Костромичи и ярославцы – строители

Костромичи и ярославцы – строители

Среди крестьян – петербургских строителей, как показала первая городская перепись, существовала географическая специализация. Костромичи первенствовали среди каменщиков, плотников, столяров, маляров и водопроводчиков, петербуржцы преобладали между обойщиками и полотерами, архангелогородцы – среди кровельщиков. За ярославцами оставались печные (59,3 % всех артельщиков, 47,2 % рабочих по найму, 43,8 % одиночек) и штукатурные работы (соответственно 59,3 %, 52 %, 42,2 %)[145].

По сведениям Статистической экспедиции, в 1853 г. в Петербург отправилось 5753 строителя из Ярославской губернии (больше чем представителей любой другой профессиональной группы)[146]. По данным Петербургской торговой депутации, в 1866 г. ярославцам принадлежало 15 из 21 имевшейся в столице печной артели (13 из них – уроженцам одного Даниловского уезда)[147].

В 1901 г. в Петербург из Ярославской губернии отправилось 11 776 строительных рабочих (63,8 % всех строителей-отходников губернии). В столице работали одновременно 3362 ярославских печника, 3621 штукатур, 110 плотников, 1722 каменщика, 960 маляров, 1029 обойщиков, 420 кровельщиков, 552 рабочих прочих строительных специальностей[148]. Ни одна другая профессиональная группа ярославских отходников не была так локализована, как строители.

Область строительного отхода охватывала несколько волостей востока Романово-Борисоглебского уезда, северо-востока Ярославского и юга Даниловского уездов[149]. Из 9 волостей в Петербург направлялось 85,8 % всех ярославских печников. Из 5 волостей с наиболее развитым штукатурным отходом – 75,4 % штукатуров, из одной – Диево-Городищенской волости Ярославского уезда – 65,1 % всех маляров.

Компактное пятно строительного отхода на востоке Ярославской губернии граничит с востока с Буйским, Солигаличским, Галичским, Чухломским и Кологривским уездами Костромской губернии, поставлявшими в Петербург большинство плотников, столяров и маляров. Строительный отход, занимавший в Ярославской губернии важное, хотя и не преобладающее положение, был главным занятием петербургских костромичей.

Статистические источники по отходникам-костромичам более скудные, чем по ярославцам. Земские переписи здесь не дают поволостной разбивки отходников по профессиям и направлению отхода. Тем не менее, труды местных и петербургских статистиков и краеведов и отчеты Костромского благотворительного общества в Петербурге позволяют воссоздать структуру этой мощной профессионально-земляческой группы, образующей единое целое со строителями из соседних уездов Ярославской губернии.

Еще в конце XVIII века в Солигаличском уезде 20 % крестьян были на посторонних заработках, в Кологриве и Галиче – 10 %[150]. Плотницкий и малярный отход в Петербург оставался основным источником дохода местных крестьян и в середине XIX века[151]. 36,8 % содержателей всех плотницких артелей столицы были костромскими крестьянами. Костромские крестьяне первенствовали среди маляров (57,5 % подрядчиков), столяров (21 % хозяев мастерских, 19,7 % рабочих), бочаров (76,2 % хозяев мастерских), гробовщиков (70,4 % всех хозяев), торговцев шапками и фуражками (44 % хозяев, 32,6 % приказчиков, 59,9 % одиночек)[152].

В августе 1901 г. статс-секретарь А. Н. Куломзин, пожизненный член Костромского благотворительного общества, осуществил перепись костромских крестьян, пребывавших в Петербурге. К организации переписи была привлечена столичная полиция. Куломзина интересовали, прежде всего, жилищные условия костромских строителей-отходников.

В Петербурге летом 1901 г. находилось 1618 костромских чернорабочих, 1393 штукатура, 829 разнорабочих, 619 печников, 286 бондарей, 284 слесаря, 259 кузнецов, 215 кровельщиков, 191 водопроводчик.

В начале XX века костромичи продолжали сохранять ведущее положение в строительном деле столицы: среди костромичей, упомянутых во «Всем Петербурге» за 1908 г., хозяев заведений малярного промысла – 25,7 %, плотницкого – 18,9 %, паркетного – 46,9 %; 21,6 % всех подрядчиков строительных работ.

Отход в Петербург из Костромской губернии сосредоточивался в компактном регионе на северо-западе губернии. И почти все отходники здесь были строительными рабочими.

Район малярного промысла занимал полосу, протянувшуюся с севера Кинешемского уезда до южной границы Вологодской губернии. В Солигаличском уезде маляры преобладали в Великовской, Гнездиловской, Корцовской, Нероновской волостях, в Чухломском – в Боровской, Бушновской, Судайской, Муравошской, Мирохановской, Идской волостях, в Галичском – в 18 из 23 волостей, в Кинешемском – в Клеванцевской, в Буйском – в Ильинской волости.

Плотники преобладали в Великовской, Вершковской, Зашугомской и Нольско-Березовской волостях Солигаличского уезда; Бушновской, Введенской, Вохтомской, Каликинской, Проселковской волостях Чухломского уезда; Ватамоновской, Вознесенской, Котельнической, Курловской, Ногатинской волостях Галичского уезда; Вожеровской, Ефремовской, Матвеевской, Никитинской, Николо-Паломской, Николо-Ширской, Савинской и Успено-Нейской волостях Кологривского уезда. Этот район вытянут с востока на запад вдоль границы Вологодской и Костромской губерний.

В Георгиевской и Тормановской волостях Солигаличского уезда, Коровской и Введенской Чухломского уезда среди отходников больше всего было столяров. Эти волости образуют два небольших компактных региона в верховьях реки Костромы.

Наконец, на границе с Ярославским и Даниловским уездами Ярославской губернии был распространен отход в каменщики (Левашовская и Чернозаводская волости Костромского уезда, Никольская волость Нерехтского уезда) и штукатуры (Шишкинская и Климовская волости Костромского уезда; Ковалевская, Никольская, Блазновская волости Нерехтского уезда)[153].

Подрядчики-костромичи, как и ярославцы, предпочитали брать на работу земляков. Так, «подрядчик-галичанин всегда старался организовать свою рабочую артель из своих однодеревенцев, знакомых и, в крайнем случае, из галичан. К рабочим малярам из других губерний и даже уездов он относился пренебрежительно, называя их не малярами, а «маларями»[154]. «Чухломские отходники работали главным образом у своих подрядчиков чухломичей»[155]. Наконец, исследователь Солигаличского уезда пишет: «В одной деревне все маляры, в другой – бондари, есть целые волости, высылающие на сторону одних плотников. Если в деревне живет какой-либо крупный хозяин-промышленник, то вся деревня старается слать ему своих детей на обучение»[156].

Помимо пограничных уездов Костромской и Ярославской губерний существовал еще один район строительного отхода, который охватывал юго-запад Тверской губернии. Из губернии отходило 1386 печников, больше всего из Ивановской волости Бежецкого уезда (206 челвоек), Гнездовской (305) и Татьянковской (124) волостей Старицкого уезда.

Каменщиков-тверичей в дальнем отходе было 3552. Из них 2460 (69,3 %) отходило из замкнутого региона на стыке Новоторжского и Старицкого уездов: из Дарской волости Старицкого уезда – 674, из Страшневской – 258, из Мошковской волости – 702, из Сукроминской – 573, из Прямухинской – 253. В Сукроминской волости только из Загорья отходило 69 каменщиков, из Анфимово – 62. Уходили тверские каменщики по преимуществу в Петербург (из Сукроминской волости в Петербург отходило 93,0 % всех отходников, из Мошковской – 74,6 %). Из Тверской губернии в дальний отход направлялись также 870 маляров и 1324 штукатура.

«Будучи пришельцем в городе, рабочий-строитель держался за своего хозяина, у которого зачастую он бывал в долгу из сезона в сезон. Задолжать хозяину было не трудно, так как расплата часто велась авансами нерегулярно: а попав в петлю к подрядчику, поневоле приходилось идти к нему и на следующий сезон. Многие подрядчики ездили зимой в деревню и там нанимали рабочих на лето, закабаляя их заранее выданными задатками…»[157].

В строительном деле, требовавшем значительной физической силы, труд детей и подростков был употребляем меньше, чем, скажем, в торговле, трактирном или портняжном промысле. У ярославских отходников, например, дети до 16 лет составляли 6,5 % всех печников и 3,9 % штукатуров, в то время как среди всех ярославских питерщиков их доля составляла 10,5 %. Исключением среди строителей являлись только обойщики (18 %)[158].

Строительный отход начинался в 14–17 лет. На три года ученик, которого в строительном деле называли первогодком, отдавался в распоряжение мастера или подрядчика. Поначалу он использовался на самых тяжелых, грязных, не требовавших специальной квалификации работах: на хозяйской кухне, при уборке мусора, сборе и чистке рабочего инструмента, на посылках в москательную лавку (торгующую красками, клеем и пр. – Ред.). Денег не полагалось, работа шла за харчи и угол.

Ученики проходили своеобразный обряд инициации: подмастерья посылали их ради смеха в мелочную лавку купить на 3 копейки «потасовки» или «совкового масла». Практиковалась и такая «шутка»: «мастер или подмастерье подносил к физиономии ученика кисть, жирно омоченную клейстером, и говорил: "А ну-ка плюнь на кисть и смотри, как она закипит". Ученик плевал и получал удар в физиономию грязной тряпкой при торжествующем хохоте своего учителя: "Смотри, закипело, ха-ха-ха! Иди, умывайся". Такие "шутки" проделывались добродушно, для развлечения, и на них ученик не имел права обижаться»[159].

Через три года ученичества ученик получал от хозяина приличный костюм, пальто, шапку, сапоги с галошами, две пары белья и 30 рублей денег, и настоящим питерщиком возвращался на побывку в деревню, поражая земляков франтоватым видом, подарками матери и сестрам и мятными пряниками соседским детям.

Особенность строительного отхода в том, что в отличие от представителей большинства других профессий (за исключением огородников) строители ежегодно по окончании рабочего сезона возвращались в деревню. На зиму в столице, как правило, оставались лишь те, кто пропивал заработанные деньги и кому незачем и не на что было возвращаться домой или, наоборот, высококвалифицированные работники (прежде всего обойщики и штукатуры), работавшие на отделке внутренних помещений.

Подавляющее большинство строителей отправлялось на промысел в конце зимы и весной. В деревне оставались «только болезненные и глуповатые мальчики, которые по родительским соображениям не годятся для столичной жизни, не ужившиеся в Питере, старики, старосты, недоимщики, высланные по этапу, ослабшие люди (любящие выпить, погулять): "куда уж мне идти, я здесь за эти годы совсем обрусел и порядки-то питерские забыл"»[160].

Раньше всех в Петербург отправлялись плотники (они могли работать и на снегу). В дальний путь все деревенские мужики следовали вместе. Солигаличане сплавлялись на больших лодках (белянах) по реке Костроме до Волги, потом на пароходе до Рыбинска, а оттуда на поезде до Петербурга[161]. Галичане ехали на промысел на тройках «со звоном бубенцов, с чиканьем и песнями» через Дюбим на железнодорожную станцию Пречистая[162].

Возвращались из Петербурга в октябре-ноябре. Прибытие питерщиков – важнейшее событие в деревенской жизни: «они сразу же задавали тон и резко выделялись из серой деревенской толпы. На питерщиков и остающихся дома "домолегов" деревня имела свой собственный предвзятый взгляд. Она усматривала в каждом из домолегов грубость и неповоротливость, в то время как питерщики у нее считались «фартовыми»[163].

В Петербурге зимой задерживались подрядчики и загулявшие строители, пропившие заработок. «Если с маляром случался загул осенью, когда кончались работы, то загулявшему приходилось туго… горемыкам приходилось зимовать в Питере и кое-как пробиваться случайным заработком, ютиться в холодных углах… Некоторые отправлялись домой пешком (от Питера до Галича 637 верст), но, увы, большинство таких путешественников по дороге попадали "на блок", то есть на этап… Пересыльные пункты трактовых дорог между Питером и Галичем немало пропустили через свои мрачные недра вместе с ворами и бродягами и злосчастных галичских мастеров»[164]. В Солигалич «по липовой линии» (в лаптях по этапу – Л. Л.) в 1884 г. из Петербурга вернулось 84 строителя[165].

Еще один район строительного отхода в Петербург – север Тверской губернии. Отсюда шли в столицу каменщики и каменотесы, работавшие на изготовлении могильных памятников, обтеске колонн и гранитных плит. Из Тверской губернии отходило 1489 каменотесов: 870 из Новоторжского уезда, 331 – из Тверского, 120 из Старицкого, 102 – из Зубцовского уезда.

В Новоторжском уезде каменотесы отходили из трех северных волостей: Поведской (609), Пречистокамской (114), Никольской (120). Особенно развит этот вид отхода в деревнях Заход (42 человека), Подсосенка (42), Яконово (65), Заполье (41) Поведской волости. В Никольской волости каменотесами были бывшие крепостные знаменитого петербургского архитектора Н. А. Львова из Челядина (19 человек), Вишени (34), Сосенки (18). Надо отметить, что вышеперечисленные волости большинство отходников направляли именно в Петербург: Поведская – 85,8 %, Пречистокамская – 71,4 %, Никольская – 68,2 %.

Отход начинался в мае; возвращались каменотесы в город на Казанскую (22 октября). Каменотес должен был иметь свой инструмент – три «кирги» (по рублю каждая), наугольники (15 копеек), правилки (5 копеек), гвозди.

Ни в одной из отходнических групп земляческие отношения не были такими тесными, как в строительстве. Вся деревня держалась одной строительной специальности, и все выходившие из нее отходники работали у своих земляков-подрядчиков. «Коллективной пролетарской спаянности среди большинства питерщиков не наблюдалось. Психологию их можно назвать узкоместнической; если у них и была товарищеская спаянность в городе, то разве между земляками одной деревни или нескольких соседних деревень. Все эти земляки, знакомые, сваты и браты объединялись вокруг своего хозяина и тянули свою трудовую лямку… чуждались незнакомых пришельцев, всяких новых веяний, а в особенности забастовок, и этим они добровольно усиливали хозяйскую кабалу»[166].

Рядовой рабочий получал в среднем 177 (печники), 190 (штукатуры), 195 (каменщики) рублей за строительный сезон продолжительностью семь месяцев. Маляры зарабатывали от 1,5 до 2 рублей в день (70-150 в сезон), столяры от 1,2 до 2 рублей (50-140 в сезон), паркетчик – 1 рубль 60 копеек, плотники от 10 до 30 рублей в месяц на хозяйском содержании, водопроводчики – 250 рублей в сезон, бочары – 100–200[167].

Тверские каменщики работали артелью в 20–40 человек (деревней). Во главе артели стоял выборный – он и еще 3–4 человека вели хозяйство артели и заключали сделки. Заработок за сезон – 120–130 рублей. По деревенским масштабам – неплохой заработок, так что каменщики жили и одевались лучше, чем плотники, пильщики и другие отходники из тех же волостей.

В Петербурге каменотесы или составляли артель, или нанимались к подрядчикам. Один из членов артели избирался ее членами старшим или артельщиком. Он вел все переговоры и расчеты с подрядчиком. Артель работала, как правило, сдельно. При изготовлении каменных лестниц, например, плата была пропорциональна числу ступеней, их высоте и требуемой чистоте отделки. Обработка сажени плиты для фундамента стоила от 70 (пудожская плита) до 80 (гранит) копеек. За квадратный аршин панели брали 7 копеек.

Жили и столовались каменотесы на артельной квартире за 9 рублей в месяц, чай пили все вместе в трактире. Осенью распределяли заработанное. В 1887 г. артельщик получал за сезон 170 рублей, лучшие рабочие («первой руки») – по 135, средние – по 110, худшие – по 95. У подрядчиков каменотесы за сезон получали от 70 до 120 рублей в зависимости от квалификации (на хозяйских харчах и квартире)[168].

Артели выполняли часто целый комплекс работ. Маляры, например, расписывали по трафарету стены и потолки, карнизы, полы, двери, клеили обои (ремонт средней трехкомнатной квартиры стоил 20–25 рублей). Они же вставляли стекла в рамы (двойная рама – 15–30 копеек), писали вывески, окрашивали крыши[169].

Жили строители на артельной квартире по несколько человек. Артельная квартира – обычно полуподвальная комната, снимавшаяся за счет хозяина поблизости от места стройки или в самом недостроенном доме. Условия жизни строителей – притча во языцех во всех отчетах петербургских санитарных врачей: «Комната 6 на 5 аршин (4,5 на 3,5 метра – Л. Л.); нары сплошь вверху и внизу, и в грязи на них спали десятки человек»[170]; «смрад, вонь от развешенной мокрой одежды, грязь и масса насекомых… Спят на нарах; тут же готовится пища»[171]. Уже упомянутое исследование А. Куломзина (он лично осмотрел 36 квартир – 65 комнат костромских отходников в Рождественской части) показало: в среднем на одного костромича приходилось 7,4 м³ жилого пространства (гигиеническая норма городской управы – 20 м³, в ночлежках Берлина – 18 м³, согласно нормам английского закона о бедных – 13,5 м³).

Всего в 65 осмотренных Куломзиным комнатах помещалось 380 человек. В одной квартире из трех комнат жила артель плотников, состоявшая из 16 взрослых и 6 детей, в другой, из четырех комнат, – 23 каменщика, в третьей – 21 каменщик помещался в двух небольших комнатах и т. д. На двух человек полагались одни нары. Спали и на кухнях. Треть квартир находилась в подвальных помещениях, большинство комнат были сырыми[172]. В артели штукатуров на Глазовой улице 60 человек жили в нескольких комнатах с нарами, на которых не было ничего, кроме мешков с вещами, служивших подушками[173].

Готовила пищу специально нанятая артельная кухарка. На питание в день уходило в среднем 25–30 копеек на человека. Рабочий день строителя продолжался в среднем 14 часов: с 6 утра до 8 вечера с перерывами на завтрак (состоявший из одного хлеба), обед (двухчасовой перерыв с 12 до 14); в 17 часов – чай.

Костромские строители жили по преимуществу в районах новостроек; так, в конце XIX века особенно много их было на Песках[174]. Дюбимым местом отдыха костромских строителей был трактир «Солигалич» на углу Дегтярной и 4-й Рождественской[175].

Наиболее квалифицированные подмастерья выбивались в мастера. Мастер осуществлял лучшую, чистую, требовавшую особой квалификации работу. У маляров, например, это была «разделка дверей под разные дерева, раскрышка потолков соответствующими тонами, писанье углов, розеток, тяга филенок; они работали во дворцах, в музеях, в театрах, нередко являлись незаменимыми помощниками художников и живописцев»[176].

Грамотные, непьющие, исполнительные рабочие, часто родственники хозяина назначались десятниками. Они распределяли строителей по работам, выдавали материал, руководили работой на площадке. «У крупного подрядчика десятники распоряжались сотнями рабочих, сами почти не брались за кисть, а лишь надсматривали за работами или сидели в трактирах в компаниях управляющих и старших дворников ремонтируемых зданий»[177]. Десятники, приобретая знакомства среди потенциальных заказчиков, правдами и неправдами сколачивали первоначальный капитал и становились подрядчиками.

До такой высоты в строительном деле добирались немногие: хозяева составляли 0,6 % ярославских каменщиков, 4,7 % печников, 2,9 % штукатуров. Жили подрядчики в Петербурге постоянно, но связи с родиной не прерывали. Подрядчики, как правило, выписывали рабочих из своей деревни или волости.

Строительная артель, состоявшая из односельчан, не расстававшаяся ни на работе, ни в течение короткого отдыха, подчинявшаяся десятникам и подрядчикам из того же селения или волости, представляла собой своеобразный филиал конкретной ярославской, тверской или костромской деревни в Петербурге.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.