40. Шемякины суды

40. Шемякины суды

Лето 1449 г. в кои веки выпало спокойным. Шемяку усмирили. Казимир не собирался затевать большую войну, ограничился Ржевом. А с Сараем великий князь был в мире, числился в подданстве Сеид-Ахмеда. Бояре отправили семьи в свои вотчины, многие и сами разъехались. Но… обстановка в степях изменилась. Новое Крымское ханство не пропускало сарайских татар к литовским владениям. Зароптали мурзы и воины, они оставались без добычи. Зароптали работорговцы, у них начались перебои с товаром. А тут уж озаботился Сеид-Ахмед. Недовольные воины могли уйти к соперникам, разочаровывать купцов было еще опаснее. Хан махнул рукой на московское подданство. Что поделать, если пленных можно взять только на Руси? А великий князь стерпит, больше будет бояться.

Нападение стало для русских совершенно внезапным, даже не успели оповестить население. Крестьяне трудились на полях, бояре и их жены млели на солнышке, лакомились свежими ягодами, грибочками, по вечерам слушали напевы дворовых девушек. И вдруг в тихие деревни, в уютные имения врывались дико орущие всадники, дома охватывало пламя, свистели сабли, подсекая мужей, а боярыням и их певучим девушкам крутили руки, гортанно помыкали, требуя идти за грабителями. Татары пронеслись ураганом до р. Пахры. К счастью, возле Звенигорода находился служилый царевич Касим со своим отрядом. Бросился наперехват, «и с коими стретился, тех бил и полон отъимал». Сарайским ордынцам это пришлось не по нутру, они не разобрались, какие силы атакуют их и «бежаша назад».

Но вскоре выяснилось, что и Шемяку безнаказанность только избаловала. Князь внушил себе – Василий уклоняется от сражений, потому что трусит. Зачем же соблюдать какие-то клятвы? Московские агенты из Галича доносили: не прекращаются пересылки с Вяткой, казанским Мамутеком, Новгородом. Однако Василию II подобная свистопляска надоела. Он честно предупреждал Шемяку, что прощает в последний раз. Не внял – сам виноват.

Государь надеялся обойтись без серьезных боев. Наметил такую же операцию, какие любил сам Шемяка. Выслал корпус кавалерии, чтобы стремительным рейдом проскользнул к Галичу и захватил врасплох. Командование поручил своему шурину Василию Боровскому. Но он оказался никудышным начальником. Скрытность не соблюдал, скоростью себя и подчиненных не утруждал. Ехали ни шатко ни валко, а в Галиче прослышали, изготовились к обороне. Князь узнал, что его ждут, и на приступ не отважился, вступил в бесполезные переговоры. Выслушал лапшу, которую ему вешали на уши, возможно, и подношения принял. Повернул обратно.

Василий II не стал наказывать нерадивого родственника. Но выводы из случившегося сделал: теперь Шемяку с налета уже не возьмешь, приходилось воевать всерьез. Поход возглавил сам государь. По его призыву стекались конные дружины, пешие ополчения. Формировали большие обозы с запасами. По зимнему пути рать зашагала на неприятеля. Шемяке донесли, что на него движется большая армия. Он засуетился, задергался. Вспомнил, как поступал его отец, отвлекая противников от Галича. С отрядом лучших бойцов снялся с места, поскакал к Вологде. Но забеспокоился, что без него Галич не продержится, и он лишится родового города. С полдороги возвратился.

А государь возложил непосредственное командование войсками на героя сражений с татарами Василия Оболенского. Полки перешли Волгу, углубились в заваленные снегом леса, вытянулись по руслам замерзших рек. Шли осторожно, высылали разведку, остерегаясь засады. Но Шемяка выбрал другую тактику. Он не стал распылять силы, стягивал их воедино. Обороняться в крепости князь тоже опасался. Понимал, если окружат, то не выпустят. Заставят сдаться не штурмом, так измором. Он намеревался дать битву рядом с Галичем. Позиция была великолепной. Город стоял на горе, с одной стороны был обрыв к озеру, с двух отвесные овраги. Наступать можно было по единственному пологому склону.

Его укрепили рвами и валами. На стены вытащили пушки, увезенные из Москвы, они должны были прикрывать галичан огнем. Шемяка рассчитывал – пока ратники великого князя дойдут до Галича, они устанут, замерзнут, часть из них отстанет. Тут-то на них ударит свежее войско. Вооружил и поставил в строй всех, кого смог. Пугал подданных, что москвичи их истребят, обратят в рабство. А одновременно воодушевлял – если они разгромят государеву армию, защищать Москву будет некому, останется лишь пойти и занять ее, Шемяка станет великим князем, вознаградит соратников…

Но Оболенский умело организовал марш через леса, полки вышли к Галичу в полном порядке. Воевода с ходу развернул их, а на следующий день, 28 января 1450 г., повел в атаку. Воины карабкались по обледенелой горе, скользили. Задние помогали передним, подпирали их. Рать Шемяки постройлась наверху, рявкнули орудия. Однако Оболенский не пустил подчиненных под ядра, велел остановиться на безопасном расстоянии. А галичанам надо было атаковать – набрать разгон, опрокинуть неприятелей и сбросить со склона. С криками повалили сверху вниз.

Вскипело кровавое месиво. Крушили друг друга мечами и топорами, напарывались на копья и рогатины. За спиной галичан был родной город. Но и государевы воеводы осознавали, что отступать нельзя. Если попятишься – не устоишь, покатишься дальше, и все будет кончено. Призывали воинов поднажать, ломать напор врага своим напором. Какое-то время толкались на одном месте, колыхались туда-сюда. Оболенский выждал момент, когда напряжение достигло наивысшей точки, и бросил в сечу резерв. Дмитрий Ряполовский выхватил саблю, за ним поскакала лучшая конница, двор великого князя. Врезались в центр галичан так сильно, что разорвали строй надвое. Возникло замешательство, а Оболенский добавил, сам кинулся с пехотным полком на левый фланг, татары Касима на правый.

Шемяка почуял – дело худо. Поворотил коня и понесся со свитой куда глаза глядят. Это вызвало полный переполох, галичане побежали. Но им и удирать-то было некуда, их прижимали к стенам и рвам, рубили. Пехота полегла почти вся, бояре норовили отдаться в плен. Остатки рати кое-как пропихнулись через ворота в крепость. Штурмовать ее не потребовалось. После чудовищного разгрома горожане не помышляли о сопротивлении, сдались на милость Василия Темного.

Но государь и в самом деле покорил город милостью. Он никому не мстил, не казнил ни единого человека. Павших в битве похоронили, а все, кому выпало уцелеть, были прощены. Василий II объявил, что лишает Шемяку удела и берет город под свою руку, назначил наместников. Это было неожиданно, удивительно. Галичане облегченно крестились, приносили присягу служить великому князю. Их прежнего господина ловили по дорогам, но он будто сквозь землю провалился. Гадали: может, и в самом деле сгинул? Заблудился, замерз в снежных чащобах? Праздновали окончание смуты.

Нет, поспешили. Через два месяца Шемяка обнаружился. Он отсиделся в неведомых укрытиях, а потом глухими проселками пробрался в Новгород. Как выяснилось, он удосужился заранее снестись с «золотыми поясами». А новгородские бояре не обманывались, что Темный только вынужденно подтвердил их «древние права», отказался от дани. Когда государь укрепится на престоле, заигрывания кончатся. Значит, надо было пошатать его власть подольше да посильнее. Шемяка въехал в Новгород в праздничный день, на Благовещение. Прибыл под звон колоколов, торжественно, будто не его разгромили в пух и прах, а сам он был победителем. Вечевики радушно встретили его, чествовали за дарованные льготы и… признали законным великим князем! Не галичским, не угличским, а Московским и всея Руси! Ободрили – мы за тебя, не складывай оружия. А Василию II утерли нос: кого хотим, того и величаем.

Но дальнейшие перспективы Шемяка и его новые покровители видели по-разному. Озлобленному князю было невмоготу прохлаждаться без дела, он рвался в драку. А новгородцев совсем не тянуло ввязываться в войну. Она сулила лишь убытки – нарушится торговля, московские ратники придут разорять села. Поспорив, все-таки придумали, каким образом соединить интересы обеих сторон. Опорой великого князя на севере был Устюг – перекресток меховой торговли, сбора пушнины. Но он был и главным конкурентом Новгорода. Пускай Шемяка сокрушит его, но не от лица новгородцев, а как бы от себя лично. Он получит в распоряжение немалые богатства, сможет ввязаться в следующие авантюры. Князю подсобили набрать ватагу людишек покруче, снарядиться.

Шемяка нашел союзников и среди лесных жителей – племя кокшаров, обитавшее на р. Кокшенге. Наобещал освободить от дани, поманил грабежами. Орава ушкуйников и кокшаров потихоньку подобралась к Устюгу и внезапно вломилась в город. Буйные разбойнички перетряхивали дома. Хватали государевых чиновников, воинов, купцов, чем-либо не понравившихся горожан, тащили к Шемяке, и князь «судил», «метал их в Сухону реку, вяжуче камение великое на шею». Только один из обреченных, уже «сидя на дне», сумел выпутаться, избавиться от камня, и выплыл, убежал.

К великому князю летели тревожные донесения, но он оказался не в силах что-либо предпринять. Прошлогодний набег ордынцев стал лишь первой ласточкой. Раз уж Сеид-Ахмет дал добро, татары разохотились приходить регулярно. Одновременно с известиями из Устюга узнали – из Орды на Русь выступили «Малымбердей улан и иные с ним князи». Хотя теперь русские были настороже, предупреждения получили своевременно. Государь успел вывести дружины в Коломну, из Касимова к нему прибыл Касим со служилыми татарами. Выступили навстречу степнякам, налетели на них на Бетюковой речке, разбили и прогнали. Но войска пришлось оставить на Оке до осени. Не вернется ли Малымбердей? Не вынырнут ли из степи новые орды?

Воины измотались, с деньгами в казне было туго. Зимний поход на Галич потребовал огромных расходов, а что удалось наскрести, поглотила война с татарами. С другой стороны, Темный и его советники прикидывали, что ловить Шемяку в лесных краях слишком проблематично. Пошлешь рать, а он опять исчезнет. Строили прогнозы, что он недолго пробудет в Устюге. Или направится в родовой удел, или попробует проскочить к Москве. Поэтому от активных операций воздержались. Ограничились тем, что разослали подкрепления в Галич, Ярославль, Кострому, поручили воеводам караулить мятежника.

Однако Шемяка пронюхал, что его поджидают. Ни в Галич, ни к Москве он не пошел, остался в Устюге. Отсюда его банды совершали вылазки по селам, грабили по дорогам. Захватили в плен даже пермского епископа Питирима, возвращавшегося в свою епархию. В Устюг пробирались беглые, воры и прочий сброд. Умножаясь подобными пополнениями, Шемяка вознамерился овладеть Вологдой. Нагрянул с толпами своего воинства, но повторять судьбу устюжан местным жителям не хотелось. К гарнизону присоединились все, кто был способен держать оружие, стойко отбивались. А Шемякины добры молодцы не блистали доблестью и рисковать головами не торопились.

Вологду не взяли, зато окрестности опустошили подчистую. Выгребали добро, жгли избы, потешались с бабами и девками, ради забавы резали людям уши, носы, рубили руки и ноги. Бездомные, изнасилованные, изуродованные разбредались, умирали, просили пристанища в монастырях. Многие несчастные укрылись в Глушицкой обители у св. Григория Пельшемского, рассказывали о кошмарах. Преподобный написал Шемяке, увещевал прекратить бесчинства. Но князя его обращение привело в бешенство, он велел схватить св. Григория и сбросил с высокого моста.

Доклады о погромах стекались и в Москву. Становилось ясно – не обойтись без нового большого похода. Летом 1451 г. были разосланы приказы удельным князьям, боярам, войска начали сосредотачиваться в поволжских городах. Но планы опять сорвали татары. Царевич Мазовша учел ошибки Малымбердея и задумал переиграть русских – подкрасться к их границам незаметно, а потом лететь, как птицы, чтобы великий князь не сумел организовать отпор. Когда Василию II доложили о набеге, он привычно поднял воинов, поскакал к Коломне. Но встретились гонцы и сообщили – у Мазовши тьма-тьмущая всадников, движутся очень быстро, уже приближаются к Оке.

А основные силы Темного находились под Ярославлем, готовились спасать устюжан и вологжан. Государь передал имевшиеся под рукой отряды князю Ивану Звенигородскому, поручил грудью встать на переправах и задержать врага. Сам поскакал в Москву и погнал вестников к воеводам, приказывал срочно поворачивать, выручать столицу. Но Иван Звенигородский задачу не выполнил. Он струсил и попросту сбежал. Глядя на него, бросились наутек воины. Ордынцы беспрепятственно форсировали Оку и устремились к Москве. Полки великого князя явно не успевали подойти.

Тем не менее, Василий Темный не растерялся. Но ему опять пришлось менять приказы, действовать по старой, испытанной схеме. Защищать Москву назначил сына Юрия – мальчику исполнилось 9 лет, но важно было его имя и положение. А для реального руководства при нем остался митрополит с боярами. Государь выехал к войскам. Благо, они были в сборе, где-то выдвигались навстречу. Но татары подкатились так быстро, что москвичи не успели подготовить крепость к осаде, сжечь посады. Их подпалили ордынцы. Погода стояла сухая, знойная, вокруг Кремля встала стена пламени. Людей, вышедших на стены, опаляло жаром, сыпались искры и головешки. Боялись, как бы не заполыхало внутри Кремля.

Татары пробовали подобраться к укреплениям вслед за огнем, но и для них оказалось чересчур жарко. Отступили от ревущего пожара, пережидали. А горожане не сидели сложа руки. Сколотили несколько отрядов, и едва пламя стало гаснуть, высыпали из ворот на вылазки. Раз за разом бросались в контратаки и врагов к стенам не подпустили. Ночью, засучив рукава, готовились отражать приступ. Втаскивали на стены и расставляли котлы со смолой, пушки, пищали, самострелы. Во всех храмах усердно молились – и произошло чудо.

Мазовша узнал от пленных, что на выручку столице спешит армия великого князя, а шум от ночных работ в Кремле всполошил ордынцев. Они сочли, что армия уже прибыла. Перепугались, что их прижмут к городу и уничтожат. Побросали все имущество, обозы с награбленным барахлом, и кинулись подальше. Поутру изумленные жители Москвы обнаружили пустой лагерь, множество телег, шатров, потерянного в суматохе оружия. Славили Бога и Пресвятую Богородицу, послали гонцов вдогон Темному. Он отъехал недалеко, только до Дубны. Возвратился, утешал людей, потерявших при пожаре дома и нажитое добро. Даровал всем льготы от податей, помогал нуждающимся. Но поход на Шемяку отложился, сперва надо было оправиться от потрясения.

Наступление развернули зимой. В январе 1452 г. Василий II вывел войска на Волгу. С одним корпусом он остановился в Костроме – отсюда можно было двигаться и к Галичу, и к Вологде, если Шемяка метнется туда. Командовать вторым корпусом поставил 12-летнего соправителя Ивана. Ясное дело, отец дал ему превосходных воевод, Семена Оболенского и Федора Басенка, дал лучшие полки и служилых татар. Им предстояло идти на Устюг. Но сразиться с Шемякой наследнику не довелось. Разбойный князь невысоко оценивал собственных подчиненных. Как только прознал, что на него выслали рать, велел им до последнего удерживать Устюг, поставил над ними воеводой некоего Ивана Киселя, а сам с личной дружиной бежал во всю прыть.

Мальчику-командующему доложили о его бегстве, и воеводы подсказали, что Шемяка нарочно пытается задержать их осадой крепости, терять время не имеет смысла. Иван Васильевич велел коннице мчаться «мимо Устюга», в погоню.

Это решение оказалось верным. Без предводителя банды разбежались, и город освободился сам собой. А первый самостоятельный поход наследника престола выдался очень тяжелым. Крамольного князя преследовали более 500 км, пробивались через метели и морозы без дорог, по заснеженным руслам рек. Высылали отряды, отсекая врагу пути на Новгород. Хотя догнать не сумели. Шемяка добрался до Двины и укрылся в новгородских вотчинах.

Зато его союзникам, кокшарам, довелось сполна ответить за совершенные безобразия. От устья Ваги корпус повернул на Кокшенгу. Племя попыталось драться, но куда ему было выстоять против московских бойцов? Иван Васильевич «воюючи, город Кокшенский взял, а кокшаров секл множество», «а землю ту всю плениша и в полон поведоша». Перед лицом подростка разыгрывались не слишком приятные сцены – полыхали городки и языческие капища, падали убитыми те, кто осмелился сопротивляться, строились колонны «многого плена». Но ведь мальчик был великим князем, а война есть война. Если убийц утопленных устюжан и перерезанных вологодцев оставить безнаказанными, трагедия повторится. Погибнут тысячи невиновных, и за них Господь спросит с него, государя. Разве не так?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.