Глава 6 Военный совет

Глава 6

Военный совет

Внимательное изучение местности показало Румянцеву, что Силистрия – твердый орешек, который не так просто разгрызть. Он приказал Потемкину выдвинуть свой корпус еще ближе к крепости и встать на левом фланге армии. Главный корпус продвинул вперед и раскинул лагерь на самом берегу. Отсюда взору Румянцева и собравшихся вокруг него генералов и адъютантов открылась прекрасная картина неприступной крепости, воздвигнутой самой природой. Величественный Дунай бесстрастно катил вниз свои воды, крутые горы возвышались над берегом, а у самой подошвы горы, на берегу Дуная, окруженная со всех сторон пропастями и впадинами, покрытыми густым зеленым лесом, раскинулась Силистрия.

– Вон там, ваше сиятельство, – сказал князь Долгоруков, – был лагерь Осман-паши.

Румянцев посмотрел в подзорную трубу в ту сторону, куда показывал князь. Покинутый ретраншемент, сноровисто и добротно сделанный турецкими солдатами, мастерами этого дела, пустынно манил к себе. Потом снова повернулся к Силистрии.

– Опасный город! Как удобно он расположился! Всюду высоты и впадины, всюду лес, где столько неприятельских войск может затаиться, – вслух размышлял Румянцев. – И снизу и сверху лес, ни по высотам, ни по впадинам нельзя послать своих людей без риска оставить их отрезанными.

– Вот прямо перед нами, ваше сиятельство, сильно укрепленный неприятельский редут, – показал Долгоруков в сторону редута, расположенного с южной стороны крепости.

– Да, это ключевая позиция всего укрепленного лагеря турок, – согласно кивнул Румянцев. – Не сломя сей преграды, нельзя к городу и подступиться. К тому же сильны и другие полевые сооружения, весьма удобно расположенные. По-пробуй-ка взойди на высотки эти и сбей турок оттуда. Тяжеленько придется.

– Кажется, ваше сиятельство, уже тяжеленько становится генералу Потемкину. Смотрите, правый его фланг атакует значительный отряд конницы, а левый – отряд пехоты.

Румянцев видел, как от корпуса Потемкина отделились с левого фланга казаки, а справа – кирасиры и гусары и двинулись навстречу туркам.

– Хорошо, что вовремя заметили атаку турок. В открытом бою они у нас еще ни разу не выиграли. Но на всякий случай пошлите, князь, – обратился Румянцев к дежурному генералу, – два кавалерийских полка к Потемкину. Кто их знает, сколько скрывается турок в лесу.

Появление двух кавалерийских полков сразу образумило горячие головы турецких начальников. Атака захлебнулась.

И снова Румянцев повернулся в сторону турецкого редута, откуда изредка раздавалась пушечная и ружейная стрельба.

– Турки называют этот редут Нагорным, ваше сиятельство.

– Да, редут нужно брать, если мы хотим штурмовать Силистрию, – словно про себя сказал Румянцев. – Пока стреляют, примечайте, где стоят их батареи. Туда и направить смельчаков для штурма, а перед этим поразить нашим пушечным огнем. Это хорошо, что они стреляют.

В свите фельдмаршала были и артиллеристы, и квартирмейстеры во главе со своими генералами, которые знали, что вскоре после этого Румянцев потребует от них высказать свои соображения перед составлением общей диспозиции.

– Думаю, что корпус Потемкина и овладеет этим редутом. Надобно ему только хорошенько изучить все подступы к редуту и точно распределить войска по направлениям. Ну, есть еще время подумать о диспозиции. Спешить не будем. Может быть, командующий крепостью сложит оружие без боя? Князь, от имени Ступишина напишите сераскир-паше, на каких условиях он может нам сию крепость сдать. Опишите, что корпусы его разбиты под Гуробалами, разбит также Осман-паша, что город его отрезан теперь ото всех, а войска, хотевшие оказать эту помощь, разбиты и прогнаны. Верховный же визирь озабочен лишь одним – спасти самого себя от позорного разгрома. Мы не хотим причинять городу лютые бедствия, так как знаем, что в нем есть жены и дети турецких воинов. Им мы обещаем безопасность и спокойствие… Ну что, господа, пора и за дело! Представьте свои соображения дежурному генералу князю Юрию Долгорукову. А уж мы потом подумаем над диспозицией и разошлем по корпусам.

Письмо генерал-поручика Ступишина было отправлено 15 июня с капитаном Зимбатовым, хорошо знавшим турецкий язык. В следующую ночь сераскир-паша с тем же капитаном прислал ответное письмо, в котором горделиво отказывался сдать крепость: «Силистрию, по приказу самого нашего Государя, я должен охранить, и потому я, оную на волю Всевышнего предав, покуда жить буду, ни одного из Силистрии камня выдать не намерен…»

А 16 июня сераскир-паша атаковал с многочисленным отрядом передовые пикеты Потемкина и выбил их с занимаемых позиций. Турецкими войсками были заполнены все окрестные сады. И Румянцев послал на помощь Потемкину Рижский и Рязанский кавалерийские полки.

После этой демонстрации силы Румянцеву стало ясно, что прежде всего необходимо взять штурмом Нагорный редут. И вся диспозиция будущего боя была составлена так, что Потемкин и Вейсман со своими корпусами и 1200 гренадер главного корпуса, согласно взаимодействуя между собой, ранним утром 18 июня начинают атаку Нагорного редута. Одновременно с этим отряд барона Игельстрома и часть корпуса генерала Ступишина проходят по береговой дороге, обходят крепость и «делают неприятелю разными демонстрациями заботу, чтоб он на подкрепление или усиление атакованным на горе не мог вспомоществовать». В это же время запорожцы на своих судах должны войти в залив, поставить батареи на берегу Дуная и открыть пушечную пальбу по крепости. А потом искать возможные способы ворваться в укрепления неприятеля. Если поиск на редут окажется удачливым, то продолжать атаку на городовой ретраншемент и действовать по обстоятельствам, вплоть до захвата самого города.

В диспозиции, разосланной 17 июня, Румянцев напоминал, что командиры корпусов, на которые возлагается проведение атаки на редут, сами должны предвидеть все детали и подробности операции и на месте руководить действиями своих отрядов. Ступишину приказал быть готовым на тот случай, если атакующие колонны придут в беспорядок, и сразу же войти на их место «с построенным войском». Предупреждал предводителей колонн, чтобы «наистрожайше подтвердили своих частей артиллерии командирам, чтобы пункты, на которые их действия стремиться будут, жестоким огнем очищаемы были, не упуская из внимания и то, что, когда тех пунктов пехота достигать будет, обращали бы свои орудия поспешно в те места, которые в распространение к поражению неприятеля и ко очищению окажутся нужными или где наиболее неприятель к отпору оного стремиться будет».

Обращал внимание Румянцев и на то, что атака Нагорного редута будет производиться с двух сторон, а посему нужно остерегаться перекрестных выстрелов артиллерии, не приносить вреда самим себе.

С рассветом 18 июня Румянцев выехал к корпусу Потемкина и расположился на высоте, которая господствовала над местностью, где должны были происходить главные события дня. Отсюда Петр Александрович видел город, сады на кряжах гор, Нагорный редут. А за спиной его была дорога на Базарджик, а чуть левее – на Шумлу, где скрывается верховный визирь, которого требует Петербург разбить и склонить силой оружия к миру… Там, на Шумлинской дороге, в тридцати верстах отсюда, только вчера разыгралось сражение. Хорошо, что он послал майора Любимова с отрядом разузнать особенности той дороги. И послал-то с ним всего лишь 160 карабинеров, эскадрон пикинеров и не больше трехсот казаков и арнаутов. А он разгромил неприятельскую партию числом не меньше полутора тысяч под водительством Мегмет-аги.

Как-то сложится сия битва? Перед выступлением он сам осмотрел людей, говорил с ними о задаче, которую предстояло им выполнить, как о подвиге во славу Отечества и русского оружия. И с внутренним удовольствием отмечал про себя, что офицеры и рядовые проявляют отменную ревность и бодрость духа. По опыту Румянцев знал, что столь усердная воля может быть лучшим предвещением желаемого успеха…

Вспыхнула сигнальная ракета там, где расположились войска Потемкина. Пушечными выстрелами загремели русские батареи. Фельдмаршал Румянцев всеми помыслами устремился туда, где решалась судьба, может быть, всей Задунайской операции… Где-то там и батальон графа Михаила Румянцева.

Колонны Потемкина под прикрытием артиллерийского огня пошли на неприятельский редут. Правую вел Ярославского пехотного полка полковник Лукин, левую – полковник Языков, третья – во главе с премьер-майором Фаминцыным – следовала по дороге к Силистрии для очищения горы от засевших там неприятелей. В резерве остался отряд под командой подполковника Розенберга. Всеми атакующими войсками командовал генерал-майор Каковинский.

Румянцев залюбовался четкостью движения колонн. Турки открыли жесточайшую стрельбу из всех батарей Нагорного редута и крепости. Но огонь их причинял атакующим мало вреда. Правая колонна скрылась на некоторое время в овраге, подходившем близко к редуту, и неожиданно появилась перед редутом. Но турки открыли такой огонь, что сразу скосили многих. Убит был и полковник Лукин. Воспользовавшись замешательством колонны, потерявшей предводителя, турки в то же мгновение выскочили из окопов и, яростно сверкая саблями, ударили на атакующих. Застигнутые врасплох, не ожидавшие такой стремительной контратаки, русские дрогнули и побежали. Столь же неудачно сложилось наступление и для левой колонны, на которую обрушились турки.

Легкая тень тревоги легла на лицо Румянцева, когда он увидел бегство двух наступающих колонн. Радостные крики турок раздавались со стен крепости, наблюдавших за действиями войск у Нагорного редута. Почти все защитники редута умчались вниз по горе, преследуя бегущих. «А где же Вейсман и Игельстром со своими отрядами? И почему молчат запорожцы? – мелькнула у Румянцева мысль. – Самое время ударить с тыла на редут, когда там никого не осталось. Неужто не воспользуются оплошностью его защитников?»

Румянцев с надеждой смотрел на быстро приближающегося курьера.

– Ваше сиятельство! Генерал-майор Каковинский просит подкреплений, полковник Лукин убит. Мы отступаем… – доложил прибывший офицер.

– Ах вот в чем дело! Убит полковник Лукин…

– Ваше сиятельство! – крикнул князь Долгоруков. – Смотрите, на горе наши и атакуют неприятеля, вышедшего из редута! Турки не знают, куда бежать… Что ж там произошло?

Румянцев снова повернулся в ту сторону, где замелькали русские мундиры на горе.

Вскоре Румянцеву доложили, что в Нагорный редут ворвался со своей кавалерией полковник Кличка, посланный Вейсманом. А премьер-майор Фаминцын направил туда же с другого фланга 300 пехотинцев во главе с подполковником Циглером. Действуя согласно, пехота и кавалерия уничтожили оставшихся защитников редута и овладели им. Потом немедля открыли огонь из десяти захваченных пушек по атакующему неприятелю.

Картина боя мгновенно изменилась, когда полковник Леонтьев, подойдя к редуту со своим Кабардинским полком и оценив обстановку, послал своих кавалеристов в тыл атакующим туркам.

Турки, прекратив преследование, повернули к своему редуту, но оттуда открыли по ним такой губительный огонь, что их конница, оказавшись между двух огней, стала нести значительные потери. Для них оставался только один выход – и турки отчаянно рвались отбить редут. Но в это время приведенные в порядок колонны Потемкина, усиленные по приказу Румянцева резервом генерала Ступишина, вновь устремились к редуту. Объятая ужасом, турецкая конница рванулась к спасительным стенам крепости. Вслед за ней повернулись и русские пушки, посылая в ее ряды ядро за ядром, делавшие свое смертоносное дело.

– Князь! Прикажите барону Вейсману занять со своим корпусом Нагорный редут. Мы вскоре двинемся туда. Завладев редутом, мы достигли только первого рубежа. До полной победы еще далеко. Неприятель все усиливает стрельбу из крепостных батарей по нашим полкам, объемлющим гору.

Курьер помчался к барону Вейсману, а Румянцев в окружении свиты тихо поехал в сторону Нагорного редута. Он должен был сам посмотреть на крепость с этой горы, где только что разыгрались столь кровавые события. Как-то там действовал батальон графа Михаила Румянцева? Храбрый мальчик. Не сносить ему головы… Но Бог милостив, может, удержит меч судьбы…

Подъезжая к горе, Румянцев вздохнул с облегчением: вдали он увидел крупную фигуру своего сына, радостно махнувшего ему шпагой.

Вейсман со своим корпусом был уже на горе. Неприятельские батареи, не умолкавшие все это время, усилили огонь по бывшему своему редуту, как только в него въехал фельдмаршал со свитой. Румянцев велел еще ближе подвинуть батареи к городу и открыть ответный огонь.

– Ваше превосходительство! – обратился наконец он к Вейсману. – Вы остаетесь здесь полновластным хозяином и употребите все для того, чтобы утвердиться на этой высоте, которая повелевает сим городом.

– Я сделаю все, ваше сиятельство, чтобы твердой ногой встать на этой высоте.

– Генерал-поручику Ступишину приказываю со своим резервом вернуться в лагерь главного корпуса.

Вместе со Ступишиным, Вейсманом, Потемкиным и другими генералами и штабными офицерами Румянцев объехал войска и осмотрел окрестности Нагорного редута и места, которые подступали к самому городу.

– Господа! Расстройка в колоннах генерала Потемкина, случившаяся в начале атаки редута, помешала вместе с тем штурмовать город другими колоннами, стоявшими на подступах. А может, это и к лучшему. Вы сами видите, как велико число обороняющихся. В будущую ночь мы зажжем город, немедленно сделайте надлежащие к тому приготовления. Если мы не подготовимся, то много напрасной крови прольется. Алексей Алексеевич! Уводите свои войска к главному корпусу, пусть чуточку отдохнут.

Ступишин поехал к своему корпусу, Вейсман поднялся в окопы Нагорного редута. Потемкин хотел что-то спросить фельдмаршала, но тут к фельдмаршалу подскакал разгоряченный офицер и доложил, что неприятель большими силами наступает на их тыл по Базарджикской дороге. «Как раз там, видно, где мы недавно стояли на высоте и наблюдали за сражением», – как-то спокойно подумал Румянцев.

– Ваше превосходительство, Григорий Александрович! – обратился он к Потемкину. – Хорошо, что вы не уехали. Берите всю вашу кавалерию и обратите ее против неприятеля, а наш вестник покажет вам дорогу. Вслед за кавалерией пусть поспешает и весь ваш корпус.

Не успел Румянцев отъехать от горы, как увидел корпус Потемкина в боевом порядке, спешивший к дороге на Базарджик. «Пошлю-ка из главного корпуса ему в помощь кого-нибудь, – подумал Румянцев. – Вот ведь местность – одни холмы, впадины, горы, леса, овраги… Не зря ведь говорят: страна разбойников. Действительно, хорошо здесь скрываться тем, кто готовит тайные нападения».

Не успел Румянцев, скакавший к главному корпусу без всякого конвойного сопровождения, преодолеть и полпути, как навстречу выскочил офицер, на лице которого написаны испуг и растерянность.

– Ваше сиятельство! Туда нельзя! Вы отрезаны от главного корпуса!

– Как, ведь только что мне докладывали – неприятель на Базарджикской дороге, – удивился Румянцев.

– Нет, ваше сиятельство! Конница Черкес-паши ворвалась сюда и сбивает все наши заградительные посты. Вы и сами сейчас ее увидите…

«Ничего себе, фельдмаршал российских войск в плену у турок! Хорошенькое дельце! Может, Ступишин успеет вызволить своего главнокомандующего? Хорошо, что я приказал ему поспешать к главному корпусу», – думал Румянцев, затаившись в лесу, где застал его уведомитель.

Через несколько минут на дороге показалась неприятельская конница. Она двигалась совсем близко от Румянцева, казалось, бесконечной лентой.

В это же время генерал Ступишин, поспешая к главному корпусу, неожиданно увидел неприятельский сикурс и, мгновенно развернув боевые порядки своих полков и батальон Михаила Румянцева, приказал им атаковать. Грянула пушечная и оружейная стрельба. Неприятельская конница дрогнула, стройные ряды ее смешались.

Фельдмаршал Румянцев в сопровождении небольшой группы штабных офицеров поскакал в лагерь главного корпуса. Оттуда по его приказу тут же помчались на помощь Ступишину Тверской и Московский кавалерийские полки. С другой стороны подоспели кавалеристы генерала Потемкина. И турки заметались, окруженные со всех сторон. Бросились на Шумлинскую дорогу, которая, по их расчетам, была свободна, но и там их встретил премьер-майор Любимов. Силы их, конечно, были неравны, но отряд премьер-майора отважно бился с неприятелем.

От захваченных пленных Румянцев узнал, что этот неприятельский корпус в семь тысяч конницы был послан Нуман-пашой, как только раздались пушечные выстрелы около Силистрии, для оказания помощи осажденным. Теперь Нуман-паша идет от Базарджика с двадцатью тысячами пехоты и конницы, идет скорым маршем и остановился не далее тридцати верст отсюда. Цель его – ударить с тыла по атакующим и освободить Силистрию от осады.

Появление свежих войск во главе с опытным полководцем резко меняло обстановку. Румянцев должен был теперь думать не только о Силистрии, где вплоть до сумерек корпус Вейсмана вел неумолчную оружейную и пушечную пальбу, но главным образом о достойной встрече неприятеля, пытающегося окружить его с тыла. Двадцать тысяч Нуман-паши да тридцать тысяч гарнизона Силистрии – это уже серьезная сила, которая может сдавить в своих объятиях так, что и жив не будешь… К тому же турки, энергично действуя против отряда барона Игельстрома, сбили его с занимаемых позиций недалеко от крепости и заставили отойти.

К вечеру Румянцев решил собрать военный совет. Обстановка складывалась так, что ее необходимо было обсудить. Один за другим прибывали генералы Ступишин, Потемкин, Унгерн, Вейсман, Василий Долгоруков, Игельстром, Волков, Тургенев, Ригельман, Муромцев.

Перед самым советом, словно для утешения, Юрий Долгоруков доложил об успешном поиске на Туртукай. С рассветом 17 июня четырехтысячный отряд Суворова, переправившись на правый берег, разгромил деташемент турок, которые потеряли в этом сражении 800 человек убитыми, в том числе и одного из своих предводителей. Захватив богатую добычу, в том числе много продовольственных товаров, 25 новых шаек, 6 мачтовых судов и 4 лодки, Суворов вернулся на свой берег Дуная, потеряв 6 человек убитыми и 96 ранеными.

– Господа! Я пригласил вас на военный совет по обстоятельствам чрезвычайным, – обратился Румянцев к собравшимся генералам. – Обстановка круто изменилась. Вы все уже знаете, что к нам идет Нуман-паша. Знаете также, что барон Игельстром, известный в наших войсках своим мужеством и отвагой, вынужден был отступить от городских стен Силистрии, желая сохранить своих людей от жесточайшего урона. И хотя мы добились успеха и завладели Нагорным редутом, но также испытали, сколь велики силы неприятельские и с каким отчаянием и мужеством он укрепления защищает. Следственно, если город брать приступом, нельзя избежать в людях великой утраты. Тем более, что у нас нет большой артиллерии и лишних снарядов для бомбардировки города, а использование полевой артиллерии, вы видели, желаемого успеха не дает. Вы знаете также наше деликатное положение, когда все наши припасы, в том числе и пропитание, за Дунаем. А пред собою и в округе мы имеем многочисленного неприятеля. Напомню также вам, что город Силистрия нам нужен только для того, чтобы не оставить его в нашем тылу, если мы пойдем на верховного визиря в Шумлу, где он обретается. Но, по известиям, полученным от пленных, визирь, послав войска на оборону Силистрии и Нуман-пашу в наш тыл, остался почти без войска, держится налегке и может каждую минуту, заметив наше движение к нему, уйти в горы. Решайте, господа!

Поздно вечером военный совет в составе четырех генерал-поручиков и четырех генерал-майоров постановил: «Корпус генерал-майора барона Вейсмана вывесть из ретраншемента неприятельского и присоединить в ту же ночь к корпусу генерал-поручика Потемкина, а по соединении им обоим взять позицию на левом крыле главного корпуса, дабы соединенными силами при всяком покушении неприятельском удобнее было его поразить; а и главному корпусу взять другой лагерь, поелику тогдашний был между лесом, за которым неудобно было открывать и самого ближнего движения неприятельского».

В ту же ночь генерал Вейсман, сняв артиллерию, покинул с таким трудом захваченный ретраншемент и раскинул свой лагерь рядом с корпусом Потемкина. А к вечеру того же дня, когда словно разверзлись небеса и шел нескончаемый ливень, Вейсман и Потемкин заняли свои места рядом с главным корпусом.

Главный корпус армии отошел 20 июня к мостам на реке Галице, которые охранял полковник Огарев с Пермским пехотным полком. В тот же день Огарев прислал к фельдмаршалу своего нарочного доложить, что его людьми замечен большой неприятельский лагерь между деревнями Кучук-Кайнарджи и Биюк-Кайнарджи. Румянцев немедленно отправил в том направлении генерала Муромцева с командой для рекогносцировки.

К вечеру того же дня Румянцев узнал, что значительные силы неприятеля расположились в долине Кайнарджи, а это серьезно угрожало безопасности его тылов и Гуробальской переправе, которая дает возможность бесперебойного снабжения армии всем необходимым.

– Лагерь неприятеля, ваше сиятельство, пространный, – рассказывал генерал Муромцев. – Точно число войск невозможно определить, поелику они стоят в таком глухом месте, что близко туда никак не подойти – кругом густой лес, узкие дефиле…

– А если корпус неприятеля значительный, то почему он не нападает на небольшой пост полковника Огарева? – недоумевал Румянцев. И тут же сам себе отвечал: – Скорее всего, можно предположить, что в том крепком месте затаился разбитый неприятель. А может, небольшой деташемент охраняет свои обозы, кои не может провезти в Силистрию? А может, это просто затаился неприятель, чтобы примечать наши движения? И если мы пойдем штурмовать Силистрию или при возвращении к Гуробалам через дефиле, может зайти к нам в тыл? Следите, Матвей Васильевич, за неприятелем. Он хитер, коварен. Сколько раз уж так бывало, что он обманывал нас многочислительностью своих палаток, а потом многие из них оказывались пустыми. Конечно, это очень важное известие, я приму необходимые меры. Вы будете сопровождать барона Вейсмана к расположению неприятеля.

Дежурному генералу Юрию Долгорукову он приказал вызвать Вейсмана и, передав в его распоряжение Троицкий, Кабардинский, Невский и Ширванский пехотные полки, два батальона гренадер, карабинерные Московский и Тверской, Харьковский гусарский, пикинерный Елисаветградский и полк донских казаков, направить сей деташемент к местоположению неприятеля, атаковать его и, по возможности, разбить.

– Пусть выступают на рассвете, Юрий Владимирович. Генерал-майор Муромцев пойдет вместе с бароном Вейсманом. Ему известно положение неприятельское.

В полдень на следующий день от Вейсмана прибыл подполковник граф Девиер.

– Ваше сиятельство, – доложил он, – барон Вейсман, сближаясь с неприятелем, подошел к путям непроходимым. Местность так пересечена оврагами, лесом и дефиле, что невозможно к лагерю и подступиться.

– Ищите удобности! Нужно найти такой путь, который позволил бы незаметно подойти к туркам и ударить внезапно. Ищите проход! В случае же если не будет к тому никаких возможностей, пусть держит под наблюдением дорогу к Гуробалам, чтоб неприятель не захватил ее. Ради обеспечения безопасности армии и чтоб упредить всякие вредные намерения неприятельские, завтра, 22 июня, двинем главный корпус к реке Галице, постараемся пройти через мосты, миновать все большие горы и тесные дефиле и выйти к высотам, которые лежат в шести верстах от нашей переправы. Корпус Потемкина пойдет сим же путем вслед за мною. Так что передайте барону Вейсману, что мы будем готовы прийти ему на помощь, если там окажется больше неприятельского сикурсу, чем мы предполагаем.

Граф Девиер поскакал к Вейсману. А фельдмаршал Румянцев отдал приказ выступать из лагеря по направлению к мостам через реку Галицу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.