Калужские извозчики
Калужские извозчики
Вплоть до революции гужевой транспорт оставался главным в столице. В 1890 г. в легковом извозе было занято 1198 хозяев, 5 служащих, 8042 извозчика, работавших «от хозяина», и 4639 одиночек; в 1900 г. (Петербург с пригородами) соответственно – 1633, 26, 13 025 и 4635. В ломовом извозе (1890 г.) – 514 владельцев, 13 служащих, 5762 извозчиков «от хозяина» и 694 одиночки; в 1900 г. (Петербург с пригородами) – 1106 извозопромышленников, 87 служащих, 15 921 извозчик, 545 одиночек. Перепись 1910 г. объединяет всех занятых «передвижением и сообщением» воедино.
В 1866 г. из 392 извозчичьих дворов Петербурга 61 принадлежал ярославцам (больше всего рыбинцам – 26), 55 – петербуржцам (20 – царскоселам), 51 – калужанам (24 – уроженцам Калужского уезда, 8 – Мосальского), 42 – рязанцам (из них собственно рязанцам – 22, зарайцам – 12), 12 – коломенцам, 19 – верейцам[178].
Среди 188 ломовых извозчиков-хозяев в 1869 г. ярославцев было 30, рязанцев – 23, среди 1862 работников – 239 ярославцев и 339 рязанцев, среди 882 одиночек – 53 ярославца и 137 рязанцев. Среди 609 владельцев легкового извоза 88 было крестьянами Петербургской губернии, 56 – Калужской, 50 – рязанской; из 4931 легкового извозчика 1219 были петербуржцами, 705 – рязанцами, 445 – калужанами. Из 7579 извозчиков-одиночек – 4065 крестьяне Петербургской губернии.
К концу века число извозчиков-ярославцев резко уменьшилось. Так, в 1901 г. из Рыбинского уезда отходило всего (во все города империи) 62 легковых и 79 ломовых извозчиков. Можно предположить, что, напротив, выросло количество калужан. Петербургский журналист в 1897 г. утверждал, что большинство питерских извозчиков – выходцы из трех уездов Калужской губернии[179]. По переписи 1881 г. в наиболее насыщенном извозчичьими дворами втором участке Александро-Невской части крестьян из Калужской губернии было непропорционально много (11,0 %; среди всех крестьян Петербурга калужан было 2 %). Там же, в Ямской, в два раза выше среднего по городу была доля рязанцев (соответственно 9,4 % и 5,6 %).
Земские переписи освещают отход в извозчики крайне неравномерно. Большинство извозчиков-тверичей отходило в Петербург из Новоторжского уезда (всего по губернии 3656 извозчиков-отходников; Новоторжский уезд – 1919, Зубцовский – 415, Старицкий – 412, Калязинский – 372, Тверской – 625). В Новоторжском уезде на извозном промысле в Петербурге специализировались отходники Марьинской, Медновской (из одного села Медного шло в Петербург 84 извозчика), Мошковской (село Помазкино) Грузинской и Прудовской волостей[180].
Большинство калужских извозчиков отправлялось на отход в Москву[181]. Известно, что извозный промысел был распространен в Перемышльском уезде (в Полянской и Заборовской волостях)[182], в Щелкановской, Новосельковской, Тросняно-Ратоковской волостях Мещовского уезда[183]. Однако, единственное описание промысла калужан-извозчиков по губернии относится именно к тем, кто искал заработка в Петербурге. Из Козельского уезда (Хотенская, Стреленская, Каменская, Меренищенская, Юрьевская волости) в столицу ежегодно отправлялось до 400 извозчиков; из них 300 шло из Хотенской волости[184].
В городе работало немало извозчиков-одиночек, однако подавляющее большинство из них не принадлежало к мигрантам. Это или жители Петербурга, или еще чаще крестьяне пригородных волостей и участков, ежедневно возвращавшиеся домой к семье. Изживанию одиночек способствовало и петербургское градоначальство, введшее в 1890-е годы правило, согласно которому у «номерного» официального извозчика обязательно должен был быть экипаж с верхом, стоивший 200–300 рублей.
Извозчики направлялись в город налегке. Все необходимое («закладку» – лошадь, сбрую и экипаж; одежду, кров, харчи) крестьянин находил в городе у содержателя извозчичьего двора. В отличие от большинства отходников извозчики требовались в Петербурге круглый год. Поэтому они могли отправляться в столицу в любое время.
Извозный промысел привлекал почти исключительно зрелых мужчин, в нем ученичества не было. Жили извозчики на извозчичьих дворах, располагавшихся в районе Диговки. По словам петербургского журналиста Н. Н. Животова, проработавшего в 1893 г. несколько дней извозчиком, дабы посредством «включенного наблюдения» лучше узнать быт представителей этой профессии, «от Обводного канала (Новый мост) вплоть до Невского проспекта (Николаевского вокзала) по обе стороны Диговки тянутся красные вывески извозчичьих резиденций: гостиницы, трактиры, чайные, закусочные, питейные дома, портерные лавки, ренсковые погреба. Извозчики живут здесь почти в каждом доме, в одной этой местности больше извозчиков, чем во всем остальном Петербурге. Извозчики лишены водопровода и газового освещения. Это для них "роскошь"… Диговка, засыпанная около города, оставлена в извозчичьем квартале в своем первообразном виде, даже не почищенною…»
Этот квартал города носил название Ямской слободы. Слобода возникла в первые годы существования Петербурга, когда Петр I переселил сюда «для отправления почтовой гоньбы» крестьян разных губерний (об этом напоминают и названия улиц: Воронежская, Тамбовская, Курская, Коломенская, Волоколамский переулок). Ямщикам выделили земельные участки восьми сажен по фасаду и тридцати сажен длины. Дома здесь в конце позапрошлого века были каменные, преимущественно в 1–2 этажа, дворы узкие, длинные, плохо мощенные, с деревянными службами. Здесь находилось 200 извозчичьих дворов, 35 кузниц, 40 экипажных мастерских и помещалось одновременно до 13 тысяч лошадей, столько же экипажей. Многие извозчики сами были домовладельцами. Вследствие скученности населения были чрезвычайно развиты инфекционные заболевания. По смертности населения этот участок Александро-Невской части занимал одно из первых мест в городе[185].
Бытовые условия жизни и работы обыкновенных извозчиков (их называли «ваньками») были чрезвычайно тяжелыми. Извозчики, работавшие от хозяина, делились на дневных и ночных. Дневные работали с 10 утра до часу ночи с перерывами, продолжительность которых определяли сами. Извозчики, ездившие в ночь, выезжали в 10 часов вечера и возвращались в 5 часов дня на извозчичий двор.
Ночевали «ваньки» тут же, в общих помещениях, отличавшихся чудовищной антисанитарией: «Ничего более зловонного, грязного, тесного, смрадного, убогого нельзя себе и представить. У извозчика нет ни угла, ни кола, ни даже иконы, а "ложе" его – общественное. Часа три спит один, часа два другой и т. д. Например, у хозяина 40 работников, а коек для спанья 20, потому что все работники в одно время не бывают дома, а если которому не хватит койки, то он приткнется в конюшне, на сеновале, на полу, где придется! Армяк, шапка, кушак, сапоги у извозчика "опчественные"; своего у него ничего нет»[186].
Заработок извозчика зависел от квалификации и множества случайных факторов. По сообщениям земского исследователя, калужские извозчики ежемесячно получали от хозяина 8-10 рублей. При этом извозчик обязан был привести извозопромышленнику за день работы 3 рубля в праздничный день и 2 рубля 50 копеек – в будний. Если «план» не выполнялся, деньги вычитали из заработка. «Если у всех извозчиков выручка окажется значительно ниже условленной, то сам хозяин выезжает за извозчика, чтобы узнать, отчего это зависит. В случае если извозчик на такой вычет не согласен, или его жалованья для этого уже не хватает, хозяева дают ему расчет. Таким образом, риск предприятия в значительной мере взваливается на плечи рабочего, заработок которого может быть сведен к нулю»[187].
В то же время извозчики свободно распоряжались деньгами «сверх плана». В результате средний «чистый» (без трат в городе) доход извозчика в год составлял у калужан 84 рубля[188]. Тверские «ваньки» получали в Петербурге меньше: отходники из Марьинской волости Новоторжского уезда – 6-10 рублей в месяц, из Мошковской – 6, из Пречистокамской – 5–8 (за лето ломовые привозили от 8 до 125 рублей, за зиму – 45)[189].
Содержатели извоза, как видно из разных источников, предпочитали брать на работу земляков. Так, из Хотенской волости Козельского уезда Калужской губернии отходили в столицу не только наемные рабочие, но и хозяева извозных заведений. Известен был, например, Николай Кирильцев из деревни Клесово, содержавший легковой извоз на 60 экипажей и 120 лошадей по адресу Лиговка, 20[190].
Земляческая взаимопомощь у извозчиков выражалась в иных формах, нежели у других отходников. Ведь извозчик на работе с земляками не сталкивался: «в рейсе» он был один на один с полицией, дворниками, седоками. Своеобразными извозчичьими клубами в Петербурге становятся трактиры. «Ваньки» заезжали в трактиры не менее трех раз за рабочий день. Помимо тепла, выпивки, закуски, возможности поспать, извозчиков привлекало то, что во дворе трактира можно было задать корма и напоить лошадь (в большинстве случаев хозяева не давали извозчику в дорогу овса, и он кормил лошадь сам).
Ночью извозчичьи трактиры выглядели особенно мрачно: «Представьте себе, читатель, огромное разделенное перегородкой помещение, наполненное телами извозчиков. Да, телами, но "живыми", издающими смрадный запах пота, вони и всего прочего… Извозчики спят на полу, на столах, облокотившись до пояса, друг на друге… Все в полном наряде, без шляп; на сапогах лошадиный навоз, быстро разлагающийся в смрадной атмосфере и усиливающийся "букет"; храп, свист и стоны; по временам слышится площадная брань, но отрывочная, сквозь сон, когда сосед слишком навалился на "свата" или ткнул его ногой в голову…»[191]. По подсчетам Н. Животова, петербургские извозчики за месяц приносили трактирам до 350 тысяч рублей выручки.
Большая часть извозчиков ездила в «свой» трактир, куда съезжались земляки, люди одной волости, а то и деревни. При трактирах существовали своеобразные артели, где хранились деньги, получавшиеся извозчиком сверх обязательно сдававшейся выручки[192]. В извозчичьих трактирах «все сидящие… одна семья, близкие товарищи, земляки или работники одного хозяина … В Эртелевом переулке есть трактир, в который ездят извозчики известного села и уезда Рязанской губернии. Администрация этого трактира на свой счет отремонтировала сельскую церковь на родине извозчиков и послала туда новую церковную утварь на значительную сумму. Другой трактир на свой счет выстроил в деревне своих посетителей здание для школы…»[193].
У рязанцев обычай трактирной артели позаимствовали и калужане: «Извозчики-односельцы обыкновенно пьют чай и закусывают в одном трактире и в одно время. При этом выборный каждый день обходит товарищей с кружкой, собирая большую часть медяками; кроме того, хозяин трактира каждый месяц вносит 5-10 рублей. Деньги идут главным образом на украшение церкви своего села, но, кроме того, тратят и на местные училища. Так, например, учитель Хотенского двухклассного училища написал, что для училища нужен портрет государя, и они немедленно его выслали за 25 рублей. Из копилок же выдаются деньги нуждающимся извозчикам: на дорогу, для расчета с хозяевами. Иногда присылаются пособия погорельцам. Выданные ссуды иногда подлежат возврату; например если кому выдано на дорогу, то он, по возвращении в Петербург, должен из заработка возвратить взятое. Деньги из кружки вынимаются ежемесячно и при всех. За три-четыре месяца набирается рублей 70–75»[194].
В 1906 г. артели существовали при трактирах на Кабинетской, Спасской, Глазовой, Волоколамской, Стремянной, Боровой, Можайской, Верейской, 8-й Рождественской улицах, в Басковом и Кузнечном переулках[195].
Удачливый извозчик старался не задерживаться в «ваньках». Но лишь немногим удавалось стать кучером у частного лица или лихачом. Здесь возможность скопить капитал, взять невесту с приданым, найти необходимые связи были значительно выше. Из кучеров и лихачей многие выходили в извозопромышленники.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.