как третьеразрядного полководца. Гриффит предполагает, что – хотя это не соответствует рассказу Арриана, но согласуется с действиями Александра в сражении при Иссе – Александр устремился в брешь, образовавшуюся в боевой линии персов, вынудил Дария обратиться в бегство, смял его центр и сразу же устремился направо, чтобы поддержать оборону правого фланга, с трудом сдерживавшую противника. «Согласно этой версии, – пишет Гриффит, – Александр после удачной атаки и бегства Дария повернул на правый фланг со своими гетайрами, чтобы вступить в схватку в том месте, в котором, как он знал, сложилось угрожающее положение, чтобы помочь тому единственному подразделению, про которое он точно знал, что оно нуждается в помощи».

Его первыми противниками были эскадроны левого фланга персов, которые, как уже упоминалось, с боем продвигались вперед, а следующим противником – скифо– бактрийский отряд, открывавший сражение. Он разметал левый фланг персов, а скифы и бактрийцы, увидев, что происходит, поспешно отступили.

Предположение Гриффита согласуется с неясным описанием Курция сражения на правом крыле Александра непосредственно перед вымышленной встречей Александра и Дария на поле битвы. Когда скифы, пишет он, принялись грабить имущество[153] македонян, появился Арет[154] и убил их предводителя. Затем бактрийцы стали теснить Арета, люди которого отступили к Александру. Он остался ими недоволен и послал их вперед на поредевшие ряды бактрийцев – многие уже бросились бежать. Персы тем временем все еще хотели окружить Александра; его спасли агриане, которые «пришпорили коней и бросились на варваров» и, «ударяя их в спины, заставили их обернуться и принять бой» (Курций. IV).

Если бы этот не вполне достоверный рассказ поместить по времени после бегства Дария, а не до него, как делает Курций, это не только подтвердило бы предположение Гриффита, но и заполнило бы брешь в изложении Арриана. В таком случае Александр получил весть от Пармениона, когда преследовал персов и бактрийцев на правом фланге. Так или иначе, если бы он был уже на пути в Арбелы, а он не стал бы преследовать врага легкой рысцой, ни один вестовой не мог бы догнать его и вручить послание, не только потому, что в этом случае он был бы уже очень далеко, но и потому, что вестовому пришлось бы пробиваться сквозь ряды персов. Кроме того, преследователи подняли бы такое облако пыли, что Александра там просто не удалось бы обнаружить[155].

Когда Александр получил послание, – а мы знаем, что он его получил, – он рванулся назад через теперь уже достаточную брешь между его правым оборонительным флангом и наступающей фалангой на помощь Пармениону и вскоре возглавил сражение с крупными силами конников, среди которых, как пишет Арриан, были «парфяне, индийцы и главное войско персов» (III). Это могли быть только персидские стражники, прорвавшиеся через двойную фалангу, и парфяне, которые в начале сражения были на правом фланге персидской линии и которые, видимо, сражались с левым оборонительным флангом Пармениона; они, скорее всего, обошли его и соединились с индийцами и стражниками, когда те грабили македонский транспорт.

Время, которое потребовалось Александру для наступления на центр персов и предполагаемого преследования Дария или, возможно, спасения обороны своего правого фланга, вряд ли составило более часа, от силы – полтора часа, поэтому, скорее всего, через час или через час с небольшим после того, как он прорвал персидский центр, он бросился на помощь Пармениону.

Поскольку известно, что индийцы и персидские стражники прорвали брешь в македонской фаланге сразу после того, как Александр повел в атаку гетайров, возникает вопрос: могли ли они за полтора часа доскакать до лагеря Александра, разграбить его и на обратном пути встретить Александра, спешащего на подмогу Пармениону? Конечно нет, потому что, чтобы достичь лагеря и вернуться назад, им требовалось проскакать десять или четырнадцать миль, и, если они грабили лагерное имущество два часа, пока тыловая фаланга не подошла к лагерю, на весь этот рейд ушло по меньшей мере три часа. Отсюда следует, что, если только Александр не потратил три часа вместо полутора на наступление и преследование Бесса, или, если угодно, на наступление и преследование Дария, налетчики, разграбившие лагерь, никак не могли встретить его на обратном пути, как сказано у Арриана.

Из этого подсчета времени ясно, что персидские стражники и индийцы никогда не совершали набеги на лагерь Александра. При этом – хотя это лишь предположение – прорыв тыловой фаланги и ограбление транспорта фронтовой линии укладываются по времени[156]; затем, когда вторая, задняя, фаланга сомкнулась и вытеснила их, они решили возвращаться в строй. В каком направлении они двигались, неизвестно, но, поскольку они наверняка видели огромный столб пыли слева от центра сражения, а другой – справа от него, там, где сражался Бесс, – что было бы более естественно для них, чем прорываться в брешь между ними либо для продолжения боя, либо для бегства? В этот момент из второго столба пыли вынырнул Александр во главе конницы гетайров. Это была полная неожиданность, и, прежде чем всадники успели развернуться, Александр обрушился на них.

«Он предпринял конную атаку, самую яростную во всем сражении, – пишет Арриан. – Теснимые эскадронами, все еще в колонне, персы развернулись и сражались с воинами Александра лицом к лицу: здесь не было бросков копий и места для конного маневра, как обычно бывает в кавалерийском сражении, но каждый старался проложить путь сквозь строй противника, тесня его, как если бы это был единственный путь к спасению. Итак, они продолжали сражаться и биться, уже не для чьей-то победы, но для спасения своих жизней. Там пало около шестидесяти гетайров Александра»[157].

Многие персы прорвались сквозь ряды гетайров и бежали.

Александр не стал их преследовать, но ударил по правому флангу персов. Однако там воины уже стали отступать и бежать под натиском фессалийской конницы. Александр развернул гетайров и бросился преследовать Дария. Преследование длилось весь день, пока Парменион продвигался вперед. Александр обнаружил мост через Лик в двенадцати милях от места сражения и оставил здесь своих людей отдыхать; Парменион занял царский лагерь персов в Гавгамелах. В полночь Александр двинулся дальше, все-таки надеясь захватить Дария в плен; однако наутро после сражения, когда он достиг Арбел, он узнал, что птичка улетела на север к Курдским горам[158]. Сражение при Арбелах, которое кардинально изменило всю политику античного мира, закончилось.

Хотя потери персов, в основном во время преследования, были значительными, цифры, приводимые Аррианом, Диодором и Курцием, настолько же неправдоподобны, как и цифры, относящиеся к сражению при Иссе. Арриан называет 300 тыс. убитыми и более 300 тыс. пленными; Диодор – 90 тыс. убитыми; Курций – 40 тыс. Цифры для македонской армии более интересны: Арриан приводит цифры 100 человек убитыми, 1000 лошадей убитыми или погибшими оттого, что были загнаны, «и среди них более половины лошадей гетайров», Курций увеличивает цифру павших македонцев до «не менее 300»; Диодор – 500. Оба последних автора среди «множества раненых» называют Гефестиона, Пердикку, Кена и Менида.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.