Лежачий «Морской лев»

Лежачий «Морской лев»

После падения Франции немецкая армия получила возможность расслабиться. Люди радовались окончанию войны и возможности пожинать плоды победы. Рассказ Блюментрита о том времени дает представление о царивших в армии настроениях. «Сразу же после заключения перемирия с Францией из штаба командования сухопутных сил поступил приказ о проведении в Париже парада победы. Две недели мы занимались организацией парадного шествия. Люди находились в приподнятом настроении, поскольку имелись все основания рассчитывать на установление мира. Началась подготовка к демобилизации, и мы даже получили список дивизий, которые следовало отправить домой для расформирования».

Однако через несколько недель победное настроение сменилось атмосферой напряженного ожидания. Великобритания вовсе не спешила с предложениями мира. Слухи ходили самые разные. «Говорили о ведущихся мирных переговорах с Великобританией сначала при посредстве Швеции, затем герцога Альбы». Но все они так и оставались неподтвержденными.

Первый признак того, что Гитлер замыслил вторжение в Англию, появился 2 июля. Именно в этот день он поручил главам трех частей вооруженных сил изучить проблему и изложить свое мнение. Правда, он тут же предупредил, что план находится еще в зародышевом состоянии. Подумав, он добавил: «Пока речь идет только о подготовке к возможному развитию событий». После этого наступило затишье, продлившееся две недели.

16 июля, то есть примерно через месяц после падения Франции, Гитлер издал директиву, в которой говорилось: «Поскольку Англия, несмотря на свое безнадежное с военной точки зрения положение, не проявляет желания прийти к соглашению, я принял решение подготовить операцию по высадке наших войск в Великобритании и, если окажется необходимым, провести ее… Подготовка должна быть закончена к середине августа». Очевидно, что приказ звучал весьма неопределенно.

Нежелание Гитлера «связываться» с Великобританией было наглядно продемонстрировано на совещании с главнокомандующим ВМФ адмиралом Редером, прошедшем 11 июля. Стенограмма этого совещания была найдена в немецких архивах, открытых после войны. Заседание началось с пространного обсуждения, но не вопроса вторжения в Англию, а проблемы развития Норвегии, явно больше интересовавшей Гитлера. Он выразил намерение построить в фьорде возле Тронхейма «красивый немецкий город», причем проявил очевидную заинтересованность как можно быстрее разработать план. Далее обсуждался вопрос вторжения в Англию. Редер высказал мнение, что «вторжение может быть использовано только в качестве последнего аргумента, который заставил бы Великобританию искать мира». Он остановился на трудностях, связанных с этим нелегким мероприятием, необходимости продолжительной подготовки транспорта, а также обеспечения безусловного превосходства в воздухе. Когда Редер закончил свою речь, слово взял Гилер. Его взгляды отражены в стенограмме следующей фразой: «Фюрер также рассматривает вторжение как последний аргумент и согласен с необходимостью обеспечения превосходства авиации».

Хотя оперативная директива увидела свет 16 июля, ее предварительный характер был подчеркнут действиями, предпринятыми фюрером тремя днями позже. В своей речи, произнесенной перед рейхстагом по поводу победы над Францией, он обратился к Великобритании с предложением мира. В целом его речь отличалась необычной умеренностью, а вероятность войны в ней рассматривалась как плачевный исход. При этом он особенно подчеркнул возможность больших жертв с обеих сторон. Даже известный своим цинизмом министр иностранных дел Италии граф Циано был впечатлен и записал в своем дневнике: «Я верю, что его стремление к миру вполне искреннее. Когда же поздно вечером появились весьма прохладные отклики англичан на проникновенную речь фюрера, немцами овладело глубокое разочарование… они молятся и надеются, что их призыв к миру не будет отвергнут».

На следующее утро итальянец снова посетил Гитлера и отметил в дневнике: «Он подтвердил моё вчерашнее впечатление. Он действительно стремится к взаимопониманию с Великобританией. Он понимает, что война с англичанами станет тяжелой и кровавой, и знает, что люди сегодня не хотят кровопролития». Вернувшись в Рим, Циано обнаружил, что Муссолини чрезвычайно раздосадован речью фюрера. Он опасался, что англичане откликнутся на призыв Гитлера и начнут мирные переговоры. «Это было бы крайне нежелательно для Муссолини, потому что сейчас, как никогда ранее, он желает войны».

21 июля Гитлер собрал на совещание высшее военное командование. В начале его выступления отчетливо прозвучало недоумение по поводу упорного желания англичан продолжать войну. Он предположил, что Англия надеется на вступление в войну Америки или России, но считал и то и другое маловероятным. Фюрер отметил, что вступление в войну России «было бы особенно неблагоприятным для Германии, в первую очередь по причине угрозы с воздуха». Далее он перешел к вопросу о вторжении в Великобританию и указал, что это будет «чрезвычайно опасное начинание. Несмотря на то что предстоит преодолеть недлинное расстояние, речь идет не о форсировании реки, а о переправе через море, на котором господствует противник. О внезапности говорить не приходится, нам предстоит столкнуться с хорошо организованной обороной сильного противника». Затем он подчеркнул трудности, связанные с доставкой подкрепления и запасов, что до начала операции необходимо обеспечить безусловное господство в воздухе. Поскольку операция полностью зависит от поддержки с воздуха, которая, в свою очередь, напрямую зависит от погоды, а она, как известно, во второй половине сентября в этом районе всегда плохая, все придется завершить до 15-го. В заключение он сказал: «Если не будет уверенности в том, что подготовка будет закончена к началу сентября, придется рассматривать другие возможные планы». В общем, вся речь была проникнута сомнениями, а ее завершающая часть указывала на то, что фюрер уже обдумывает нечто другое.

Какова же была ситуация в Великобритании в рассматриваемый период? Командование военно– морского флота не приветствовало ввод кораблей в Канал. Британские адмиралы опасались угрозы со стороны немецкой авиации ничуть не меньше, чем немецкие генералы опасались вмешательства британского флота. Но в день появления директивы Гитлера я слышал авторитетные заявления о том, что боевая мощь британской авиации, изрядно уменьшившаяся после прикрытия с воздуха эвакуации из Дюнкерка, восстановлена до прежнего уровня. В 57 эскадрильях теперь насчитывается более 1000 машин, да еще резервы.

В течение шести недель, прошедших после Дюнкерка, английские наземные силы были настолько малочисленны, что всего лишь нескольких вражеских дивизий с лихвой хватило бы, чтобы смести их со своего пути. Но хотя реорганизация и перевооружение наземных сил, эвакуированных из Франции, по-прежнему шли медленно, кое-какой прогресс был все-таки достигнут. Этот факт, а также увеличившаяся мощь военно-воздушных сил позволяли надеяться, что первичный рубеж обороны против вторжения уже создан. Заглянув в протоколы совещаний у Гитлера, а также в отчеты немецкой разведывательной службы, можно легко убедиться, что все они сильно переоценивали мощь наших наземных сил. Неудивительно, что Гитлера и его генералов одолевали сомнения. Только бравые генералы люфтваффе, возглавляемые Герингом, не сомневались в своих возможностях выполнить поставленные задачи – подавить королевские военно-воздушные силы и предотвратить ввод кораблей королевского ВМФ в Канал. Возможно, именно благодаря их непоколебимой уверенности план просуществовал так долго.

Немецкие генералы и адмиралы дружно не доверяли обещаниям Геринга, но во всем остальном не находили общего языка между собой. Первоначально предполагалось, что армия вторжения будет состоять из 40 дивизий, но затем цифра уменьшилась до 13, поскольку командование ВМФ заявило о невозможности перевезти больше. Остальные должны были отправиться через определенный период времени еще тремя волнами, если позволят обстоятельства. Танковая угроза на деле оказалась намного меньше, чем предполагали англичане, потому что в армию вторжения включили лишь очень маленькие танковые подразделения, остальные должны были дожидаться следующего этапа. Командование сухопутных сил настаивало, чтобы высадка производилась как можно более широким фронтом – по крайней мере от Рамсгита до залива Лайм, – чтобы заставить англичан максимально растянуть резервы. Но командование ВМФ утверждало, что сможет обеспечить морской переход и высадку только на узком участке, не дальше к западу, чем до Истбурна. Дискуссия продолжалась две или три недели. Гальдер заявил, что предложение моряков – это форменное самоубийство для армии. «С таким же успехом я могу отправить моих парней прямо в мясорубку». Начальник штаба ВМФ не остался в долгу, ответив, что «пересекать Канал на более широком участке – такое же самоубийство».

В конце концов по велению фюрера был достигнут компромисс, который не устраивал ни одну из сторон. К тому времени уже наступила середина августа, поэтому срок окончания подготовки к операции отложили до середины сентября. Геринг должен был начать действовать 13-го, а генералы и адмиралы были настроены выждать и посмотреть, сумеет ли люфтваффе справиться с королевскими ВВС. Если же нет, вопрос о вторжении будет снят сам собой.

Обсуждая план вторжения с Рундштедтом, я поинтересовался точными сроками и причинами, по которым операция в конечном итоге была отменена. Он ответил: «Поскольку первые шаги по подготовке вторжения были сделаны только после капитуляции Франции, определенную дату начала операции назвать затруднительно. Она зависела от слишком многих причин: времени, необходимого для подхода кораблей и их переоборудования для транспортировки танков, организации подвоза войск и их высадки на берег и т. д. Вторжение должно было начаться по возможности в августе, в крайнем случае в сентябре, но не позже. Военных причин для ее отмены было довольно много. ВМФ Германии должен был установить господство в Северном море и в Английском канале, для чего у него определенно не хватало кораблей. ВВС также не обладали возможностями обеспечить защиту морского перехода собственными силами. После высадки авангардных отрядов они вполне могли быть отрезаны от снабжения и подкрепления». Я спросил Рундштедта, почему нельзя было временно организовать снабжение армии вторжения по воздуху – это же было сделано в России в 1941 году. Он сказал, что «в 1940 году система снабжения авиацией была еще недостаточно развита, чтобы ставить этот вопрос на повестку дня».

Далее Рундштедт обрисовал основные военные черты плана. «Ответственность за командование силами вторжения была возложена на меня, так как основная задача была поставлена перед моей группой армий. 16-я армия под командованием генерала фон Буша находилась справа, а 9-я армия под командованием генерала Штраусса – слева. Они должны были отправиться из разных портов – от Гавра до портов Голландии. 16-я армия должна была отправляться из портов от Антверпена до Булони, а 9-я армия – из портов между Соммой и Сеной. К северу от Темзы высадка не планировалась». Рундштедт обозначил на карте сектор, в котором намечалась высадка. Он находился между Дувром и Портсмутом. «Затем мы должны были продвинуться вперед и создать плацдарм, расположенный по дуге к югу от Лондона – от южного берега Темзы до пригородов Лондона, а потом на юго– запад к Саутгемптону». В ответ на мои следующие вопросы он сказал, что, согласно первоначальной идее, часть 6-й армии Рейхенау (из группы армий Бока) должна была высадиться на побережье к западу от острова Уайт, по обе стороны от Веймута, отрезать полуостров Корнуолл и двигаться на север к Бристолю. Но затем от этого плана отказались, оставив его в качестве одного из вариантов последующего развития событий.

В процессе дальнейшего обсуждения он признался, что никогда не испытывал уверенности в успехе высадки и часто размышлял о том, как были опрокинуты планы Наполеона. В этом смысле немецкие генералы, казалось, находились в более трудном положении – на них давили уроки истории. То же самое повторилось и в России уже следующей осенью.

Браухич был настроен более оптимистично, чем Рундштедт. Этим впечатлением поделился со мной генерал фон Зиверт, в то время находившийся вместе с ним. Когда я спросил его, что думает Браухич о перспективах вторжения, генерал ответил: «Если бы установилась благоприятная погода и было дано достаточно времени на подготовку, а также принимая во внимание большие потери англичан в Дюнкерке, фельдмаршал фон Браухич считал операцию вполне возможной». Но я понял, что эта мысль больше основывалась на желании, чем на действительных возможностях. Просто, принимая во внимание отказ Черчилля от мирных переговоров, он не видел другого пути достижения мира. «Наша идея заключалась в том, чтобы закончить войну как можно быстрее, для этого мы просто обязаны были отправиться за море». Услышав такое заявление, я, естественно, спросил, почему же они этого не сделали. «Подготовка велась, однако прогноз погоды был не слишком благоприятным. Операция была намечена на сентябрь, но Гитлер в конце концов отменил ее, посчитав неосуществимой. Отношение командования флота к ней было отрицательным, да и силы ВМФ не были достаточными для защиты флангов. А немецкая авиация не обладала мощью, необходимой для того, чтобы преградить путь королевскому флоту».

Рассказывая мне об отношении командования флота к предстоящему вторжению, генералы передавали мнение адмиралов – Фосса, Бринкмана, Бройнинга, Энгеля. Один комментарий, представляющийся мне важным, выражал общее мнение. «Немецкий военно-морской флот был совершенно не готов сдерживать британский флот даже в течение короткого времени. Более того, скопление барж, доставленных с Рейна, Эльбы и голландских каналов, создавало большие неудобства». В процессе обсуждений неоднократно высказывалось мнение, что баржи были собраны не для того, чтобы их использовать, а вторжение в Великобританию вряд ли в действительности планируется. Людьми владело чувство, что перед ними разыгрывается некая пьеса, а командование лишь изображает серьезное отношение к плану. «Из того, что мы позднее узнали о положении в Великобритании, создавалось впечатление, что война вполне могла быть выиграна в июле 1940 года, конечно, если бы разведывательная служба Германии была организована должным образом. Но большинство старших морских офицеров считали ее проигранной еще 3 сентября 1939 года». Иными словами, в день вступления Великобритании в войну.

Генерал Штудент подробно рассказал мне о роли, которая была отведена военно-воздушным силам в плане вторжения. Эту информацию он снабдил любопытными комментариями о том, как бы их использовал лично он. Поскольку сам Штудент в то время находился в госпитале, где лечился после полученного в Роттердаме ранения в голову, парашютно-десантными войсками командовал генерал Путцир. «Планировалось использовать две дивизии (парашютная дивизия и 22-я воздушно-десантная дивизия входили в XI воздушный корпус) и 300 планеров, каждый из которых мог поднять летчика и 9 солдат, то есть всего 3000 человек. Имелось в виду использование воздушно-десантных сил для создания плацдарма в районе Фолкстона. Ширина плацдарма должна была составить около 20 миль, глубина – 12 миль. Зону сброса парашютистов предполагалось охранять с воздуха. Понимали, конечно, что без препятствий не обойдется – на подходящих площадках будут срочно воздвигнуты столбы, заложены мины и т. д. Поэтому в конце августа Путцир сообщил, что вопрос вторжения с воздуха больше не обсуждается.

Будь я в порядке, то безусловно настаивал бы на использовании парашютистов против английских войск еще во время вашей эвакуации из Дюнкерка, чтобы захватить порты высадки. Было широко известно, что тяжелое вооружение англичане бросили во Франции.

Даже если бы на этот проект было наложено вето, все равно мои предложения по использованию парашютно-десантных войск при вторжении были бы отличны от принятых планом. Я бы использовал имеющиеся в моем распоряжении войска, чтобы захватить аэродромы, расположенные в глубине страны, а не только для создания плацдарма на берегу. Захватив аэродромы, я бы обеспечил транспортировку пехоты по воздуху без танков или тяжелой артиллерии. Часть пехотинцев повернула бы обратно к берегу, чтобы атаковать расположенные там оборонительные сооружения с тыла, вторая часть пошла бы к Лондону. Я подсчитал, что на переброску по воздуху пехотной дивизии потребуется полтора-два дня. С такой скоростью можно подвозить и подкрепление». Мне кажется, что план Штудента был излишне оптимистичным, принимая во внимание ограниченную пропускную способность авиационного транспорта и, соответственно, увеличение времени.

«Но самое лучшее время, – подчеркнул Штудент, – наступило сразу после Дюнкерка, то есть раньше, чем вы успели провести мероприятия по укреплению обороны. Позже нам говорили, что у англичан парашютная психология. Это показалось нам забавным, но не приходилось сомневаться, что именно защита от парашютистов была у вас налажена лучше всего».

Решение отменить воздушно-десантную операцию явилось весьма симптоматичным. Хотя подготовка продолжалась, чем ближе она подходила к завершению, тем быстрее падала решимость начать вторжение. Люфтваффе не радовало хорошими новостями – ход воздушного наступления оптимизма не вызывал. Поэтому все сомневающиеся в один голос заговорили, что Геринг не выполняет свои обещания. При этом напряжение, в котором находились защитники острова из-за «битвы над Британией», несправедливо сбрасывалось со счетов. В то же время разведывательные сводки постоянно подчеркивали (зачастую преувеличивая) строительство британцами новых оборонительных укреплений на суше. Имелись основания предполагать, что делалось это намеренно. Сам Гитлер говорил не только о трудностях, но и о неблагоприятных последствиях неудачной попытки вторжения. Руководство Германии заняло выжидательную позицию. Гитлер долгое время не назначал дату, а 17 сентября решил «отложить «Морского льва» на неопределенный срок».

Весь период подготовки операции вторжения был проникнут не просто сомнениями, а глубоким нежеланием ее осуществления. Блюментрит говорил: «Хотя приказ о проведении операции «Морской лев» существовал и подготовка к ней велась, однако все делалось «без души». Гитлер совершенно не интересовался положением дел, что было на него не похоже. Штабные офицеры, как и положено им по должности, занимались планированием, но без желания и интереса. Это была своего рода «военная игра». Фельдмаршал фон Рундштедт предстоящую операцию не воспринимал всерьез и мало занимался подготовкой. Его начальник штаба генерал фон Зоденштерн часто убывал в отпуск. Во второй половине августа уже никто не верил в возможность ее исполнения. А с середины сентября средства транспорта, которых даже изначально было недостаточно, начали потихоньку растаскивать. К концу сентября уже стало совершенно ясно, что разработанный план никто и никогда не станет претворять в жизнь, и о нем потихоньку забыли. Между собой мы называли его блефом и каждый день ждали новостей о достижении взаимопонимания с Великобританией».

Не приходится сомневаться, что генералы совершенно не стремились к вторжению, а адмиралы и того менее. От столкновения с военно-морским флотом Великобритании они не ждали ничего хорошего. Заинтересованность в плане проявляли только Геринг и его люди. Но когда люфтваффе не удалось одержать убедительной победы в «битве над Англией», генералы и адмиралы возобновили свои возражения с новой силой. А Гитлер проявил воистину удивительную покладистость и неоднократно с готовностью соглашался с необходимостью новых задержек. Он уже выбросил из головы «Морского льва» и обратил свой взор на восток.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.