Высадка в Африке

Высадка в Африке

Если не считать операции по взятию города Локры, весь 205 год Сципион посвятил подготовке к будущей войне. Сколотить дееспособную армию оказалось совсем не просто. Сенат, так и не простивший ему слишком откровенного давления на свои решения, отказался финансировать новое предприятие за счет Республики. Зато в Сицилии его ждали два легиона, составленные из солдат-ветеранов, оставшихся в живых участников битвы при Каннах. В 216–215 годах они в течение нескольких месяцев несли службу в Кампании, а затем в наказание были переброшены в Сицилию (Тит Ливий, XXIII, 25, 7). С той поры большинство из них успело искупить свою вину, а заодно и приобрести бесценный опыт, участвуя под командованием Марцелла в осаде Сиракуз. На их воинственный дух и сделал ставку Сципион. Кроме того, он объявил набор добровольцев среди умбров, сабинян, марсов и пелигнов, в результате чего его войско пополнилось еще семью тысячами воинов: практически вся Центральная Италия ответила на призыв о мобилизации. К тридцати военным кораблям, стоящим на рейде в Лилибее, он добавил еще столько же — 20 квинкверем и 10 квадрирем. Всю зиму 205/04 года спешно сооруженные суда сохли в порту Панорма (ныне Палермо). Тит Ливий (XXVIII, 45, 14–20) с энтузиазмом перечисляет всех, кто откликнулся на зов Сципиона и внес лепту в оснащение его будущей армии и флота: жители этрусского города Популонии обеспечили тяжелое железное снаряжение; Перузия и Клузий поставили дерево; население Тарквиний и Вольтерры взяло на себя изготовление килей и парусов; наконец, обитатели Арретия проявили неслыханную щедрость и снабдили полководца массой всевозможных и необходимых вещей, от ручных мельниц для зерна (солдаты получали ежедневный хлебный паек не мукой, а зерном) до дротиков, включая разнообразный инструмент, без которого не обойтись в походе — топоры, лопаты, серпы и даже корзины [110].

В начале 204 года к исполнению своих обязанностей приступили вновь избранные консулы — патриций М. Корнелий Цетег и П. Семпроний Тудитан, плебей и военный трибун, отличившийся храбростью в битве при Каннах (Тит Ливий, XXII, 50, 6-11). Сципион в качестве проконсула еще на год остался командующим армией, а наместником Сицилии стал претор М. Помпоний Матон, по материнской линии приходившийся ему двоюродным братом. Можно сказать, что с этим назначением Сципиону крупно повезло, поскольку весной 204 года, как раз тогда, когда он готовился к африканскому походу, Кв. Фабий Максим от лица сената выдвинул против него серьезное обвинение, возложив на него ответственность за кровавые столкновения между легатом Племинием и его подчиненными — это случилось в Локрах, взятых год тому назад. Фабий надеялся привлечь Сципиона к ответу за самовольную — без позволения сената — отлучку из вверенной ему провинции (Сицилии), а затем поставить перед комициями вопрос о лишении его звания командующего армией. По мнению многих сенаторов, он также заслуживал упрека за свой филэлленизм, который он слишком афишировал, а это в ту пору считалось в Риме тяжким проступком. Выпутаться из этой неприятной ситуации проконсулу помог диктатор Кв. Цецилий Метелл, проводивший выборы в отсутствие Красса, из-за болезни задержавшегося в Бруттии. Отметим, что на протяжении следующих лет Цецилий Метелл неоднократно будет оказывать Сципиону помощь и твердую поддержку. Пока же он предложил, чтобы комиссию по разбирательству беспорядков в Локрах возглавил наместник Сицилии М. Помпоний Матон. Надо думать, что Помпонию пришлось пустить в ход весь свой авторитет, чтобы снять со своего двоюродного брата обвинения. Вообще говоря, семейству Сципионов в те годы неслыханно везло. Чуть позже, в апреле 204 года, сенат избрал «лучшим гражданином» Рима еще одного из его двоюродных братьев — Сципиона Назику, сына Гнея, погибшего в Испании. В этом качестве ему выпала честь с великой помпой встречать в Остии так называемую «Идейскую Мать» — священный камень из фригийского города Пессинунта, переданный тогдашним союзником Рима Атгалом Пергамским. Незадолго до этого Сивиллины книги предсказали, что враг, проникший в Италию, будет побежден и изгнан, если Рим признает культ Кибелы — «матери богов». Назике к тому времени исполнилось всего 25 лет, и он даже не был еще квестуром, и выбор, сделанный сенаторами, привел в недоумение многих, в том числе и Тита Ливия (XXIX, 14, 9), который наверняка имел на этот счет свои соображения, но, к сожалению, не нашел нужным поделиться ими с читателем.

Лето 204 года Сципион провел в Лилибее, где совместно с Помпонием определил количество и состав войск для переброски в Африку. Источники, которыми пользовался Тит Ливий, сообщают достаточно разноречивые сведения об общей численности формировавшейся армии, но в конце концов историк отдал предпочтение наибольшей цифре: 35 тысяч пехотинцев и всадников [111]. Учитывая масштаб предстоящей кампании, эти данные и нам представляются наиболее достоверными. Ядро армии составили ветераны Каннского сражения, объединенные в пятый и шестой легионы. Они отличались особенно воинственным духом и сильнее, чем кто-либо, жаждали реванша. Должно быть, картина отплытия римского войска с берегов Сицилии выглядела впечатляюще: четыре сотни грузовых судов под охраной четырех десятков боевых кораблей; правофланговой эскадрой командовал сам Сципион, рядом с которым находился и его брат Луций; левофланговая эскадра шла под управлением префекта флота Лелия, которому помогал homo novus (новый человек), молодой квестор из плебеев М. Порций Катон, будущий прославленный Цензор.

Если верить Титу Ливию, накануне отплытия Сципион отдал лоцманам приказ держать курс на Эмпории, то есть на Малый Сирт, расположенный за заливом Габес, на южном побережье современного Туниса. Как сообщает латинский историк, на утро третьего дня флот приблизился к мысу Меркурия (ныне мыс Бон). В это время вокруг сгустился туман, скрыв своей пеленой показавшийся вдали берег, и, поскольку приближалась ночь, Сципион приказал бросить якоря и сделать остановку. На следующее утро, когда туман рассеялся и взорам мореходов вновь открылся африканский берег, выяснилось, что это уже не мыс Меркурия, а совсем другое место, в латинском тексте именуемое Pulchri promunturium, или мыс Аполлона, то есть «прекрасного бога» (ныне мыс Рас-Эльмекки), образующий северо-западную линию Карфагенского залива (J. Desanges, 1980, р. 210).

На первый взгляд, за прошедшую ночь ветер отнес римские суда не к югу, где прямо по курсу виднелся мыс Бон, а к западу. По версии Тита Ливия (XXIX, 27, 8-13), первоначальный замысел Сципиона заключался в том, чтобы повторить путь, которым в древности прошел Агафокл и совсем недавно Регул, и причалить на побережье Келибии или чуть дальше, в районе Хаммамета, однако волей Эола он оказался гораздо западнее и, не решившись спорить с богом ветров, велел идти прямо к мысу Аполлона и начать высадку на побережье Утики. Откровенно говоря, нам слабо верится в то, что проконсул мог столь спокойно подчиниться капризу стихии. Гораздо более вероятно, как это предположил еще Гзель (S. Gsell, 1921, III, р. 213), что, даже если туман задержал его у мыса Бон, он продолжал двигаться в заранее выбранном направлении, то есть к побережью Утики. Что касается Эмпорий, названных Титом Ливием в качестве ориентира для римских лоцманов, то их упоминание в тексте можно объяснить двояко: либо историк просто ошибся, либо Сципион прибегнул к военной хитрости, опасаясь карфагенских шпионов, кишевших в окрестностях Лилибея. С другой стороны, мог ли он всерьез рассчитывать, что эта умело запущенная «деза» прибудет в Карфаген намного раньше его самого и сослужит ему добрую службу? В поисках ответа на этот вопрос мы сталкиваемся с проблемой средств оптической сигнализации, наверняка существовавших в те времена и использовавшихся для связи пунической метрополии с мысом Бон (S. Lancel, 1995, р. 402). В хорошую погоду подобная система вполне могла действовать, однако ее эффективность для передачи сообщений между мысом Бон и башнями, выстроенными на западном побережье Сицилии, представляется весьма сомнительной.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.