239

следующее нападение Ярополка на Олега - следствием проведенной Свенгельдом интриги. После этого «Свенгельд» окончательно выпадает из повествования, и в следующей новелле, принадлежащей уже истории Владимира, воеводой Ярополка выступает Блуд, заставляя думать, что, даже если схватка Ярополка с Олегом является историческим фактом, в ПВЛ мы находим ее сугубо литературное, т.е. не адекватное, отображение.

Вероятно, то же самое следует сказать и по поводу новеллы 6488/980 г., ибо трудно предположить реальность человека по имени «Блуд», единственной функцией которого является передача Киева и Ярополка в руки Владимира, чтобы дать повод автору начала XII в. разразиться обличительной тирадой по поводу «то суть неистовии, иже приимъше отъ князя или отъ господина своего честь и дары, ти мыслять о главе князя своего на погубление, горьше суть таковыи бесовъ; якоже и Блудъ предасть князя своего, приимъ отъ него чести многы, сь бо бысть повиненъ крови тои» [Ип., 65]. Вполне вероятная догадка, что весь этот пассаж, как и развертка сюжета, метили в кого-то из современников автора, не облегчает задачи исследователя отыскать в этом тексте отражение событий последней четверти X в., поскольку не только «варязи», но и «поставление кумиров», и картины «блуда» Владимира («бе бо женолюбець, яко и Соломонъ»), похоже, являются не историческими фактами, а только представлениями автора.

Так, у Владимира оказываются от Рогнеды четыре сына (Изяслав, Мстислав, Ярослав, Всеволод) и «две дщери»; от«гре-кыни» - Святополк; от одной «чехыни» Вышеслав, от другой - Святослав; от «болгарыни» - Борис и Глеб; кроме того, 800 наложниц в трех гаремах вокруг Киева - в Вышгороде, Белгороде и на Берестовом. Долгое время господствовало мнение, что изображение Владимира в качестве «сексуального маньяка» («и бе несытъ блуда, и приводя к себе мужьскыя жены и девици, растля я» [Ип., 67]) требовалось автору ПВЛ, чтобы тем ярче выделить его преображение после крещения («благодать»), а, вместе с тем, сопоставить его с Соломоном, представляющим «ветхий закон», который «мудръ же бе, а на конець погибе; сь же бе невегласъ, на конець обрете спасение» [Ип., 67]. Главным аргументом в пользу такого мнения, кроме уже приведенных цитат, было отсутствие подобных прецедентов у других князей, поскольку все они в ПВЛ предстают правоверными моногамными семьянинами, что не раз подчеркивалось исследователями.