Морской человек

Морской человек

Страстность и увлеченность Петра — черты наследственные. Его отец, царь Алексей Михайлович, с такой же жадностью вглядывался в стремительный полет соколов, с какой Петр будет следить за эволюциями кораблей. В этом они оба, отец и сын, удивительно похожи друг на друга. Однако на этом сходство заканчивалось. Дальше идут различия. Петр придал своим увлечениям государственный характер, совместил удовольствие с пользой. Из его «потешных» выросла гвардия, из ботика — флот, из собрания «уродцев» — первый музей. От увлечения соколиной охотой Алексея Михайловича осталось совсем другое — восторженные упоминания современников о царской охоте да знаменитая книга «Урядник сокольничего пути», написанная при участии второго Романова. Это впечатляет, но, понятно, не идет ни в какое сравнение с содеянным Петром. Алексей Михайлович, увлекаясь, развлекался, Петр — созидал.

Отметим, что это было обоюдное созидание. Увлечения Петра не только изменили Россию, они оказали огромное влияние на формирование личности самого реформатора, расширили его кругозор и обогатили знаниями. Этого рукастого, знающего в совершенстве дюжину ремесел государя трудно было обвести вокруг пальца, выдать дурное за хорошее. Историки говорят о трех главных увлечениях царя. О первом уже речь шла выше. Военное дело во всех его проявлениях едва ли не с самого детства занимало Петра. Любовь к военному делу привела его к мысли о необходимости коренных преобразований в армии: военная реформа не просто свелась к восприятию достижений западноевропейской военной науки и технологии, а стала действенным средством европеизации страны.

Совсем неожиданными и необъяснимыми кажутся два других увлечения Петра. С ранних лет он стал проявлять интерес к ремеслам. Уже в Преображенском у младшего царевича появились инструменты каменщика, плотника, столяра и кузнеца. С годами странные предпочтения государя не исчезли, разве только налет игры уступил место вполне серьезному отношению к ремеслам. Для мастеровитого государя труд — не забава, а потребность. И еще — предмет гордости. На заработанные во время Великого посольства деньги он купил башмаки, которые демонстрировал своим подданным: «Вот, заработал молотом в поте лица».

Но еще более загадочен интерес Петра к морю и кораблям. Исходная точка этого неожиданного увлечения — знаменитая история с английским ботом. Будучи в селе Измайлово, Петр обнаружил на хозяйственном дворе лодку, заметно отличавшуюся от тех, что он видел раньше. Неугомонный подросток потребовал разъяснения. Среди жителей Немецкой слободы нашли корабельного мастера Тиммермана. Тот осмотрел находку и коротко пояснил: это английский бот, способный ходить как по ветру, так и против — галсами. Петр тут же загорелся, ему не терпелось опробовать находку. Однако пришлось ждать, пока подновят корпус и заменят подгнившие паруса и снасти. Наконец судно было спущено в измайловский пруд. Но здесь было мало места. Бот перетащили на Яузу. Сдавленная берегами речушка не давала возможности ходить крутыми галсами. Кто-то вспомнил про огромное Плещеево озеро под Переславлем-Залесским. Петра расположение озера очень устраивало: неподалеку находился Троице-Сергиев монастырь, и на озеро можно было улизнуть под предлогом богомольного похода.

Бот был отвезен на Плещеево озеро. Теперь уже не приходилось жаловаться на тесноту. По озеру ходили вздутые ветром волны, берега терялись в белой дымке. Но зато очень скоро стало тесно… самому Петру. Ему уже мало бота, он бредит яхтами, галерами, фрегатами. На озере наскоро возводится самая настоящая верфь. На ней под присмотром «кокуйских мастеров» трудятся «потешные» и работные люди. Начинали скромно, с яхты и небольшой бригантины, но зато в великой спешке, подгоняемые нетерпением царя. Сам Петр — среди мастеровых, «в работе пребывающий». Пока его еще плохо слушается топор и нет крепости в плечах. Но сила и мастерство скоро придут через огромное трудолюбие и упорство.

Царь так увлечен, что вырвать его с верфей становится настоящей проблемой. А ведь во многих случаях его присутствие в Москве было необходимо, особенно после падения правительницы Софьи. Царя уговаривают, умоляют, страшат материнским словом. Петр каждый раз покидал озеро с большой неохотой. Но, даже окунувшись в водоворот государственных дел, он обязательно выкраивал время, чтобы подогнать нерадивых поставщиков и строителей. Для него уже давно стук топоров на верфи и упругий хлопок вздувшегося паруса — наилучшая музыка.

Все это были симптомы странной и не понятной для русских людей болезни под названием «любовь к морю». И даже не болезни — настоящей горячки, которая не пройдет и не ослабнет с годами. Уже повзрослевшему, разменявшему четвертый десяток Петру будут сниться, как мальчишке, корабли. «Сон видел: (корабль) в зеленых флагах в Петербурге», «Сон видел… что был я на галиоте, на котором мачты с парусы были не по препорции…». Зрелость, конечно, чувствуется в этих «морских сновидениях» Петра. Выверенный взгляд корабела даже во сне покоробит отсутствие должных пропорций в галиоте. Но ведь все равно сны его — корабли, вода и море!

Для современников и потомков так и осталось тайной рождение этой всепоглощающей, неизбывной царской страсти, которая, кажется, была самой сильной из всех его привязанностей. И в самом деле, откуда у Петра, до двадцати одного года не видевшего настоящего моря, монарха сухопутной державы, появилась эта склонность? Как могло случиться, что тринадцатилетний подросток, видевший только струги и нескладные насады на Москве-реке, начнет донимать жителей Немецкой слободы расспросами об иноземных флотах, а затем вознамерится построить свой собственный? И не просто вознамерится — построит! Конечно, нельзя сказать, что в поисках ответов на эти вопросы ничего не сделано. Не одно поколение историков просеивало через «исследовательское сито» слова и поступки Петра. Однако надо признать, что исчерпывающей полноты в их разъяснениях нет. И не может быть. Ведь мы имеем дело едва ли не с самым трудным и сокровенным в истории — с тайной становления личности. Эта тайна до конца была известна лишь одному Петру, и с Петром же она навсегда ушла.

Ботик Петра Великого

Страсть Петра к морю и флоту обернулась во благо России. «Нептуновы потехи» завершились победами на Балтике. «Потешные» суда превратились в линейные корабли, а само кораблестроение, воплощавшее в XVII–XVIII веках передовые достижения промышленности и научно-технической мысли, вызвало развитие новых отраслей производства и дало толчок к образованию. Скромный кораблик окажется в основании огромного общенационального дела, и не случайно Петр, умевший ценить то малое, что становилось истоком великого, присвоит ботику почетное звание «дедушки русского флота». Так что, когда в 1721 году ботик, за рулем которого сидел сам царь, а на веслах — адмиралы, обойдет салютующий ему грозный строй балтийской эскадры, почести эти будут вполне заслуженны. С ботика в самом деле все началось.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.