От Болвы к Оке (13.10–27.10.41)

«Снегопад продолжался также и 12 октября… Наши войска замкнули кольцо окружения вокруг большого котла южнее Брянска и вокруг небольшого котла севернее этого города, но продвигаться вперед войска не могли из-за плохого состояния дорог»[85]. Нельзя чрезмерно обобщать это утверждение Гудериана; во всяком случае, оно не касается 31-й пехотной дивизии, которая начала свое продвижение именно 12 октября. Несмотря на распутицу, усиленный 82-й пехотный полк за период с 13 по 27 октября (совершив 11 переходов при четырех днях отдыха) преодолел 200 километров до Белева, да и у остальных полков 31-й дивизии походная нагрузка едва ли была меньше.

На Болве (12 октября) наступила специфическая русская непогода поздней осени. Дождь и снег без перерыва преследовали нас на протяжении следующих четырех недель. Осадки превратили дороги и прилегающую местность в потоки грязи и болота. На первое место вышла борьба не с противником, а с природой. Нагрузка этой борьбы все в большей мере падала на людей и лошадей, так как моторы этой борьбы не выдержали, подвоз припасов на автомобилях практически полностью прекратился. Это касалось всего – боеприпасов, продовольствия, а также медикаментов и перевязочных материалов. Войска более или менее приспосабливались к этой «дикой жизни на природе». Нагрузки во время переходов возрастали, скорость продвижения падала. Надежность планирования переходов была полностью утрачена. Нам приходилось изо всех сил бороться с тем, чтобы колонны не растягивались на марше, а отдельные транспортные средства не отставали. Пехотинцу приходилось тащить не только ранец и оружие; зачастую ему приходилось тянуть повозки и вытаскивать из грязи машины. Мокрые до нитки, с промокшими сапогами, солдаты к вечеру наконец добирались до совершенно незнакомой местности и устраивались на ночлег в тесных, часто неосвещенных жилищах. Располагаться в поле в палатках было немыслимо, солдатам приходилось ютиться в жалкой хибарке, как правило состоявшей из одной-двух комнат. Не хватало даже таких домов, и поэтому они были переполнены сверх всякой меры. В такой ситуации нечего было и думать о том, чтобы хорошенько отдохнуть, выспаться, высушить обмундирование и сапоги, помыться. Теснота, скученность и обилие паразитов привели к завшивленности и кожным заболеваниям[86], которые не щадили ни офицеров, ни солдат. Сопротивляемость организма снижалась. У лошадей дела обстояли не лучше, чем у людей. Корма становилось все меньше, а нагрузки день ото дня становились все больше. Лошадям приходилось не только тащить повозки. На них перемещались командиры, квартирьеры, вспомогательные службы, а также личный состав разведки и связисты. Без лошадей во второй половине октября 1941 года мы бы потеряли способность передвигаться и безнадежно увязли бы в грязи. Кавалеристы и ездовые заслужили вечную благодарность пехоты за то, что сумели сохранить нам лошадей.

В это время путь следования 31-й дивизии использовали части других дивизий и, мало того, по той же дороге отступали и русские! Состояние этой размытой и разбитой дороги, покрытой толстенным слоем непролазной липкой грязи, просто невозможно описать. Нет, правда, и слов, чтобы описать мужество и стойкость нашей пехоты, сумевшей в течение четырех недель выдерживать эти нечеловеческие условия.

Уже в первый день марша по ту сторону Болвы мы столкнулись с невиданными нами ранее трудностями. В 6.00 13 октября 82-й полк начал переходить Болву в районе Любохны по «мосту Зонненборна»[87]. Следующую остановку предполагалось сделать в 25 километрах от переправы, в Гололобовке. На преодоление этого расстояния пехотным батальонам потребовалось 11,5 часа, батареям легких пушек (3-й дивизион 31-го артиллерийского полка 31-й дивизии) от 11,5 до 13,5 часа, а батарее тяжелых орудий (3-я батарея 67-го артиллерийского полка 67-й дивизии) – почти 20 часов. В это время не включены привалы длительностью три с половиной часа, которые устраивались по тактическим соображениям. Скорость продвижения, в сравнении с сухими дорогами, уменьшилась на 100 процентов, а нагрузки возросли многократно. Именно в эти дни стало окончательно ясно, что выдержать такие длительные переходы войска смогут только при разумном чередовании дней на марше и дней отдыха, а также при снижении требований. 14, 17 и 18 октября у полка были дни отдыха; 15 октября он пришел в Подбужье (14 км)[88], 16 октября во Фролово (17 км), а 19 октября в Кцынь и Дудоровский (21 км).

В Дудоровском расположились рядом штабы 31-й дивизии и 82-го полка. Возникла возможность личной встречи их командиров, которые довольно давно не виделись. Генерал-майор Бертольд жил со своими войсками. Особенно часто бывал он в 17-м пехотном полку, которым он командовал во Франции и в России до выхода к Днепру. Он любил своих подчиненных и знал их нужды. Не было никакого сомнения в том, что следовало обратить самое пристальное внимание вышестоящего командования на его хищническое и потребительское отношение к боеспособности войск. Это представлялось тем более необходимым, потому что с момента начала распутицы представители ОКХ (Главного командования сухопутными силами) ни разу не появлялись в войсках. Например, с 3 октября по 16 ноября 1941 года на командном пункте 82-го полка не появлялись начальники в ранге выше командира дивизии. Во многих письменных донесениях, в телефонных разговорах и радиограммах, переданных из 82-го полка в штаб 31-й дивизии, неоднократно указывалось на серьезность положения в войсках. Основания для верного суждения об условиях наступления (состояние дорог, погода и нагрузка) сообщались теперь вышестоящему командованию непрерывно.

Из описания положения, изложенного генералом Бертольдом командиру 82-го полка, явствовало, что система снабжения 2-й армии находится на пределе своих возможностей. Для того чтобы войска не вымерли от голода, им следует «перейти на подножный корм». Моторизованные обозные колонны, так же как и части моторизованных войск, безнадежно увязли в грязи. Так, например, дивизион противотанковой артиллерии застрял в селе Кцынь, так как прекратилась доставка горючего. Дорога, по которой 82-й и 17-й полки медленно продвигались в направлении города Белев, была в таком состоянии, что пользоваться ею было практически невозможно. Генерал Бертольд был вынужден оставить на месте все моторизованные транспортные средства 31-й дивизии. Эти средства должны были продвигаться через Карачев, а затем, в зависимости от погодных условий и состояния дорог, по распоряжению дивизионного командования, вновь присоединиться к своим пехотным полкам. В результате этого приказа 82-й полк на много недель лишился своей противотанковой батареи, которая под началом ее энергичного командира обер-лейтенанта Буссе[89] дотащилась с полком до села Кцынь. Оставление в тылу противотанковой батареи означало, что 82-му пехотному полку пришлось идти навстречу противнику, не имея защиты от танков. Позднее командование ХХХXIII армейского корпуса упрекнуло генерала Бертольда за это решение. Однако мне кажется, что в сложившейся в тот момент ситуации генерал Бертольд, несомненно, поступил совершенно правильно. Действительно, для 31-й пехотной дивизии было абсолютно невозможно, следуя распоряжениям командования ХХХXIII армейского корпуса[90], наступать по предложенному пути следования на Белев вместе с колесными моторизованными транспортными средствами; кроме того, отсутствовали горюче-смазочные материалы, без которых не может двигаться моторная техника.

Трудности, с которыми пришлось столкнуться 31-й пехотной дивизии, были повсеместным явлением. «Распутица затормозила наступление всей группы армий»[91]. Наш сосед справа, LIII армейский корпус, был вынужден прибегнуть к таким же мерам, как и командир 31-й пехотной дивизии. «После ликвидации 19 октября Брянского котла корпус под командованием генерала Вайзенбергера начал наступление силами 167-й дивизии через Волхов – Горбачево и силами 112-й дивизии через Белев – Арсеньево – Царево. Во время этих переходов дивизиям пришлось пережить все невзгоды и тяготы распутицы. Из-за нее корпусу пришлось оставить в своих тылах немалую часть транспортных средств и тяжелой артиллерии. Моторизованным частям пришлось воспользоваться «твердыми» дорогами на обходном пути через Орел и Мценск»[92].

Техника была вынуждена капитулировать в борьбе с природой. Пехотные соединения и конные подразделения оказались в октябре и в течение всех следующих недель самыми подвижными частями сухопутных сил. «В том же походном порядке, что и дивизии 4-й танковой группы, оставляли они за собой одну машину за другой, увязшими в грязи. Они зарывались в глинистое месиво Смоленско-Московской возвышенности и утопали в болотах Московской низменности, подпитываемых многочисленными реками и ручьями, как в огромной миске с клейстером. Никакую машину, увязшую в этой грязи, было невозможно сдвинуть с места, она безнадежно застревала. Каждый шаг давался с неимоверным напряжением сил, каждый следующий оборот колес не приводил к началу движения, а увлекал машину лишь в еще более липкую грязь, втягивал еще глубже в раскисшую землю. Чем старательнее люди пытались откапывать машины и тяжелые орудия, тем глубже увязали они в бездонной жиже. Тяжелые орудия погружались в грязь по самые ступицы колес. Все убедились, что даже танки и гусеничные тягачи имеют свои пределы проходимости. Солдаты танковых дивизий тоже оказались бессильными против этой грязи, но все же нашлись люди, сумевшие покорить и ее. На первый план выступили солдаты немецких пехотных частей. Они проходили любыми маршрутами, которые были нанесены на карты в виде дорог. Бесконечными колоннами идут они с рассвета до заката, используя каждую минуту светлого времени в эти дни поздней осени»[93].

Первым препятствием на пути 82-го полка к Белеву стала переправа через реку Рессета. Из сведений, полученных от местных жителей, мы узнали, что переправа находится в 10 километрах к северу от села Кцынь. В это место командиром полка была выслана кавалерийская разведгруппа, в составе которой было несколько офицеров, и среди них лейтенант Зоннеборн, командир саперного взвода. Разведчики выяснили, что моста в том месте не было, а переправа оказалась паромной, не пригодной для военных целей. Необходимо было навести мост. Пока мы осматривали возможные пути подъезда и выезда по обе стороны реки, паром внезапно ярко вспыхнул и поплыл вниз по течению. Как это ни парадоксально, но в близлежащем болоте, среди застрявшей вражеской техники мы не смогли обнаружить ни одного русского!

Так как в распоряжении 82-го полка не было понтонов, пришлось запасаться древесиной в лесу, расположенном в 1 километре от реки. В лесу срубали деревья и волоком тащили их к месту строительства моста. Для того чтобы это делать, нам пришлось для начала проложить более или менее проходимый путь, так как луг, отделявший лес от реки, был абсолютно непроходим для нашего транспорта. Полку пришлось наводить переправу собственными силами, так как в его составе был лишь один взвод 1-й роты саперного батальона 31-й дивизии и собственный полковой саперный взвод. Оба саперных взвода и находившийся в селе Кцынь 1-й батальон в 14.00 получили приказ выдвинуться с места расквартирования и к 16 часам прибыть в деревню Сусея, расположенную близ места наводки моста. Так как для этого батальону и саперным взводам пришлось преодолеть 12 километров раскисшей дороги, они сумели добраться до Сусеи только с наступлением темноты. Таким образом, прокладку гати и строительство моста мы смогли начать только с рассветом 21 октября.

Основные силы 82-го пехотного полка были в течение дня 21 октября подтянуты к месту строительства с тем, чтобы после окончания работ, без промедления, переправиться на противоположный берег. Саперам была поставлена задача закончить наводку моста к утру 22 октября. Намного труднее, чем навести мост, оказалось проложить гать длиной 1 километр силами не обученных этому делу солдат 1-го батальона. Солдатам всех четырех рот 1-го батальона пришлось трудиться не покладая рук с рассвета до заката. Их усердие удвоилось после того, как они узнали, что на противоположный берег они перейдут по мосту последними. Конечно, построенная ими гать оказалась лишь жалкой импровизацией, которая с большим трудом могла выдержать 2000 лошадей и несколько сотен тяжелогруженых повозок. Всем подразделениям полка удалось преодолеть не только опасную низину на западном берегу Рессеты, но и высокий, крутой подъем на восточном берегу, хотя это и потребовало максимального напряжения сил от людей и лошадей. Переправа через Рессету началась в 6.00 22 октября. К 18.00 все подразделения находились уже в районе расквартирования: Холмищи – Никитское – Вяльцево – Дубна. 2-й батальон, которому предстоял самый дальний путь, прошел 25 километров. В тот же день в штабе полка была получена радиограмма от командира 31-й дивизии с приказом ускорить движение. К сожалению, сделать это оказалось решительно невозможно. Мы не могли, как бы нам этого ни хотелось, ни на йоту увеличить нагрузку на людей и лошадей. Полк, не имевший никакого понятия о расположении вражеских войск, лишенный в течение недели всякого снабжения, вынужденный самостоятельно разведывать местность, прокладывать дороги и наводить мосты, самостоятельно добывать себе продовольствие (грабя население русских деревень, сел и городков. – Ред.) и охранять путь своего следования, мог выжить только при условии строжайшей организации движения и порядка на марше. Разведывательные подразделения, несмотря на ужасное состояние дорог, несмотря на снег и дождь, в течение этого недельного похода ежедневно проезжали верхом не менее пятидесяти километров. Их задачей была своевременная доставка сведений, на основании которых составлялись приказы, от которых, в свою очередь, зависело движение и сама жизнь приблизительно 4 тысяч человек и 2 тысяч лошадей. Необходимость в самообеспечении возникла вследствие полного паралича армейской системы снабжения. Мы попали в ту же ситуацию, в какой в свое время оказались войска Наполеона. Однако, несмотря на отсутствие снабжения, немецкие войска упорно продолжали двигаться к своей цели – к Москве.

82-й пехотный полк с того момента, когда он отделился 20 октября от основных сил 31-й дивизии, прошел до Белева около 100 километров. Из сообщений штаба 31-й дивизии командованию полка явствовало, что дивизия продвигалась к Белеву с боями без дневного отдыха, делая остановки только по ночам. 23 октября мы смогли воспользоваться большим шоссе, ведущим от Волхова через Ульяново в Козельск. Дорога тоже была грунтовая и немногим отличалась от тех разбитых проселочных дорог, которыми нам пришлось идти все предыдущие дни. Двигаться приходилось под непрерывным дождем. Особые трудности приходилось преодолевать при переходах через заболоченные лощины, которыми изобиловала эта холмистая местность. Ночь с 23 на 24 октября мы провели в Колосово и близлежащих деревнях. На прохождение 18 километров 3-му батальону в тот день понадобилось 16 часов 45 минут. 24 октября 1-й и 2-й батальоны у Булатово[94], а 25 октября 3-й батальон и 3-й дивизион артиллерийского полка 31-й дивизии у села Березичи (в 10 км северо-восточнее Булатово) переправились на восточный берег реки Жиздра. В Булатово 24 октября командира 82-го полка посетил начальник штаба ХХХXIII армейского корпуса и в разговоре выразил свое удивление и восхищение стойкостью личного состава. Это поверхностное впечатление, высказанное представителем вышестоящего командования, могло оказаться опасным, так как было возможно предъявление еще более чрезмерных требований к такому чувствительному инструменту войны, как солдат. Поэтому командиру 82-го полка пришлось, так сказать, влить немного воды в крепкое вино его восторга. Полк действительно показал образцы стойкости и упорства. Командиры не терпели малейших нарушений дисциплины. В 82-м полку не существовало выражения «толпа» – это слово обесценивает солдата, лишает его достоинства. В полку были «батальоны» и «роты», которые сознавали свое военное и человеческое достоинство. Воинский дух зиждился на поступке, а не на его видимости.

Место для ночного отдыха в ночь с 24 на 25 октября было выбрано на обоих берегах Жиздры в районе Волконское – Волосово-Звягино. Штаб полка расположился в бывшем охотничьем доме одного из русских великих князей. Двухэтажный рубленый дом был заполнен беженцами, многие из которых помнили лучшие царские времена. Ковры, мебель, картины на стенах напоминали о прежнем великолепии.

25 октября передовые подразделения 82-го полка вышли у станции Киреевская к железной дороге Белев – Козельск. Село Киреевское рядом было большим населенным пунктом, а станция – современной. Станционные постройки в большинстве представляли собой прочные и опрятные каменные здания, частично взорванные русскими при отступлении. Железнодорожные пути до Белева остались неповрежденными. Железнодорожных грузов мы на станции не обнаружили. В окрестностях вокзала были зато найдены большие склады древесины.

26 октября нам было приказано пройти немного на юг и остановиться на отдых у железной дороги Киреевская – Белев в районе Ганатино – Дракун (4–5 км от станции). Здесь мы встретили две роты 17-го полка, которые уже больше суток не получали известий от своей части, которая двигалась к востоку от Оки в направлении города Одоев. В это же время 3-й дивизион 31-го артиллерийского полка 31-й дивизии был выведен из подчинения 82-го полка. Ночь с 26 на 27 октября дивизион провел в Киреевском, а 27-го числа самостоятельно отправился в направлении города Белев, чтобы присоединиться на восточном берегу Оки к своему полку. Обоз, отправленный командиром дивизиона 22 октября на склад дивизии во Фролово, вернулся к нам 28 октября, нагруженный продовольствием.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.